А может, там жили викинги, которых не пустили в Валгаллу. Ни один человек в здравом уме не стал бы там жить добровольно. Что касается их бесхвостых котов, то я уверен, что любой из нас счел бы кошачий хвост настоящим деликатесом, если сравнить с тем, что им приходится есть каждый день.
Мистер Кисс прислонился спиной к резной спинке скамьи из красного дерева. Они сидели в «Римском солнце», перестроенном в пивной бар.
После третьей кружки внимание Себастьяна Басхолла стало рассеянным.
— Так вы глотали огонь на острове Мэн?
— Там этим многие занимались. Просто чтобы согреться. Но я — нет. Однако именно туда был сослан несчастный снайпер. В провинции моя память обычно сдает, так что, к своему стыду, как назывался театр, я тоже забыл. Это было одно из таких летних шоу, на которые люди ходили от безысходности, пока в пансионах не надумали выносить телевизор в холл. Как мне в то лето хотелось купаться! Я ведь не из тех, кто оплакивает конец театральных сезонов. На телевидении более гуманные работодатели и более надежные кассиры, а главное, не нужно так часто уезжать из Лондона. Именно телереклама спасла мою жизнь и достоинство. А почему тебя интересует пожирание огня, Себастьян?
Юный агент по продаже недвижимости повернулся, и на мгновение пиво в его кружке осветилось лучом зимнего солнца, приобретя живой, красновато-золотой цвет. Себастьян был уже так хорош, что ответил не задумываясь:
— Мне просто интересно было узнать, как это делается, вот и все.
— Трюк заключается в том, чтобы не держать огонь во рту слишком долго. Можешь попробовать сам. Смотри.
Мистер Кисс достал из кармана пальто коробок. Вытащил спичку и зажег ее. Потом открыл рот и проглотил пламя:
— Вот и все. Поскольку кислорода во рту нет, то пламя гаснет. Ты, кажется, уже четвертый, кто меня об этом расспрашивал.
— В «Новостях» показывали пожирателя огня, который обжег себе лицо!
Джозеф Кисс поднял кружку и удивился, как много пива еще в ней осталось.
— Страшная тайна совпадений раскрыта, и все разъяснилось. Самое простое объяснение всегда оказывается самым лучшим.
Он поставил кружку на влажную салфетку, перевел дыхание, а потом выпил всю залпом.
— Моя очередь, мистер Кисс, — сказал Себастьян, показав на часы. Ему нужно было вернуться в контору через пятнадцать минут. Сквозь толпу хохочущих, дымящих сигарами посетителей в добротных костюмах и крахмальных рубашках он поспешил по темному ковру к барной стойке и сунул два фунта бармену — крепко сбитому, покрытому татуировками Питеру Эдричу с мокрой от испарины седой шевелюрой. Ему приходилось то и дело протирать ручки пивных автоматов с тем же усердием, с каким он ухаживал за паровой машиной на речном пароме в дни своей молодости.
— Пожалуйста, пинту и полпинты самого лучшего, сквайр.
Себастьян глянул сквозь затуманенное оконное стекло на перекресток Майл-Энд-роуд, на свое агентство, на знакомые фигуры за письменными столами. Герри Петтит ушел за полчаса до него и все еще не вернулся. Себастьян расслабился. Четверг — не самый тяжелый день для местных агентов по недвижимости. Обычно он приводил в «Римское солнце» выгодных клиентов, а сам предпочитал обедать в небольших и более дешевых пабах, расположенных в переулках, но ему страшно нравились регулярные визиты мистера Кисса по четвергам, и он считал их встречи отчасти деловыми, потому что мистер Кисс давал ему информацию о других районах Лондона и всегда знал, идет ли на продажу какой-нибудь фамильный особняк в Илинге или в Бромли.
Сегодня мистер Кисс был явно в ударе, и поэтому Себастьян осмелился задать ему следующий вопрос, давно его занимавший:
— Прошу вас простить меня, если я покажусь вам слишком любопытным, мистер Кисс, — сказал он, потягивая пиво из кружки, — но где вы сами-то живете? Я имею в виду, что вы знакомы с таким множеством лондонских закоулков. Но я точно знаю, что вы не из этого района.
