— Тоже верно, — согласился Котов и погрустнел.
— Надо идти, Слава. Давай для начала просветим эту хату втроем: ты, я и Миша.
Котов вздохнул:
— Подвалила нам госпожа удача.
Все трое встали, разом закурили. Помолчали, потом Сергей сказал:
— Миша, в дежурке возьми себе «Калашников».
В подъезде дома, построенного в начале тридцатых в стиле нищенского конструктивизма, они остановились.
— Миша, ты останешься здесь, — сказал Никольский и кивнул на закуток рядом с лестницей. — Если Разлука спустится вниз, а нас не будет, открывай огонь на поражение.
— А где же вы будете? — удивился Лепилов.
— Значит, на том свете, — объяснил Котов.
— Типун вам на язык! — Лепилов перекрестился истово и испуганно.
— А если он придет с улицы, — продолжал Сергей, — спокойно пропускай.
Котов и Никольский пешком поднялись на третий этаж. За одной из дверей гремела музыка. Котов пальцем указал на эту дверь и вопросительно взглянул на Сергея. Тот кивнул.
— А тут, — шепотом поведал Никольский, указывая на соседнюю дверь, — надежный общественник живет.
Он подошел к этой двери и позвонил. Загремели цепи, защелкали замки, и дверь растворилась. На пороге стоял суровый гражданин немалых лет в форменной военной рубашке и тренировочных штанах. Он только раскрыл рот, как Сергей втолкнул его в квартиру, шагнул вслед за ним и закрыл за собой дверь. Котов остался ждать. Ждал он недолго: сопровождаемый Сергеем суровый гражданин вышел на площадку, решительно направился к Нинкиной двери и длинно позвонил. Котов и Никольский достали пистолеты.
— Ну, кто там? — раздался лихой бабий голос.
— Егоров, — четко доложил суровый гражданин.
— Что надо?
— А ну-ка, дверь открой и музыку заглуши, шалава!
Дверь распахнулась. В дверном проеме, уперев руки в бока, стояла шикарно декольтированная развеселая Нинка.
— Ах ты, козел старый! — только и успела сказать Нинка, как Котов и Никольский уже ворвались в квартиру. Котов мгновенно зажал Нинке рот и прошептал ей на ухо:
— Тихо!
— Постоялец дома? — тоже шепотом спросил Никольский.
Нинка отрицательно помотала головой — говорить-то не могла. Котов отпустил ее.
— Ну что, майне кляйне Нинон, допрыгалась? — поинтересовался Никольский.
А Котов добавил:
— Была ты веселая потаскуха, а стала пособницей убийцы.
— Ты чего, мент, несешь?! Какого еще убийцы?! — И без того большие Нинкины глаза, казалось, стали величиной с блюдца. В них застыл нешуточный испуг. Но проглядывала в расширившихся ее глазах и отчаянная, залихватская какая-то готовность сопротивляться — остервенело, до истерики.
Никольский указал на дверь смежной комнаты.
— Это комната постояльца?
— А тебе какое дело?! — тотчас окрысилась Нинка.
— Открой.
— Покажи ордер! — визгливо потребовала девица. Истерика у нее была уже на подходе: вот-вот заблажит надсадно, с подвыванием и зубовным скрежетом да вцепится ногтями в физиономии обоим ментам.
Котов переложил пистолет из правой руки в левую и отвесил Нинке жесткую пощечину. Добавил только:
— Вот и показал.
Нинка вздрогнула, пошатнулась, ухватилась за щеку. Зато дурь сразу осыпалась с нее, как разорванные бусы. Она зашлась в театральных рыданиях.
— Еще один ордер показать? — поинтересовался Котов. Нинка мгновенно перестала рыдать, хлюпнула носом и сказала:
— А там открыто.
В соседней комнате был свободен лишь пятачок перед тахтой, на которой, видимо, и спал постоялец. Все остальное пространство занимали радио — и видеотехника, свернутые в трубки картины, антикварные вазы, фарфор, фигуры из бронзы и серебра. Тут и там лежали дорогие шубы.
— Твой постоялец комиссионку открывает, что ли?
Котов изучал бумагу, которую достал из кармана. Поизучал недолго и сообщил:
— Сходится, Сережа.
— Что сходится? — влезла в разговор Нинка.
— Все сходится, — ответил ей Котов. — Твоему постояльцу — вышка, тебе — срок, а нам — по медали.
