Я уже прочла его несколько раз и, проглядывая снова, прихожу к выводу, что в эпистолярном стиле Тим Шварц так же неконкретен, как и на словах.
«Информация, имеющая отношение к реальным отчетным документам». Что он имеет в виду?
– Вы говорите об информации. Нельзя ли поподробнее? Это помогло бы в поисках необходимых вам материалов.
– Ну, понимаете… – Он напряженно пожимает плечами. – В принципе, нужно все. Переписка, счета, контракты, договоры.
– Понятно, – киваю я.
Лучи солнца пробиваются сквозь облака, неожиданно ярко отражаясь от стекол оранжереи. Я непроизвольно мигаю.
– Проблема в том, миссис Ричмонд, – продолжает Шварц довольно резко, – что в настоящее время вся наша работа полностью остановилась. Проваливаются все планы. Ни один ребенок из числа сирот не получает от нас ничего… Пока аудиторы не закончат проверку, все наши счета заблокированы. А вы должны понимать, что без денег мы ничего не можем делать.
Я медленно киваю и осторожно объясняю Шварцу:
– Видите ли, после того, что вы сказали мне в пятницу, мы предприняли еще одну попытку что-нибудь отыскать. За субботу и воскресенье я и секретарь моего мужа Маргарет буквально все перерыли, но найти что-либо существенное не удалось. Во всяком случае, так считает Маргарет. Только кое-что из переписки. Маргарет на всякий случай составила список отправителей и суть затрагиваемых в найденных нами письмах вопросов. – Я передаю Шварцу аккуратно отпечатанный список.
Лицо его освещается искрой надежды, но она быстро гаснет по мере того, как он просматривает бумагу.
– Не думаю… – Шварц вглядывается в строчки. – Нет. Здесь ничего нет. – Он отрицательно качает головой и протягивает список обратно.
Может, скорость, с какой он пришел к своему заключению, а может, эта его мрачность наводит меня на мысль: Шварц прекрасно знает, что именно ищет, и в данный момент отчаялся это найти. Я не могу также избавиться от ощущения, что Тим считает Гарри в какой-то степени виновным в отсутствии необходимых документов. Это ощущение мне неприятно. Где-то в глубине души мне хочется, чтобы эти проблемы не касались меня, хочется перебросить их другим людям, как я поступала при жизни Гарри со всеми сложными вопросами. Но тут же вспоминаю, что несколько недель назад твердо пообещала себе не уходить теперь ни от каких проблем. Какими бы неприятными они ни были.
– Мистер Шварц… Тим… – Я неуверенно улыбаюсь. – Понимаете, когда кого-то теряешь… Когда с тобой и твоей семьей происходит что-то ужасное… Да, люди добры. Удивительно добры. Я была просто поражена. Столько писем, столько звонков. И я понимаю, что для них не так легко найти нужные слова и так далее…
Тим Шварц слушает с усталым вниманием человека, который опасается слишком обременительных откровений.
– Но иногда, – продолжаю я, – в своем стремлении облегчить твое горе и боль люди проявляют излишнюю заботу. Они, как бы это сказать, пытаются оградить тебя от лишних переживаний и делают это, разумеется, по душевной доброте, но иногда их действия могут привести к обратным результатам. И на тебя неожиданно сваливаются такие вещи, каких ты не ожидаешь.
Мне не нужно продолжать, он меня хорошо понял.
– Я уже говорил об этом деле с вашим бухгалтером, – произносит Шварц с нажимом.
После своего возвращения из Америки я обратила внимание на отсутствие каких-либо контактов со стороны Гиллеспи. Теперь же не исключаю, что его молчание имеет под собой некоторое основание. Эта мысль, а также явная осторожность, проявляемая в беседе Тимом Шварцем, заставляют меня обратиться к нему с просьбой о дополнительных разъяснениях.
Он несколько мгновений смотрит в пол. Ему явно не хочется ввязываться в осложнения. Но когда поднимает взгляд на меня, я вижу в его глазах некую решимость.
