— Мой приятель был знаком с мужем, жену он почти не знал, — сказала я, умерив своё потрясение до приличествующей обстоятельствам радости. — Где они теперь обитают?
— Она живёт в центре, а он — не знаю. Вот те раз! Какое мне дело, где живёт она…
— Не беда, попробую как-нибудь разыскать. А кем он работает, этот человек?
— Был диктором на радио, а сейчас не знаю. Голос! Силы небесные, вот откуда голос! Какая же я тупица!
— А имени его вы не помните?
— Понятия не имею.
— Ну ничего, главное — фамилия. Очень вам признательна, вы мне спасли жизнь и честь.
Я вышла на улицу, не чуя себя от потрясения. Невероятно! Неужели я его в конце концов расконспирировала? Диктор на радио! На Польском Радио нет ничего тайного, что не стало бы для меня явным, осведомителями меня там бог не обидел.
Вечером, вернувшись домой, я повисла на телефоне. Молниеносно добралась до знакомой мне дамы, работающей на радио в нужном отделе. Не тратя времени на объяснения, я сразу же приступила к делу.
— Вы случайно не слышали о человеке с такой-то фамилией? Несколько лет назад он работал диктором, — спросила я, стараясь придать голосу умеренное любопытство.
— Он и сейчас диктор, — с готовностью сообщила знакомая дама.
— Что вы говорите? Вы его знаете? Разговаривали с ним когда-нибудь?
— Сотни раз. Очень приятный человек.
— Верю. А как его зовут?
— Януш. С чего это он вас заинтересовал? Януш! Разрази меня гром! А я уже готова была окрестить его Изидором.
— Да понимаете, я тут столкнулась с одним субъектом, который выдаёт себя за него. Во всяком случае, у меня такое впечатление. Вот решила проверить, тот или не тот, врёт или так оно и есть.
— Внешность у него, надо сказать, очень своеобразная. Другого такого трудно найти.
— А как он выглядит?
— Ростом под два метра, брюнет, очень симпатичный, с красивыми зубами. Лет сорока или чуть помоложе.
Сходится! Все сходится!
— Какая стрижка, короткая, нормальная?
— Короткая? Нет, скорее нормальная. Гладко зачёсан.
Я молчала, ошеломлённая услышанным. Невероятно, но я его нашла. А вдруг все-таки не он?
— А какие глаза, тёмные?
— Не уверена, не присматривалась. Кажется, темно-серые.
Нет уж, только не серые. У него карие. Он или не он?
— Кто его знает, — с сомнением протянула я. — Может, он, а может, нет. Вот если бы услышать его по телефону или увидеть, тогда все стало бы ясно.
— Чего уж проще, позвоните ему. Могу дать студийный телефон.
— А домашний? Домашнего у вас нет?
— К сожалению, нет.
— Ладно, сойдёт и служебный.
Я записала несколько номеров, до боли мне знакомых по летам молодости. Где то время, когда все они были у меня под рукой, в записной книжке…
— А если хотите его увидеть, — предложила знакомая дама, — завтра я скажу вам, где он послезавтра дежурит, там и посмотрите на него.
— Прекрасно, я вам позвоню. А вы случайно не в курсе, где он обитает?
— Где-то на Старувке, точно не знаю.
Рассыпаясь в благодарностях, я простилась с ней и под горячую руку позвонила по одному из полученных номеров. В ответ услышала, что он уже ушёл и будет завтра в десять. Я положила трубку и стала наводить порядок в мыслях. Значит, на Старувке…
Винтовая лестница, нестандартные потолки… Какой же надо быть безмозглой тупицей, чтоб не догадаться. И этот аппарат, таинственный аппарат, по которому он переговаривался, он мне знаком не меньше, чем телефоны… Не иначе у меня уже размягчение мозгов.
Я открыла телефонный справочник. Ну конечно, такой фамилии здесь нет. Справочная служба!
— ..Простите, номер не для оглашения, сообщить не могу.
Черт подери! Бывшая жена! Я же знаю человека, который с нею знаком! Попрошу её телефон!
Бог знает зачем мне понадобился её телефон. Скорее всего, я действовала уже в силу инерции и натворила бы глупостей, если бы не моя верная, бессменная подруга Янка, которой я позвонила уже за полночь, чтобы посоветоваться. Подруга сказала:
— Чует моя душа, что ты дошла до точки, с которой все, что ни предпримешь, вылезет тебе боком. Иди-ка лучше спать, утро вечера мудрёнее.
