в начале пятидесятых годов он был хозяином картинной галереи в Гамбурге.
3. Встретиться с начальником личного штаба Гиммлера, нацистским преступником обергруппенфюрером СС Карлом Вольфом.
2
...Наутро адрес Карла Вольфа, высшего генерала СС, начавшего сепаратные переговоры с Даллесом в Швейцарии весной сорок пятого, помогли установить коллеги из мюнхенского Института истории современности.
Позвонил в Дармштадт по телефону, который мне передали историки.
- Вольф, - услышал я резкий, глуховатый голос.
- Господин Карл Вольф? - уточнил я.
- Именно так.
Я представился. Пауза.
- Вы из Москвы?
- Да, но сейчас живу в Бонне.
- Но имеете право вернуться в Россию?
- Бесспорное.
- Хм. Что же вам надо?
- Увидеться с вами.
- Цель?
- Обсудить некоторые вопросы, связанные с историей второй мировой войны.
- Сколько можете уплатить за встречу?
Я, признаться, опешил:
- То есть как это "уплатить"?!
- Очень просто! Вы ведь намерены опубликовать нашу беседу, не так ли?! Так вот, какую часть гонорара вы можете перевести на мой текущий счет? Я получаю мизерную пенсию, всего триста марок в месяц, это вопиющее нарушение боннским правительством гражданских прав, я никогда не был "черным СС", я всегда был солдатом Германии на дымных полях войны за социальную справедливость и мир!
Ясно?! Вот так-то! Все бывшие генералы СС сейчас оказываются борцами за гуманизм и добро.
- Денег у меня нет, генерал, а вот отблагодарить за беседу парой бутылок водки, обедом и икрою - это мне под силу.
- Хорошо. Завтра в час дня я буду ждать в центре Дармштадта, в итальянском ресторане. - Он назвал адрес и телефон, пожелай спокойной ночи и положил трубку.
...Я опоздал не потому, что хотел опоздать и этим унизить нациста, просто-напросто запутался в обилии дорожных указателей; в хорошем тоже надобно соблюдать чувство меры.
Молодой итальянский официант в белой рубашке, розовой жилетке и слишком уж обтягивающих черных брюках распахнул дверь; заметив фотоаппарат, указал рукою налево:
- Генерал вас ждет, проходите, пожалуйста.
Я вошел в маленький деревянный зал и сразу же узнал его: Карл Вольф сидел в синем костюме, крахмальной рубашке и туго повязанном синем галстуке. Роста высокого, плечист, кряжист; лицо покрыто темно-желтым загаром - явно генерал не так давно вернулся с гор.
Вольф поднялся, пожал мне руку (она у него такая же большая и о л а д ь и с т а я, как у Скорцени), усмехнулся:
- Я заказал себе еду, не дожидаясь вашего приезда, вы не против?
- Мы ж уговорились, я угощаю, так что, пожалуйста, выбирайте от души.
- Ну, так какие же ко мне вопросы?
- Первый вопрос: где это вы так загорели?
- В горах. Я летаю в Альпы, старые товарищи финансируют наш отдых.
- "Наш"?
- Нет-нет, я одинок, летаю "соло". Когда я говорю "наш", то имею в виду тех, кто оказался разорен после войны...
- Вам приходилось сталкиваться с проблемами искусства, культурных ценностей?
- А как же! Я, именно я, передал Аллену Даллесу ценности из галереи Уфицци! Если б я знал, что американская разведка столь неблагодарна, я б оставил себе пару-тройку полотен и не было бы мне сейчас нужды получать подачку из Бонна - триста марок в месяц, позорная нищета боевого генерала...
- Но вы ведь не сражались на фронте, если мне не изменяет память.
- Я был в такой должности, когда фронт окружал меня повсюду! Американцы поставили условием при начале переговоров о компромиссном мире против большевиков передачу им картинных галерей Италии, чтобы это все не было отправлено в рейх...
- Кому? Гитлеру?
И тут я впервые увидал воочию глаза Карла Вольфа - маленькие, пронзительно-голубые буравчики вспыхнули вдруг, ввинчиваясь в тебя стремительно, безжалостно, т о р г о в о.
- А почему вы решили, что эта живопись предназначалась фюреру?! - спросил Вольф чуть не по слогам.
- А кому же еще? - отыграл я.
