Ним вернулся в отель и поднялся на лифте на антресольный этаж, где находилось правление съезда.
Съезд НИЭ собрал несколько сотен бизнесменов, инженеров и ученых, в задачи которых входило обсудить общие проблемы, обменяться достижениями, да и просто пообщаться. По теории каждый делегат после этого должен был лучше делать свою работу. Трудно было определить денежную ценность подобного мероприятия, хотя таковая и существовала.
Делегаты уже собирались в холле конференц-зала, чтобы в неформальной обстановке выпить кофе. С этого начинался каждый день. Ним присоединился к тем, кто пришел раньше. Среди них были представители других энергетических компаний, некоторых он знал, других – нет.
Разговоры в основном сводились к нефти. Сводка новостей накануне вечером подтвердила, что страны ОПЕК были тверды в своем намерении получать за будущие поставки нефти оплату золотом, а не бумажной валютой, которая, особенно доллар, обесценивалась почти ежедневно. Переговоры между Соединенными Штатами и странами ОПЕК прекратились, перспектива нового нефтяного эмбарго становилась угрожающе реальной.
Если бы это произошло, удар по энергокомпаниям, производящим электроэнергию, мог быть гибельным.
Через несколько минут участия в обсуждении проблем Ним почувствовал, что кто-то сжимает его руку. Повернувшись, он увидел Фестона Джоунза, своего друга из Денвера. Они тепло пожали руки друг другу. Фестон спросил:
– Что нового о “Тунипа”? Ним скорчил гримасу.
– Строительство пирамид шло быстрее.
– И фараоны не нуждались в разрешениях. Верно?
– Верно! Как Урсула?
– Прекрасно. – Фестон просиял. – У нас будет ребенок.
– Это замечательно. Поздравляю! Когда должен наступить этот большой день? – Ним просто заполнял словами время, стараясь собраться с мыслями. Он ясно помнил тот уик-энд в Денвере, когда Урсула пришла к нему в постель. Урсула призналась, что она и ее муж хотели детей, но не могли их иметь. Фестон подтвердил это: “Мы оба прошли медицинское обследование… Мой пистолет поднимается и стреляет, но я заряжаю его только холостыми патронами. У меня никогда не будет боевых патронов…"
– Доктор говорит, примерно в конце июня. Боже! Ниму не нужен был калькулятор, чтобы понять, что это его ребенок. Он был в смятении. Черт знает, что тут можно сказать!
Не дожидаясь очередного вопроса, Фестон обнял его и похлопал по плечу.
– Мы с Урсулой хотели бы только одного. Когда придет время, ты должен быть крестным.
Нужно было радостно заявить о своем согласии, но Ним не мог выдавить из себя ни слова. Вместо этого он снова крепко сжал руку Фестона и закивал в знак согласия. “У ребенка Джоунза, – поклялся про себя Ним, – будет самый лучший, самый добросовестный крестный из всех крестных”. Они договорились встретиться снова до окончания съезда.
Потом Ним разговаривал с другими энергетиками из “Нью-Йорк Кон Эдисон”. По мнению Нима, это было одно из самых благополучных предприятий Северной Америки, несмотря на его возросшую роль в качестве сборщика налогов Нью-Йорка и поток брани со стороны некоторых политиков. Потом были встречи с людьми из “Флорида пауэр энд лайт”, “Чикаго коммонуэлс Эдисон”, “Хьюстон лайтинг энд пауэр”, “Сазерн Калифорния Эдисон”, “Аризона паблик сервис” и другими.
В холле была и группа делегатов из “Голден стейт пауэр энд лайт”. Они активно общались с представителями головной компании. Среди делегатов “ГСП энд Л” был и Рей Паулсен. Он и Ним поприветствовали друг друга, как всегда, без всякого радушия. Эрик Хэмфри еще не появился на съезде, он должен был приехать позже.
Закончив разговор, Ним заметил знакомое лицо в растущей и все более шумной толпе делегатов. Это была Нэнси Молино, репортер “Калифорния экзэминер”. К удивлению Нима, она подошла прямо к нему.
