— Не успел купить. Где-то пачка печенья завалялась, — и опрокинул солонку, рассыпав по столу соль. — Да что за невезение! Теперь точно поссоримся.
— Сергей, — сказала Наташа, — успокойся.
Она подошла к нему, положила руки на плечи и поцеловала в губы. Поцелуй получился долгим, жарким, вкусным. Никольский обнял девушку, крепко прижал к себе, она податливо приникла к нему и замерла, чуть покачиваясь, словно гладя Сергея небольшой сочной грудью. Они едва оторвались друг от друга — когда у обоих уже закружились головы.
— Менты все нервные, — переводя дыхание, заметил Сергей, как бы продолжая прерванный разговор.
— Зачем ты так себя называешь? — возмутилась Наташа.
— А по-моему, хорошее слово — «мент». Гордое, — заявил Никольский. — Да и кто я, по-твоему?
— Не знаю. Хочу понять… — она пристально взглянула ему в глаза.
— Мент — это не профессия, — пояснил Сергей.
— Что же это? — Она чуть наклонила голову, будто изучая его.
— Мент — состояние духа. Образ жизни. — Он не рисовался, он говорил искренне, сам верил в свои слова.
— И тебе нравится твой образ жизни? — спросила она с холодной недоброй иронией, явно стремясь задеть его.
— Ненавижу! — Он потешно передернулся, старясь свести разговор к шутке.
Однако Наташа не приняла его тона.
— Тогда почему ты мент? — задала она свой сокрушительный, по ее мнению, вопрос. — Алеша говорил, ты был первый на курсе. Юристы сейчас везде — элита.
Нет, Наташа не рвалась в элиту, даже презирала ее, считала ее йэху. Просто очень уж сильно девушка испугалась за Сергея сегодня…
— Что еще говорил Алеша? — Он напрягся, почувствовав болезненный укол ревности.
— Не отвлекайся. Я спрашиваю, почему не возьмешься за ум? — В ее голосе появились менторские нотки.
— Пробовал — не получается. Потом понял: так устроен — быть охотником… И ничего не хочу менять! — твердо добавил он.
— А если захочу я? — она взглянула на него в упор.
— Не стоит! — рассмеялся Сергей. — Но приятно, когда кто-то о тебе думает, — он блаженно улыбнулся.
— О ком же мне еще думать? — удивилась Наташа.
— Мало ли… — хмыкнул он. — А раньше о ком?.. — вдруг словно спохватился Сергей.
—
— О-о! — протянула Наташа и засмеялась наконец сама. — Такого парня себе намечтала! И вдруг — ты… — Она ласково провела пальцем по его щеке.
— Жуть! — Сергей опять потешно передернулся. — Выбрось меня из головы сейчас же! — Он сделал страшные глаза.
— Поздно… — Наташа нежно улыбнулась. — Все уже случилось. И с тобой — тоже.
— Да… — произнес Сергей хрипловато; только это и выдавало его волнение.
Они снова поцеловались — столь же жарко и вкусно, как и в первый раз.
— Господи, — выдохнула Наташа, — как он бил тебя! Подонок! Обезьяна!
— А как? — иронично посмотрел на нее Сергей.
— Насмерть… — Девушка вся сжалась, будто это ее сегодня избили и она заново переживала происшедшее.
— Что же ты раньше не сказала? — улыбнулся Никольский. — А я в рапорте написал: побои средней тяжести, — и серьезно добавил. — Жалко, упустил гада.
Девушка отступила на шаг.
— А себя не жалко?! Дуралей несчастный! — выкрикнула она отчаянно.
— Успокойся, — попросил Никольский.
— Хватит быть охотником! Понял?! — Она опять кричала.
— Понял, понял. — Он сделал умиротворяющий жест.
— Пора нормальным человеком стать. Для этого не меньше смелости требуется, — сказала она уже другим голосом.
— Наверное, — пожал он плечами.
— Я помогу. Мы справимся, не бойся. — Она видела, что он не воспринимает ее всерьез. — Попробуй!.. Иначе просто не выйдет у нас ничего с тобой!.. — снова сорвалась она на крик. — Что молчишь? Ответь, пожалуйста!
— Чайник закипел, — спокойно заметил Сергей.
— Давно! — отмахнулась Наташа, нетерпеливо ожидая его ответа.
— Сейчас ужинать будем, — сообщил он буднично. — Правда, хлеба нет.
— Переживем! — Она сверлила его взглядом.
— Печенье где-то было… — Он заметно сник.
