Хотя сам по себе был он мужчина интересный, молодой, и, представь мне его какая-нибудь тётушка на балу, я бы охотно записала в свой бальный карнет и мазурку, и даже вальс с ним. К тому же на балу он бы наверняка был одет. Ну и я, разумеется, тоже…
Молодой человек, вздохнув, заметил:
— Ах, мадемуазель, ну сделайте же что-нибудь для того, чтобы сдержать мою болтливость! Меня ведь на самом деле заинтересовала невиданная белизна вашей кожи, в жизни не доводилось такого видеть, а я врач, мне по роду службы положено знать причины. Что явилось причиной такой белизны, образ жизни или наследственные особенности кожного покрова? Все женщины в вашей семье были такими беленькими?
А, ну если он врач… У меня отлегло от сердца. И я ответила уже не столь сухо и сдержанно:
— Понятия не имею, какая у меня кожа. В роду у нас все были беленькими, потому что, как и я, избегали солнца. А вот теперь я решила попробовать немного загореть.
— В таком случае — соблюдайте умеренность, это я вам как врач советую. А почему вы избегали солнца? В последнее время считается, что чрезмерное воздействие солнечных лучей вызывает рак кожи. Это вас испугало? Во всяком случае, вы правильно делаете, что загорать начинаете в тени.
Я же не имела понятия ни о каких опасениях относительно рака кожи, а вот как объяснить ему, все ли в нашей семье были такими белокожими, что в моё время и в нашем кругу белая кожа считалась самым драгоценным элементом красоты светской женщины? А такая загорелая кожа, которую я тут вижу абсолютно у всех, считалась вульгарной и присущей только низшему сословию. А если светская женщина появлялась на солнце без специального кружевного зонтика, без шляпки и перчаток, все на неё оглядывались и были шокированы.
Нет, не стала я всего этого рассказывать, хватило ума. Просто шутя произнесла:
— Видите ли, я всю жизнь прожила в густом и тёмном лесу, таком густом, что ни один солнечный луч не пробивался сквозь кроны деревьев. Бродила по лесу, собирала грибы, ягоды, а вода в маленьких лесных озёрах слишком холодна для купания.
— Великий Боже, где же мадемуазель нашла такой замечательный лес? — воскликнул экспансивный доктор. — И почему вы проводили там свою жизнь? Может быть, вас там силой удерживала какая-нибудь злая колдунья? Впрочем, есть правда в том, что вы мне рассказали, об этом свидетельствует и здоровье, которое так и брызжет из мадемуазель. Ведь я сидел и голову ломал, как может быть такой здоровой горожанка в наше время? Что ж, осталось проследить лишь за тем, как ваша кожа воспримет выход из тёмного леса на залитый солнцем пляж.
Не зная, как закончить этот смущавший меня разговор, я что-то буркнула насчёт того, что вроде бы пришло время искупаться и придётся прервать нашу интересную беседу. Спрятав волосы под купальную шапочку, я решительно направилась в море.
Нахал поспешил за мной. Он ещё не подозревал, что я отличная пловчиха. Зайдя по пояс в воду, я устремилась прямо в открытое море. Сначала он от неожиданности отстал, а пока нагонял, я уже была далеко, да и не поговоришь нормально во время плаванья.
Тут со мной чуть не произошёл неприятный случай. Стремясь всеми силами отдалиться от незнакомца, я так энергично плыла, что не обращала внимания на окружение и чуть не столкнулась с большой деревянной доской с парусом, напоминающим крыло бабочки. Потом уже стала осторожнее, ибо на таких досках мужчины и женщины забавлялись, соскальзывая с большой волны и вихрем взлетая на неё. Надо будет и мне попробовать. Думаю, это не очень трудно. Часто крыло бабочки ложилось на набегавшую волну, но его легко и смеясь поднимали, так что это не должно быть очень трудным делом.
Доктор где-то затерялся. Наплававшись вволю, я вышла из моря и, чтобы обсохнуть, немного постояла на солнце. И сразу почувствовала, как сильно оно припекает. Ой, недаром меня так все предупреждали, вот, в самом деле, словно огнём жжёт!
