Во всяком случае, так их объяснял Боб Блок.
Мы почти догоняем Джоша.
– Запиши содержание своих снов, – прошу я Кэти, – отправь Бобу письмо. Он в любом случае ждет от тебя весточки.
Кэти пожимает плечами, и я понимаю, что писать она не станет. В следующую секунду дочь высвобождает руку и выхватывает у Джоша ветку. Между ними завязывается борьба, Джош неловко пинает сестру, та резко его осаживает, он не остается в долгу. Повисает молчание. Затем, неожиданно широко улыбнувшись, Кэти треплет Джоша по плечу и отдает ему ветку. К тому времени, когда мы подходим к машине, Джош снова весел.
По дороге в интернат я пытаюсь вспомнить, сколько у нас было счастливых семейных выходных при жизни Гарри. В первое время – довольно много. Позже, когда Гарри занялся политикой, их стало гораздо меньше. По воскресеньям у нас дома постоянно проводились какие-то мероприятия: обеды, чаепития, вечеринки. Зачастую ни я, ни дети не знали гостей. Времени друг на друга не оставалось. Я могла пообщаться с Кэти и Джошем только когда укладывала их спать.
Кэти тянется к дверце еще до того, как машина останавливается. Она уже готова выскочить, но неожиданно поворачивается ко мне и коротко обнимает.
– Мамочка…
Я сжимаю ее в объятиях. Любовь к дочери пронзает мое сердце.
– С тобой все в порядке, мамочка? – тихо спрашивает она.
– Со мной? – Я делаю удивленное лицо. – Конечно, милая.
Я, разумеется, не скажу ей ни слова о поисках «Минервы». Я ей вообще ничего не скажу без крайней на то необходимости.
Бросив напоследок Джошу «противный мальчишка», Кэти выпрыгивает из машины, отбрасывает прядь волос с лица и стремительно поднимается по ступенькам в дом.
Я не успеваю тронуться с места, как на крыльцо выходит миссис Андерсон и бросает в сторону Джоша извиняющийся взгляд.
– Не могли бы вы уделить мне несколько минут, миссис Ричмонд? – спрашивает она.
В гостиной квартиры миссис Андерсон развешаны гравюры в стиле Уильяма Морриса, в коричневых и янтарных тонах. С ними удачно сочетается цвет гардин. Я сижу в кресле рядом с письменным столом, на котором в идеальном порядке расставлены учебники.
– Извините, что затащила вас к себе, но мне нужно с вами поговорить. – Миссис Андерсон садится на диван: спина выпрямлена, руки на коленях. Аккуратная женщина лет пятидесяти. У нее такое выражение лица, будто она выполняет неприятную обязанность. – Может, Джош посидит у меня на кухне?
Я говорю миссис Андерсон, что он прекрасно подождет в машине.
– Постараюсь вас не задерживать. Дело в том, что в пятницу у нас здесь произошел один инцидент. Кэти ничего не говорила вам?
Я отрицательно качаю головой.
– Вот как? – Она поднимает брови. – Тогда я должна вам рассказать. Ничего особенно серьезного. Во всяком случае, так считает мистер Пелам. Он сообщил об этом только мне. По его мнению, об этом случае не следовало бы докладывать директору. – Миссис Андерсон бросает на меня короткий взгляд, как бы желая убедиться, что я понимаю деликатность ситуации. – Дело с том, что Кэти ударила мистера Пелама. Во время урока химии. Точнее не ударила, а нанесла ему пощечину. И достаточно сильную пощечину. Причем без всякой видимой причины. По крайней мере, так считает мистер Пелам. Просто на Кэти неожиданно нашел приступ непонятной ярости.
Несколько секунд мы молчим. Внутри меня начинает шевелиться страх.
– Безо всякой причины?
– Я спрашивала Кэти, – говорит миссис Андерсон. – Я долго беседовала с ней, но она ничего объяснить не может. Кажется, она и сама не понимает, почему сделала это. Такое впечатление, что о своем поступке девочка вообще ничего не помнит. – По тону миссис Андерсон я понимаю, что она в это не верит. – Как бы то ни было, мы решили списать все на стресс, на перенапряжение от учебы – ведь Кэти пришлось догонять полсеместра. Но все равно я решила рассказать вам об этом случае.
