Когда Леа через несколько минут подошла к телефону, она мягко упрекнула его:
– Папа, ты расстроил дедушку.
Ниму очень хотелось сказать: “Ну и прекрасно!” – но у него хватило здравого смысла не делать этого, и они поговорили о школе, о предстоящем соревновании по плаванию и о занятиях балетом. Ни слова о Руфи. Он чувствовал: Леа понимает, что у них не все в порядке, но ей неловко задавать вопросы на эту тему.
После разговора с Бенджи он почувствовал раздражение, которое родители жены так часто вызывали у Нима.
– Пап, – сказал Бенджи, – а я пройду бар митцва? Дедушка сказал, я должен это сделать, а бабушка говорит, что если я этого не сделаю, то никогда не буду настоящим евреем.
Черт бы побрал этих Нойбергеров, вечно они суют нос не в свое дело! Неужели они не могут быть просто любящими бабушкой и дедушкой и позаботиться о детях неделю-другую, не вбивая в их головы мысли о религии? Почти неприлично так поспешно набрасываться на них, это покушение на родительские права Нима и Руфи. Ним сам хотел поговорить с Бенджи об этом, обсудить все спокойно, разумно, как мужчина с мужчиной, а не выкладывать ему все с бухты-барахты. “Ну хорошо, – поинтересовался внутренний голос, – почему же ты этого не сделал? У тебя было полно времени. Если бы ты это сделал, сейчас не пришлось бы думать, как ответить на вопрос Бенджи”. Ним резко сказал:
– Никто не должен проходить бар митцва. Я не делал этого. И то, что сказал дедушка, – ерунда.
– Дедушка говорит, мне многому придется научиться. – В голосе Бенджи все еще слышны были нотки сомнения. – Он сказал, мне давно надо было начать учиться.
Был ли в тонком настойчивом голоске Бенджи упрек? “Вполне возможно, по правде сказать, есть полная вероятность, – думал Ним, – что Бенджи в десять лет понимал куда больше, чем полагали старшие”.
Так не отражал ли вопрос Бенджи то же стремление отождествить себя с предками, которое чувствовал и Ним, но которое он подавил в себе, хотя и не окончательно? Он не знал. Однако это не уменьшило гнева Нима по поводу способа, которым проблему вытащили на поверхность. Он заставил себя не ответить еще одной резкостью – это причинило бы зло, а не добро.
Бенджи сказал “о'кей” немного неохотно, и Ним понял, что он должен сдержать свое обещание или потеряет доверие сына. Он подумал о том, чтобы пригласить в гости из Нью-Йорка своего отца и таким образом воздействовать на Бенджи с противоположной стороны. Исаак Голдман, хилый восьмидесятилетний старец, по-прежнему едко, цинично и язвительно высказывался об иудейской религии. “Но нет, – решил Ним. – Это было бы так же нечестно, как теперешнее поведение Нойбергеров”.
После разговора по телефону Ним смешивал себе виски с содовой, и в этот момент ему попался на глаза портрет Руфи, написанный маслом несколько лет назад. Художник необычайно точно подметил изящную красоту и безмятежность Руфи. Ним подошел к картине и принялся разглядывать ее. Лицо, особенно мягкие серые глаза, было очень привлекательно; прекрасны волосы, черные как ночь, блестящие и, как всегда, аккуратно причесанные. Руфь позировала в очень открытом вечернем платье. Тон, которым были написаны ее изящные плечи, был так невероятно правдоподобен, что она казалась живой. На одном плече даже была маленькая родинка, которую она удалила хирургическим путем вскоре после окончания портрета.
Мысли Нима опять вернулись к безмятежности Руфи; она ярче всего отразилась на картине. Ему бы немного этой безмятежности сейчас, подумал он. Ему хотелось поговорить с Руфью о Бенджи и бар митцва. Это ведь очень важно, поскольку обряд религиозного совершеннолетия мальчики-иудеи проходят в тринадцать лет и один день, после чего они считаются взрослыми. Черт подери! Куда она могла отправиться на две недели, с каким мужчиной? Ним был уверен, что Нойбергеры что-то знают. В крайнем случае им наверняка известно, где с ней встретиться:
Ним слишком хорошо знал свою жену, чтобы поверить, что она способна порвать все связи с детьми. Так же точно он знал и то, что ее родители будут хранить молчание об их договоренности. От этого он снова разозлился на тестя и тещу.
