Всего хорошего, приятной поездки...
4
...Замок я увидел издали; он возвышался на пригорке - типично германская крепость, командная высота; дорога п р о с т р е л и в а е т с я, старая дорога, мало таких осталось, в ней видно былое; начинает играть п р и м ы с л и в а н и е, возникают картины средневековья, затаенности, ночного мрака, когда вокруг - ни огонька; также зримо предстают воображению времена того чудовищного, совсем недавнего средневековья, когда сюда поднимались грузовики с засиненными фарами, чтобы не было видно сверху летчикам союзных держав, а в этих крытых грузовиках с эсэсовскими номерами были ящики, причем далеко не все эти ящики были маркированы: конспирация начинается с малого; и были в этих ящиках картины и иконы, похищенные в музеях Советского Союза, и переправлял их в этот замок один из бывших владельцев, ныне профессор теологии (какое кощунство!), а в прошлом эсэсовец Адальберт Форедж. Можно представить себе, сколь часто он приезжал сюда с Восточного фронта, сопровождая рейхсминистра Розенберга и других гитлеровских бонз! (Не исключено, кстати, что в замок наведывался и Геринг - "интеллектуал, истинный ценитель прекрасного, страстный борец за светозарные идеалы новой национал-социалистической культуры", писали о нем в газетах НСДАП.)
Маленькая деревенька, над которой возвышается замок, тоже называется Кольмберг. В ней я смог угадать черты тех селений, которые помню по сорок пятому году, когда жил, мальчишкой еще, в доме, где останавливаюсь комбриг Константин Корнеевич Лесин и его жена, военврач Галина Ильинична, в Рамсдорфе, что под Берлином.
Деревенский аккуратненький ресторанчик, где можно (по правилам здешнего ГАИ) выпить кружку баварского пива, присев за столик рядом с громадноруким крестьянином, - то место, с которого следует начать подход к замку.
- К вам можно? - спросил я.
- Присаживайтесь, - ответил крестьянин, одетый в рабочий джинсовый костюм, удобную (но при этом щегольскую) шапочку и ярко-желтые короткие сапожки.
(Эстетика рабочей одежды здесь - практика торговли, которая просто-напросто разорит фирму, поставляющую неходовой товар. На Западе я постоянно встречал юношей и девушек в дешевеньких рубашках, на которых были портреты известных актеров и политиков. Фирмы постоянно думают, как з а б р а т ь у людей деньги.)
...Немец, как и русский, весьма п о с т е п е н е н в знакомстве и первом разговоре. В первую очередь, понятно, это относится к крестьянину, который от рождения чурается всякого рода чрезмерных резкостей; идет это, видимо, от того, что с детства приходится принимать теленка, ягнят, поросят, а роды, причастность к ним - штука совершенно особая, резкостей не терпящая; прежде всего спокойствие, постепенность. Да и обработка поля - не нынешняя, рассчитанная по графику, а прежняя, когда хлебопашец шел за конем, - также олицетворялась постепенностью; понятие "шаг за шагом" принадлежит земле, но не городу с его машинной техникой. Я не намерен выступать адептом крестьянской идеологии, но силюсь понять предмет постепенности, оценить скоростные разности города и деревни, подумать над этой новой проблемой эпохи НТР. Произошел любопытный парадокс: в космосе люди куда как более уверены в скорости и движениях, чем многие сограждане, сидящие за рулем. Только-только "впрыгнули" в "автоэпоху", как НТР понудила идти в небеса, обживать их; а ведь ильфо-петровский пешеход так и не успел толком привыкнуть к авто; жмет на красный свет; бежит под машину, особенно старушки в этом марафоне отличаются. Впрочем, стоит понаблюдать, как относятся к технике молодые и как - старые; родившиеся после пятидесятого года, когда в каждом доме появился ТВ и транзистор, привычны к технике, смелы с нею, а я до сих пор с ужасом нажимаю на кнопки и клавиши приемника, опасаясь его испортить, ибо телевизор впервые увидал в 1951 году, двадцати лет от роду, то есть будучи уже человеком со вполне сложившимися стереотипами восприятия и поведения. Постепенность в наш век, думаю, штука нужная, ибо стало аксиомой, что в минуты резких сломов привычного требуется исключительное напряжение наших душевных резервов, находившихся перед тем в состоянии покоя и равновесия. Впрочем, слишком уж "постепенная постепенность" также опасна: нетерпение может перегореть, обернувшись равнодушием - в лучшем случае, холодным цинизмом - в худшем.