– Спасибо, я вам благодарна.
– Я постараюсь уделять ей больше внимания, больше говорить с ней. Но должна признаться, что с девочкой сейчас нелегко.
Я смотрю мимо миссис Андерсон.
– Скажите, а мистер Пелам…
– Да?
– Он очень строгий? Его боятся?
– Боятся? – восклицает миссис Андерсон. – Да что вы! Приятный, добрый и веселый человек. Девочки его очень любят. Тем более странно выглядит эта история. Мистер Пелам – один из самых популярных учителей в нашей школе.
Я понимаю, что должна что-то сказать.
– Это так не похоже на Кэти. Совсем непохоже. – Полагаю, что так говорят все родители, которым сообщают о дурном поведении их детей. – В любом случае, спасибо вам, миссис Андерсон.
– Хорошо, что объектом этого странного поступка Кэти стал преподаватель-мужчина, – говорит миссис Андерсон, провожая меня к двери.
– Почему? – удивляюсь я.
– Ну, мужчины к подобного рода выходкам относятся достаточно спокойно. – В ответ на мой непонимающий взгляд она поясняет заговорщицкой улыбкой. – Они склонны прощать женщинам проявления их темперамента, не так ли?
В газетах не устают повторять, что экономический спад не отступает. Но этой улицы он будто и не коснулся. В ухоженных садиках припаркованы почти новые машины, особняки из красного кирпича хорошо отремонтированы. Среди этого видимого благополучия выделяются лишь два строения – четырехэтажные виллы в викторианском стиле с большими навесами над входом и затейливой резьбой по камню. Их отличают не столько размеры, сколько явная печать запущенности. Голые палисадники замусорены битым кирпичом и старыми картонными коробками, окна первых этажей забиты досками, а что касается остальных окон, то местные вандалы умудрились не оставить ни одного целого стекла даже в мансарде.
Входная дверь одной из вилл, той, что стоит справа, открыта. Я захожу внутрь и попадаю в полумрак. В ноздри ударяет запах сырости. Откуда-то слышатся глухие удары. Я иду на звук и в полутемной комнате нахожу Молли, воюющую со ставнями.
– Боже! – громко восклицает она. – Я думала, что этот дом развалится прежде, чем мы в него войдем! Подержи, пожалуйста, фонарь, дорогая. – Она снимает металлическую перекладину, удерживающую ставни. Раздается хруст дерева, и правая ставня с грохотом падает на пол – видимо, места крепления петель окончательно прогнили. – Эта проклятая сырость! – Молли указывает наверх. – Думаю, влага с крыши доходит до самого фундамента. – Она отряхивается и обнимает меня. Луч фонаря выписывает на потолке замысловатую фигуру. – Как ты поживаешь? – спрашивает Молли и, не дожидаясь ответа, забирает у меня фонарь и ведет в холл. – Выглядишь лучше, – констатирует она.
Молли показывает мне остальные комнаты первого этажа. Потом мы садимся на ступеньки лестницы и расстилаем на коленях план реставрации здания.
– А в принципе, все не так уж и страшно! – произносит Молли с деланной веселостью. – Были бы только деньги.
– Ведь когда-то ремонт закончится…
– Да, и тогда здесь будет здорово. Только к тому времени меня, наверное, уже не будет в живых. Умру от отчаяния. Но Мичера я заберу с собой. От местных репортеров, а это надежный источник, мне известно, что Мичер ездит в дорогие поездки за границу и недавно купил себе новенький «БМВ». Откуда у обыкновенного члена какого-то комитета мэрии деньги на «БМВ»? – Молли прищуривает глаза и презрительно фыркает. – Бьюсь об заклад, он не копил на машину всю свою жизнь.
Я улыбаюсь и качаю головой.
– Ты мне не веришь! – восклицает Молли. – Думаешь, все это плод моей фантазии! Но у меня нюх на такие дела. Вокруг этого комитета по строительству и архитектуре творятся грязные делишки.
– А как у тебя дела с тем твоим консультантом?
– А, ты имеешь в виду Барри? – она произносит это имя нараспев, с явной насмешливостью. – Я за последние дни выпила столько кофе, что меня замучили приступы стенокардии. Он приходит каждый день в шесть вечера и сидит допоздна. – Молли хитро улыбается. – По-моему, он одинокий.