Он выпил вторую порцию виски с содовой, еще побродил по дому, вернулся к телефону и набрал домашний номер Гарри Лондона. Они не разговаривали целую неделю, что теперь редко с ними случалось.
Когда Лондон поднял трубку, Ним спросил:
– Хочешь приехать ко мне и немного выпить?
– Извини, Ним, мне хочется, но я не могу. Договорился кое с кем пообедать. Скоро ухожу. Ты слышал о последнем взрыве?
– Нет. Когда?
– Час назад.
– Кто-нибудь пострадал?
– На этот раз никто, но это единственная хорошая новость. Две мощные бомбы были установлены на пригородной подстанции “ГСП энд Л”, рассказал Гарри Лондон. В результате взрыва больше шести тысяч домов в этом районе лишились электроэнергии. Передвижные трансформаторы, смонтированные на грузовиках, немедленно отправили к месту аварии, но маловероятно, что электроэнергия начнет подаваться в полном объеме до завтра.
– Эти сумасшедшие становятся ловкими, – сказал Лондон. – Они узнают, где мы наиболее уязвимы и куда засунуть свои шутихи, чтобы нанести самый большой ущерб.
– Уже известно, та ли это группа?
– Да. “Друзья свободы”. Они позвонили в программу “Новости” пятого канала прямо перед взрывом и сказали, где он произойдет. Но было слишком поздно что-то предпринимать. Итак, одиннадцать взрывов за два месяца. Я подсчитал.
Ним знал, что, хотя Лондон не был непосредственным участником расследования, у него были свои каналы информации. Он спросил:
– Полиция или ФБР чего-нибудь добились?
– Полный нуль. Я же сказал, те, кто это делает, становятся более ловкими, и это правда. Они наверняка изучают цель, прежде чем нанести удар, затем решают, где они могут, входя и выходя, остаться незамеченными и как причинить наибольший ущерб. Эта шайка, “Друзья свободы”, знает так же, как и мы, что нам пришлось бы использовать армию, чтобы держать под контролем все.
– И не было никаких следов?
– Опять нуль. Помнишь, что я говорил раньше? Если полиция раскроет это дело, то только по счастливой случайности или если кто-то совершит промашку. Ним, это совсем не то, что по телевизору или в романах, где все преступления всегда раскрываются. В действительности полиции это часто не удается.
– Я знаю, – сказал Ним, немного раздраженный тем, что Лондон опять начал говорить назидательным тоном.
– Но есть забавная деталь, – задумчиво сказал руководитель отдела охраны собственности.
– Что это?
– Некоторое время взрывов было меньше, они почти прекратились. Потом неожиданно резко возобновились. Похоже на то, что у тех, кто это делает, появился новый источник взрывчатки или денег, или то и другое.
– Что нового с кражей энергии? – Ним переменил тему.
– Не слишком много, черт возьми. Мы, конечно, стараемся и ловим всякую мелюзгу. Подадим в суд пару дюжин новых дел о поломке счетчиков и краже электроэнергии. Это все равно что затыкать сотню пробоин, когда знаешь, что их на десять тысяч больше. А где люди и время, чтобы найти их?
– Как насчет большого административного здания?
– Торговля земельными участками “Зако”. Мы по-прежнему ведем там наблюдение. До сих пор – ничего. Я думаю, мы попали в полосу неудач. – Гарри Лондон говорил расстроенным голосом, это было на него не похоже. “Может быть, его собственное дурное настроение оказалось заразным”, – подумал Ним после того, как попрощался и повесил трубку.
Ему по-прежнему было неспокойно одному в пустом доме. Итак, кому еще он мог позвонить?