Я поспешила под свой зонтик. Роман уже там поджидал меня.
— Если милостивая пани графиня разрешит, я бы осмелился посоветовать — сейчас пляж покинуть. Солнце в полдень самое сильное, к тому же время перекусить. Пани уже искупалась, теперь имеет смысл прийти ближе к вечеру, перед самым отливом. А излишек солнца для пани вреден, все говорят.
Я и сама уже чувствовала этот излишек на всей коже. Доктор наконец разыскал мой зонтик, но увидев меня вместе с Романом, лишь издали поклонился и не стал приближаться.
Я послушно отправилась домой. Пришлось принять несколько процедур: ополоснуться после морской воды, натереться кремом, в чем мне помогла Флорентина, на спине ведь я бы сама не смогла размазать крем.
А Флорентина знай приговаривала:
— Так я и знала, солнце уже себя показало, вот здесь и здесь виден край купальника. Я бы советовала сегодня вообще больше не выходить на пляж. Ведь madame Le comtesse такая беленькая!
Господи, как же они все надоели мне с этой моей белизной, которой я так гордилась всю жизнь! И опять сказалось с молоком матери впитанное правило: неприлично отступать от общепринятых правил, неприлично выделяться. Именно следование этой заповеди подгоняло меня поскорее стать такой, как все — смуглой, обгорелой, о Езус-Мария! А если меня вдруг неведомая сила опять внезапно возвратит в моё время? Как я там покажусь, такая чёрная?
Переодевшись, я вышла из дому, и тут к крыльцу подъехал один из этих самых… никак не привыкну… автомобилей. Из него в спешке выскочила молодая рыжеволосая особа, уже издали протягивая ко мне руки. Я глянула — Эва Борковская, никакого сомнения. Постаревшая на несколько лет, с волосами совсем другого цвета, но, к моему изумлению, — она!
Мы обнялись, плача и смеясь.
И вот с этого мгновения моя жизнь потекла в ускоренном темпе, потому что рядом оказался человек, которого я могла без всяких сомнений расспрашивать обо всем, что меня интересовало.
Эва представила мне своего мужа Шарля, с которым мы ещё не были знакомы. После этого все поспешили за столик, чтобы вместе пообедать. И не еда оказалась главной в нашем обеде! Глядя на Эву, я училась всему: как сейчас себя держат женщины из высшего общества, как едят, сидят за столом, как говорят, смеются, возмущаются, какие словечки употребляют. Жадно оглядывала я одежду своей подруги, а она походя, деликатно, но решительно дала мне понять, что даже неприлично ходить без маникюра и педикюра, и посоветовала, к каким мастерам обратиться. Говорила в основном Эва, я лишь жадно слушала, впитывая в себя познания как губка. Узнала, как живёт Эва, как работает. Да, да, она работала, как мужчина, хотя муж её был человеком состоятельным и у Эвы не было необходимости работать. По её словам, работала она для удовольствия и душевного удовлетворения в какой-то огромной фирме, занимающейся рекламой. Вот так я узнала много интересного и о рекламе. И потом я не переставая черпала полными горстями из сокровищницы познаний своей подруги. От неё узнала я много нового о людях известных и богатых, об актёрах и актрисах, от неё же услышала впервые слово «секс»…
Через пять дней я была уже совсем другой женщиной.
* * *
Не полетела я в Лондон через неделю.
Все началось с того, что, когда мы все трое — Эва, Шарль и я — сидели под зонтиком на моем пляже, к нам внезапно подошёл тот самый доктор, который предостерегал меня от последствий загара. Подошёл и заговорил со мной так непосредственно, словно мы с ним сто лет знакомы:
— Поразительная мадемуазель женщина! Первый раз встречаю молодую пациентку, которая так следовала бы советам врача. Мадемуазель уже не такая ослепительно белая, а вместе с тем вам удалось как-то не сгореть. Ну и характер у мадемуазель!