– И что же?
– Он делает все, что в его силах. Допытывается у Мичера, почему нам не могут выдать разрешение. Пытается внести этот вопрос в повестку дня на следующее заседание комитета. Но этого пока недостаточно. – Молли делает кислую мину.
– Почему?
– Потому что этих людей кто-то постоянно подначивает. – Она бросает на меня многозначительный взгляд. – В последний раз они стали ссылаться на то, что от наших ребят будет много шума. На самом деле их беспокоит, что дети будут шататься возле их домов и еще, чего доброго, стянут у них видеомагнитофон.
– Может быть, тебе стоило бы организовать день открытых дверей, пригласить местных жителей?
Она сворачивает бумаги.
– Чтобы они увидели мальчишек с длинными волосами, в рваных джинсах, с серьгами в носах, с татуировками и чтобы их страхи еще более усилились?
Из-за облаков выходит солнце, и его лучи падают через дверной проем на пол. На улице какая-то женщина везет детскую коляску и останавливается напротив нас.
– Что, никогда не видела? – цедит сквозь зубы Молли, но не громко, чтобы женщина не услышала. Та отворачивается и идет дальше.
– Как насчет того, чтобы поговорить с Джеком? – спрашиваю я. – Знаю, что тебе этого не хочется, но ведь ему сейчас нужно как раз нечто подобное, чтобы поднять свой рейтинг. И он действительно тебя уважает, Молли.
– Но я ему не нравлюсь. И он знает, что тоже мне не нравится. Я его раздражаю. – Она поднимается.
Я тоже встаю и решительно говорю:
– Молли, он борется за избрание в парламент. Тебе нужно только подсказать ему его роль в проекте и вооружить фактами.
– Эллен, я слишком эмоциональна. Вдобавок они с Мичером… Так какой в этом смысл? Жаль, что я не такая, как ты, – говорит она полушутливым тоном. – Благоразумная, легкая в общении…
– Легкая в общении?
– … пользующаяся любовью и доверием мужчин. С тобой они чувствуют себя уверенно, ты вызываешь в них желание покровительствовать.
Я закатываю глаза. Лицо Молли смягчается.
– Разве ты никогда не замечала, как на тебя реагируют мужчины?
– Они на меня никак не реагируют.
Молли качает головой.
– Они восхищаются тобой, они хотят заботиться о тебе, хотят произвести впечатление.
– Молли, хватит. – Я делаю протестующий жест. Если в ее словах и имеется доля правды, то с Гарри все это почему-то не срабатывало.
– И Гарри тоже, – продолжает Молли, без труда угадав, о чем я подумала. – Ты пробудила в нем все лучшее.
– Не уверена в этом. – Я делаю шаг к двери.
Молли, поняв, что затронула наболевшее, касается моей руки, как бы извиняясь, и поднимает со ступенек свою массивную сумку.
– Его, наверное, выберут? – словно невзначай произносит она.
– Кого?
– Джека.
– Не имею ни малейшего представления. Я стараюсь держаться от этого подальше.
– Но ведь вечером ты идешь с ним на вечеринку?
– Боюсь, что придется.
Полушутя, полусерьезно Молли грозит мне пальцем.
– Смотри, не позволяй Джеку эксплуатировать себя. – Она подходит к двери и смотрит на залитую солнечным светом дорогу. Потом, обернувшись ко мне, прислоняется к дверному косяку. – Барри вчера сообщил мне кое-что интересное. После пятой чашки кофе, когда он перестал соображать, что говорит. Это насчет земли рядом с кольцевой дорогой, которую Мичер разрешил теперь использовать под строительство жилых домов. Джек сколотит на ней целое состояние. Так вот, Барри сказал, что до того, как Джек завладел этой землей, она принадлежала одной компании по торговле недвижимостью. – Молли делает паузу и многозначительно на меня смотрит. – А название фирмы – «Недвижимость Эйнсвика».
«Эйнсвик». Я понимаю, что этот факт должен иметь большое значение, но не могу найти ему место в общей схеме, не могу оценить его важность.
Молли поднимает вверх два пальца, как во время клятвы.
– Информация достоверна на сто процентов.
Пока я пытаюсь понять, куда клонит Молли, она уже выдает мне готовые выводы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66
Мы почти догоняем Джоша.