Он подумал об Ардит, но затем отказался от этой идеи. Ним еще не был готов – и может, никогда не будет – выслушивать религиозные проповеди Ардит Тэлбот. Но мысль об Ардит напомнила ему об Уолли, к которому Ним недавно два раза ходил в больницу. Уолли был сейчас вне опасности и уже прошел курс интенсивного лечения, но впереди его ждали месяцы, а может быть, и годы малоприятных и болезненных пластических операций. Неудивительно, что у Уолли было плохое настроение. Они не говорили о его сексуальной неполноценности.
Вспомнив об Уолли, Ним с чувством некоторой вины подумал о том, что с ним-то в этом отношении все в порядке. Не позвонить ли ему одной из знакомых? Кое-кого он не видел несколько месяцев, но они, вероятно, согласятся немного выпить, пообедать где-нибудь поздно вечером, ну и все остальное. Если он сделает над собой усилие, ему не придется коротать ночь одному.
И все же ему не хотелось утруждать себя.
Карен Слоун? Нет. Ему с ней очень хорошо, но сейчас у него было неподходящее настроение.
Тогда работа? На его столе в здании главного управления компании “ГСП энд Л” накопилась куча бумаг. Если он поедет туда сейчас, эта ночь не будет первой, проведенной на работе. Если воспользоваться ночной тишиной, можно сделать больше, чем в дневное время. Не исключено, что придет какая-нибудь неплохая мысль. Слушания по проекту “Тунипа” уже отнимали у Нима почти все его время, и, значит, обычную рабочую нагрузку нужно было как-то подогнать под новый график.
Но нет, это тоже не годится, о какой писанине в таком настроении может идти речь! Как насчет такой работы, которая заняла бы его ум?
Что бы он мог сделать, чтобы подготовиться к своему первому выступлению в понедельник в качестве свидетеля?
Его уже тщательно проинструктировали. Но нужно всегда быть готовым к неожиданностям.
Внезапно ему в голову пришла идея. Она возникла ниоткуда, словно кусок хлеба из тостера. Уголь!
Тунипа – это уголь. Без угля, который будет доставляться в Калифорнию из штата Юта, никакой электростанции в Тунипа не может быть. И все же, хотя Ним обладал обширными техническими знаниями об угле, практический его опыт был ограниченным и по очень простой причине: до сих пор в Калифорнии не было угольных электростанций, Тунипа станет первой в истории штата.
Разумеется.., как-нибудь, думал он.., в эти выходные дни он должен отправиться на угольную электростанцию – как отправляются в паломничество. И оттуда он вернется на слушания по “Тунипа”, и в его памяти сохранится яркое воспоминание о виде, звуке, вкусе и запахе угля. Инстинктивно Ним чувствовал, что тогда он будет лучшим, более сильным свидетелем, а инстинкт часто подавал ему верный совет.
Это также решит проблему его неприкаянности в выходные.
Но угольная электростанция – где?
Когда ему пришел в голову самый простой ответ, он снова смешал виски с содовой, затем сел у телефона, поставил рядом стакан и позвонил в справочную Денвера, штат Колорадо.
Глава 10

Рейс четыреста шестьдесят отбыл по расписанию с Западного берега в семь пятнадцать утра. По мере того как “Боинг-727/200” взлетал все выше, утреннее солнце, которое всего несколько минут назад осветило горизонт на востоке, окрасило землю в нежные красно-золотистые тона. Мир казался свежим и чистым, как всегда на восходе солнца, но эта иллюзия продлится меньше получаса.
Реактивный самолет окончил подъем и теперь летел на восток. Ним откинулся в удобном кресле салона первого класса. Он без колебаний отправился в путешествие за счет компании. Пока он в темноте ехал к аэропорту, он думал о своих планах и вновь понял, что вчерашняя неожиданная идея содержит в себе много здравого смысла. Это будет беспосадочный перелет до Денвера, который займет два часа двадцать минут. Там его встретит старый друг. Фестон Джоунз.
Жизнерадостная молодая стюардесса с явно незаурядным характером – у американской авиакомпании был талант отыскивать таких девушек – подала омлет и убедила Нима добавить к нему калифорнийское вино, хотя для выпивки время вроде бы еще не пришло.
– Да не сомневайтесь вы, – посоветовала она, когда заметила, что он никак не решится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86