К р о т о в а. – Отец мужа был ювелиром. Дед, которого я не знала, тоже. Кажется, и прадед.
К о с т е н к о. – В Смоленске была ювелирная торговля Юркиных. Какое отношение имели к ней ваш муж и его отец?
К р о т о в а. – Юркина – родня по мужниной линии.
К о с т е н к о. – Какова судьба Юркиной?
К р о т о в а. – Она уехала за границу в 1921 году.
К о с т е н к о. – Одна?
К р о т о в а. – Не знаю. Об этом у нас никогда не говорили.
К о с т е н к о. – Куда уехала?
К р о т о в а. – Я же говорю, это была закрытая тема. Я сама узнала об этом в начале шестидесятых годов, когда родственники за границей перестали быть… ну опасными, что ли…
К о с т е н к о. – После смерти мужа вы ни с кем не связали свою судьбу?
К р о т о в а. – У меня дети… Дочери пятнадцать, это может ее травмировать… Сын уже взрослый, ему двадцать, он бы меня понял… Но девочка любила отца, вы понимаете, каково ей будет видеть в доме другого мужчину.
К о с т е н к о. – Простите за вопрос: у вас есть друг?
К р о т о в а. – Да.
К о с т е н к о. – Можете назвать его имя?
К р о т о в а. – Да. Он вдовец, так что я не нанесу ущерба его репутации. Это Розин Лев Павлович.
К о с т е н к о. – Чем он занимается?
К р о т о в а. – Военврач в отставке.
К о с т е н к о. – Спасибо. Теперь расскажите, пожалуйста, по какому поводу к вам приезжал однополчанин Николая Кротова?
К р о т о в а. – Никакого повода… Расспрашивал, что у меня сохранилось от Коли, я ответила, что не помню, кажется, есть, давно не перебирала письма и альбомы.
К о с т е н к о. – Дальше…
К р о т о в а. – Он сказал, что Коля вроде герой, про него документы ищут… Назавтра снова позвонил, пригласил в кафе, добро рассказал про Колю, говорил интересно, потом я почувствовала его интерес ко мне как к женщине. Я дала ему понять, что этого… Ну, словом, я дала ему понять… Тогда он переключился на разговор о моей профессии.
К о с т е н к о. – То есть?
К р о т о в а. – Сказал, что к старости, когда вышел в отставку, начал…
К о с т е н к о. – Он был в форме?
К р о т о в а. – Да.
К о с т е н к о. – Сколько звезд было на погонах?
К р о т о в а. – Две больших. Как у Льва Павловича.
К о с т е н к о. – А не четыре маленьких?
К р о т о в а. – Нет, нет. Лев Павлович был военврачом, я знаю, что такое капитан второго ранга…
К о с т е н к о. – Сколько лет Льву Павловичу?
К р о т о в а. – А что?
К о с т е н к о. – Интересуюсь, когда он вышел в отставку?
К р о т о в а. – Я не помню… Давно уже… Ему шестьдесят восемь…
К о с т е н к о. – Простите, что перебил…
К р о т о в а. – О чем же я?
К о с т е н к о. – Не вы, а он… Переключился на разговор о вашей профессии, о его отставке, старости, о том, что он начал…
К р о т о в а. – Ну да! Вспомнила! Он сказал, что ездит в Коктебель, собирает там полудрагоценные камни: агат, аметист; набрал уже много, получил в наследство от покойной жены золото, спрашивал, где можно огранить камни, нельзя ли это сделать у нас – при торге есть мастерская по ремонту ювелирных изделий…
К о с т е н к о. – Вы отказали ему?
К р о т о в а. – Нет, отчего же, я обещала помочь…
К о с т е н к о. – Дальше…
К р о т о в а. – Когда я почувствовала его интерес ко мне как женщине, все стало плохо. Я дала ему понять, что мне это неприятно. Это был неловкий момент… Но потом снова все было вполне пристойно.
К о с т е н к о. – Сколько времени надо ждать записи на ремонт золотых изделий в вашей мастерской?
К р о т о в а. – Да никакой записи. Просто ребята медленно работают, они не на хозрасчете, а на твердом окладе, а я если попрошу – сделают сразу же.
К о с т е н к о. – И огранят камень, и оправят в золото?
К р о т о в а. – Конечно.
К о с т е н к о. – Это разрешено законом?