Г л а з больше не было; так, стертые, размытые старческие глазки; тихие, добрые, если не знать, кто сидит напротив; дедуля на отдыхе, да и только.
- Ну а разве Геббельс, отвечавший и за музеи рейха, не мог претендовать на эти полотна? - еще аккуратнее отыграл я.
- Вот это ближе к правде, - как-то умиротворенно согласился Вольф, и глаз по-прежнему не было на его лице, значит, вопрос не т р о н у л, значит - м и м о, значит - Геббельс здесь ни при чем.
- Или Розенберг?
- Нет, вряд ли. Розенберг в эти месяцы был совершенно потерянным человеком... Фюрер порекомендовал ему сосредоточиться на работе в главном органе партии - "Фолькишер Беобахтер".
- А Борман?
- Что - Борман?! - Глаза-льдинки словно бы отталкивают меня; эк они пронзительны, экие они живчики, диву только можно даваться! И еще одно примечательно: и Скорцени, и многие другие нацисты машинально повторяют имя "Борман", когда ты впервые произносишь его.
- Нет, ничего, я интересуюсь всеми деталями, относящимися к этому комплексу... У вас нет информации о причастности Бормана к проблеме культурных ценностей?
- Он не был к этому причастен.
- Убеждены?
- Абсолютно.
- Мы говорим о последнем периоде нацизма, о весне сорок пятого.
- Верно.
- А если бы речь шла о сорок втором или сорок третьем годе?
Вольф улыбнулся:
- В сорок третьем году речь не могла идти о сепаратном мире мой дорогой господин Семенов... Американцы умеют считать лучше, чем мы с вами: они высадились в Европу, зная цену каждой картине в галереях Италии и рейха...
- А им были известны расценки на те произведения, которые складировались под охраной СС в тайных горных "депо" Баварии, Саксонии и Австрии...
Оп, г л а з а!
- Это выдумки! Вы чьей информацией пользуетесь?
- Штаб-квартиры фюрера, Гиммлера, Розенберга.
- Не боитесь пропагандистских подделок западных союзников?
- Что-то вы очень западных союзников не любите.
- Они предали меня, выдав трибуналу, который принудил боевого генерала провести двадцать лет в тюрьме...
- СС, - добавил я.
- Да, но "зеленого СС". Я был далек от некоторых чрезмерных строгостей, допускавшихся порою "черными СС", гестапо и СД.
- "Чрезмерные строгости"? Как это понять?
- Это надо понять так, что мы защищали идею национал-социализма и были вынуждены нашими же противниками заботиться об их жизнях: разгневанный народ был готов уничтожить всех левых и евреев. Заключив их в лагеря, мы спасли им жизнь.
Он сказал это серьезно, с полной убежденностью в том, что эти заученные еще в тридцатых годах слова - истина в последней инстанции.
- Правда ли, что ваш шеф Гиммлер объявил Франконию будущим "государством СС", где бы царствовали традиции старины и дух возвышенной о т д е л ь н о с т и?
- Да, это так. Центр - Франкония, но с выходом к Марселю: море необходимо солдатам.
- Вы бывали с Гиммлером во Франконии?
- Да.
- Какие бы памятные места Франконии вы порекомендовали мне посмотреть?
- На какой предмет?
- Я же объяснил: меня интересуют вопросы культуры.
Вольф снова чуть улыбнулся.
- Вопросами культуры интересуются политики. Фюрер, например, уделял огромное внимание вопросам традиции искусства, проблеме крови и почвы, поскольку лишь эти два факта делают искусство истинно национальным, разве нет?!
- Вы, конечно, бывали в замке Кольмберг?
Глаза! Они совсем как ледышки, крохотные-крохотные.
- Это где-то в районе Нюрнберга?
- Совершенно верно, под Ансбахом...
- Бывал, конечно бывал...
- В музее у посла Фореджа?
- Имен я не помню, прошло столько лет...
- А господин Унбехавен? Такого не помните?
Г л а з а!
- Нет, не знаю...
- Вам, конечно, известно, что в замке Кольмберг люди рейхсминистра Розенберга устроили тайный склад культурных ценностей, вывезенных из Советского Союза?
- Да что вы говорите?! Никогда бы не мог подумать - такой благопристойный замок, столь традиционный, истинно национальный...
Генерал явно подтрунивал надо мною.