Джозеф Кисс с нескрываемым наслаждением пил пиво.
— Доверительно сообщаю тебе, Себастьян, что я в разное время проживал между Вест-Эндом, Кенсингтоном и Челси, Сити, Ист-Эндом, западными пригородами, в основном Чизиком, Актоном и Хаммерсмитом, а также северными пригородами от Кэмдена до Финчли, южными: Баттерси, Брикстоном, Норвудом и так далее, и восточными, скажем, до самого Дагнема и Апминстера. Я везде успел пожить.
— У меня создалось впечатление, что вы жили, — Себастьян вновь сверился со своими часами: у него оставалось еще семь минут, — в Белом городе?
Джозеф Кисс моргнул, словно была задета его чувствительная струна.
— Милый мальчик, в белом городе или черном, — сказал он отсутствующим тоном, — но только не в сером. Серых городов нет, по крайней мере в мире Джозефа Кисса.
Он поднял кружку и осушил ее до половины.
— У меня есть пристанище в Актоне, уголке процветающем, хотя на первый взгляд этого и не скажешь, и есть другое — в Брикстоне, вечном средоточии лондонского рабочего класса. Там же обычно живут и те, кто не добился успеха на театральном поприще. А вот те, кто успеха добился, по традиции селятся в Брайтоне. Я видел, как работают ипподромные жучки. Я был свидетелем взлета и падения брикстонской «Цепной банды», названной так потому, что их любимым оружием были велосипедные цепи. Я видел и другие компании жестоких молодых людей. Ты-то не помнишь схватку стиляг из «Цепной банды» с белемскими «Чернорубашечниками» на лугу под Тутингом! Тогда несколько парней были убиты, а многие — серьезно ранены. И хотя этот район сейчас привлекает солидных жильцов, он по-прежнему мне интересен. Еще у меня есть квартирка в Хэмпстеде. Оттуда открывается отличный вид, но в основном я живу на Флит-стрит, в самом центре, в одном из частных домов семнадцатого века, по соседству с доктором Джонсоном.
— Рядом с «Головкой сыра»?
— Я никогда не называл нашего гения «сырной головкой», мой милый мальчик, несмотря на все его недостатки. Вижу, что ты уже допил свои полпинты. Не хочешь еще по одной? На ход ноги?
— Мне надо идти, мистер Кисс. Наверное, вы бы могли с большой выгодой продать квартиру на Флит-стрит, а?
— К сожалению, это не мое имущество. Я управляю им по доверенности.
Вновь озадаченный, Себастьян Басхолл застегнул пиджак, обмотал шею коротким шарфом из шотландки, засунув концы за борт пиджака, надел вельветовое пальто и со словами «Увидимся на следующей неделе!» ринулся в свою контору.
Джозеф Кисс с улыбкой обернулся навстречу краснощекой Одри в белом передничке, которая собирала тарелки с остатками сосисок, бобов, пудинга и маринованных овощей «по-солдатски».
— Запеканка сегодня была просто превосходной, дорогая.
— Да? — повела она плечами, давая понять, что слишком занята для болтовни. — Рада, что тебе понравилось, милый.
Допив пиво, мистер Кисс осторожно поставил кружку на стол и снял с вешалки свою широкополую шляпу, длинный шарф и зонт. Он был ярым сторонником любых английских чудачеств. Эти чудачества предоставляли ему независимость и позволяли сохранять дистанцию при общении. Махнув на прощанье рукой бармену и посетителям, он покинул теплую, уютную атмосферу «Римского солнца» и двинулся огромными шагам на восток в сторону Сент-Мэри-ле-Боу и паба «Сент-Клементз-Армз», на встречу со своим старым другом Данди Банаджи, чья колонка «Лондонские переулки» была одной из немногих постоянных рубрик газеты «Бомбей дейли мейл». Их отношения носили до некоторой степени профессиональный характер. Фигурируя еженедельно в графе «информация и затраты» в списке расходов Банаджи, мистер Кисс снабжал журналиста важными сведениями и достиг статуса регулярного персонажа колонки, появляясь под именем Старожила или Нашего лондонского друга.