– Запиши содержание своих снов, – прошу я Кэти, – отправь Бобу письмо. Он в любом случае ждет от тебя весточки.
Кэти пожимает плечами, и я понимаю, что писать она не станет. В следующую секунду дочь высвобождает руку и выхватывает у Джоша ветку. Между ними завязывается борьба, Джош неловко пинает сестру, та резко его осаживает, он не остается в долгу. Повисает молчание. Затем, неожиданно широко улыбнувшись, Кэти треплет Джоша по плечу и отдает ему ветку. К тому времени, когда мы подходим к машине, Джош снова весел.
По дороге в интернат я пытаюсь вспомнить, сколько у нас было счастливых семейных выходных при жизни Гарри. В первое время – довольно много. Позже, когда Гарри занялся политикой, их стало гораздо меньше. По воскресеньям у нас дома постоянно проводились какие-то мероприятия: обеды, чаепития, вечеринки. Зачастую ни я, ни дети не знали гостей. Времени друг на друга не оставалось. Я могла пообщаться с Кэти и Джошем только когда укладывала их спать.
Кэти тянется к дверце еще до того, как машина останавливается. Она уже готова выскочить, но неожиданно поворачивается ко мне и коротко обнимает.
– Мамочка…
Я сжимаю ее в объятиях. Любовь к дочери пронзает мое сердце.
– С тобой все в порядке, мамочка? – тихо спрашивает она.
– Со мной? – Я делаю удивленное лицо. – Конечно, милая.
Я, разумеется, не скажу ей ни слова о поисках «Минервы». Я ей вообще ничего не скажу без крайней на то необходимости.
Бросив напоследок Джошу «противный мальчишка», Кэти выпрыгивает из машины, отбрасывает прядь волос с лица и стремительно поднимается по ступенькам в дом.
Я не успеваю тронуться с места, как на крыльцо выходит миссис Андерсон и бросает в сторону Джоша извиняющийся взгляд.
– Не могли бы вы уделить мне несколько минут, миссис Ричмонд? – спрашивает она.
В гостиной квартиры миссис Андерсон развешаны гравюры в стиле Уильяма Морриса, в коричневых и янтарных тонах. С ними удачно сочетается цвет гардин. Я сижу в кресле рядом с письменным столом, на котором в идеальном порядке расставлены учебники.
– Извините, что затащила вас к себе, но мне нужно с вами поговорить. – Миссис Андерсон садится на диван: спина выпрямлена, руки на коленях. Аккуратная женщина лет пятидесяти. У нее такое выражение лица, будто она выполняет неприятную обязанность. – Может, Джош посидит у меня на кухне?
Я говорю миссис Андерсон, что он прекрасно подождет в машине.
– Постараюсь вас не задерживать. Дело в том, что в пятницу у нас здесь произошел один инцидент. Кэти ничего не говорила вам?
Я отрицательно качаю головой.
– Вот как? – Она поднимает брови. – Тогда я должна вам рассказать. Ничего особенно серьезного. Во всяком случае, так считает мистер Пелам. Он сообщил об этом только мне. По его мнению, об этом случае не следовало бы докладывать директору. – Миссис Андерсон бросает на меня короткий взгляд, как бы желая убедиться, что я понимаю деликатность ситуации. – Дело с том, что Кэти ударила мистера Пелама. Во время урока химии. Точнее не ударила, а нанесла ему пощечину. И достаточно сильную пощечину. Причем без всякой видимой причины. По крайней мере, так считает мистер Пелам. Просто на Кэти неожиданно нашел приступ непонятной ярости.
Несколько секунд мы молчим. Внутри меня начинает шевелиться страх.
– Безо всякой причины?
– Я спрашивала Кэти, – говорит миссис Андерсон. – Я долго беседовала с ней, но она ничего объяснить не может. Кажется, она и сама не понимает, почему сделала это. Такое впечатление, что о своем поступке девочка вообще ничего не помнит. – По тону миссис Андерсон я понимаю, что она в это не верит. – Как бы то ни было, мы решили списать все на стресс, на перенапряжение от учебы – ведь Кэти пришлось догонять полсеместра. Но все равно я решила рассказать вам об этом случае.