- Вам бы выгоднее помочь мне своей памятью, генерал.
- Вот как? В чем же выгода?
- Сенсация. За это платят: бывший национал-социалист разоружился, решил помочь справедливости...
- Вы обладаете чувством юмора.
- Иначе трудно жить.
- В вашем пассаже было две неточности. Я не б ы в ш и й - это во-первых, и я не разоружился - это во-вторых.
- Время упущено. Оно - не за вас.
- Ничего. Встанут новые борцы. Встанут.
...Все время нашей беседы за моей спиною стояли два итальянских мальчика-официанта: широко расставив ноги, скрестив руки на груди, - ни дать ни взять личная охрана обергруппенфюрера СС, который все последние месяцы войны "трудился" в Милане, удерживая север Италии под германским владычеством; связи такого рода - долгие связи, непрерываемые, сказал бы я (мафия и фашизм, читатель помнит?).
Мне поначалу казалось, встреча со старым нацистом страшна лишь постольку, поскольку он, как бацилла, заражает неподготовленных, неграмотных, незначительную часть малоинтеллигентной молодежи. Я недоумевал - в чем притягательность националистского бреда, в чем его манящая сила? Неужели в конце двадцатого века, стремительного века человеческой общности (радио, изучение языков, гастроли театров, обмен выставками живописи), национализм может казаться спасением и от экономических хвороб и политических стрессов? Оказывается, увы, может...
"Мы как нация заслужили право жить лучше всех других" - это один из ведущих тезисов "старых борцов".
А - почему? Кто дач право какой-то одной нации на исключительность? Всякого рода исключительность - шаг к такому неравенству, выход из которого кровав и фатален.
"Именно мы имеем право на лидерство, - вещают старцы, - поскольку наша нация - фермент континентального единства и европейской духовности".
Когда возражаешь, старцы сразу же апеллируют к внимающей националистической молодежи: "Разве человек чужой крови может желать нам добра? Он выискивает неприятное нации, произвольно трактует факты, клевещет на нас! Он обязан делать все, чтобы нам было хуже!"
Я помню, как старцам аргументированно возразил немецкий ученый из Мюнхена; но старцы начали убеждать молодую аудиторию, что ученый этот никакой не немец, поскольку его бабушка была то ли украинкой, то ли чешкой, а кровь отсчитывается по материнской линии. (Как тут не вспомнить расовые законы, которые служат идее исключительности своей нации, начиная с инквизиторов и кончая нынешними расистами в Израиле! Впрочем, "кончая" ли? Нет ли ныне тяги к этой заразе в иных странах и весях?) И ведь этот довод старцев исследовался молодыми людьми, с доводом соглашались, предлагая, впрочем, обсудить, в какой мере бабка отторгает человека от нации, может, допустимо "простить" человеку бабкино чужекровие?! Старцы, однако же, возражали: "Лишь шестнадцатое колено освобождается от чужой крови; человек, который помнит бабку, наверняка чтит ее память, и это естественно, ибо никто так не любит внуков, как бабки, и поэтому добрая память о прародительнице будет постоянной константой духа так называемого "немецкого" ученого"...
...Человечество живет на очень маленькой планете по имени Земля главной проблемой: удастся ли спасти мир от ядерных и нейтронных снарядов? Удастся ли спасти мир от холода, когда последняя капля нефти будет выкачана из недр? Удастся ли накормить население планеты, когда количество обитателей ее к концу этого века чуть ли не удвоится?! Удастся ли спасти от загрязнения небо, луга, леса?! Нет, это не волнует старцев! Лишь "чистота крови", "расовая замкнутость", "исключительность"!
- Пусть нам не мешают жить так, как жили наши предки!
В наш век сверхскоростей бред национализма - очевидная глупость, но, увы, как много еще людей, падких на истерические завывания маньяков от "крови и почвы"! Неужели это фатально?
...Иногда, после встреч с последователями национал-социализма, базирующегося на идее реанимации "великого прошлого" (начиная с "римской империи германской нации" и кончая третьим рейхом), внимательно присматриваясь к горящим глазам, кликушеской манере вешать, неумению внимать доводам собеседника ("существует лишь одна истинная точка зрения - наша, все остальные - порочны и чужекровны"), я начинал думать, что в массе своей адепты расы не что иное, как психически неуравновешенные люди, если не больные.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73