Между кофеваркой и плитой громоздятся затейливые пирамиды фруктов. Дверь сзади комнаты ведет на кухню. У ресторана со­хранился дощатый, ныне тщательно вымытый пол и выбеленные стены, как в деревенской кофейне, но на столах белые скатерти из накрахмаленного полотна и на некоторых из них – цветы.
В конце здания, вдоль внешней стены ресторана, лес­тница из камня ведет в комнаты наверху. Каждая изно­шенная ступенька по краям выбелена и на каждой стоят цветущие растения. Кисти голубых колокольчиков, свисающих вниз по стене. Красные герани. Гвоздики любого оттенка от яркого до перламутрового, как среди­земноморская раковина. Стены здания заново окраше­ны в голубой цвет. Впечатление простое, свежее, и с цветами и тамарисковыми деревьями сзади и сверкани­ем моря за ними – восхитительное.
Георгий бросил чемодан со взмахом, который эффек­тно завуалировал облегчение. Я его без особого труда уговорила взять пять драхм. Мужское достоинство скрыло его восторг. Он степенно удалился, а Ариадна галопом помчалась рядом с ним. Но как только он прошел мимо стены первого дома, я увидела, что он побежал. Новость обрела крылья.
Я находилась на краю крытой террасы впереди отеля. В тени ее решетчатой крыши стоят несколько малень­ких металлических столов, где обычно сидят старейшины деревни. В этот момент там были трое из них, двое играли в триктрак, а третий наблюдал и молчаливо оценивал. Возле них сидел на стуле молодой человек, болтал ногами и курил. Он поднял глаза и с интересом начал наблюдать за мной, но старики не удостоили меня и взглядом.
Когда я направилась к главной двери – это дверь дома справа – юноша повернул голову и что-то крик­нул, и какой-то мужчина, который хлопотал где-то в глубине, торопливо выскочил и прошел мимо игроков в триктрак. «Должно быть, вы мисс Феррис?»
Говор, несомненно, английский. Значит, это «Тони». Я посмотрела на него с острым интересом. Молод, где-то лет около тридцати, трудно определить точно, среднего роста, слабого телосложения. Упругие грациозные дви­жения, как у танцора. Волосы светлые, красивые и прямые, довольно длинные, но идеально подстрижены. Тонкие черты лица и умные светло-голубые глаза. Уз­кие и очень хорошо сшитые джинсы и безупречно белая сорочка. Очаровательная улыбка. Зубы мелкие, ровные и белые, как у маленького ребенка.
«Да, – сказала я. – Здравствуйте. Вы ждете меня вечером, не так ли? Я знаю, что прибыла немного рано, но я надеялась на ланч».
«Рано? – Он засмеялся. – Мы хотели уже посылать полицию по вашему следу. Вы не представляете. Мисс Скорби думала…»
«Полицию?» Должно быть, голос мой звучал беспри­чинно испуганно, и я увидела удивление в его глазах. Мое сердце болезненно сжалось, затем неровно забилось на самой большой скорости. «Мисс Скорби? О чем вы говорите? Моя кузина уже здесь?»
«Нет, нет. Она звонила вчера вечером. Сказала, что лодка все еще стоит, но мисс приехала поездом в Афины и успела на самолет».
«О, ей повезло! Тогда она попадет на сегодняшний автобус? Она успеет к обеду?»
«К чаю. Она не собирается ждать автобуса, решила, что забавнее прибыть на каяке с овощами, и он ее доставит быстрее. – Сияющая улыбка. – Предприим­чивая дама. Может быть здесь в любое время. На дан­ный момент лодка запаздывает».
Я засмеялась. «Я должна была знать, что у Фрэнсис все получится! И приедет даже раньше, чем наметила! Великолепно!»
«Да, она тоже посчитала, что поступает разумно. Думала, что застанет вас в Ираглионе – вы обе должны были попасть на автобус, так? Но вы уехали вчера и оставили записку, что едете прямо сюда».
Он закончил тоном совершенно нормального любопыт­ства. Мне удалось ответить, надеюсь, естественно: «Да, уехала вчера и собиралась сюда. Но очень приятные американцы предложили подбросить меня, но с условием пробыть ночь в Хании, чтобы осмотреть турецкий квар­тал. Они пообещали доставить меня сюда сегодня, мы не спешили, так как я думала, что вы не ждете меня».
