– Простите, а у надувной лодки был мотор?
– Да, небольшой подвесной мотор где-то был. Правда, им почти не пользовались.
– Значит, когда вы забрали «Зодиак» с реки, мотора на лодке не было?
– Нет.
– Как же передвигаются на лодке без мотора?
– Гребут.
– Значит, в ней были весла?
– Да.
Доусон оборачивается внутрь гаража.
– Где же они сейчас?
Я совсем забыла про весла. Я зову Мориса и спрашиваю, где они. Он стремительно бросается в дальний темный угол гаража и уже достает было стоящие там весла, но в этот момент его останавливает Доусон.
Отдав приказания своим сотрудникам, инспектор о чем-то спрашивает Мориса. Тем временем двое полицейских в комбинезонах упаковывают в большие пластиковые мешки сначала «Зодиак», потом весла и относят все в свой фургон. На руках у них полупрозрачные резиновые перчатки, наподобие хирургических.
– Да, еще один последний вопрос. – Доусон возвращается ко мне. – Эта плоскодонка… Где именно она находилась в ту пятницу, двадцать шестого марта, когда вы провожали вашего мужа при отплытии?
– Инспектор… – произношу я со вздохом, не скрывая, что нахожу его вопросы назойливыми. – Я не знаю. Действительно, не знаю.
– Но вы бы заметили ее, если бы она была привязана к яхте?
– Вероятно. Шел сильный дождь, и я внимательно не присматривалась.
– Миссис Ричмонд, вы бы нам очень помогли, если бы вспомнили.
Прежде, чем я успеваю остановить себя, язвительно произношу:
– А мне бы очень помогло, если бы я знала, почему вы спрашиваете об этом.
Доусон смотрит вниз на свои ноги. Когда он поднимает глаза, взгляд у него становится холодным.
– Дело в том, миссис Ричмонд, что мы должны изучить дело со всех сторон. И учесть любую вероятность.
– Понимаю, – со вздохом отвечаю я. – Но когда вы говорите «любую вероятность», это не может не беспокоить меня.
– Мы должны учесть вероятность того, что в гибели мистера Ричмонда замешано какое-то лицо или лица, – серьезно произносит инспектор.
– Но это же смешно! – вырывается у меня неожиданно.
Доусон делает рукой неопределенный жест, как бы выражая сожаление по поводу того, что не может со мной согласиться.
– Миссис Ричмонд, полученное вами письмо было очень неприятного характера.
– Но ведь это несерьезно!
– Так считаете вы, но мы в этом не уверены.
Я не нахожу в себе сил, чтобы снова вступить в спор с Доусоном, однажды мы с ним это уже обсуждали. Я тру рукой лоб и провожу пальцами по волосам.
– Вам не следует так расстраиваться, миссис Ричмонд, – говорит Доусон своим обычным голосом. – Речь идет о том, что мы должны исследовать всю полученную информацию. Нам необходимо установить некое лицо и провести в отношении него определенные мероприятия.
Это тоже новый момент.
– Лицо? Какое лицо?
Выдержав паузу, инспектор неохотно отвечает:
– Лицо, которое, как мы считаем, отправило это письмо. Сейчас я не могу сказать вам большего, миссис Ричмонд. Впоследствии я вас, разумеется, проинформирую.
– Но зачем вам «Зодиак»? – Я указываю на мешок с лодкой, лежащий в полицейском фургоне.
– Просто мы должны провести тщательное обследование всего, что имеет отношение к делу. Будьте добры, миссис Ричмонд, повторите еще раз, где именно вы обнаружили лодку в ту субботу?
– У пристани.
– Там, где вы и ожидали ее обнаружить?
Я чувствую, что загоняю себя в угол и могу в дальнейшем пожалеть об этом, поэтому применяю туманную формулировку:
– Дело в том, что у нее не было постоянного места.
– Но вы ее легко обнаружили? У пристани?
Ошибка, Эллен, ошибка! Но теперь я уже связана по рукам и ногам.
– Да.
– А плоскодонка? Вы не заметили, что она была привязана к яхте, когда ваш муж отплывал от пристани?
– Ну, я… Возможно.
– Миссис Ричмонд, вы имеете в виду, что заметили ее?
– Нет, я имею в виду, что не уверена в этом. Это имеет какое-то значение?
– Большое, миссис Ричмонд. Если при яхте не было… э-э… плоскодонки, то это очень важно.
