– Я не люблю рисковать. И ты не любишь.
– Воистину так, и все же я не вижу, к чему нас это приведет.
Орев Зарак склонил голову к плечу, понимая, что делает это в силу привычки, но он был не в силах ее преодолеть.
– Я думаю, нам стоит добиться гарантии своих ставок. – Гамалиэль замер, ожидая реакции собеседника.
– Это мудро, учитывая то, сколько поставлено на кон, – согласился Орев Зарак. – Лилит?
– Она чересчур увлечена предложением Саммаэля. К тому лее я не доверяю ее аппетитам. Насколько мы знаем, она может пожелать сохранить статус-кво. Она устроилась в этом мире лучше, чем кто-либо из нас.
– В Аваддоне мне так не показалось, – возразил Орев Зарак. – Но опять же она может быть столь же лживой, как и Саммаэль.
– А Тагирирон бесполезен. Если с ним чем-нибудь поделиться, он будет считать, что у него есть лишний козырь. Так что остаемся только мы с тобой.
– Получается так. У тебя есть предложение?
– Есть. – Гамалиэль замялся. – Радикальное. Орев Зарак улыбнулся ему:
– Мне оно уже нравится. Расскажи.
– Нет. Я покажу тебе. – Гамалиэль вытянул руку; бледно-золотые пальцы дрожали.
«Даже в духовном обличье», – подумал Орев Зарак. Радикал, ничего не скажешь.
– Почему я должен тебе верить? – спросил Орев Зарак.
– Ты можешь не верить, но зачем тебе верить Лилит или Саммаэлю? Разве мы не связаны теснее, чем они?
– Не пытайся опутать меня своими иллюзиями. – Орев Зарак поднялся на ноги. – Я Ворон Раздора, и я развею их в прах.
Гамалиэль отступил, по-прежнему с вытянутой рукой:
– Никаких иллюзий, лишь еще одна альтернатива. Да или нет?
Правда была в том, что ни одному из Повелителей Суровости нельзя было доверять. Но если бы Орев Зараку пришлось выбирать, то первым шел бы Тагирирон, потому что он был тупее всех, а после – Гамалиэль.
– Тогда – да. – Орев Зарак пожал руку брату и пошел на риск.
Гамалиэль ухмыльнулся и направил всю энергию в пять таинств, активировав разом все чакры. Материя Ассиах треснула под давлением пяти сил, вызванных им к жизни. Открылись врата, ведущие в некую точку Йецира, мира ангельского свода. Несмотря на свои опасения, Орев Зарак позволил Гамалиэлю ввести себя туда.
С минуту он обозревал то место, куда они попали.
Высокие острия скал, громадные и неколебимые. Под его босыми ногами – холодные плиты пола. Холодный ветер овевает лицо. И это было реальностью, значит, они утратили свою духовную форму.
– Что ты наделал? – Орев Зарак повернулся, как вихрь, к Гамалиэлю, который отступил и разорвал связь между ними. Врата закрылись, и Орев Зарак понял, что уже слишком поздно. Их присутствие заметили.
– Спокойствие! – сказал Гамалиэль. – Мы должны были прибыть сюда, но я не знаю, как нас примут. Что бы ты ни делал, не провоцируй их, иначе быть нам прикованными в Аваддоне, как Тагирирон.
Он был прав. Их судьбы были теперь не в их руках, и все же Гамалиэлю придется заплатить за свою двойную игру.
Орев Зарак выпятил грудь и встал плечом к плечу с Гамалиэлем, и тут из тени зала Великой Пентаграммы выступили пять фигур. Далекий угрожающий гул ангельских голосов слышался вокруг. Ипсиссими разоблачились и встали перед своими отверженными братьями.
– Что вы здесь делаете?
Может, это сказал один из них, а может, все разом. Трудно было сказать, когда на них было направлено столько приведенных в боевую готовность сил. Стальные кинжалы сверкали в их сжатых кулаках. Орев Зарак усилием воли заставил себя стоять неподвижно.
– Мы ищем переговоров, – сказал Гамалиэль.
– Это не дозволяется.
А, это был Габриэль, заклятый враг Гамалиэля.
– Неверно, – ответил Гамалиэль. – Просто нет такого прецедента, что меняет дело, если вы можете презреть свои драгоценные правила.
Габриэль сделал шаг вперед, но Ханиэль удержал его. Ненависть обуяла Орев Зарака при виде старого врага. Их взгляды встретились, и слова больше были не нужны.