— Ты не ответил, Сергей! — Она требовательно смотрела на него.
Никольский понял: ответить придется. Но как объяснить ей, что нельзя ему менять профессию?! Что, поменяв профессию, он потеряет самого себя, собственную личность?! И такой — потерянный — он не будет нужен никому, в том числе и ей, Наташе! Ибо любить того слизняка, в которого Сергей тогда превратится, она попросту не сможет! Как ей это объяснить?!. Он вздохнул.
— Я тебе в спальне постелю, а сам на диване лягу…
Наташа поняла: это и есть его ответ. И обжигал этот
ответ, как пощечина…
— Трус! — помолчав, произнесла девушка. Она была обижена, она не могла понять…
Котов листал в кабинете Никольского протоколы.
— Что Румянцева? — спросил он у Сергея. — Ничего больше не рассказывала интересного? — И, не дождавшись ответа, заключил. — Значит, обрублен этот кончик.
— Помнишь, она говорила, у того бандита седая прядь — от виска к затылку? Ты проверял? — осведомился Никольский.
— Есть такой… если, конечно, он. Уж больно примета ненадежная… — Котов с сомнением покачал головой. — Петр Ионович Болбочан.
— Подробнее, — попросил Никольский. — Он на мою территорию не залетал.
— Кличка «Бец», — начал Котов. — Две ходки за налеты. Хорош собой, как Ален Делон, дерзкий, жестокий, но физически не очень силен. В женском платье клеил иностранцев, а потом грабил их. Раньше работал в театре гримером, отсюда — редкое умение маскироваться. Последние два года по московским делам не проходил. Ни к какой преступной группировке не принадлежит. Волк-одиночка.
— В законе?
— Он на этот закон облокотился! — хохотнул Котов. — Воровских правил не признает, но тем не менее в авторитете.
— Думаешь, на себя работал? — уточнил Никольский.
— Не исключено, — кивнул Котов.
— Давай примем как версию, — предложил Никольский.
— Дохлую, — хмыкнул Котов.
— Других нет, Слава, — вздохнул Никольский.
— Если грабил Бец, драгоценности могут уйти к черным ювелирам, — уныло произнес Котов. — Переплавят — и не найдешь.
— Нет, судя по твоим описаниям, он таким вещам настоящую цену знает, — возразил Никольский. — Он придержит их.
— Пожалуй, — согласился Котов.
— А как он избавится от картин? — спросил Никольский самого себя. И сам же ответил: — Коллекционеры резаные полотна не возьмут, в комиссионку их не сдашь. Остаются антиквары.
— Их по Москве сотни, — напомнил Котов.
— Не скажи! — возразил Никольский. — Богатеньких по пальцам перечесть можно. Надо пощупать.
В кабинет впорхнула Яна.
— Филоните, сыщики? Как не стыдно!
— Привет, Яна, — кивнул Никольский.
— Чего тебе, подруга? — без особого энтузиазма поинтересовался Котов.
— Репортаж заказали о ваших героических буднях! — выпалила Яна насмешливо.
— Не получится, — сказал Никольский. — Снимай фельетон.
Яна заметно огорчилась.
— Плохо дело? — спросила она сочувственно.
— Хуже некуда, — вздохнул Котов.
Никольский сидел в парадном старого дома, поставленного на реконструкцию, и слушал местные новости, которые принес его агент — Стас.
— Ты, Василич, мне пол-литра проиграл, — излагал Стас, расхаживая взад-вперед перед Сергеем. — Нашел я то оцинкованное железо, которое якобы из нашего РЭО украли. Его главный инженер с прорабом толкнули Скобелкину, который прямо под вашим носом частную гостиницу строит.
— Пол-литра за мной, — согласился Никольский. — Еще что?
— Вчера в кафе «Московские зори» Витька Цепко мне по дешевке видеомагнитофон предлагал. Вот и все, начальник.
Стас подбоченился, посмотрев на Никольского с чувством исполненного долга, ожидая похвалы.
Никольский ожидание оправдал:
— Ты у меня молодец, Стас. А что об ограблении писательской вдовы говорят?
— В общем, все считают, что налет заказной, — сообщил Стас.
— Взяты бесценные картины, Стас. — Сергей старался говорить предельно серьезно, чтобы собеседник осознал весь масштаб кражи. — Уйти они могут только к антикварам.
— Таких, чтобы приличную цену дали, в Москве всего трое, — сообщил Стас, гордясь своей осведомленностью.