— А я знала, я знала?! — заверещала Нинка, испугавшись окончательно. — Подруга привела мужика, сказала, председатель акционерного общества из Тюмени!
— Что за подруга? — быстро спросил Никольский.
— Лидка-барменша!
— Из «Аистов», что ли?
— Ну да!
— Давно он у тебя живет? — задал вопрос Котов.
— Второй месяц.
— Краденое помогала сбывать?
— Краденое, не краденое — я не знаю. Он просил — я вещи Лидке относила.
— Какие вещи? — потребовал уточнить Котов.
— Три шубы норковых и песцовый жакет.
— Она тебе деньги за них отдавала? — спросил Никольский.
— Про деньги я ничего не знаю.
— А постоялец за эти труды с тобой расплачивался?
— Он мне только за квартиру платил.
— Ты фраерам лапшу на уши вешай, — сказал Никольский. — Нам не надо.
И выдвинул верхний ящик ближе всего находившегося к нему комода. В ящике лежали пачки денег, перетянутые резинками. Котов присвистнул. Никольский за ручку дернул второй ящик комода. Ящик не поддавался, он был закрыт на ключ. Спросил:
— Где ключ?
— У постояльца.
— Придется нам твою мебель попортить, — вроде бы огорчился Никольский.
— Да делайте, что хотите! — заорала Нинка.
— Тихо. Не ори, — сказал Котов
Он достал связку ключиков, пластиночек, крючков, выбрал подходящий инструмент, поковырялся им в замочной скважине и легко выдвинул ящик. В нем лежали обрез, двустволка, три пачки охотничьих патронов, финка, две фомки и россыпь патронов к пистолету «ТТ».
— Дура ты, дура, Нинка! — окончательно расстроился Никольский.
— Помоги, начальник! — взвыла уже без притворства Нинка.
За Никольского спокойно ответил Котов.
— Ты нам будешь помогать, и мы тебе поможем.
Никольский направился в столовую. Нинка и Котов — за ним. Втроем уселись за обеденный стол. По-прежнему лилась из магнитофона веселая музыка. Пела группа «На-на».
— Эх, выпить бы! — вздохнула Нинка.
— Да и выпей! — разрешил Никольский.
Нинка кинулась к буфету, схватила бутылку «Амаретто», фужер и, только вернувшись за стол, поняла свою бестактность:
— А вы?
— А мы клиента подождем, — ответил Сергей.
Хорошо одетый народец перемещался в броуновском движении по залу, где проходила презентация. Наташа и Тарасов остановились возле буфетной стойки.
— Что вам, Наташенька?
Не знаю, — пожала плечами девушка. Не привыкла она к подобным мероприятиям, столь любимым демократической интеллигенцией, противны были ей царившие здесь халява, спесь и холуйство. Наташа словно в зверинец попала, к неким экзотическим животным, название которых вроде бы вертится в голове… Ага, вспомнила девушка, свифтовские йэху, конечно же!
— Компари и перье даме, — заказал бармену Тарасов. — И мне тоже.
— Может, водочки, Алеша? — обратился к нему высокий красавец с седой бородой, оказавшийся рядом. — Такая непруха!
— А в чем дело? — спокойно поинтересовался Тарасов.
— Месяц лицензию выбиваю. Всех обошел. И никак! — Седой в отчаянии всплеснул руками. — Посоветуй, — добавил он просительно.
— Дорого, Боря. Потянешь? — с наигранным сочувствием осведомился Алексей.
— Лучше сейчас дороже, чем потом! — воскликнул бородач с деланной обреченностью, сквозь которую сквозила радость.
— Погуляй пока! — властно велел Тарасов.
Красавец отошел.
— Занятная публика? — спросил Алексей у Наташи.
— Очень. Спасибо, что привели, искренне ответила девушка.
Действительно занятное местечко, размышляла она. Зоопарк человеческих типов, если можно так выразиться. Здесь, пожалуй, не менее интересно, чем в питерской кунсткамере. Незаметно, исподтишка Наташа внимательно изучала окружающих.
— Тут почти как у вас в музее, да? Но экспонаты поновее, — хохотнул Тарасов.
Наташа от души рассмеялась: прямо в яблочко он попал, почти угадал ее мысли. Только выразился помягче: среди своих он здесь все же, сам из йэху, негоже ему слишком уж унижать «соплеменников» перед чужеродной экскурсанткой.