– Насмешки мало помогут вам здесь, – сказал Рафаэль, как всегда спокойный и разумный. – Чего вы хотите?
– Считаете ли вы, что следующая Пятигранная каббала преуспеет в испытании? – Вопрос был настолько прямым, что даже Орев Зарак удивленно посмотрел на Гамалиэля.
– Не нам судить об этом, – ответил Габриэль, но слова его теперь звучали неубедительно.
– Зная глубину его страхов, я думаю, индиец потерпит поражение, – сказал Гамалиэль. – А Орев Зарак считает, что и девушка-блондинка не справится.
Орев Зарак никогда этого не говорил. Если уж на то пошло, он думал как раз наоборот, но сохранял непроницаемое выражение лица.
– Итак, вы хотите нарушить ход истории, исказив процесс, а не устранив его участников. – Это снова заговорил Рафаэль. Он всегда на лету схватывал то, что подразумевалось, в точности как Саммаэль.
– Я хочу завершить это, – сказал Гамалиэль. – Ибо мы чересчур долго боролись, не видя результата. Милосердие приблизилось к победе не более, чем Суровость. Если мы не можем прекратить эту битву, то как это смогут сделать чада Адама?
– Это не нам решать, – молвил Сандалфон.
– А я говорю, что нам, – возразил Гамалиэль. – Если Падшие могут принять правила Милосердия, то Ипсиссими должны быть готовы нарушить их во имя Суровости. Как же еще это может закончиться?
Габриэль шагнул вперед.
– Я изучил ваши методы за долгие годы борьбы, и я утверждаю, что верить вам нельзя. – Он рассек воздух перед лицом Гамалиэля клинком своего кинжала. Разрез раскрылся, обнажив врата, похожие на врата Падших, но не совсем такие. – Уходите сейчас, покуда я не отправил вас назад в Аваддон.
Давление со всех сторон подталкивало их к разрезу. Орев Зарак не был до конца уверен, воплощает ли Гамалиэль свой величайший обман или на самом деле верит в сказанное, но он знал, что мост между Падшими и Ипсиссими наведен. Лишь время покажет, кто пройдет по нему.
Разрез поглотил их, и они перенеслись назад в мир Ассиах, далеко от зала Великой Пентаграммы и Ипсиссими.
ЛИЛИТ
Женщина по имени Лили Тэйлор стояла на крыльце дома номер 17 по Санрайз-стрит. На улице было темно, и ее это радовало, потому что та ее часть, что принадлежала Лилит, собиралась сделать нечто доселе неизведанное, и под покровом ночи это было проще.
Простая деревянная дверь. Не защищенная никакими барьерами. Хрупкая преграда для таких, как она. Одно мановение руки – и она разлетится на мелкие кусочки. Это было заманчиво. Было заманчиво взять то, чего ей хотелось, взять назад свое слово в сделке с Саммаэлем, поддаться сжигающему ее желанию прежде всего. Это было все, чем она жила долгие годы изгнания. Единственное, что сохранило ей здравый рассудок. У Саммаэля была его ненависть, а у нее были ее желания.
Только сейчас ей хотелось того, что невозможно получить.
Если она вернет себе Джеймса и при этом окажется, что Саммаэль прав, Джеймс будет испорчен ее сущностью, и она потеряет все шансы на искупление. Но если он ошибался и Пятигранная каббала не справится с испытанием, тогда она вернется туда, откуда начинала, только еще и без Джеймса.
Джеймс выдержал противоборство с ней. Никому из людей это уже давным-давно не удавалось. Да, помогла светловолосая девушка, но именно Джеймс сказал «нет». Это было невыносимо, приводило в ярость и делало его в высшей степени вожделенным.
Простая деревянная дверь.
Мановение руки – и останутся только щепки.
Та ее часть, которая была Лили, вместо этого постучалась.
Звук получился гулким и, казалось, отозвался эхом в пустых глубинах дома. Она ждала, несвоевременно задумавшись о том, который теперь час. Различие дня и ночи было тем, что имело для нее хоть какое-то значение, а вот людям были необходимы часы и дни, чтобы отмерять отведенное им время, будто точное измерение могло продлить их краткие жизни.