Когда снова выглянуло солнце и даже замерзшие кучи грязного снега стали выглядеть относительно свежими, сердце мистера Кисса запело. Нудное движение транспорта настолько не соответствовало общему настроению дня, что он едва сдержался, чтобы не крикнуть водителям: «Эй, вы! Веселее!»
— Ты старый обманщик, Кисс, — сказал он сам себе, довольно усмехнувшись. — Но, по крайней мере, ты не делаешь никому ничего плохого.
Благодаря привычке приукрашивать свой образ и тем держать собеседников на некотором отдалении, ему удалось заставить бедного агента по недвижимости поверить в то, что он является собственником четырех особняков в Лондоне, хотя на самом деле это были четыре жалкие квартирки, приобретенные им буквально по случаю. Он нахмурился, почувствовав, что к шуму автомобилей примешивается гул человеческих голосов.
Двадцать минут в пустом вагоне на Южной пригородной. Я не покупаю газет, разве что ради гороскопа. К тому же, конечно, там программа телевидения. Должен признать, что это заставило меня заинтересоваться новостями. Некоторые из них меня шокировали. Вот почему я решил заняться политикой. Попав в местное правительство, я перестал заглядывать в новостные колонки, а став членом парламента, перестал читать газеты вообще. Теперь я даже книг не читаю. Моя жена. Что они там задумали строить у Паддингтона ? К одиннадцати утра мясо на рынке начинает попахивать. Вот почему мы с женой приехали сюда. Собственно, это было во время войны. Мы бежали из Копенгагена. Мир казался таким прекрасным. Она вернулась в Данию, а я остался. Теобальдс-роуд. У часовой мастерской.
Над Майл-Энд-роуд звучал ансамбль раздраженных голосов. От плохой погоды у всех было испорчено настроение. Худшая зима с сорок седьмого года, того ужасного года, когда он был убежден, что умрет. Он выступал в пантомиме на «Стритхэм-Гранд». В последнюю минуту его пожалели и дали роль дядюшки Гуся. Кисс играл тогда с благодарным воодушевлением. Согласно местной прессе, он стал звездой сезона, но по вечерам ему приходилось мерзнуть по дороге домой, преодолевая пешком больше мили. Это было для него самым трудным испытанием. В конце представления он снимал гусиную маску, натягивал пальто поверх театрального костюма, заматывал шарфом шею, напяливал шапку и, схватив зонт, ковылял на перепончатых желтых «лапах» домой в Брикстон, не обращая внимания на всеобщее удивление. Дважды его останавливали полицейские и, сочувственно выслушав, соглашались, что ни один закон не запрещает разгуливать по улицам Лондона гусиным шагом. Лет десять спустя, теплым летним вечером он решил прогуляться по тому же маршруту вверх на Стритем-Хилл, как оказалось лишь для того, чтобы чуть не напороться на нож какого-то незадачливого грабителя. Пиджак, правда, пришлось зашивать. Но вскоре, добавлял он, экономика пошла на подъем, и молодые люди сменили ножи на самокрутки с марихуаной и начали одеваться куда более привлекательно. На какое-то время в Брикстоне воцарились мир и покой.
Он понимал, что выпил больше, чем обычно. «Жизнь идет то вверх, то вниз, но, старик, это и есть прогресс». Немногочисленные прохожие на Майл-Энд-роуд начали обходить его стороной. Они выпускали изо рта клубы белого пара, как персонажи комиксов. Слов было не много, будто художник внезапно устал рисовать.
Он один из лидеров Национального фронта. Держит под собой Уайт-Сити, Шепердз-Буш, Харлсден. Видите ли, у него диабет, и он начал слепнуть. Не хочет ложиться в больницу. Фамилия Томас, и он, к слову, был близким другом Дилана Томаса. Чуть ли не родственник. Чистая правда: в больнице Святой Марии родился младенец с двумя лицами. Одно лицо спереди головы, совершенно нормальное, а другое — сбоку. Эти еврейчики из Голдерз-Грин скупают всю землю. В том квартале полно всякого сброда. У миссис Тейлор не было электричества. Не было ни туалета в доме, ни газа. Что с нами случилось? Я могу запомнить все. Знал, что найду тебя здесь ты предсказывала судьбу в прачечной а на улице шел дождь. Джек взял молоток. Я решил на всякий случай тебя предупредить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92
Мистер Кисс прислонился спиной к резной спинке скамьи из красного дерева. Они сидели в «Римском солнце», перестроенном в пивной бар.