- Красивый замок, - сказал я соседу. - Не правда ли?
"Джинсовый" крестьянин отхлебнул из своей пенной кружки и, посмотрев на меня без всякого интереса, пожат плечами.
Я пробормотал что-то по поводу неустойчивой погоды.
Сосед ответил на таком баварском сленге, что я вообще ничего не смог разобрать и лишь покачал головою.
Потом сосед достал пачку французских сигарет "жиган" - черных, крепких, ими бы травить неугодных, - пыхнул мне в лицо синим дымом, ухмыльнулся и задал вопрос на еще более чудовищном сленге, понять который мне, естественно, не было дано.
- Да, - ответил я неопределенно. - Очень интересно...
Сосед пыхнул в меня еще раз, поднялся и сказал на прекрасном, внятном "хохдойч" [истинный, литературный немецкий язык] так, как говорят с иностранцами, только-только учащимися языку:
- Я спросил, откуда вы, - всего-навсего...
Он положил на стол монету, кивнул бармену, стоявшему за стойкой, и вышел, шаркая своими роскошными, желтыми, короткими резиновыми мокроступами.
Бармен поднял на меня глаза:
- Вы откуда?
- Из Бонна.
- А по национальности?
- Говорите по-английски? - спросил я.
- Немного, - ответил бармен, - иначе нельзя, я имею бизнес с американскими военными, которые здесь стоят, шустрые ребята. У вас нет ничего табачного? Или, может, виски, провезенное без налога?
- Я захвачу в следующий раз пару бутылок - в подарок.
- Значит, вы не американец, - убежденно заметил бармен. - Или вам что-то надо от меня.
- Ровным счетом ничего. Меня просто-напросто интересует замок Кольмберг.
Бармен усмехнулся.
- Замок как замок... Хозяин небось интересует...
- Вы имеете в виду Унбехавена?
- А вы?
- Фореджа...
- Довольно давно старик здесь и вправду числился...
- То есть?
- Знаете, - сказал бармен, - вы со мной об этом бросьте... Я тут живу, и моим детям жить здесь... Не надо меня затягивать в это дело, оно и так муторное... Ясно?
- Ничего не ясно, - ответил я, поднялся и, по примеру моего соседа, оставил на столе монету.
Бармен каким-то особым, х о з я й с к и м зрением увидел, сколько я ему оставил, и прокричал - иным уже тоном:
- Большое спасибо!
"Воспитанные мужики, - подумал я, садясь в машину, - и компьютерные: эк стремительно просчитал, что я ему п о л о ж и л на чай не пять пфеннигов, как мой сосед, а двадцать! Ай да хозяин!"
...Я медленно вел машину по старой гравийной дороге, и замок Кольмберг из маленького, игрушечного делался большим, затаенным, зловещим.
...Подъем стал еще более крутым; резкий поворот; место для парковки машин; я запер "форд", взял аппарат "поляроид" и медленно пошел вверх, к воротам замка. Тишина была окрест и теплое февральское безлюдье, только надрывались, заходились в яростном лае собаки. Возле входа во внутренний двор замка намертво укреплен указатель: "К зверям - направо". Там маленький зоосад. Ясно - здесь любят животных. В этом убеждаешься, когда входишь во двор и видишь павлинов, медленно, царственно и бесшумно расхаживающих по камням. А собаки огромные овчарки в металлических ошейниках, на металлических цепях; белая, истерическая слюна, ощеренные сахарные зубы.
...Внутри замок кажется еще более мощным, чем снаружи: огромные башни; оконца забраны коваными решетками; трехэтажные жилые помещения добротны - во всем чувствуется рука рачительного хозяина.
Я отворил дверь, очутился в маленьком баре, увешанном старинным оружием и оленьими рогами; где-то в глубине дома дзенькнул звонок, навстречу мне вышел парень, спросил:
- Добрый день, вы зарезервировали номер в нашем отеле?