Я приняла на веру, что чутьё у её души безошибочное, и подчинилась.
На следующий день, поскольку отпуск у меня закончился, пришлось идти на работу. Оказалось даже кстати, не долго думая я взяла в оборот одного сослуживца, из тех, кто притерпелся к моим странностям, и морально подготовила его к тому, что скоро ему предстоит не совсем обычный телефонный разговор. Изнывая от нетерпения, я дождалась десяти часов. Сослуживец тоже томился, обеспокоенный моим предупреждением.
— Весе, — предупредила я, — тебе надо будет позвонить одному типу и что-нибудь у него спросить. Что на язык подвернётся, то и спросишь, лишь бы ответил.
— Скажем, как ему нравится варшавская весна?
— Нет, не пойдёт, он ответит, что никак, и бросит трубку. Придумай такое, чтобы ему пришлось отвечать подольше.
Ровно в десять я вручила сослуживцу телефонную трубку и набрала номер. Весе, заикаясь от неловкости, попросил к телефону такого-то и сказал:
— Прошу прощения, мне посоветовал к вам обратиться пан.., пан Пётр Кемпинский. Хотелось бы узнать, когда состоится передача о живописи импрессионистов.
Я вырвала у Весе трубку и стала слушать:
— Понятия не имею и не понимаю, с какой стати вам посоветовали обратиться именно ко мне.
Я заехала Весе трубкой в ухо и прошипела:
— Он ничего не знает!.. Весе сказал:
— Я слышал, что намечен цикл передач на эту тему, и меня интересует, когда состоится первая…
Я снова вырвала трубку и услышала ответ:
— ..ничем не могу помочь, по-моему, тут какое-то недоразумение…
Я быстро сунула Весе трубку и прошептала ответ:
— Говорит, ошибка…
Весе это знал и без моей подсказки, но твёрдо гнул своё:
— Мы с паном Кемпинским встретились на днях в кафе, разговорились, вот он и сказал, что вы принимаете в передаче участие, и посоветовал обратиться к вам…
Я перехватила трубку. В ответе звучало уже неприкрытое раздражение:
— Но почему ко мне? Спросите в отделе планирования программ.
На этот раз мы с Весе затеяли бестолковую возню с трубкой, вырывая её друг у друга, — Весе старался поднести её к уху, я же норовила заехать ему трубкой в глаз, нервно бормоча:
— ..в отделе планирования…
Весе никак не мог понять, что эти мудрёные слова означают, а кроме того, от моих колотушек по черепу успел основательно отупеть, поэтому игнорировал мою подсказку и заталдычил по новой:
— Раз вы принимаете в передаче участие, то должны знать…
Наш собеседник потерял всяческое терпение и ответил Весе, то бишь мне, не скрывая недовольства:
— Простите, но я ровным счётом ничего не знаю, запишите номер отдела программ и обратитесь туда.
И он продиктовал номер, который лежал перед нами на столе. Я передала трубку Весе, тот снова стал долдонить своё как заведённый, хотя что ему оставалось, ведь он не слышал ни одного ответа, а от моих подсказок толку было мало. Я не удержалась и прыснула. Весе посмотрел на меня и тоже хрюкнул, потом заржал во всю глотку, но в трубке, к счастью, уже слышались гудки.
Отсмеявшись, Весе с любопытством уставился на меня.
— Ну и что? Каков результат?
Результат был однозначный. С первых же слов я узнала этот голос — мягкий, глубокий, гипнотизирующий меня вот уже много недель. Ах ты, курицын сын…
Вот, значит, какая у тебя государственная служба, да ещё, туды-растуды, засекреченная! И что же такого, черт бы тебя побрал, могло случиться в коридорах Польского Радио в тот памятный вечер, ознаменованный Вселенским Переполохом? У кого из нас, хотела бы я знать, течёт крыша, у меня или у него? Нет, надо мне увидеть его собственными глазами, до тех пор не поверю…
— Кто такой этот Пётр Кемпинский? — поинтересовалась я у Весе, приведя свои растрёпанные чувства в относительный порядок и наметив план действий на следующий день.