К р о т о в а. – Если человек предъявляет паспорт, чего же в этом предосудительного? К нам многие приходят ремонтировать драгоценности, мы у всех требуем паспорт, а там прописка, номер отделения милиции – чего ж больше? Так можно всех заподозрить…
К о с т е н к о. – Это – упаси бог, это не надо. А вы документ капитана не посмотрели?
К р о т о в а. – Это неудобно… Если бы он сдал товар в мастерскую, я бы, конечно, проверила документы – даже у однополчанина покойного родственника…
К о с т е н к о. – В магазин вы с ним вместе заходили?
К р о т о в а. – Да. Он проводил меня на работу, посмотрел наши изделия…
К о с т е н к о. – Те, которые на витрине? Или вы показали ему некоторые вещи, не пошедшие еще на прилавок?
К р о т о в а. – Вы что, следите за мной?
К о с т е н к о. – Нет. Я просто смотрю на вас. И вижу, что вы волнуетесь. А волнуется тот человек, который чего-то недоговаривает. Я хочу понять, что вы скрываете?
К р о т о в а. – Ах, ничего я не скрываю! Я работаю в торговле тридцать лет, прекрасно знаю тех людей из ОБХСС, которые курируют нашу ветвь, у меня никогда не было трений с вашей организацией.
К о с т е н к о. – Скажите, а как удобнее транспортировать золото? В песке, слитках или изделиях?
К р о т о в а. – В слитках. Вы имеете в виду промышленную транспортировку?
К о с т е н к о. – В формах транспортировки я не силен. Я сыщик, а не хозяйственник. А был у вас никакой не однополчанин Кротова, а убийца, который трупы топором рубит…
К р о т о в а. – Вы это говорите серьезно?
К о с т е н к о. – Вполне.
К р о т о в а. – Господи… Я действительно показала ему несколько платиновых колец с бриллиантами, которые мы еще не пустили на прилавок, ждем конца квартала, бережем для выполнения плана…
К о с т е н к о. – У вас весьма точный глаз. Вспомните, пожалуйста, он очень внимательно разглядывал ваш кабинет? Ходил по нему?
К р о т о в а. – Он не вел себя как грабитель, который исследует толщину решеток на окнах… Мои окна забраны толстыми стальными прутьями, а сигнализация идет напрямую к вам…
К о с т е н к о. – А не спрашивал он вас, – с юмором, мимоходом, – не боитесь ли воров?
К р о т о в а. – Нет… Не так… Он сказал: «Вы тут как в бункере, полнейшая безопасность».
К о с т е н к о. – Вы возразили?
К р о т о в а. – Нет, я сказала, что если смогли ограбить банк, то уж нас, если захотят, подавно ограбят.
К о с т е н к о. – Вы материально ответственны?
К р о т о в а. – Нет. Заместитель.
К о с т е н к о. – У вас дома есть фотографии Николая Кротова?
К р о т о в а. – Школьные.
К о с т е н к о. – А письма?
К р о т о в а. – Да… Я не помню… Может быть…
К о с т е н к о. – Он знает ваш адрес?
К р о т о в а. – Нет.
К о с т е н к о. – Вы его не приглашали в гости?
К р о т о в а. – Нет.
К о с т е н к о. – Мы сейчас поедем к вам и посмотрим в вашем семейном архиве все фото и письма».
Писем и фото в альбомах не было.
И Костенко, наконец, понял: Кротов не просто будет бежать на запад, он будет просить политическое убежище, поэтому-то он так тщательно у н и ч т о ж а е т Кротова, Николая Ивановича, бандита, фашиста, волка.
– Зачем вы лгали, что «капитан второго ранга» не был у вас дома? – спросил Костенко.
И тут женщина сломалась…
Она не плакала, просто покатились слезы, оставляя бурые следы на тщательно положенном «смуглом» тоне; Кротова сделалась в какое-то мгновение очень старой женщиной – потерянной и жалкой.
– Помочь вам? – предложил Костенко. – Или вы все расскажете сами?
Она отрицательно покачала головой, шепнула:
– Я ничего не буду… рассказывать… вам…
– Тогда я вам скажу. Он привел вас домой. В кафе он купил шампанское и коньяк. Или водку, хотя – вряд ли, в кафе водку продают только верным клиентам, но п о д вас он мог взять водку, чтобы сделать «огни Москвы» и споить вас. Я обещаю вам выяснить все, – и это будет не в вашу пользу, – в каком вы были кафе, какие он покупал там бутылки, куда вы отправили дочь, в кино ли, к друзьям, я выясню это, я вызову на допрос и предупрежу свидетелей об ответственности за ложные показания, и они мне расскажут правду. Я не могу иначе, потому что речь идет о злодее… Ну?