«А, да, это все объясняет, право же. Знаете, дорогая, мы не беспокоились на самом деле. Мы думали, что вы дали бы знать, если бы собрались приехать раньше. И, по правде говоря, сомневаюсь, смогли ли бы мы принять вас раньше сегодняшнего дня».
«Нет мест?»
«Нет, нет, ничего подобного. Но, знаете, мы очень заняты. Все еще только наполовину навели порядок. Вы спустились от дороги?»
«Да. Попила кофе у моста, а остальную часть дороги мой чемодан нес Георгий».
«Ну, идемте, и распишитесь в Золотой книге, а затем я покажу вашу комнату».
Вестибюль – просто широкий проход через весь дом. В середине – старомодный стол, а за ним стул и вешал­ка с четырьмя ключами. На двери рядом висит таблич­ка: Private.
«Не отель „Риц“, конечно, – заметил жизнерадостно Тони, – но всему свое время, мы расширяемся, как бешеные. У нас сейчас целых четыре спальни. Неплохо для Агиос Георгиос».
«Восхитительно. Но как вы оказались здесь? Вы анг­личанин, правда?» Книга посетителей была совершенно новой, ее чистые страницы давали информации не больше, чем закрытые глаза.
«Угадали. Моя фамилия Риск, но можете звать меня Тони. Все меня так называют. Фамилия Риск, и сам я парень рисковый, природный каламбур. Здесь можно сделать массу денег с этим туристским бумом. Повсюду, как грибы, возникают отели. Возможно, пока не особо обогатишься, но когда сюда построят дорогу – это бу­дут реальные деньги. Мы хотим быть к этому готовыми. И климат хороший для таких, как я, с больными легки­ми. – Он помолчал, возможно, чувствуя, что с несколь­ко избыточной готовностью дает объяснения. Затем он улыбнулся и подмигнул. – La dame aux camelias и все прочее, знаете. Именно это убедило меня поселиться так далеко от дорогого старого Дома Священника».
«Надо же… Не повезло вам. Ариадна сказала, что вы считаете Лондон нездоровым. Должно быть, она это имела в виду. Ну, кажется, это очаровательное место, поэтому желаю удачи. Здесь мне писать, наверху?»
«Да, именно здесь. – Великолепно ухоженный но­готь указал на первую линию девственно-чистой страни­цы. – Наш самый первый постоялец, дорогая, знаете? Поэтому можете быть абсолютно уверены, что простыни чистые».
«Я бы и не подумала сомневаться. Ну, а как насчет датчанина, который прислал меня? Вам следовало для коллекции заполучить его подпись – она знаменита, мягко говоря». Я назвала его имя.
«О да, но он не в счет. Мы не были официально „открыты“, и Стратос принял его только для рекламы и потому, что больше никого не было. Мы еще красили».
Я написала свое имя небрежным взмахом пера, как мне хотелось. «А англичанин?»
«Англичанин?» Его пристальный взгляд ничего не выражал.
«Да, – я подняла промокашку и пригладила ее на моей подписи. – Дети сказали, что вы на прошлой неделе принимали здесь англичанина».
«А, его. – Очень короткая пауза. – Знаю, кого они имеют в виду. – Улыбка. – Это не англичанин. Это грек, один из друзей Стратоса. Полагаю, это отродье слышало, как он разговаривал со мной?»
«Возможно. Не слишком внимательно я их слушала. Вот». Я толкнула к нему книгу.
Он подхватил ее. «Никола Феррис. Очень милое нача­ло для страницы. Спасибо. Нет, дорогая, он тоже не в счет. Он даже и не проживал здесь, только приезжал по делу, и в ту же ночь уехал. Ну, пойдемте посмотрим комнату». Он снял ключ с вешалки, поднял мой чемо­дан и направился обратно к входной двери.
«Вы сказали, что лодка уже сейчас должна быть?»
«В любой момент. Но знаете, как это бывает. Она определенно будет здесь к чаю. – Он усмехнулся через плечо. – И, поверьте, об этом здесь беспокоиться не надо. Чай я готовлю сам».
«Да? Хорошо. Фрэнсис любит чай. Я нет. У меня было время акклиматизироваться».
«Акклиматизироваться? Вы хотите сказать, что уже здесь какое-то время находились?» Его голос звучал с подлинным интересом.