После третьей кружки внимание Себастьяна Басхолла стало рассеянным.
— Так вы глотали огонь на острове Мэн?
— Там этим многие занимались. Просто чтобы согреться. Но я — нет. Однако именно туда был сослан несчастный снайпер. В провинции моя память обычно сдает, так что, к своему стыду, как назывался театр, я тоже забыл. Это было одно из таких летних шоу, на которые люди ходили от безысходности, пока в пансионах не надумали выносить телевизор в холл. Как мне в то лето хотелось купаться! Я ведь не из тех, кто оплакивает конец театральных сезонов. На телевидении более гуманные работодатели и более надежные кассиры, а главное, не нужно так часто уезжать из Лондона. Именно телереклама спасла мою жизнь и достоинство. А почему тебя интересует пожирание огня, Себастьян?
Юный агент по продаже недвижимости повернулся, и на мгновение пиво в его кружке осветилось лучом зимнего солнца, приобретя живой, красновато-золотой цвет. Себастьян был уже так хорош, что ответил не задумываясь:
— Мне просто интересно было узнать, как это делается, вот и все.
— Трюк заключается в том, чтобы не держать огонь во рту слишком долго. Можешь попробовать сам. Смотри.
Мистер Кисс достал из кармана пальто коробок. Вытащил спичку и зажег ее. Потом открыл рот и проглотил пламя:
— Вот и все. Поскольку кислорода во рту нет, то пламя гаснет. Ты, кажется, уже четвертый, кто меня об этом расспрашивал.
— В «Новостях» показывали пожирателя огня, который обжег себе лицо!
Джозеф Кисс поднял кружку и удивился, как много пива еще в ней осталось.
— Страшная тайна совпадений раскрыта, и все разъяснилось. Самое простое объяснение всегда оказывается самым лучшим.
Он поставил кружку на влажную салфетку, перевел дыхание, а потом выпил всю залпом.
— Моя очередь, мистер Кисс, — сказал Себастьян, показав на часы. Ему нужно было вернуться в контору через пятнадцать минут. Сквозь толпу хохочущих, дымящих сигарами посетителей в добротных костюмах и крахмальных рубашках он поспешил по темному ковру к барной стойке и сунул два фунта бармену — крепко сбитому, покрытому татуировками Питеру Эдричу с мокрой от испарины седой шевелюрой. Ему приходилось то и дело протирать ручки пивных автоматов с тем же усердием, с каким он ухаживал за паровой машиной на речном пароме в дни своей молодости.
— Пожалуйста, пинту и полпинты самого лучшего, сквайр.
Себастьян глянул сквозь затуманенное оконное стекло на перекресток Майл-Энд-роуд, на свое агентство, на знакомые фигуры за письменными столами. Герри Петтит ушел за полчаса до него и все еще не вернулся. Себастьян расслабился. Четверг — не самый тяжелый день для местных агентов по недвижимости. Обычно он приводил в «Римское солнце» выгодных клиентов, а сам предпочитал обедать в небольших и более дешевых пабах, расположенных в переулках, но ему страшно нравились регулярные визиты мистера Кисса по четвергам, и он считал их встречи отчасти деловыми, потому что мистер Кисс давал ему информацию о других районах Лондона и всегда знал, идет ли на продажу какой-нибудь фамильный особняк в Илинге или в Бромли.
Сегодня мистер Кисс был явно в ударе, и поэтому Себастьян осмелился задать ему следующий вопрос, давно его занимавший:
— Прошу вас простить меня, если я покажусь вам слишком любопытным, мистер Кисс, — сказал он, потягивая пиво из кружки, — но где вы сами-то живете? Я имею в виду, что вы знакомы с таким множеством лондонских закоулков. Но я точно знаю, что вы не из этого района.
Джозеф Кисс с нескрываемым наслаждением пил пиво.