— Знаешь их? — подобрался Никольский.
— Двоих знаю, — уточнил Стас.
— Подход есть? — Сергей чувствовал себя гончей, взявшей след.
— Найду, — заверил Стас. — Я тут по сходной цене у одной старушенции пару картинок Клевера взял. А сейчас Клевер в цене попер. Его банкиры полюбили. Красиво все, понятно и приятно. И в офисе глаз ласкает. С одной пойду к одному антиквару, а с другой — ко второму.
— Ты прямо сейчас иди, надеюсь на тебя, Стас! — Сергей возбужденно схватил руку осведомителя и с жаром потряс ее.
— На Стаса надейся, а сам не плошай, — хихикнул информатор.
По залу, где когда-то проходила давняя презентация, прогуливались два хорошо одетых господина: один пожилой, благообразного вида, другой помоложе и понескладнее — деньги еще не успели выправить его осанку.
В отдалении от них, возле буфетной стойки, расположился Стас. В руках он держал нечто квадратное и плоское, завернутое в бумагу.
— Неплохой особнячок приобрели, — оглядывая зал, говорил пожилой тому, что помоложе. — Совсем неплохой. Какие картинки желаете?
— В кабинет что-нибудь, Михаил Абрамович. И в приемную, — отозвался нескладный богатей.
— Понятно. Бойма рекомендую, — пророкотал Михаил Абрамович. — Легкий сюр. Нарядно, престижно…
Хозяин особняка покачал головой.
— Мне бы поизвестнее художника.
— Тогда Монетов. Очень модный сейчас живописец. Замечательные натюрморты — в забытых традициях старых мастеров.
— А Репина нельзя? Или Сурикова?
Михаил Абрамович с тоской взглянул на собеседника.
— Можно, если Третьяковка уступит… А Рафаэль не устроит вас? Из Лувра?
Где-то в соседнем помещении зазвонил телефон.
— Извините, — сказал хозяин. — Я на минуточку. Но ваше предложение мне нравится. — И он удалился.
Михаил Абрамович обернулся к Стасу.
— Ну, что ты ходишь за мной, как привязанный?
— Должок получить, Михаил Абрамович. Полтинник с вас! — заявил тот на голубом глазу.
— С каких это дел?! — возмутился Михаил Абрамович.
— «Спартачок»-то выиграл. — Стае прислонил свой сверток к стойке, а сам устроился на изящном черного дерева стульчике.
— Попал, попал, — пришлось согласиться с проигрышем Михаилу Абрамовичу, и он протянул Стасу соответствующую купюру. — А принес-то что?
— Клевера.
— Покажи.
Стас освободил картину от бумаги и повернул ее к Михаилу Абрамовичу.
— Неплохой Клевер, — оценил тот полотно. — Редкий для него зимний пейзаж. Сколько хочешь?
— А сколько дашь, Миша? — хитро прищурился Стас.
— Любую половину того, что запросишь, — Михаил Абрамович был дедок ушлый и торговаться умел.
— Тогда две тысячи баксов, — объявил цену Стас.
— Не наглей, Стае. Пятьсот! — предложил Михаил.
— Несерьезно. Восемьсот пятьдесят! — уперся Стас.
— Ты знаешь, как я к тебе отношусь! — возвысил голос Михаил, а Стасу послышалась фраза незабвенного ильфопетровского героя Паниковского: «Шура, вы же знаете, как я вас уважаю!» Стас мысленно хихикнул. — Семьсот пятьдесят, — надбавил тем временем Михаил.
— Миша, на днях у меня будет Маковский, — сообщил Стас заговорщически.
— Жанр? — заинтересовался Михаил Абрамович.
— А что же еще? — пожал плечами Стас.
— Если принесешь мне, а не Данилову, бери свои восемьсот, — вздохнул Михаил.
— Ладно. Только ради тебя! — заверил Стас. Они ударили по рукам.
Михаил Абрамович забрал картину, достал деньги и расплатился.
— Ты стал хорошо работать, Стас. С тобой приятно иметь дело, — сказал он. — У меня предложение: ты находишь, я плачу, и мы оба — в доле.
— А если продавец ненадежный? — прищурился Стас.
— Смотря что продает, — промолвил Михаил рассудительно. — К раритетам не подходи, а так приноси — посмотрим.
— И даже резаные? — почти прошептал Стас.
— Вот это не надо! — всполошился Михаил Абрамович. — Сегодня одна идиотка — перекупщица каталожного голландца приволокла в трубке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48