Даже в моем смятенном состоянии я понимаю, что плоскодонка не могла сама приплыть к яхте. Если Гарри оставил ее у пристани, значит, кто-то другой подогнал ее к месту стоянки «Минервы» на реке.
Большим и указательным пальцами Доусон трет лацкан своего пиджака.
– Я полагаю, что решение мистера Ричмонда взять с собой в море плоскодонку выглядит несколько странным. Это ведь довольно большая лодка, и в обычной ситуации ее в дальние плавания не берут. Насколько я знаю, яхте трудно тащить ее за собой…
Морланд. Я слышу его интонации. Это он говорил об этом Доусону.
– Наличие такой лодки позади яхты существенно замедляет ее ход. А в штормовую погоду плоскодонка превращается просто в обузу. Она может затонуть, или… – инспектор подыскивает слова, – перевернуться вверх дном.
– Но когда вы собираетесь покончить жизнь самоубийством, ситуация, согласитесь, не совсем обычная, – замечаю я.
Доусон обдумывает мои слова.
– Согласен, – произносит он наконец. Затем вздергивает подбородок, прищуривается и заканчивает фразу: – Именно поэтому столь необходимо, чтобы вы вспомнили, видели ли плоскодонку в ту пятницу в марте.
Раздается глухой удар. Это один из полицейских в комбинезоне захлопывает заднюю дверь фургона. Рядом с ним чему-то смеется Фишер.
– Извините, – говорю я Доусону.
– Ведь это довольно большая лодка, – повторяет инспектор, – и вы не могли не заметить ее, если бы она находилась позади «Минервы»?
– Думаю, не могла… но… Нет, не уверена. – Я пожимаю плечами, демонстрируя приличествующую дозу отчаяния от того, что не в силах помочь. – Не знаю, извините.
На лицо Доусона возвращается натянутая улыбка коммивояжера, скрывающего разочарование от неудачи в продаже своего товара. Он медленно кивает.
– Но если вы вспомните, то…
– Разумеется.
Доусон провожает меня до двери в дом, чуть склоняет голову и направляется к полицейской машине. Неожиданно звук его шагов по гравию затихает. Я поворачиваюсь и вижу, что он смотрит на меня.
– Да, совсем забыл задать вам один вопрос, – громко говорит он. – Насколько я знаю, на «Минерве» была радиостанция. Не было ли у мистера Ричмонда наряду с ней каких-либо других средств связи? Например, мобильного телефона?
У меня спирает дыхание.
– Вообще-то он купил такой телефон.
– И в тот день он был при нем?
Я поднимаю руки и устало улыбаюсь.
– Инспектор, вы задаете мне много вопросов, на которые я просто не знаю ответов.
Письмо от Гиллеспи в три строчки. Он хочет узнать, успела ли я ознакомиться с его предложениями по моим финансовым вопросам. И если да, готова ли уведомить его относительно своего решения.
Я достаю ранее присланный им документ, кладу его на стол Гарри, утыкаюсь взглядом в колонки цифр и сразу ощущаю собственную беспомощность. К третьей странице я окончательно теряюсь.
Я отталкиваю бумагу словно ребенок, который не хочет иметь дело с неприятными вещами. В мозгу роятся мысли о Доусоне и лодках. Он, наверное, и плоскодонку забрал из яхт-клуба в полицию. Интересно, что он рассчитывает обнаружить на ней? Ведь она отремонтирована и места ударов о траулер закрашены.
А что он хочет найти на «Зодиаке»? Я вспоминаю, как отскребала ее от грязи у пристани, как стояла на бетонной площадке перед гаражом и наблюдала за Морисом, который тщательно мыл ее горячей водой с порошком.
Невольно перед глазами всплывает картина: поскользнувшись на кроваво-иловой смеси, я выбираюсь из лодки, а вдалеке, в доме, рыдает Кэти.
– При сложившихся обстоятельствах, которые попечители согласились признать исключительными, они готовы согласиться на сделанное вами предложение.
Теперь очередь Тима Шварца читать по бумажке, что он и делает.
– Алло, – говорит он, поскольку я не реагирую. – Вы слышите?
– Да, слышу.
– Но они спрашивают, нельзя ли увеличить первую сумму? – В его голосе явное неудовольствие от того, что ему приходится сообщать мне это известие.