— Доверительно сообщаю тебе, Себастьян, что я в разное время проживал между Вест-Эндом, Кенсингтоном и Челси, Сити, Ист-Эндом, западными пригородами, в основном Чизиком, Актоном и Хаммерсмитом, а также северными пригородами от Кэмдена до Финчли, южными: Баттерси, Брикстоном, Норвудом и так далее, и восточными, скажем, до самого Дагнема и Апминстера. Я везде успел пожить.
— У меня создалось впечатление, что вы жили, — Себастьян вновь сверился со своими часами: у него оставалось еще семь минут, — в Белом городе?
Джозеф Кисс моргнул, словно была задета его чувствительная струна.
— Милый мальчик, в белом городе или черном, — сказал он отсутствующим тоном, — но только не в сером. Серых городов нет, по крайней мере в мире Джозефа Кисса.
Он поднял кружку и осушил ее до половины.
— У меня есть пристанище в Актоне, уголке процветающем, хотя на первый взгляд этого и не скажешь, и есть другое — в Брикстоне, вечном средоточии лондонского рабочего класса. Там же обычно живут и те, кто не добился успеха на театральном поприще. А вот те, кто успеха добился, по традиции селятся в Брайтоне. Я видел, как работают ипподромные жучки. Я был свидетелем взлета и падения брикстонской «Цепной банды», названной так потому, что их любимым оружием были велосипедные цепи. Я видел и другие компании жестоких молодых людей. Ты-то не помнишь схватку стиляг из «Цепной банды» с белемскими «Чернорубашечниками» на лугу под Тутингом! Тогда несколько парней были убиты, а многие — серьезно ранены. И хотя этот район сейчас привлекает солидных жильцов, он по-прежнему мне интересен. Еще у меня есть квартирка в Хэмпстеде. Оттуда открывается отличный вид, но в основном я живу на Флит-стрит, в самом центре, в одном из частных домов семнадцатого века, по соседству с доктором Джонсоном.
— Рядом с «Головкой сыра»?
— Я никогда не называл нашего гения «сырной головкой», мой милый мальчик, несмотря на все его недостатки. Вижу, что ты уже допил свои полпинты. Не хочешь еще по одной? На ход ноги?
— Мне надо идти, мистер Кисс. Наверное, вы бы могли с большой выгодой продать квартиру на Флит-стрит, а?
— К сожалению, это не мое имущество. Я управляю им по доверенности.
Вновь озадаченный, Себастьян Басхолл застегнул пиджак, обмотал шею коротким шарфом из шотландки, засунув концы за борт пиджака, надел вельветовое пальто и со словами «Увидимся на следующей неделе!» ринулся в свою контору.
Джозеф Кисс с улыбкой обернулся навстречу краснощекой Одри в белом передничке, которая собирала тарелки с остатками сосисок, бобов, пудинга и маринованных овощей «по-солдатски».
— Запеканка сегодня была просто превосходной, дорогая.
— Да? — повела она плечами, давая понять, что слишком занята для болтовни. — Рада, что тебе понравилось, милый.
Допив пиво, мистер Кисс осторожно поставил кружку на стол и снял с вешалки свою широкополую шляпу, длинный шарф и зонт. Он был ярым сторонником любых английских чудачеств. Эти чудачества предоставляли ему независимость и позволяли сохранять дистанцию при общении. Махнув на прощанье рукой бармену и посетителям, он покинул теплую, уютную атмосферу «Римского солнца» и двинулся огромными шагам на восток в сторону Сент-Мэри-ле-Боу и паба «Сент-Клементз-Армз», на встречу со своим старым другом Данди Банаджи, чья колонка «Лондонские переулки» была одной из немногих постоянных рубрик газеты «Бомбей дейли мейл». Их отношения носили до некоторой степени профессиональный характер. Фигурируя еженедельно в графе «информация и затраты» в списке расходов Банаджи, мистер Кисс снабжал журналиста важными сведениями и достиг статуса регулярного персонажа колонки, появляясь под именем Старожила или Нашего лондонского друга.
Когда снова выглянуло солнце и даже замерзшие кучи грязного снега стали выглядеть относительно свежими, сердце мистера Кисса запело. Нудное движение транспорта настолько не соответствовало общему настроению дня, что он едва сдержался, чтобы не крикнуть водителям: «Эй, вы! Веселее!»