– Привет! – Она была настроена дружелюбно и улыбалась, но воспоминания Нима были слишком свежи и мрачны, чтобы он ответил тем же. Однако приходилось признать, что эта женщина чертовски привлекательна, ее широкие скулы и высокомерная манера держаться были частью этой привлекательности. Она умела хорошо и дорого одеваться.
Он ответил прохладно:
– Доброе утро.
– Вот, прихватила ваш доклад в комнате для прессы, – сказала Молино, она держала в руке пресс-бюллетень и копию полного текста. – Удивительно скучная штука. Вы собираетесь сказать что-нибудь особое, что здесь не напечатано?
– Даже если и собираюсь, черта с два я сообщу вам об этом заранее.
Ответ, кажется, ей понравился, и она засмеялась.
– Пап, – вмешался голос. – Мы собираемся наверх, вон туда.
Это был Бенджи, который пробирался между делегатами, направляясь к маленькому балкону в конференц-зале, где могли разместиться всего несколько человек. Выше, на лестнице, Ним увидел Руфь и Леа. Они махали ему, и он помахал в ответ.
– Ладно, – сказал он Бенджи. – Лучше идите на свои места.
Нэнси Молино наблюдала за ними с явным удовольствием.
– Вы взяли семью на собрание? – спросила она.
– Да, – ответил он, а затем добавил:
– Жена и дети остановились вместе со мной в отеле. На случай, если вы захотите что-то из этого факта состряпать, должен предупредить вас, что сам оплачиваю их расходы.
– Ой, ой, – передразнила она. – Какая ужасная у меня репутация.
– Я опасаюсь вас так же, как опасался бы кобры, – не принял ее шутливого тона Ним.
"Этот Голдман, – думала Нэнси, уходя, – все-таки мужик ничего”.
Ее появление здесь было связано с заданием, которого она не ожидала и не хотела. Но редактор газеты, обнаружив в программе фамилию Голдмана, послал Нэнси в надежде, что она найдет какие-то “жареные” факты, чтобы продолжить достойную отражения в прессе вендетту. Но старик ошибся. Она честно прокомментирует речь Голдмана и даже создаст ему рекламу, если материал будет того стоить. (Напечатанный текст этого не заслуживал, поэтому она и задала свой вопрос.) Кроме того, Нэнси хотела сбежать отсюда как можно быстрее. Сегодня она должна была встретиться с Иветтой в том баре, где они коротко поговорили неделю назад. Она могла успеть, хотя время поджимало. Свою машину она оставила в подземном гараже отеля. Нэнси надеялась, что девушка ответит ей на некоторые интересовавшие ее вопросы.
А пока был Голдман. Она вошла в зал заседаний и села за стол прессы.
Уже обращаясь к собранию, Ним понял, что согласен с Молино. Подготовленная им речь была настолько утяжелена техническим материалом, что никак не могла показаться захватывающей газетному репортеру. Но по мере того, как он описывал сегодняшние и будущие проблемы “Голден стейт пауэр энд лайт”, оживление аудитории свидетельствовало о том, что многие слушатели разделяют те разочарования и опасения, которые Ним представил под заголовком “Перегрузка”. В их обязанности тоже входило надежное обеспечение энергией. И они, как и он, осознавали, что время на исходе, всего каких-нибудь несколько лет остается до настоящего электрического голода. И тем не менее почти каждый день их честность ставилась под вопрос, их предостережениям не верили, над их беспощадной статистикой насмехались.
Приближаясь к концу своего заранее подготовленного текста, Ним достал из кармана листок с записями, которые он сделал только вчера. Их он использует в конце.
– Большинство из нас, здесь находящихся, а возможно, и все, – сказал он, – разделяют два важных убеждения. Одно из них касается окружающей среды. Мир, в котором мы живем, должен быть более чистым, чем сейчас. Стало быть, те, кто справедливо стремится к этой цели, заслуживают нашей поддержки. Второе мое убеждение касается демократического процесса. Я верю в демократию и всегда верил, хотя в последнее время с некоторыми оговорками. Это заставляет меня вернуться к вопросу об окружающей среде. Некоторые из тех, кто называет себя борцами за окружающую среду, перестали быть справедливыми защитниками этой достойной цели и превратились в фанатиков. Они в меньшинстве. Но с помощью шумного, жесткого, бескомпромиссного нажима, зачастую объясняющегося их неинформированностью, они умудряются навязывать свою волю большинству.