И обернулся к моим спутникам:
— Разрешите представиться: я Филип Вийон, врач-терапевт. Как видите, я просто потрясён вашей знакомой! Идёт всего четвёртый день, а она уже может похвастаться очень ровным и здоровым загаром. Правильно я ещё с первого раза заметил — у вас очень здоровый организм, но вот что к тому же ещё и характер сильный — никак не ожидал.
Я не успела и рта раскрыть, как Эва, рассмеявшись, подтвердила:
— Вы совершенно правы, месье, я и сама поражаюсь выдержке своей подруги. Хотя, с другой стороны, меня возмущает, как можно довести себя до такой белизны, на столько лет скрыться от солнца! И больной муж — вовсе не оправдание!
— Ага! — подхватил доктор и шлёпнулся на песок рядом с нами. — Теперь понятно: пани ухаживала за больным мужем. И с каким же результатом, если позволено будет спросить?
— Со смертельным! — сердито ответила я. Мне очень не понравилось, что Эва разоткровенничалась с совсем чужим для меня человеком. Какое она имела право рассказывать обо мне этому доктору, пусть и симпатичному, но которого я знаю без году неделю?
Видя, что я разгневалась, доктор Вийон попытался изобразить печаль на лице, но легкомысленная Эва пошла ещё дальше.
— Э, да зачем притворяться? — махнула она рукой. — Благодарение Господу, что он умер, радоваться должна! Я до сих пор не могу понять, как ты вообще могла выйти замуж за этого отвратительного графа?
Я промолчала. Не стану откровенничать в присутствии посторонних, ведь и с Шарлем я совсем недавно познакомилась. Но если честно, то я и сама не могла этого понять. Хотя… достаточно вспомнить положение, в котором я тогда оказалась. Графский титул нашей фамилии, может, и постарше лет на двести моего супруга, да что толку, если наша семья к тому времени оказалась совсем без средств. Старшая из дочерей, бесприданница, я могла принести в качестве приданого лишь свою молодость и красоту, что вполне удовлетворило моего будущего супруга. Ну, ещё образование, на него родители, особенно батюшка, денег не экономили. К сожалению, много тратил батюшка и на свои многочисленные научные изыскания, в результате чего семью буквально по миру пустил. И никаких родственников, на чью дарственную или наследство мы могли хотя бы в будущем надеяться. Родители еле-еле сводили концы с концами, поэтому предложение руки и сердца богатого графа явилось просто нежданным даром небес. Что с того, что жених был старше меня на сорок лет, страшен как черт и весь в болезнях? Меня не спросили, да и что я могла решить, глупая, шестнадцатилетняя девчонка, жизни не знавшая? Даже будь я поумнее и поопытней, видя, как радуются бедные родители богатому зятю, по-другому поступить не могла. А Эва…
Да, одна Эва отчаивалась из-за меня, плакала и пыталась отговорить. Вспомнив её тогдашнее отчаяние, я сразу перестала на неё сердиться, ведь жалела она меня всем сердцем. А потом так получилось, что перед самой моей свадьбой Эве пришлось уехать из наших краёв, и свиделись мы лишь теперь. Через сто лет!
Гнев быстро охватил меня и так же быстро прошёл, когда я вспомнила свою подружку в ту тяжёлую для меня пору. Единственный человек, который меня пожалел.
— Ну ладно, чего уж там, — примирительно проговорила я, — за графа я вышла ради денег. Ты же сама знаешь — родители остались нищими, мой дочерний долг повелевал мне спасти их. И я, глупая девица…
— Во-первых, глупой ты никогда не была! — перебила меня Эва. — А чтобы обеспечить родителям достойную старость, не обязательно было выходить замуж.
— Интересно, что я ещё могла сделать? — удивилась я.