— Ты старый обманщик, Кисс, — сказал он сам себе, довольно усмехнувшись. — Но, по крайней мере, ты не делаешь никому ничего плохого.
Благодаря привычке приукрашивать свой образ и тем держать собеседников на некотором отдалении, ему удалось заставить бедного агента по недвижимости поверить в то, что он является собственником четырех особняков в Лондоне, хотя на самом деле это были четыре жалкие квартирки, приобретенные им буквально по случаю. Он нахмурился, почувствовав, что к шуму автомобилей примешивается гул человеческих голосов.
Двадцать минут в пустом вагоне на Южной пригородной. Я не покупаю газет, разве что ради гороскопа. К тому же, конечно, там программа телевидения. Должен признать, что это заставило меня заинтересоваться новостями. Некоторые из них меня шокировали. Вот почему я решил заняться политикой. Попав в местное правительство, я перестал заглядывать в новостные колонки, а став членом парламента, перестал читать газеты вообще. Теперь я даже книг не читаю. Моя жена. Что они там задумали строить у Паддингтона ? К одиннадцати утра мясо на рынке начинает попахивать. Вот почему мы с женой приехали сюда. Собственно, это было во время войны. Мы бежали из Копенгагена. Мир казался таким прекрасным. Она вернулась в Данию, а я остался. Теобальдс-роуд. У часовой мастерской.
Над Майл-Энд-роуд звучал ансамбль раздраженных голосов. От плохой погоды у всех было испорчено настроение. Худшая зима с сорок седьмого года, того ужасного года, когда он был убежден, что умрет. Он выступал в пантомиме на «Стритхэм-Гранд». В последнюю минуту его пожалели и дали роль дядюшки Гуся. Кисс играл тогда с благодарным воодушевлением. Согласно местной прессе, он стал звездой сезона, но по вечерам ему приходилось мерзнуть по дороге домой, преодолевая пешком больше мили. Это было для него самым трудным испытанием. В конце представления он снимал гусиную маску, натягивал пальто поверх театрального костюма, заматывал шарфом шею, напяливал шапку и, схватив зонт, ковылял на перепончатых желтых «лапах» домой в Брикстон, не обращая внимания на всеобщее удивление. Дважды его останавливали полицейские и, сочувственно выслушав, соглашались, что ни один закон не запрещает разгуливать по улицам Лондона гусиным шагом. Лет десять спустя, теплым летним вечером он решил прогуляться по тому же маршруту вверх на Стритем-Хилл, как оказалось лишь для того, чтобы чуть не напороться на нож какого-то незадачливого грабителя. Пиджак, правда, пришлось зашивать. Но вскоре, добавлял он, экономика пошла на подъем, и молодые люди сменили ножи на самокрутки с марихуаной и начали одеваться куда более привлекательно. На какое-то время в Брикстоне воцарились мир и покой.
Он понимал, что выпил больше, чем обычно. «Жизнь идет то вверх, то вниз, но, старик, это и есть прогресс». Немногочисленные прохожие на Майл-Энд-роуд начали обходить его стороной. Они выпускали изо рта клубы белого пара, как персонажи комиксов. Слов было не много, будто художник внезапно устал рисовать.
Он один из лидеров Национального фронта. Держит под собой Уайт-Сити, Шепердз-Буш, Харлсден. Видите ли, у него диабет, и он начал слепнуть. Не хочет ложиться в больницу. Фамилия Томас, и он, к слову, был близким другом Дилана Томаса. Чуть ли не родственник. Чистая правда: в больнице Святой Марии родился младенец с двумя лицами. Одно лицо спереди головы, совершенно нормальное, а другое — сбоку. Эти еврейчики из Голдерз-Грин скупают всю землю. В том квартале полно всякого сброда. У миссис Тейлор не было электричества. Не было ни туалета в доме, ни газа. Что с нами случилось? Я могу запомнить все. Знал, что найду тебя здесь ты предсказывала судьбу в прачечной а на улице шел дождь. Джек взял молоток. Я решил на всякий случай тебя предупредить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92