Женщина кивнула, прошептала:
– Да…
– Все было так?
– Да…
– Когда вы… проснулись, его уже не было?
– Нет.
– Он оставил записку?
– Да.
– Где она?
– Он в конце написал: «После того как прочтешь – сожги, чтобы не попалась на глаза девочке».
– Это он про дочь?
Женщина кивнула.
– А смотреть альбомы и читать письма вы начали сразу, как пришли?
Она снова кивнула.
– Он к вам после этого звонил?
– Да.
– Когда?
– Сегодня…
– В какое время?
– Днем.
– Вы сказали ему, что вас вызывают в угрозыск?!
– В милицию…
– Он звонил из города?
– Нет. Междугородная…
– Из какого города?
– Не знаю.
– В какое время дня это было – только точно?
– Около одиннадцати.
– Вы ждали его звонка?
– Нет… Сегодня не ждала, а вообще…
– Все время ждали?
Она кивнула.
…Костенко вышел из кабинета, попросил дежурного:
– Позвоните Тадаве, он сидит у меня, пусть немедленно едет в Минсвязь и установит, из какого города был сегодня сделан заказ на Смоленск, телефон 33-64-21, фамилия абонента Кротова. Если ему ответят, что могли звонить из автомата, теперь много автоматических линий, пусть обратится к начальству, настоит, чтобы проверили все, абсолютно все города и поселки. Черноморское побережье и республики Средней Азии – особенно. Ленинград и Карелию – тоже.
Сначала, конечно же, Тадаве ответили, что при теперешней линии автоматической междугородной связи поиск такого рода бесполезен. Он, однако, поманил к себе девушку, которая разговаривала с ним (ответственная дежурная по управлению), и шепнул, явно подражая Костенко:
– Красивая, от того, в какой мере вы нам поможете, зависит судьба, вернее говоря, жизнь людей, ибо мы ищем волка, злодея, фашиста, который не просто убивает женщин, а рубит их на куски, – понимаете? Я говорю вам правду, хотя делать этого не имею права.
«Справка. На запрос Главного управления уголовного розыска МВД СССР сообщаем, что разговор со Смоленском, с номером 33-64-21 был заказан из Адлера в 8.30, на почтовом отделении при вокзале. Отв. дежурная Власова Л. И.».
Костенко приказал срочно выбросить оперативные группы на вокзал, аэродром, на все поезда, вышедшие из Адлера, снабдив оперативных работников точным описанием Кротова; фотографии он рекомендовал не раздавать, потому что Кротов мог изменить внешность – усы, борода, форма, спецовка, ватник, черт его душу знает; он почувствовал опасность, но он еще не убежден в том, что Кротову вызывали в связи с его делом, он просто-напросто не имеет права в это поверить, он должен выяснить правду. Он позвонит к ней еще раз. Он позвонит.
…Группа угро, работавшая на аэродроме Адлера, не установила факта продажи билета ни Милинко, ни Минчакову, ни Милинкову, ни Минчукову, ни Пилинкову, ни Линчакову, ни еще доброму десятку фамилий, аналогичных этим, поскольку Костенко предложил отрабатывать версию изменения фамилий, отталкиваясь от двух – «Милинко» и «Минчаков».
На квартире у Кротовой была оставлена засада; все ее телефонные разговоры – с санкции прокурора, – фиксировались.
– Он должен вас убить, – сказал Костенко женщине. – Понимаете? Вы – единственный реальный свидетель, которого вызывали в милицию. Он не знает, в связи с чем, но он должен убрать вас, потому что вы – единственный человек здесь, на Большой земле, к которому он приходил открыто, упомянув имя Кротова. Это – гарантия смертного приговора, это – неопровержимая улика против него. Я только не могу понять, зачем он пришел к вам и назвал фамилию Кротов? Это – против правил, против его правил. А вы мне до сих пор не хотите рассказать всей правды, вы утаиваете что-то. Ладно, это ваше право в конце концов. Только помните постоянно: один неверный шаг, и дочь ваша останется сиротой!
– Я буду делать все, что вы скажете…
– Он ведь знает ваш рабочий телефон? – спросил Костенко.
– Конечно.
– Когда он позвонит, вы будете д е р ж а т ь его разговором сколько можете. Ясно?
– Да.
– Расскажите ему, что вас вызывали и допрашивали по поводу тех колец, которые вы не пустили в продажу, а придержали для выполнения плана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44