- Добрый день... Номер я не резервировал... В туристском проспекте сказано, что в вашем замке помимо отеля и ресторана открыт музей восточной культуры...
- Да, но вы опоздали...
- Чудак, - услыхал я за спиною скрипучий, сильный голос, - так нельзя говорить с гостями.
Я обернулся: передо мною стоял низкорослый, крепкий человек, лет шестидесяти пяти, то ли седой, то ли выцветший, с мускулистыми руками, которые, показалось мне, жили какой-то отдельной от всего тела жизнью: продольные, очень развитые мышцы и г р а л и свою роль сами по себе; так же сами по себе двигались пальцы, очень короткие и у х в а т и с т ы е.
- Разве точность ответа - чудачество? - спросил я.
- Говорите на родном языке, - продолжал ухмыляться низкорослый, - сразу слышно, что вы не наш. А что касаемо чудачества, - он перешел на английский, то прав я, а молодому человеку учиться и учиться: нет такого понятия "нельзя"; можно все, если услуга оплачена.
- Сколько будет стоить экскурсия по музею? - спросил я.
- Сколько ты хочешь получить с господина? - спросил низкорослый.
Он резко повернулся, толкнул рукой стену, а это была не стена, а дверь на кухню, врезанная в панель, я мельком увидел двух молодых женщин, стоявших возле большой плиты в белых фартучках, мальчишку, чем-то похожего на низкорослого, одетого, так же, как и старик, в традиционный баварский костюмчик - зеленая куртка с темными лацканами, зеленые суконные гольфы, потом дверь мягко захлопнулась, и парень, как-то странно отведя глаза, сказал:
- Ну что ж, раз хозяин позволил - пойдемте.
Темными, таинственными переходами мы двинулись в ч р е в о старого замка. Шаги наши были глухи, тишина - осязаемой, гнетущей; если уж пробовать как-то по-новому передать (в кино или ТВ) смысл понятия о ж и д а н и е, то искать нужно именно в тишине старого замка, оборудованного по последнему слову техники кондиционерами, люминесцентными лампами и специальными уловителями дыма, - в случае возникновения пожара тревога будет объявлена моментально, сработают автоматы.
Мы поднялись на второй этаж; в огромном зале были представлены экспонаты искусства древнего Китая и Японии: бронза, живопись, мебель.
"Надо запросить наши музеи, - подумал я, - может быть, эта коллекция вывезена от нас. Ведь традиции востоковедения, великого ученого Лазарева, не говоря уж об Афанасии Никитине, были сугубо развиты в России, - куда ни крути, единственное государство в мире, объединяющее в себе уникальное двузначие: Евразия".
- Говорите по-английски? - спросил я парня.
- Мало. Понимать - понимаю, но говорить смущаюсь. Хотите посмотреть каждый экспонат или перейдем в другие залы, а оттуда начнем спускаться вниз?
- А как у вас обычно смотрят экскурсанты?
- Смотря какой экскурсант...
- Ну такой, например, который понимает толк во всех этих штуках, хочет что-то купить, продать или обменять...
- Так чего ж вы с господином Унбехавеном об этом не поговорили? Таких посетителей он водит лично.
- Мне показалось, что вы у господина Унбехавена за гида, - ответил я, заново в ы с ч и т ы в а я низкорослого хозяина в потертом баварском костюмчике... Вот он каков, этот Унбехавен, "скромняга мужик", столь демократично обучающий бизнесу своего молодого служащего...
- Я у него за все, - ответил парень. - Золотой человек, простой, добрый... Требовать - требует, это верно, но если вкалываешь как следует да нос не суешь в чужие дела, дисциплинирован и внешне подтянут и стрижен, не то что в о л о с а т ы е в городах, тогда лучше хозяина и быть не может, такие только в старые времена были: крутые, но справедливые, простого человека в обиду не давали...