– Дело в том, что пропал главный счет, который был… Который теоретически должен был быть выставлен нашему благотворительному обществу компанией под названием «Маунтбэй». Во всяком случае, на их имя был сделан крупный перевод. Хотя нам неизвестно, в чем конкретно состояли якобы оказанные этой компанией нашему обществу услуги. Так вот, этого счета нет. Кроме того, другие счета от «Маунтбэй», которыми мы располагаем, не могут являться официальными документами для аудиторской проверки. В них ничего не говорится о том, какие именно товары или услуги поставляла обществу компания. Аудиторы провели предварительную проверку, но среди компаний, занимающихся обслуживанием благотворительных концертных программ или работающих на рынке соответствующей аппаратуры, «Маунтбэй» не значится. Никто из принимавших участие в концертах музыкантов тоже не слышал о такой компании. Аудиторы не нашли ничего – ни одного контракта или договора – что указало бы им на характер деятельности или принадлежность «Маунтбэй». – Шварц резко замолкает и смотрит в сторону.
– Таким образом… – несколько отстраненно произношу я, стараясь не выдать своей заинтересованности. – Таким образом, вы платили «Маунтбэй»…
– Мы не платили, – сразу же поправляет меня он. – Платила специально организованная для осуществления финансовых расчетов фирма «Благотворительные концерты для румынских детей-сирот». «БКР». Мы подумали, что будет правильно, если собственно филантропическую деятельность разъединить с финансовой.
– «БКР». Но несомненно… – Я судорожно ищу, что сказать. – Но несомненно вам смогут помочь люди из «Маунтбэя». Там должен быть хоть кто-нибудь, знающий, что именно поставляла фирма.
Щварц откидывается на спинку кресла.
– Это оффшорная компания, – с расстановкой произносит он. – Зарегистрирована в Гернси. С мизерным уставным капиталом и несколькими подставными физическими лицами в качестве акционеров. В штате нет ни одного сотрудника.
– Вот как? – Я не совсем понимаю, как это в штате компании может не быть сотрудников. – Разве у этой фирмы нет владельцев? Может, они что-то знают?
– Вся хитрость состоит в том, что акциями владеют подставные лица. Это распространено в оффшорных зонах. Так что информацию об истинных владельцах компании получить невозможно.
Боковым зрением я замечаю на лужайке какое-то движение. Это идет Морис. На плече у него мешок то ли с удобрениями, то ли с торфом.
– О каких суммах идет речь, – спрашиваю я. – О больших?
– Да уж, немалых! – восклицает Шварц. – В общей сложности более трехсот тысяч фунтов.
Всегда эти сумасшедшие цифры. Мне просто трудно соотнести это с моими представлениями о деньгах. Долги Гарри, закладные, «Эйнсвик» – все эти длинные ряды цифр со множеством нулей.
Морис останавливается у цветочной клумбы и опускает мешок на землю. Несколько мгновений он размышляет, глядя на цветы, затем поворачивается и идет через лужайку обратно. Сколько ему платят? Я стараюсь припомнить и заодно прикинуть, как долго смогу держать его.
И вот наконец я оказываюсь перед необходимостью задать Шварцу вопрос, который все равно рано или поздно должна была задать. С каким-то дурным предчувствием я тихо спрашиваю:
– Почему вы думаете, что тот счет должен быть здесь?
– Потому что ваш муж, миссис Ричмонд, был единственным, кто имел контакты с фирмой «Маунтбэй» и хоть что-то знал о ней. Скажу иначе: мы не можем найти никого другого, кто располагал бы такими сведениями. И кроме всего прочего, миссис Ричмонд, – взгляд Тима Шварца упирается мне в глаза, – никто иной, как ваш муж, подписывал платежные документы на «Маунтбэй» и осуществлял их контрассигнацию, то есть получал вторую подпись. – Тоном, которым Шварц произносит это, равно как и неотступным взглядом он явно старается вложить в свои слова дополнительный смысл.
Боже мой, Гарри, что же это такое? Я судорожно соображаю, что сказать.
– А тот, кто ставил на платежках вторую подпись? Может, спросить у него?
В глазах у Шварца вспыхивает мрачная веселость.