— Учиться, а потом работать! — убеждённо заявила Эва, — деньги зарабатывать. Семью бы содержала! Впрочем, припоминаю, вам тогда и в самом деле нелегко приходилось. Мать вся в детях, мал-мала меньше, отец — в научных опытах. Ах, как я любила твоего отца, как его уважала! И не смею тебя осуждать. Если благодаря выгодному замужеству ты помогла семье — значит, так ты решила. А они и вправду вылезли из нужды? Тогда, может, ты и правильно поступила. А если ты совершила ошибку, уж сполна за неё заплатила, зато твои родители на старости лет жили в довольстве и спокойствии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61
Молодой человек, вздохнув, заметил:
— Ах, мадемуазель, ну сделайте же что-нибудь для того, чтобы сдержать мою болтливость! Меня ведь на самом деле заинтересовала невиданная белизна вашей кожи, в жизни не доводилось такого видеть, а я врач, мне по роду службы положено знать причины. Что явилось причиной такой белизны, образ жизни или наследственные особенности кожного покрова? Все женщины в вашей семье были такими беленькими?
А, ну если он врач… У меня отлегло от сердца. И я ответила уже не столь сухо и сдержанно:
— Понятия не имею, какая у меня кожа. В роду у нас все были беленькими, потому что, как и я, избегали солнца. А вот теперь я решила попробовать немного загореть.
— В таком случае — соблюдайте умеренность, это я вам как врач советую. А почему вы избегали солнца? В последнее время считается, что чрезмерное воздействие солнечных лучей вызывает рак кожи. Это вас испугало? Во всяком случае, вы правильно делаете, что загорать начинаете в тени.
Я же не имела понятия ни о каких опасениях относительно рака кожи, а вот как объяснить ему, все ли в нашей семье были такими белокожими, что в моё время и в нашем кругу белая кожа считалась самым драгоценным элементом красоты светской женщины? А такая загорелая кожа, которую я тут вижу абсолютно у всех, считалась вульгарной и присущей только низшему сословию. А если светская женщина появлялась на солнце без специального кружевного зонтика, без шляпки и перчаток, все на неё оглядывались и были шокированы.
Нет, не стала я всего этого рассказывать, хватило ума. Просто шутя произнесла:
— Видите ли, я всю жизнь прожила в густом и тёмном лесу, таком густом, что ни один солнечный луч не пробивался сквозь кроны деревьев. Бродила по лесу, собирала грибы, ягоды, а вода в маленьких лесных озёрах слишком холодна для купания.
— Великий Боже, где же мадемуазель нашла такой замечательный лес? — воскликнул экспансивный доктор. — И почему вы проводили там свою жизнь? Может быть, вас там силой удерживала какая-нибудь злая колдунья? Впрочем, есть правда в том, что вы мне рассказали, об этом свидетельствует и здоровье, которое так и брызжет из мадемуазель. Ведь я сидел и голову ломал, как может быть такой здоровой горожанка в наше время? Что ж, осталось проследить лишь за тем, как ваша кожа воспримет выход из тёмного леса на залитый солнцем пляж.
Не зная, как закончить этот смущавший меня разговор, я что-то буркнула насчёт того, что вроде бы пришло время искупаться и придётся прервать нашу интересную беседу. Спрятав волосы под купальную шапочку, я решительно направилась в море.
Нахал поспешил за мной. Он ещё не подозревал, что я отличная пловчиха. Зайдя по пояс в воду, я устремилась прямо в открытое море. Сначала он от неожиданности отстал, а пока нагонял, я уже была далеко, да и не поговоришь нормально во время плаванья.
Тут со мной чуть не произошёл неприятный случай. Стремясь всеми силами отдалиться от незнакомца, я так энергично плыла, что не обращала внимания на окружение и чуть не столкнулась с большой деревянной доской с парусом, напоминающим крыло бабочки. Потом уже стала осторожнее, ибо на таких досках мужчины и женщины забавлялись, соскальзывая с большой волны и вихрем взлетая на неё. Надо будет и мне попробовать. Думаю, это не очень трудно. Часто крыло бабочки ложилось на набегавшую волну, но его легко и смеясь поднимали, так что это не должно быть очень трудным делом.
Доктор где-то затерялся. Наплававшись вволю, я вышла из моря и, чтобы обсохнуть, немного постояла на солнце. И сразу почувствовала, как сильно оно припекает. Ой, недаром меня так все предупреждали, вот, в самом деле, словно огнём жжёт!
Я поспешила под свой зонтик. Роман уже там поджидал меня.