— Так, один тип, и вправду там работает, кажется, голубой, но это неважно, он меня вообще не знает.
— Зато если он твоего Кемпинского знает, головомойку ему задаст по первое число, и то сказать — насылает всяких дураков. Откровенно говоря, особым умом ты в разговоре не блеснул…
— Да и он особой благовоспитанностью не блещет, — парировал Весе после некоторого раздумья. — Бросил, видите ли, трубку.
— На его месте любой бы бросил. Он и так долго продержался.
На следующий день я слиняла утром с работы и заняла наблюдательный пост. Ждала в такси. Варшавские таксисты — народ ко всему привычный, ничем их не удивишь. Ждать пришлось недолго, объект наблюдения был человеком пунктуальным и ответственным. Я всматривалась в него из своего укрытия. Это он, никаких сомнений! Особо вглядываться не пришлось, другой такой фигуры во всей Варшаве днём с огнём не сыскать!
После многотрудных размышлений я пришла к неутешительному выводу, что объяснить столь усиленную конспирацию можно только одним. Разыгрывая из себя таинственную личность, этот тип устроил себе за мой счёт первоклассную потеху. Если ему так хочется, на здоровье, меня не убудет. Но уж и я в долгу не останусь, немного и ему поиграю на нервах, мне, может, тоже хочется потешиться в своё удовольствие.
Если бы речь шла об обыкновенном знакомстве, я бы поставила точку, удовлетворившись добытой информацией. Но на сей раз я положила себе раскопать все до конца. Номер машины, номер телефона, адрес, словом, всю подноготную! Ах, он засекречен? Тем лучше. Крепкие орешки как раз по моим зубам.
Итак, мне известно, когда у него ночное дежурство и где. Вообще во всем, что касалось его работы, я так же хорошо ориентировалась, как и в своей собственной. Прежде я вращалась в этих кругах, да и сейчас могла без труда узнать любую интересующую меня подробность.
Я заказала себе на вечер такси, предусмотрительно облюбовав водителя, не чурающегося пассажиров со странностями, и села ждать. Включила приёмник и слушала, как знакомый завораживающий голос читает либретто “Кармен”. Давно я уже краем уха нет-нет да и улавливала до боли знакомые интонации, но он тогда так решительно отмёл моё предположение насчёт диктора… Впрочем, голос в эфире воспринимался совсем по-другому. Гораздо приятней он казался по телефону, когда я слышала собственные его слова, собственную интонацию. В трубке голос звучал мягче, теплее, чуть ниже тембром и, уж во всяком случае, намного обаятельней…
На этом месте телефонный звонок прервал мои размышления. Все правильно, “Кармен" — то идёт полным ходом… Ехидно усмехаясь, я подняла трубку.
— Добрый вечер.
— Как дела? — сказала я и включилась в игру. — Знаешь, я тут снова гадала насчёт твоего имени и окончательно пришла к выводу, что стоит тебя как-то окрестить.
— Я разве против! Есть варианты?
— Сначала вернулась было к Изидору. И подходит, и святцам соответствует…
— Изидор так Изидор, хотя тогда уж лучше Пикадор.
— Не переживай, я и сама передумала. С уменьшительным не ладится. Изидусь? Изидорчик? Не звучит. Всесторонне проанализировав проблему, я сочла, что кроме Изидора тебе ещё подошёл бы Ян. Но Ян мне не нравится, в младые лета знавала я одного Яна-алкоголика. Зато Яна можно переделать в Януша, Януш меня устраивает, устроил бы и Збышек, и Марек, но ни Збышек, ни Марек тебе не подходят. Пожалуй, успокоюсь на Януше. Что ты на это скажешь?
Януш на какое-то время лишил его дара речи. Я прямо слышала, как он в душе чертыхнулся. Потом наконец подал голос:
— Как ты сказала? Не Ян, а Януш? Ладно, пускай будет Януш. Все-таки лучше, чем Изидор.
Через полчаса “Кармен” подобралась к антракту, и нам пришлось разговор прервать. Я терпеливо пережидала антракт, потом последние новости, а потом и “Желаю дорогим радиослушателям доброй ночи”. Никогда ещё я не слушала последние новости со столь животрепещущим интересом. Сразу же после государственного гимна раздался звонок.
— У меня опять свободная минутка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27