– Вторую подпись на платежных документах ставил наш старейший попечитель сэр Джон Элфон. Видите ли, сэр Джон никогда не вникает в какие бы то ни было детали.
В комнате повисает молчание. Каждый из нас, видимо, обдумывает сказанное. Затем Тим Шварц резко встает.
Я же поднимаюсь медленно и стараюсь, чтобы у него не создавалось впечатление, будто смотрю на него сверху вниз, поскольку он значительно ниже меня ростом.
– Мы поищем еще раз, – серьезно произношу я. – Просто на всякий случай.
Шварц устало машет рукой, выражая таким образом свое пессимистическое отношение к моему обещанию. Несколько секунд он молчит, что-то обдумывая. Судя по лицу, внутри у него происходит какая-то борьба. Наконец честность одерживает в нем победу над естественным инстинктом осторожности, и он говорит:
– Должен предупредить вас, миссис Ричмонд: если ситуация не получит своего разрешения, то есть если документально не подтвердится, что «Маунтбэй» получила деньги на законных основаниях, мы вынуждены будем обратиться в судебные инстанции с просьбой о расследовании.
– Я понимаю, – отвечаю я тихо.
Видимо, решив идти до конца в раскрытии передо мной всей тяжести положения, Шварц на одном выдохе добавляет:
– Аудиторы не исключают той вероятности, что в этом случае вина может быть возложена на вашего мужа.
– Но мой муж мертв, мистер Шварц.
– Да, знаю, – со вздохом говорит Тим. Вздох должен, видимо, продемонстрировать хоть малую толику соболезнования. – Но если аудиторы не смогут завершить проверку и утвердить отчетную документацию, что представляется сейчас весьма вероятным, тогда они должны будут указать, почему не смогли этого сделать. Они вынуждены будут указать на лицо, несущее персональную ответственность за сложившуюся ситуацию. – И быстро добавляет: – Я очень сожалею.
Я провожаю Тима Шварца до двери. Он держит свой портфель под мышкой и сумрачно смотрит на дорогу.
– Мистер Шварц, когда вы намекаете на персональную ответственность моего мужа, вы подразумеваете, что он должен был проявлять большую осмотрительность в работе с «Маунтбэй»? – тихим голосом спрашиваю я.
– Миссис Ричмонд… – Тим ловит ртом воздух, явно застигнутый вопросом врасплох. – Миссис Ричмонд… Ваш муж прекрасно осознавал, что делал! Он сокрыл эти деньги! Он знал все о «Маунтбэй», он… – Шварц отворачивается и сердито смотрит на деревья.
В животе у меня холодеет.
– Вы говорите ужасные вещи, мистер Шварц…
Он делает короткий жест, который должен означать сожаление.
– Уверена, что существует какой-то способ избежать… – Я хочу сказать «публичного скандала».
– Аудиторы не могут ждать бесконечно! – восклицает он с нотками возмущения. – И мы тоже! Счета должны быть разблокированы. Ведь банк не выдает нам наши же деньги. Общество дошло до того, что вынуждено отложить отправку очередной партии благотворительной помощи. Речь идет о лекарствах и медицинских препаратах для детей. Они должны были быть отправлены через две недели. Пострадают дети, миссис Ричмонд. Дети! – Глаза Шварца горят благородным негодованием.
– Сколько есть времени до того, как аудиторы…
– Не больше двух недель, – говорит Тим немного успокаиваясь.
Как только он уходит, я забиваюсь на кухню и варю себе крепчайший кофе. Сев у стойки, стараюсь не паниковать. Я давно уже пришла к выводу о том, что для достижения хоть какого-то результата не следует позволять себе поддаваться давлению обстоятельств.
Эти тяжелые взгляды Шварца, эти грозные намеки, которые он настойчиво делал мне… Я должна спокойно разобраться в них, разложить все по полочкам.
Итак. Шварц считает, что Гарри не только имел отношение к фирме «Маунтбэй», но и осуществлял с ней какие-то темные дела. Он считает, что Гарри перебросил деньги на счет «Маунтбэй», исходя из личной выгоды. Само по себе такое подозрение путает меня. Но я должна спокойно определить, что это для меня означает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
«Информация, имеющая отношение к реальным отчетным документам». Что он имеет в виду?