– Спасибо, я вам благодарна.
– Я постараюсь уделять ей больше внимания, больше говорить с ней. Но должна признаться, что с девочкой сейчас нелегко.
Я смотрю мимо миссис Андерсон.
– Скажите, а мистер Пелам…
– Да?
– Он очень строгий? Его боятся?
– Боятся? – восклицает миссис Андерсон. – Да что вы! Приятный, добрый и веселый человек. Девочки его очень любят. Тем более странно выглядит эта история. Мистер Пелам – один из самых популярных учителей в нашей школе.
Я понимаю, что должна что-то сказать.
– Это так не похоже на Кэти. Совсем непохоже. – Полагаю, что так говорят все родители, которым сообщают о дурном поведении их детей. – В любом случае, спасибо вам, миссис Андерсон.
– Хорошо, что объектом этого странного поступка Кэти стал преподаватель-мужчина, – говорит миссис Андерсон, провожая меня к двери.
– Почему? – удивляюсь я.
– Ну, мужчины к подобного рода выходкам относятся достаточно спокойно. – В ответ на мой непонимающий взгляд она поясняет заговорщицкой улыбкой. – Они склонны прощать женщинам проявления их темперамента, не так ли?
В газетах не устают повторять, что экономический спад не отступает. Но этой улицы он будто и не коснулся. В ухоженных садиках припаркованы почти новые машины, особняки из красного кирпича хорошо отремонтированы. Среди этого видимого благополучия выделяются лишь два строения – четырехэтажные виллы в викторианском стиле с большими навесами над входом и затейливой резьбой по камню. Их отличают не столько размеры, сколько явная печать запущенности. Голые палисадники замусорены битым кирпичом и старыми картонными коробками, окна первых этажей забиты досками, а что касается остальных окон, то местные вандалы умудрились не оставить ни одного целого стекла даже в мансарде.
Входная дверь одной из вилл, той, что стоит справа, открыта. Я захожу внутрь и попадаю в полумрак. В ноздри ударяет запах сырости. Откуда-то слышатся глухие удары. Я иду на звук и в полутемной комнате нахожу Молли, воюющую со ставнями.
– Боже! – громко восклицает она. – Я думала, что этот дом развалится прежде, чем мы в него войдем! Подержи, пожалуйста, фонарь, дорогая. – Она снимает металлическую перекладину, удерживающую ставни. Раздается хруст дерева, и правая ставня с грохотом падает на пол – видимо, места крепления петель окончательно прогнили. – Эта проклятая сырость! – Молли указывает наверх. – Думаю, влага с крыши доходит до самого фундамента. – Она отряхивается и обнимает меня. Луч фонаря выписывает на потолке замысловатую фигуру. – Как ты поживаешь? – спрашивает Молли и, не дожидаясь ответа, забирает у меня фонарь и ведет в холл. – Выглядишь лучше, – констатирует она.
Молли показывает мне остальные комнаты первого этажа. Потом мы садимся на ступеньки лестницы и расстилаем на коленях план реставрации здания.
– А в принципе, все не так уж и страшно! – произносит Молли с деланной веселостью. – Были бы только деньги.
– Ведь когда-то ремонт закончится…
– Да, и тогда здесь будет здорово. Только к тому времени меня, наверное, уже не будет в живых. Умру от отчаяния. Но Мичера я заберу с собой. От местных репортеров, а это надежный источник, мне известно, что Мичер ездит в дорогие поездки за границу и недавно купил себе новенький «БМВ». Откуда у обыкновенного члена какого-то комитета мэрии деньги на «БМВ»? – Молли прищуривает глаза и презрительно фыркает. – Бьюсь об заклад, он не копил на машину всю свою жизнь.
Я улыбаюсь и качаю головой.
– Ты мне не веришь! – восклицает Молли. – Думаешь, все это плод моей фантазии! Но у меня нюх на такие дела. Вокруг этого комитета по строительству и архитектуре творятся грязные делишки.
– А как у тебя дела с тем твоим консультантом?
– А, ты имеешь в виду Барри? – она произносит это имя нараспев, с явной насмешливостью. – Я за последние дни выпила столько кофе, что меня замучили приступы стенокардии. Он приходит каждый день в шесть вечера и сидит допоздна. – Молли хитро улыбается. – По-моему, он одинокий.