— Если милостивая пани графиня разрешит, я бы осмелился посоветовать — сейчас пляж покинуть. Солнце в полдень самое сильное, к тому же время перекусить. Пани уже искупалась, теперь имеет смысл прийти ближе к вечеру, перед самым отливом. А излишек солнца для пани вреден, все говорят.
Я и сама уже чувствовала этот излишек на всей коже. Доктор наконец разыскал мой зонтик, но увидев меня вместе с Романом, лишь издали поклонился и не стал приближаться.
Я послушно отправилась домой. Пришлось принять несколько процедур: ополоснуться после морской воды, натереться кремом, в чем мне помогла Флорентина, на спине ведь я бы сама не смогла размазать крем.
А Флорентина знай приговаривала:
— Так я и знала, солнце уже себя показало, вот здесь и здесь виден край купальника. Я бы советовала сегодня вообще больше не выходить на пляж. Ведь madame Le comtesse такая беленькая!
Господи, как же они все надоели мне с этой моей белизной, которой я так гордилась всю жизнь! И опять сказалось с молоком матери впитанное правило: неприлично отступать от общепринятых правил, неприлично выделяться. Именно следование этой заповеди подгоняло меня поскорее стать такой, как все — смуглой, обгорелой, о Езус-Мария! А если меня вдруг неведомая сила опять внезапно возвратит в моё время? Как я там покажусь, такая чёрная?
Переодевшись, я вышла из дому, и тут к крыльцу подъехал один из этих самых… никак не привыкну… автомобилей. Из него в спешке выскочила молодая рыжеволосая особа, уже издали протягивая ко мне руки. Я глянула — Эва Борковская, никакого сомнения. Постаревшая на несколько лет, с волосами совсем другого цвета, но, к моему изумлению, — она!
Мы обнялись, плача и смеясь.
И вот с этого мгновения моя жизнь потекла в ускоренном темпе, потому что рядом оказался человек, которого я могла без всяких сомнений расспрашивать обо всем, что меня интересовало.
Эва представила мне своего мужа Шарля, с которым мы ещё не были знакомы. После этого все поспешили за столик, чтобы вместе пообедать. И не еда оказалась главной в нашем обеде! Глядя на Эву, я училась всему: как сейчас себя держат женщины из высшего общества, как едят, сидят за столом, как говорят, смеются, возмущаются, какие словечки употребляют. Жадно оглядывала я одежду своей подруги, а она походя, деликатно, но решительно дала мне понять, что даже неприлично ходить без маникюра и педикюра, и посоветовала, к каким мастерам обратиться. Говорила в основном Эва, я лишь жадно слушала, впитывая в себя познания как губка. Узнала, как живёт Эва, как работает. Да, да, она работала, как мужчина, хотя муж её был человеком состоятельным и у Эвы не было необходимости работать. По её словам, работала она для удовольствия и душевного удовлетворения в какой-то огромной фирме, занимающейся рекламой. Вот так я узнала много интересного и о рекламе. И потом я не переставая черпала полными горстями из сокровищницы познаний своей подруги. От неё узнала я много нового о людях известных и богатых, об актёрах и актрисах, от неё же услышала впервые слово «секс»…
Через пять дней я была уже совсем другой женщиной.
* * *
Не полетела я в Лондон через неделю.
Все началось с того, что, когда мы все трое — Эва, Шарль и я — сидели под зонтиком на моем пляже, к нам внезапно подошёл тот самый доктор, который предостерегал меня от последствий загара. Подошёл и заговорил со мной так непосредственно, словно мы с ним сто лет знакомы:
— Поразительная мадемуазель женщина! Первый раз встречаю молодую пациентку, которая так следовала бы советам врача. Мадемуазель уже не такая ослепительно белая, а вместе с тем вам удалось как-то не сгореть. Ну и характер у мадемуазель!
И обернулся к моим спутникам:
— Разрешите представиться: я Филип Вийон, врач-терапевт. Как видите, я просто потрясён вашей знакомой! Идёт всего четвёртый день, а она уже может похвастаться очень ровным и здоровым загаром. Правильно я ещё с первого раза заметил — у вас очень здоровый организм, но вот что к тому же ещё и характер сильный — никак не ожидал.