Звонок Шварца застал меня на кухне. Я подхожу к стойке и подтягиваю себе стул.
– Мне будет трудно сделать это.
– Может, вы могли бы тогда предложить нам график выплат?
– Ну…
– Хотя бы примерный.
– Я должна подумать.
Пауза.
– Это сложно для вас?
Я слышу звук открывающейся двери и поворачиваюсь. Это Кэти. Она проплывает мимо меня в сторону холодильника.
– Могу я заехать к вам в ближайшее время? – спрашиваю я. – Просто сейчас я очень занята.
– Ах, да, понятно. Хорошо, давайте встретимся, когда у вас будет время.
– Я постараюсь…
– Простите, миссис Ричмонд, в вашем голосе я улавливаю нотки сомнения. Ваши планы не изменились?
Кэти стоит у открытого холодильника и достает что-то с нижней полки.
– Нет, нет, что вы! Нисколько. Просто сейчас у меня очень трудно со временем.
– Я не собираюсь давить на вас, но хотел бы знать конкретно, когда мы можем встретиться.
– Хм… На следующей неделе?
Кэти достает из холодильника кока-колу, минеральную воду и фрукты. Прижимая все это к груди, ловко закрывает ногой дверь холодильника. Когда она поворачивается и идет через кухню обратно, я замечаю, что во рту у нее кусок пирожного со взбитыми сливками.
– Значит, я могу позвонить вам в понедельник? – спрашивает Шварц. – Да, и еще…
Какое-то глухое восклицание. Кэти остановилась посреди кухни и беспомощно смотрит, как кусок пирожного ползет вниз у нее по груди, оставляя на футболке жирный след. Наконец он шлепается на пол.
– Попечители просили меня передать вам соболезнования, – добавляет Тим, – по поводу гибели вашего мужа.
Кэти с неудовольствием оглядывает свою футболку и нахмуривается. Но буквально через секунду поворачивается ко мне с озорным смешком в глазах.
– Простите? – возвращаюсь я к разговору со Шварцем.
– Попечители. Они шлют вам соболезнования. На верхней губе у Кэти остаются усики из крема.
Я беззвучно смеюсь и с трудом произношу.
– Да, спасибо. – Я чувствую, что мои паузы приводят Шварца в некоторое смятение. Видимо, он полагает, будто я еле сдерживаю слезы, и торопливо бормочет что-то насчет того, что может позвонить и в среду, если мне так удобнее.
Положив трубку, я взрываюсь смехом. И, подойдя к Кэти, обнимаю ее. Она утыкается мне в шею.
Кэти! Моя девочка, моя родная!
Я отстраняюсь от дочери и заглядываю ей в глаза. Чувствуется, что внутри нее происходит какая-то борьба.
– Когда приезжают из полиции… мне становится страшно. – Несколько секунд я молчу.
– Да, – тихо говорю я, – и мне тоже.
Мы снова приникаем друг к другу и стоим, словно два усталых бойца, которые получили передышку между схватками.
– Поднимайся, поднимайся! – кричит сверху Джек.
Перспектива посетить Джека в его спальне меня не очень привлекает, но поскольку он предупредил, что может принять меня только рано утром, выбора не остается. Поднимаясь по ступеням, я думаю о том, сколько же женщин всходили наверх по этой лестнице. За надеждой? За любовью? За счастьем? Неужели хоть кто-то из них воображал, что сможет в конце концов заарканить Джека?
Спальня у него очень просторная: широкая кровать, а над ней большая гравюра в восточном стиле – что-то эротическое, хотя я и не приглядываюсь. У кровати стоит тумбочка. По стенам – встроенные шкафы.
– Я здесь.
Джека я обнаруживаю у двери в ванную, отделанную красной и синей плиткой. Джек чмокает меня через пену от крема для бритья. На нем распахнутая на груди полосатая пижама.
– Еще раз поздравляю, – говорю я. Джек расплывается в улыбке.
– Все еще впереди. Мне нужно выиграть для этого место в парламенте. – Он отворачивается к зеркалу, поднимает подбородок и начинает водить по нему бритвой. – Итак? – полуобернувшись ко мне, спрашивает Джек.
– Итак… – Я глубоко вдыхаю носом воздух и решительно произношу:
– Мне нужны деньги.
Джек споласкивает бритву под струей воды и, прищурившись на себя в зеркало, вновь проводит бритвой по подбородку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66