– Вы говорите об информации. Нельзя ли поподробнее? Это помогло бы в поисках необходимых вам материалов.
– Ну, понимаете… – Он напряженно пожимает плечами. – В принципе, нужно все. Переписка, счета, контракты, договоры.
– Понятно, – киваю я.
Лучи солнца пробиваются сквозь облака, неожиданно ярко отражаясь от стекол оранжереи. Я непроизвольно мигаю.
– Проблема в том, миссис Ричмонд, – продолжает Шварц довольно резко, – что в настоящее время вся наша работа полностью остановилась. Проваливаются все планы. Ни один ребенок из числа сирот не получает от нас ничего… Пока аудиторы не закончат проверку, все наши счета заблокированы. А вы должны понимать, что без денег мы ничего не можем делать.
Я медленно киваю и осторожно объясняю Шварцу:
– Видите ли, после того, что вы сказали мне в пятницу, мы предприняли еще одну попытку что-нибудь отыскать. За субботу и воскресенье я и секретарь моего мужа Маргарет буквально все перерыли, но найти что-либо существенное не удалось. Во всяком случае, так считает Маргарет. Только кое-что из переписки. Маргарет на всякий случай составила список отправителей и суть затрагиваемых в найденных нами письмах вопросов. – Я передаю Шварцу аккуратно отпечатанный список.
Лицо его освещается искрой надежды, но она быстро гаснет по мере того, как он просматривает бумагу.
– Не думаю… – Шварц вглядывается в строчки. – Нет. Здесь ничего нет. – Он отрицательно качает головой и протягивает список обратно.
Может, скорость, с какой он пришел к своему заключению, а может, эта его мрачность наводит меня на мысль: Шварц прекрасно знает, что именно ищет, и в данный момент отчаялся это найти. Я не могу также избавиться от ощущения, что Тим считает Гарри в какой-то степени виновным в отсутствии необходимых документов. Это ощущение мне неприятно. Где-то в глубине души мне хочется, чтобы эти проблемы не касались меня, хочется перебросить их другим людям, как я поступала при жизни Гарри со всеми сложными вопросами. Но тут же вспоминаю, что несколько недель назад твердо пообещала себе не уходить теперь ни от каких проблем. Какими бы неприятными они ни были.
– Мистер Шварц… Тим… – Я неуверенно улыбаюсь. – Понимаете, когда кого-то теряешь… Когда с тобой и твоей семьей происходит что-то ужасное… Да, люди добры. Удивительно добры. Я была просто поражена. Столько писем, столько звонков. И я понимаю, что для них не так легко найти нужные слова и так далее…
Тим Шварц слушает с усталым вниманием человека, который опасается слишком обременительных откровений.
– Но иногда, – продолжаю я, – в своем стремлении облегчить твое горе и боль люди проявляют излишнюю заботу. Они, как бы это сказать, пытаются оградить тебя от лишних переживаний и делают это, разумеется, по душевной доброте, но иногда их действия могут привести к обратным результатам. И на тебя неожиданно сваливаются такие вещи, каких ты не ожидаешь.
Мне не нужно продолжать, он меня хорошо понял.
– Я уже говорил об этом деле с вашим бухгалтером, – произносит Шварц с нажимом.
После своего возвращения из Америки я обратила внимание на отсутствие каких-либо контактов со стороны Гиллеспи. Теперь же не исключаю, что его молчание имеет под собой некоторое основание. Эта мысль, а также явная осторожность, проявляемая в беседе Тимом Шварцем, заставляют меня обратиться к нему с просьбой о дополнительных разъяснениях.
Он несколько мгновений смотрит в пол. Ему явно не хочется ввязываться в осложнения. Но когда поднимает взгляд на меня, я вижу в его глазах некую решимость.