Я хотел было спросить про "старые времена", но понял, что делать этого никак нельзя, ибо все те, кто проходит воспитание у бывших, весьма пугливы и осторожны, ибо их приучают преклоняться перед "сильной рукою", которая карает, коли ты в о л о с а т, но защищает, если покорен, если думаешь, как все, не суешься с вопросами и заученно повторяешь то, что тебе говорит старший начальник, - ибо все остальное суть ересь и гниль, пропагандируемая "врагами нации".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
4
...Замок я увидел издали; он возвышался на пригорке - типично германская крепость, командная высота; дорога п р о с т р е л и в а е т с я, старая дорога, мало таких осталось, в ней видно былое; начинает играть п р и м ы с л и в а н и е, возникают картины средневековья, затаенности, ночного мрака, когда вокруг - ни огонька; также зримо предстают воображению времена того чудовищного, совсем недавнего средневековья, когда сюда поднимались грузовики с засиненными фарами, чтобы не было видно сверху летчикам союзных держав, а в этих крытых грузовиках с эсэсовскими номерами были ящики, причем далеко не все эти ящики были маркированы: конспирация начинается с малого; и были в этих ящиках картины и иконы, похищенные в музеях Советского Союза, и переправлял их в этот замок один из бывших владельцев, ныне профессор теологии (какое кощунство!), а в прошлом эсэсовец Адальберт Форедж. Можно представить себе, сколь часто он приезжал сюда с Восточного фронта, сопровождая рейхсминистра Розенберга и других гитлеровских бонз! (Не исключено, кстати, что в замок наведывался и Геринг - "интеллектуал, истинный ценитель прекрасного, страстный борец за светозарные идеалы новой национал-социалистической культуры", писали о нем в газетах НСДАП.)
Маленькая деревенька, над которой возвышается замок, тоже называется Кольмберг. В ней я смог угадать черты тех селений, которые помню по сорок пятому году, когда жил, мальчишкой еще, в доме, где останавливаюсь комбриг Константин Корнеевич Лесин и его жена, военврач Галина Ильинична, в Рамсдорфе, что под Берлином.
Деревенский аккуратненький ресторанчик, где можно (по правилам здешнего ГАИ) выпить кружку баварского пива, присев за столик рядом с громадноруким крестьянином, - то место, с которого следует начать подход к замку.
- К вам можно? - спросил я.
- Присаживайтесь, - ответил крестьянин, одетый в рабочий джинсовый костюм, удобную (но при этом щегольскую) шапочку и ярко-желтые короткие сапожки.
(Эстетика рабочей одежды здесь - практика торговли, которая просто-напросто разорит фирму, поставляющую неходовой товар. На Западе я постоянно встречал юношей и девушек в дешевеньких рубашках, на которых были портреты известных актеров и политиков. Фирмы постоянно думают, как з а б р а т ь у людей деньги.)
...Немец, как и русский, весьма п о с т е п е н е н в знакомстве и первом разговоре. В первую очередь, понятно, это относится к крестьянину, который от рождения чурается всякого рода чрезмерных резкостей; идет это, видимо, от того, что с детства приходится принимать теленка, ягнят, поросят, а роды, причастность к ним - штука совершенно особая, резкостей не терпящая; прежде всего спокойствие, постепенность. Да и обработка поля - не нынешняя, рассчитанная по графику, а прежняя, когда хлебопашец шел за конем, - также олицетворялась постепенностью; понятие "шаг за шагом" принадлежит земле, но не городу с его машинной техникой. Я не намерен выступать адептом крестьянской идеологии, но силюсь понять предмет постепенности, оценить скоростные разности города и деревни, подумать над этой новой проблемой эпохи НТР. Произошел любопытный парадокс: в космосе люди куда как более уверены в скорости и движениях, чем многие сограждане, сидящие за рулем. Только-только "впрыгнули" в "автоэпоху", как НТР понудила идти в небеса, обживать их; а ведь ильфо-петровский пешеход так и не успел толком привыкнуть к авто; жмет на красный свет; бежит под машину, особенно старушки в этом марафоне отличаются. Впрочем, стоит понаблюдать, как относятся к технике молодые и как - старые; родившиеся после пятидесятого года, когда в каждом доме появился ТВ и транзистор, привычны к технике, смелы с нею, а я до сих пор с ужасом нажимаю на кнопки и клавиши приемника, опасаясь его испортить, ибо телевизор впервые увидал в 1951 году, двадцати лет от роду, то есть будучи уже человеком со вполне сложившимися стереотипами восприятия и поведения. Постепенность в наш век, думаю, штука нужная, ибо стало аксиомой, что в минуты резких сломов привычного требуется исключительное напряжение наших душевных резервов, находившихся перед тем в состоянии покоя и равновесия. Впрочем, слишком уж "постепенная постепенность" также опасна: нетерпение может перегореть, обернувшись равнодушием - в лучшем случае, холодным цинизмом - в худшем.