«Свыше года. Я работаю в английском посольстве в Афинах».
Странный, оценивающий взгляд. Он взмахнул моим чемоданом так, словно он весил не больше унции. «Зна­чит, уже разговариваете на этом тарабарском наречии? Пожалуйста, дорогая, сюда. Поднимемся по внешней лестнице. Боюсь, что это довольно-таки старомодно, но это часть нашего простого, естественного очарования».
Я последовала за ним по лестнице, обставленной цвета­ми. Запах красных гвоздик был крепок, как дым на солнце. «Научилась немного разговаривать по-гречески. – Пришлось решиться на это признание, раз я встретила детей, и он, конечно, узнал бы. И вообще я уже призналась, что общалась с ними. Добавила, оправдыва­ясь: – Но это ужасно трудно и, конечно, есть проблема с алфавитом. Я могу задавать простые вопросы и так далее, но что касается беседы… – Я засмеялась. – На работе мы большую часть времени общаемся со своими, и прожи­ваю я с английской девушкой. Но когда-нибудь я хочу серьезно заняться этим языком. А вы?»
«О, моя дорогая, я разговариваю по-гречески только чуть-чуть, причем отвратительно, уверяю. Я имею в виду, что объясниться могу, но никогда на нем не разговариваю, пока не приходится. К счастью, Стратос говорит на английском очень хорошо… Вот мы и при­шли. Просто, но довольно приятно, не так ли? Оформ­ление – это все моя фантазия».
Первоначально комната была обыкновенной и квад­ратной с грубо оштукатуренными стенами, некрашеным деревянным полом и маленьким окошечком в толстой стене с видом на море. Сейчас грубые стены окрасили в бело-голубой цвет, пол закрыли циновкой из свежей соломки, а кровать, на вид удобную, накрыли ослепительно белым покрывалом. Солнце уже перевалило за высшую точку и бросало косой луч сквозь окно. Ставни были открыты, занавесок на окне не было, но виноград так отражал солнечный свет, что стены комнаты чрез­вычайно красиво украшали движущиеся тени листьев и усиков.
«Грех закрывать окно, правда?» – сказал Тони.
«Очень красиво. Это ваше „оформление“? Я думала вы имели в виду, что сами придумали это».
«А в какой-то мере и придумал. Не дал все испортить. Стратос хотел устроить жалюзи и наклеить обои двух цветов, как на дорогой родине».
«О? Я уверена, вы правы. А, э… Стратосом вы зовете мистера Алексиакиса?»
«Да, он владелец, знаете? Ваш датский друг говорил о нем? Совершенно романтическая история о местном преуспевшем парнишке, не так ли? Мечта всех эмигран­тов из этих пораженных бедностью нор – приехать домой через двадцать лет отсутствия, купить место и „изливать“ деньги на семью».
«А у него есть семья?»
«Только сестра, София, и между нами, дорогая, име­ется некоторая трудность в „изливании“ на нее де­нег. – Тони поставил чемодан на стол и повернулся с видом человека, давно не имевшего удовольствия легко­мысленно и мимоходом поперемывать косточки ближ­ним. – Это значило бы, что их надо изливать также и на ее мужа, а дорогой Стратос не хочет, не ладит с шурином. Да и кто сумел бы? Я не могу сказать, что он мне безумно нравится, а меня очень легко удовлетво­рить, со мной даже слишком просто ладить. Помню…»
«А что с ним не так?»
«С Джозефом? О, прежде всего, он турок. Не то чтобы меня волновала национальность, но некоторые из этих деревенских типов думают, что это почти самое плохое, почти как быть болгарином или немцем. Бедной девочке родители оставили хорошее состояние, как раз добыча для местного парня, а ей взбрело в голову выйти за турка из Хании, который почти все растратил по мелочам и про­пил. Сам он не пошевелит пальцем, а ее вечно гоняет туда-сюда. О, вы знаете, обычная такая гнусная повесть. И более того, он запрещает ей ходить в церковь, и это, конечно, последняя соломинка. Странно, правда?»
«А священник не может помочь?»
«Дорогая, у нас нет священника, он только навещает нас».
«Ой. Бедная София».
«Да ну. Дела ее улучшились, с тех пор как брат Стратос вернулся домой».
«Должно быть, ему хорошо было там? У него был ресторан, да? Где, в Сохо?»
«О, вы не знаете этого места.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38