– Дело в том, что пропал главный счет, который был… Который теоретически должен был быть выставлен нашему благотворительному обществу компанией под названием «Маунтбэй». Во всяком случае, на их имя был сделан крупный перевод. Хотя нам неизвестно, в чем конкретно состояли якобы оказанные этой компанией нашему обществу услуги. Так вот, этого счета нет. Кроме того, другие счета от «Маунтбэй», которыми мы располагаем, не могут являться официальными документами для аудиторской проверки. В них ничего не говорится о том, какие именно товары или услуги поставляла обществу компания. Аудиторы провели предварительную проверку, но среди компаний, занимающихся обслуживанием благотворительных концертных программ или работающих на рынке соответствующей аппаратуры, «Маунтбэй» не значится. Никто из принимавших участие в концертах музыкантов тоже не слышал о такой компании. Аудиторы не нашли ничего – ни одного контракта или договора – что указало бы им на характер деятельности или принадлежность «Маунтбэй». – Шварц резко замолкает и смотрит в сторону.
– Таким образом… – несколько отстраненно произношу я, стараясь не выдать своей заинтересованности. – Таким образом, вы платили «Маунтбэй»…
– Мы не платили, – сразу же поправляет меня он. – Платила специально организованная для осуществления финансовых расчетов фирма «Благотворительные концерты для румынских детей-сирот». «БКР». Мы подумали, что будет правильно, если собственно филантропическую деятельность разъединить с финансовой.
– «БКР». Но несомненно… – Я судорожно ищу, что сказать. – Но несомненно вам смогут помочь люди из «Маунтбэя». Там должен быть хоть кто-нибудь, знающий, что именно поставляла фирма.
Щварц откидывается на спинку кресла.
– Это оффшорная компания, – с расстановкой произносит он. – Зарегистрирована в Гернси. С мизерным уставным капиталом и несколькими подставными физическими лицами в качестве акционеров. В штате нет ни одного сотрудника.
– Вот как? – Я не совсем понимаю, как это в штате компании может не быть сотрудников. – Разве у этой фирмы нет владельцев? Может, они что-то знают?
– Вся хитрость состоит в том, что акциями владеют подставные лица. Это распространено в оффшорных зонах. Так что информацию об истинных владельцах компании получить невозможно.
Боковым зрением я замечаю на лужайке какое-то движение. Это идет Морис. На плече у него мешок то ли с удобрениями, то ли с торфом.
– О каких суммах идет речь, – спрашиваю я. – О больших?
– Да уж, немалых! – восклицает Шварц. – В общей сложности более трехсот тысяч фунтов.
Всегда эти сумасшедшие цифры. Мне просто трудно соотнести это с моими представлениями о деньгах. Долги Гарри, закладные, «Эйнсвик» – все эти длинные ряды цифр со множеством нулей.
Морис останавливается у цветочной клумбы и опускает мешок на землю. Несколько мгновений он размышляет, глядя на цветы, затем поворачивается и идет через лужайку обратно. Сколько ему платят? Я стараюсь припомнить и заодно прикинуть, как долго смогу держать его.
И вот наконец я оказываюсь перед необходимостью задать Шварцу вопрос, который все равно рано или поздно должна была задать. С каким-то дурным предчувствием я тихо спрашиваю:
– Почему вы думаете, что тот счет должен быть здесь?
– Потому что ваш муж, миссис Ричмонд, был единственным, кто имел контакты с фирмой «Маунтбэй» и хоть что-то знал о ней. Скажу иначе: мы не можем найти никого другого, кто располагал бы такими сведениями. И кроме всего прочего, миссис Ричмонд, – взгляд Тима Шварца упирается мне в глаза, – никто иной, как ваш муж, подписывал платежные документы на «Маунтбэй» и осуществлял их контрассигнацию, то есть получал вторую подпись. – Тоном, которым Шварц произносит это, равно как и неотступным взглядом он явно старается вложить в свои слова дополнительный смысл.
Боже мой, Гарри, что же это такое? Я судорожно соображаю, что сказать.
– А тот, кто ставил на платежках вторую подпись? Может, спросить у него?
В глазах у Шварца вспыхивает мрачная веселость.