- Красивый замок, - сказал я соседу. - Не правда ли?
"Джинсовый" крестьянин отхлебнул из своей пенной кружки и, посмотрев на меня без всякого интереса, пожат плечами.
Я пробормотал что-то по поводу неустойчивой погоды.
Сосед ответил на таком баварском сленге, что я вообще ничего не смог разобрать и лишь покачал головою.
Потом сосед достал пачку французских сигарет "жиган" - черных, крепких, ими бы травить неугодных, - пыхнул мне в лицо синим дымом, ухмыльнулся и задал вопрос на еще более чудовищном сленге, понять который мне, естественно, не было дано.
- Да, - ответил я неопределенно. - Очень интересно...
Сосед пыхнул в меня еще раз, поднялся и сказал на прекрасном, внятном "хохдойч" [истинный, литературный немецкий язык] так, как говорят с иностранцами, только-только учащимися языку:
- Я спросил, откуда вы, - всего-навсего...
Он положил на стол монету, кивнул бармену, стоявшему за стойкой, и вышел, шаркая своими роскошными, желтыми, короткими резиновыми мокроступами.
Бармен поднял на меня глаза:
- Вы откуда?
- Из Бонна.
- А по национальности?
- Говорите по-английски? - спросил я.
- Немного, - ответил бармен, - иначе нельзя, я имею бизнес с американскими военными, которые здесь стоят, шустрые ребята. У вас нет ничего табачного? Или, может, виски, провезенное без налога?
- Я захвачу в следующий раз пару бутылок - в подарок.
- Значит, вы не американец, - убежденно заметил бармен. - Или вам что-то надо от меня.
- Ровным счетом ничего. Меня просто-напросто интересует замок Кольмберг.
Бармен усмехнулся.
- Замок как замок... Хозяин небось интересует...
- Вы имеете в виду Унбехавена?
- А вы?
- Фореджа...
- Довольно давно старик здесь и вправду числился...
- То есть?
- Знаете, - сказал бармен, - вы со мной об этом бросьте... Я тут живу, и моим детям жить здесь... Не надо меня затягивать в это дело, оно и так муторное... Ясно?
- Ничего не ясно, - ответил я, поднялся и, по примеру моего соседа, оставил на столе монету.
Бармен каким-то особым, х о з я й с к и м зрением увидел, сколько я ему оставил, и прокричал - иным уже тоном:
- Большое спасибо!
"Воспитанные мужики, - подумал я, садясь в машину, - и компьютерные: эк стремительно просчитал, что я ему п о л о ж и л на чай не пять пфеннигов, как мой сосед, а двадцать! Ай да хозяин!"
...Я медленно вел машину по старой гравийной дороге, и замок Кольмберг из маленького, игрушечного делался большим, затаенным, зловещим.
...Подъем стал еще более крутым; резкий поворот; место для парковки машин; я запер "форд", взял аппарат "поляроид" и медленно пошел вверх, к воротам замка. Тишина была окрест и теплое февральское безлюдье, только надрывались, заходились в яростном лае собаки. Возле входа во внутренний двор замка намертво укреплен указатель: "К зверям - направо". Там маленький зоосад. Ясно - здесь любят животных. В этом убеждаешься, когда входишь во двор и видишь павлинов, медленно, царственно и бесшумно расхаживающих по камням. А собаки огромные овчарки в металлических ошейниках, на металлических цепях; белая, истерическая слюна, ощеренные сахарные зубы.
...Внутри замок кажется еще более мощным, чем снаружи: огромные башни; оконца забраны коваными решетками; трехэтажные жилые помещения добротны - во всем чувствуется рука рачительного хозяина.
Я отворил дверь, очутился в маленьком баре, увешанном старинным оружием и оленьими рогами; где-то в глубине дома дзенькнул звонок, навстречу мне вышел парень, спросил:
- Добрый день, вы зарезервировали номер в нашем отеле?
- Добрый день... Номер я не резервировал... В туристском проспекте сказано, что в вашем замке помимо отеля и ресторана открыт музей восточной культуры...