Поступая так, они проституируют на демократическом процессе, безжалостно используют его, чтобы помешать всему ради своих узких целей. Там, где они не могут нанести удар с помощью интеллекта и аргументов, они используют проволочки и хитрости, не идущие вразрез с законом. Такие люди даже не притворяются, что принимают правила большинства, потому что они убеждены, что знают все лучше, чем большинство. Они признают только те стороны демократии, которые могут обернуться их собственной выгодой.
Последние слова вызвали взрыв аплодисментов. Ним поднял руку, призывая к тишине, и продолжал:
– Эта категория борцов за окружающую среду сопротивляется всему. Не существует ничего, абсолютно ничего, что бы наша энергетическая промышленность могла предложить такого, что не вызвало бы их гнева, осуждения, яростной и уверенной в собственной справедливости оппозиции. Но фанатики среди борцов за окружающую среду не одиноки. У них есть союзники.
Ним сделал паузу и еще раз подумал о своих записях. Он понимал: то, что последует дальше, может повлечь за собой некоторые неприятности, как это было пять месяцев назад после слушаний в Энергетической комиссии вопроса о “Тунипа”. Это также пошло бы вразрез с наказом Эрика Хэмфри “воздерживаться от дискуссии”. Ну да ладно, не повесят же они его, в самом деле. И он откинул сомнения.
– Союзники, о которых я говорю, – заявил он, – это люди, назначенные в административные советы исключительно по политическим соображениям, число которых возрастает.
Ним почувствовал возросший интерес аудитории.
– Было время, когда в этом штате, как и везде, советы и комиссии, контролирующие нашу отрасль, были малочисленными и можно было положиться на их разумную беспристрастность и непредвзятые решения. Но не теперь. Эти советы и комиссии разрослись до такой степени, что уже просто мешают друг другу продуктивно работать, вместо этого они теперь соревнуются друг с другом в имитации работы. Большинство членов советов и комиссий получают эти назначения явно в качестве политического вознаграждения. Они редко, если вообще когда-нибудь это случается, попадают туда благодаря своим заслугам и опыту. В итоге такие члены комиссий и советов имеют очень мало деловых навыков или вообще не обладают ими, а некоторые даже выставляют напоказ свое предвзятое отношение к бизнесу. И тем не менее у всех у них куча политических амбиций, которые управляют их действиями и решениями.
Именно поэтому и именно таким образом наши экстремистски настроенные критики и оппоненты находят себе союзников. Воинственные, так называемые популистские, точки зрения и выпады против энергетических компаний оказываются в центре внимания. Спокойные же, взвешенные, продуманные решения остаются в тени, и все члены комиссий и советов, о которых я говорю, на самом деле знают это очень хорошо. Скажем по-другому: то, что должно составлять справедливую основу общественного доверия, на деле искажается и оборачивается против общественных интересов. У меня нет простых рецептов, которые я мог бы предложить для решения этих двух громадных проблем. Подозреваю, их нет и у вас. Лучшее, что мы можем сделать, это всегда, когда это только возможно, показывать общественности, что меньшинство, этот коварный альянс фанатиков и заботящихся только о себе политиков, подрывает истинные интересы большинства.
На этом Ним решил закончить.
Пока он размышлял, какой в конце концов будет реакция Эрика Хэмфри и других его коллег по “ГСП энд Л”, делегаты, встав со своих мест, устроили ему настоящую овацию.
"Поздравляю!”, “Нужно иметь мужество сказать такое, все настолько верно”, “Надеюсь, то, что вы сказали, получит широкую известность”, “Я бы хотел получить копию для распространения”, “Отрасли нужны меткие стрелки вроде вас”, “Если вам надоест работать на “Голден стейт пауэр энд лайт”, только дайте нам знать”…
Невероятно, но делегаты вдруг столпились вокруг него, и Ним понял, что стал героем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86