Я не успела и рта раскрыть, как Эва, рассмеявшись, подтвердила:
— Вы совершенно правы, месье, я и сама поражаюсь выдержке своей подруги. Хотя, с другой стороны, меня возмущает, как можно довести себя до такой белизны, на столько лет скрыться от солнца! И больной муж — вовсе не оправдание!
— Ага! — подхватил доктор и шлёпнулся на песок рядом с нами. — Теперь понятно: пани ухаживала за больным мужем. И с каким же результатом, если позволено будет спросить?
— Со смертельным! — сердито ответила я. Мне очень не понравилось, что Эва разоткровенничалась с совсем чужим для меня человеком. Какое она имела право рассказывать обо мне этому доктору, пусть и симпатичному, но которого я знаю без году неделю?
Видя, что я разгневалась, доктор Вийон попытался изобразить печаль на лице, но легкомысленная Эва пошла ещё дальше.
— Э, да зачем притворяться? — махнула она рукой. — Благодарение Господу, что он умер, радоваться должна! Я до сих пор не могу понять, как ты вообще могла выйти замуж за этого отвратительного графа?
Я промолчала. Не стану откровенничать в присутствии посторонних, ведь и с Шарлем я совсем недавно познакомилась. Но если честно, то я и сама не могла этого понять. Хотя… достаточно вспомнить положение, в котором я тогда оказалась. Графский титул нашей фамилии, может, и постарше лет на двести моего супруга, да что толку, если наша семья к тому времени оказалась совсем без средств. Старшая из дочерей, бесприданница, я могла принести в качестве приданого лишь свою молодость и красоту, что вполне удовлетворило моего будущего супруга. Ну, ещё образование, на него родители, особенно батюшка, денег не экономили. К сожалению, много тратил батюшка и на свои многочисленные научные изыскания, в результате чего семью буквально по миру пустил. И никаких родственников, на чью дарственную или наследство мы могли хотя бы в будущем надеяться. Родители еле-еле сводили концы с концами, поэтому предложение руки и сердца богатого графа явилось просто нежданным даром небес. Что с того, что жених был старше меня на сорок лет, страшен как черт и весь в болезнях? Меня не спросили, да и что я могла решить, глупая, шестнадцатилетняя девчонка, жизни не знавшая? Даже будь я поумнее и поопытней, видя, как радуются бедные родители богатому зятю, по-другому поступить не могла. А Эва…
Да, одна Эва отчаивалась из-за меня, плакала и пыталась отговорить. Вспомнив её тогдашнее отчаяние, я сразу перестала на неё сердиться, ведь жалела она меня всем сердцем. А потом так получилось, что перед самой моей свадьбой Эве пришлось уехать из наших краёв, и свиделись мы лишь теперь. Через сто лет!
Гнев быстро охватил меня и так же быстро прошёл, когда я вспомнила свою подружку в ту тяжёлую для меня пору. Единственный человек, который меня пожалел.
— Ну ладно, чего уж там, — примирительно проговорила я, — за графа я вышла ради денег. Ты же сама знаешь — родители остались нищими, мой дочерний долг повелевал мне спасти их. И я, глупая девица…
— Во-первых, глупой ты никогда не была! — перебила меня Эва. — А чтобы обеспечить родителям достойную старость, не обязательно было выходить замуж.
— Интересно, что я ещё могла сделать? — удивилась я.
— Учиться, а потом работать! — убеждённо заявила Эва, — деньги зарабатывать. Семью бы содержала! Впрочем, припоминаю, вам тогда и в самом деле нелегко приходилось. Мать вся в детях, мал-мала меньше, отец — в научных опытах. Ах, как я любила твоего отца, как его уважала! И не смею тебя осуждать. Если благодаря выгодному замужеству ты помогла семье — значит, так ты решила. А они и вправду вылезли из нужды? Тогда, может, ты и правильно поступила. А если ты совершила ошибку, уж сполна за неё заплатила, зато твои родители на старости лет жили в довольстве и спокойствии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61