- Да, но вы опоздали...
- Чудак, - услыхал я за спиною скрипучий, сильный голос, - так нельзя говорить с гостями.
Я обернулся: передо мною стоял низкорослый, крепкий человек, лет шестидесяти пяти, то ли седой, то ли выцветший, с мускулистыми руками, которые, показалось мне, жили какой-то отдельной от всего тела жизнью: продольные, очень развитые мышцы и г р а л и свою роль сами по себе; так же сами по себе двигались пальцы, очень короткие и у х в а т и с т ы е.
- Разве точность ответа - чудачество? - спросил я.
- Говорите на родном языке, - продолжал ухмыляться низкорослый, - сразу слышно, что вы не наш. А что касаемо чудачества, - он перешел на английский, то прав я, а молодому человеку учиться и учиться: нет такого понятия "нельзя"; можно все, если услуга оплачена.
- Сколько будет стоить экскурсия по музею? - спросил я.
- Сколько ты хочешь получить с господина? - спросил низкорослый.
Он резко повернулся, толкнул рукой стену, а это была не стена, а дверь на кухню, врезанная в панель, я мельком увидел двух молодых женщин, стоявших возле большой плиты в белых фартучках, мальчишку, чем-то похожего на низкорослого, одетого, так же, как и старик, в традиционный баварский костюмчик - зеленая куртка с темными лацканами, зеленые суконные гольфы, потом дверь мягко захлопнулась, и парень, как-то странно отведя глаза, сказал:
- Ну что ж, раз хозяин позволил - пойдемте.
Темными, таинственными переходами мы двинулись в ч р е в о старого замка. Шаги наши были глухи, тишина - осязаемой, гнетущей; если уж пробовать как-то по-новому передать (в кино или ТВ) смысл понятия о ж и д а н и е, то искать нужно именно в тишине старого замка, оборудованного по последнему слову техники кондиционерами, люминесцентными лампами и специальными уловителями дыма, - в случае возникновения пожара тревога будет объявлена моментально, сработают автоматы.
Мы поднялись на второй этаж; в огромном зале были представлены экспонаты искусства древнего Китая и Японии: бронза, живопись, мебель.
"Надо запросить наши музеи, - подумал я, - может быть, эта коллекция вывезена от нас. Ведь традиции востоковедения, великого ученого Лазарева, не говоря уж об Афанасии Никитине, были сугубо развиты в России, - куда ни крути, единственное государство в мире, объединяющее в себе уникальное двузначие: Евразия".
- Говорите по-английски? - спросил я парня.
- Мало. Понимать - понимаю, но говорить смущаюсь. Хотите посмотреть каждый экспонат или перейдем в другие залы, а оттуда начнем спускаться вниз?
- А как у вас обычно смотрят экскурсанты?
- Смотря какой экскурсант...
- Ну такой, например, который понимает толк во всех этих штуках, хочет что-то купить, продать или обменять...
- Так чего ж вы с господином Унбехавеном об этом не поговорили? Таких посетителей он водит лично.
- Мне показалось, что вы у господина Унбехавена за гида, - ответил я, заново в ы с ч и т ы в а я низкорослого хозяина в потертом баварском костюмчике... Вот он каков, этот Унбехавен, "скромняга мужик", столь демократично обучающий бизнесу своего молодого служащего...
- Я у него за все, - ответил парень. - Золотой человек, простой, добрый... Требовать - требует, это верно, но если вкалываешь как следует да нос не суешь в чужие дела, дисциплинирован и внешне подтянут и стрижен, не то что в о л о с а т ы е в городах, тогда лучше хозяина и быть не может, такие только в старые времена были: крутые, но справедливые, простого человека в обиду не давали...
Я хотел было спросить про "старые времена", но понял, что делать этого никак нельзя, ибо все те, кто проходит воспитание у бывших, весьма пугливы и осторожны, ибо их приучают преклоняться перед "сильной рукою", которая карает, коли ты в о л о с а т, но защищает, если покорен, если думаешь, как все, не суешься с вопросами и заученно повторяешь то, что тебе говорит старший начальник, - ибо все остальное суть ересь и гниль, пропагандируемая "врагами нации".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73