– И что же?
– Он делает все, что в его силах. Допытывается у Мичера, почему нам не могут выдать разрешение. Пытается внести этот вопрос в повестку дня на следующее заседание комитета. Но этого пока недостаточно. – Молли делает кислую мину.
– Почему?
– Потому что этих людей кто-то постоянно подначивает. – Она бросает на меня многозначительный взгляд. – В последний раз они стали ссылаться на то, что от наших ребят будет много шума. На самом деле их беспокоит, что дети будут шататься возле их домов и еще, чего доброго, стянут у них видеомагнитофон.
– Может быть, тебе стоило бы организовать день открытых дверей, пригласить местных жителей?
Она сворачивает бумаги.
– Чтобы они увидели мальчишек с длинными волосами, в рваных джинсах, с серьгами в носах, с татуировками и чтобы их страхи еще более усилились?
Из-за облаков выходит солнце, и его лучи падают через дверной проем на пол. На улице какая-то женщина везет детскую коляску и останавливается напротив нас.
– Что, никогда не видела? – цедит сквозь зубы Молли, но не громко, чтобы женщина не услышала. Та отворачивается и идет дальше.
– Как насчет того, чтобы поговорить с Джеком? – спрашиваю я. – Знаю, что тебе этого не хочется, но ведь ему сейчас нужно как раз нечто подобное, чтобы поднять свой рейтинг. И он действительно тебя уважает, Молли.
– Но я ему не нравлюсь. И он знает, что тоже мне не нравится. Я его раздражаю. – Она поднимается.
Я тоже встаю и решительно говорю:
– Молли, он борется за избрание в парламент. Тебе нужно только подсказать ему его роль в проекте и вооружить фактами.
– Эллен, я слишком эмоциональна. Вдобавок они с Мичером… Так какой в этом смысл? Жаль, что я не такая, как ты, – говорит она полушутливым тоном. – Благоразумная, легкая в общении…
– Легкая в общении?
– … пользующаяся любовью и доверием мужчин. С тобой они чувствуют себя уверенно, ты вызываешь в них желание покровительствовать.
Я закатываю глаза. Лицо Молли смягчается.
– Разве ты никогда не замечала, как на тебя реагируют мужчины?
– Они на меня никак не реагируют.
Молли качает головой.
– Они восхищаются тобой, они хотят заботиться о тебе, хотят произвести впечатление.
– Молли, хватит. – Я делаю протестующий жест. Если в ее словах и имеется доля правды, то с Гарри все это почему-то не срабатывало.
– И Гарри тоже, – продолжает Молли, без труда угадав, о чем я подумала. – Ты пробудила в нем все лучшее.
– Не уверена в этом. – Я делаю шаг к двери.
Молли, поняв, что затронула наболевшее, касается моей руки, как бы извиняясь, и поднимает со ступенек свою массивную сумку.
– Его, наверное, выберут? – словно невзначай произносит она.
– Кого?
– Джека.
– Не имею ни малейшего представления. Я стараюсь держаться от этого подальше.
– Но ведь вечером ты идешь с ним на вечеринку?
– Боюсь, что придется.
Полушутя, полусерьезно Молли грозит мне пальцем.
– Смотри, не позволяй Джеку эксплуатировать себя. – Она подходит к двери и смотрит на залитую солнечным светом дорогу. Потом, обернувшись ко мне, прислоняется к дверному косяку. – Барри вчера сообщил мне кое-что интересное. После пятой чашки кофе, когда он перестал соображать, что говорит. Это насчет земли рядом с кольцевой дорогой, которую Мичер разрешил теперь использовать под строительство жилых домов. Джек сколотит на ней целое состояние. Так вот, Барри сказал, что до того, как Джек завладел этой землей, она принадлежала одной компании по торговле недвижимостью. – Молли делает паузу и многозначительно на меня смотрит. – А название фирмы – «Недвижимость Эйнсвика».
«Эйнсвик». Я понимаю, что этот факт должен иметь большое значение, но не могу найти ему место в общей схеме, не могу оценить его важность.
Молли поднимает вверх два пальца, как во время клятвы.
– Информация достоверна на сто процентов.
Пока я пытаюсь понять, куда клонит Молли, она уже выдает мне готовые выводы:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66