К стойке приблизилась царственного вида брюнетка.
— Здравствуй, Алешенька! — Наташу она игнорировала.
— Ирэна, ты ослепительна, как всегда, — Тарасов поцеловал ей руку.
— Да что ты!.. — отмахнулась Ирэна. — Вчера на приеме во французском посольстве была одна… Алеша! Какие у нее камешки! Все бабы позеленели.
— И ты?
— А я до сих пор синяя — не видишь?
Царственная взглянула наконец на Наташу и, удивленно подняв брови, удалилась.
— Будет о чем рассказывать друзьям? — улыбнулся Тарасов.
— О-о! — протянула Наташа и снова рассмеялась.
Они перебрались от стойки в тихий уголок.
— Весь музей придет слушать? — жадно поинтересовался Тарасов. Он уже ясно представлял себе, как все эти голоштанные музейные служаки сбегутся внимать откровениям редкой счастливицы из их круга, волею щедрого и благородного кавалера случайно оказавшейся на настоящем великосветском рауте.
— Мы на работе не собираемся, — сказала Наташа просто.
— А где? — азартно спросил Алексей.
— У меня на кухне. Где же еще?.. — пожала плечами девушка.
Тарасов вдруг как-то разом сник. Внезапно он понял: на эгой кухне не будет восторженных воспоминаний Золушки о сказочно прекрасном королевском дворце. А будет спокойный, насмешливо-снисходительный рассказ о кучке разряженных, как индюки, надутых от чванства придурков, воображающих себя элитой, солью земли. И о толпе их холуйствующих прихлебателей, и о стаде безмозглых самок, обвешанных бриллиантами, как папуасский вождь — консервными банками… На миг Алексей даже растерялся: слишком уж ясно он себе все это представил. Но тотчас взял себя в руки.
— Обожаю кухонные посиделки! — воскликнул он с воодушевлением. — Пригласите как-нибудь, ладно?
— Не та компания, Алеша, не ваш крут… — смутилась Наташа. — Вам будет неинтересно с нами…
— Наоборот! — с энтузиазмом заявил Тарасов. — Вам интересно здесь, а мне — там. Договорились? — И не услышал ответа. — Вот как?.. Недостоин, оказывается… — Он был ошарашен. — Что же за друзья у вас такие — на белых «Мерседесах»?
— Какие там у них машины, что вы!
Девушка, конечно, смущалась. Но она прекрасно понимала, насколько неуместен будет Тарасов среди ее друзей, насколько нелепо он будет выглядеть, да и чувствовать себя в атмосфере неспешных бесед или горячих споров о духовных ценностях. Ведь Алексей бесконечно далек от их интересов и, наверное, давно считает их разговоры всего лишь словесными играми неудачников. И пускай, его дело. Но Наташа не станет позорить человека перед людьми своего круга, выставлять перед ними Тарасова как экзотическое чучело, под прицел их умных, брезгливо-любопытных глаз… Стыдно.
— Да уж я догадываюсь, что ваши друзья сплошь «безлошадные»… — произнес Алексей брюзгливо. — Мне другое непонятно. Зачем я тебе вообще, солнышко? Если даже на кухню пускать стесняешься? Может, объяснишь? — Он чуть наклонился и посмотрел ей в глаза.
Вопрос прозвучал жестко, требовательно. Взгляд Тарасова сверлил девушку. «А он опасен!» — подумала она тревожно. И разозлилась: — Типичное высокородное хамло, быдло аристократическое, уверенное в своей избранности и безнаказанности! Надо ж, уже права на меня предъявляет, хотя даже формального повода я ему не давала!.. Отшить немедленно и беспощадно! Да бежать из этого обезьянника, пока не влипла всерьез!»
— Хорошо, я объясню… — Наташа потупилась. — Но мне бы не хотелось переходить на «ты»! — Тут она вскинула голову и вдруг опалила Тарасова взглядом, полным такого жгучего холода, такой надменности, что Алексей вздрогнул, смешался. Несколько секунд он нервно теребил собственные пальцы, не зная, как с честью выйти из сложившегося положения. Затем расслабился, улыбнулся — виновато, мягко, по-доброму.
— Ладно, извините меня пожалуйста, Наташа… — сказал он просительно. — Одичал я, отвык от общества настоящих женщин… Одни куклы кругом, вроде дуры Ирэнки, — припомнил Тарасов царственную брюнетку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48