На улице не было машин. Должно быть, уже поздно. Она снова постучалась, на этот раз громче. От предвкушения по ее человеческому телу побежали сладострастные мурашки. Над нею зажегся свет. Послышался топот ног по лестнице. Явно больше одной пары. Лили отступила в тень, желая посмотреть, кто выйдет.
Мужской и женский голоса заспорили. Она узнала голос Джеймса – и ее восторг усилился. Ощущение родилось во взятом взаймы теле или в ней самой? Это было так странно. Ей было не справиться с захлестывающими ее эмоциями. А самое тревожное было в том, что ей это нравилось.
Просто дверь. Для нее это не препятствие.
Дверь приоткрылась.
– Есть кто-нибудь?
Его голос, низкий и подозрительный. Дверь была теперь закрыта только на цепочку. Это было так абсурдно, что она едва не засмеялась.
– Кто здесь? – снова позвал он.
Он не мог увидеть ее при слегка приоткрытой двери, поэтому она ждала, зная свою жертву. Он захлопнул дверь, откинул цепочку и распахнул дверь настежь. При верхнем свете трудно было разглядеть что-либо. Она вышла из тени, пока он не призвал таинство Адонай Мелех.
– Ты! – только и смог вымолвить он.
Она изучала его лицо, пока он осознавал, кто перед ним. Настороженность сменилась удивлением, потом страхом и омерзением. Ни тени страсти, или сожаления, или раскаяния. Гнев душил ее, но она совладала с ним.
– Привет, Джеймс Майлс Стиплтон.
– Нет, – сказал он, неистово качая головой. – Нет, нет, нет.
– Пожалуйста. – Она придвинулась к нему, протягивая руку к его лицу. Он отпрыгнул, как будто в ее руке извивалась змея. – Это не то, что ты думаешь.
– Не то, что я думаю? – хрипло переспросил он. – Ты едва не убила меня, а тут объявляешься и ведешь себя так, словно я не перезвонил тебе после первого свидания.
– Я здесь не за этим.
– Джеймс? – Светловолосая сучка позвала его из глубины дома.
Лилит сдерживала переполняющий ее гнев, не желая, чтобы он это заметил.
– Оставайся там, – сказал он через плечо. Его лицо ожесточилось, когда он обернулся к ней. – Чего ты хочешь?
– Тебя.
Просто и искренне. Более чем искренне. Он был ей необходим. Это была физическая необходимость.
– Я в это не верю. – Он взъерошил пальцами и без того лохматые волосы. – После всего, что ты со мной сделала. – Он замолчал, собираясь с мыслями. – Я теперь знаю, что ты такое. Элиз и Морган мне все рассказали. Что ты задумала, Лилит?
– Я Лили, – сказала она. От отчаяния ее голос звучал грубо. – Разве ты не видишь? Я хочу быть Лили.
– Нет. Со мной это не пройдет. Нет.
Вот наконец-то та тоска, которую она хотела услышать. Она была близка к цели.
– Джеймс!
Светловолосая мерзавка появилась за его плечом. Их глаза встретились, и Лилит пришла в ярость, увидев неукротимую решимость в глазах другой женщины.
Элиз взяла Джеймса за руку, все так же глядя ей в глаза:
– Тебе его не видать.
– Мне? Мне не видать? – прошипела Лилит. – Не смей мне указывать! – Она собрала волю в кулак, вызывая в себе все женское.
– Нет! – Джеймс шагнул между ними, найдя в себе силы противостоять ей. От привлеченных сил воздух вокруг потрескивал.
Лилит обнаружила, что не может. Не может совладать с ним. Не с Джеймсом, единственным победившим ее человеком, а с единственным человеком, которого она должна поразить. Это открытие стало и удовольствием, и агонией, любовь и ненависть сплелись столь тесно, что стали неразделимы.
– Так ты выбираешь ее? – Слова просочились сквозь зубы Лилит. Она заставит его сказать это.
– Да.
Он больше не шутил, он был уверен. Он так сильно изменился, а катализатором перемен была она. Почему он этого не видит?
– Тогда это на твоей совести.
Она вытащила из кармана револьвер и уперла ствол себе в подбородок, так, чтобы он видел. Обыкновенное оружие для обыкновенной смерти. Он не попытался ее остановить, и она еще больше обезумела от ярости.
Еще миг. Последний шанс для него. Для них. Лили спустила курок. Миг ослепляющей боли – но и только. Она знала только, что девушка закричала, а Джеймс выругался; это было последнее, что слышал ее дух, воспаривший от кровавого месива.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60