– Вторую подпись на платежных документах ставил наш старейший попечитель сэр Джон Элфон. Видите ли, сэр Джон никогда не вникает в какие бы то ни было детали.
В комнате повисает молчание. Каждый из нас, видимо, обдумывает сказанное. Затем Тим Шварц резко встает.
Я же поднимаюсь медленно и стараюсь, чтобы у него не создавалось впечатление, будто смотрю на него сверху вниз, поскольку он значительно ниже меня ростом.
– Мы поищем еще раз, – серьезно произношу я. – Просто на всякий случай.
Шварц устало машет рукой, выражая таким образом свое пессимистическое отношение к моему обещанию. Несколько секунд он молчит, что-то обдумывая. Судя по лицу, внутри у него происходит какая-то борьба. Наконец честность одерживает в нем победу над естественным инстинктом осторожности, и он говорит:
– Должен предупредить вас, миссис Ричмонд: если ситуация не получит своего разрешения, то есть если документально не подтвердится, что «Маунтбэй» получила деньги на законных основаниях, мы вынуждены будем обратиться в судебные инстанции с просьбой о расследовании.
– Я понимаю, – отвечаю я тихо.
Видимо, решив идти до конца в раскрытии передо мной всей тяжести положения, Шварц на одном выдохе добавляет:
– Аудиторы не исключают той вероятности, что в этом случае вина может быть возложена на вашего мужа.
– Но мой муж мертв, мистер Шварц.
– Да, знаю, – со вздохом говорит Тим. Вздох должен, видимо, продемонстрировать хоть малую толику соболезнования. – Но если аудиторы не смогут завершить проверку и утвердить отчетную документацию, что представляется сейчас весьма вероятным, тогда они должны будут указать, почему не смогли этого сделать. Они вынуждены будут указать на лицо, несущее персональную ответственность за сложившуюся ситуацию. – И быстро добавляет: – Я очень сожалею.
Я провожаю Тима Шварца до двери. Он держит свой портфель под мышкой и сумрачно смотрит на дорогу.
– Мистер Шварц, когда вы намекаете на персональную ответственность моего мужа, вы подразумеваете, что он должен был проявлять большую осмотрительность в работе с «Маунтбэй»? – тихим голосом спрашиваю я.
– Миссис Ричмонд… – Тим ловит ртом воздух, явно застигнутый вопросом врасплох. – Миссис Ричмонд… Ваш муж прекрасно осознавал, что делал! Он сокрыл эти деньги! Он знал все о «Маунтбэй», он… – Шварц отворачивается и сердито смотрит на деревья.
В животе у меня холодеет.
– Вы говорите ужасные вещи, мистер Шварц…
Он делает короткий жест, который должен означать сожаление.
– Уверена, что существует какой-то способ избежать… – Я хочу сказать «публичного скандала».
– Аудиторы не могут ждать бесконечно! – восклицает он с нотками возмущения. – И мы тоже! Счета должны быть разблокированы. Ведь банк не выдает нам наши же деньги. Общество дошло до того, что вынуждено отложить отправку очередной партии благотворительной помощи. Речь идет о лекарствах и медицинских препаратах для детей. Они должны были быть отправлены через две недели. Пострадают дети, миссис Ричмонд. Дети! – Глаза Шварца горят благородным негодованием.
– Сколько есть времени до того, как аудиторы…
– Не больше двух недель, – говорит Тим немного успокаиваясь.
Как только он уходит, я забиваюсь на кухню и варю себе крепчайший кофе. Сев у стойки, стараюсь не паниковать. Я давно уже пришла к выводу о том, что для достижения хоть какого-то результата не следует позволять себе поддаваться давлению обстоятельств.
Эти тяжелые взгляды Шварца, эти грозные намеки, которые он настойчиво делал мне… Я должна спокойно разобраться в них, разложить все по полочкам.
Итак. Шварц считает, что Гарри не только имел отношение к фирме «Маунтбэй», но и осуществлял с ней какие-то темные дела. Он считает, что Гарри перебросил деньги на счет «Маунтбэй», исходя из личной выгоды. Само по себе такое подозрение путает меня. Но я должна спокойно определить, что это для меня означает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66