— Ничего и не надевается! — все ещё раздражённая, буркнула я. — Для того и разрезы, чтобы голые ноги показать.
— Езус-Мария!
Бедная девушка так и села с размаху на пол, должно быть ноги подкосились, но не поверила барыне.
— Шановная пани шутить изволит над своей Зузей! Как такое возможно? Ведь ксёндз с амвона всенародно проклятию предаст! А вот если изнутри хоть малость кружевец и кисеи… вот тут и тут… такой туалет получится! Только уж обтягивает слишком фигуру.
Пришлось мне взять себя в руки и не начинать процесс деморализации в современном мне обществе со своей горничной. Всем ведь давно известно — мнение о нас, господах, создаёт и распространяет наша прислуга. Поэтому приняв по мере возможности сокрушённый вид, я со вздохом сообщила Зузе, что в парижской моде произошли большие изменения, одновременно подумав, как там на самом деле с современной французской модой, ведь я знаю лишь, что будут носить только через сотню лет. Ну да ладно, Зузя пока в Париж не собирается. Значит, буду ей врать, но с умом. Решила: юбки укоротить, корсеты ликвидировать вовсе, турнюры прикончить без сожалений, ноги показать до колен, деликатно упомянуть о моде на загар и новые купальные костюмы, но к этому предварительно девушку подготовить.
— Слушай меня, Зузя, внимательно и постарайся воспринимать новую моду спокойно. Кисея и кружева и в самом деле из-под такого платья выглядывают, но главное — продемонстрировать ногу, вот до сих пор. А это, на что ты сейчас уставилась, новое изобретение — чулки и штанишки, вместе соединённые, правда удобно? И подвязок не надо. Надеваешь такое, аж по пояс, и смело ноги показывай! Корсеты не носят, особенно в жару, тогда дамы ограничиваются одним лифчиком, а нижние юбки только по зимам и носят. Да, фигуру новые платья обтягивают, и по секрету признаюсь — тут мода пошла на поводу у мужчин, мужской пол потребовал, чтобы женский свою фигуру по возможности продемонстрировал, так что самые крупные дома моды вынуждены были прислушаться к мнению мужчин, желают, мол, заранее знать, что собой женщина представляет, без портновских ухищрений. Я сама поначалу в ужас пришла, ни за что не решалась следовать новой моде, а потом привыкла. И представь: когда к морю поехала, так там благородные дамы не только без корсетов в прозрачных платьях разгуливают, но и без шляп, без зонтиков. И босиком!
Дойдя до голых ног, я запнулась, заметив, что глаза Зузя под лоб заводит и вот-вот лишится сознания. Ладно, для первого раза хватит. А Зузя, уставившись на мой дорожный костюмчик, так и замерла. Хорошо, глаза хоть совсем не закрылись, зато в них явственно читалось: и в таком неприличном виде моя барыня по улицам расхаживала! Принародно! Нет, нельзя её так оставлять.
И я безжалостно добавила:
— Да, в таком виде я, почитай, всю Европу проехала, а куда денешься? А на курортах благородные дамы и вовсе полураздетые ходят, и ничего им не делается, никто не шокирован. И Зузе нечего! В другой раз расскажу поподробнее о новой моде, сейчас же мне надо одеться. Хватит стоять столбом, помогай! Нет, корсет пока в сторонку отложи, приготовь лиловое платье, просто сзади застёжку, как всегда, застегнёшь, а под платье никто мне заглядывать не станет. Шевелись, дитя моё, времени у меня в обрез. И пока держи язык за зубами обо всем, что я тебе про парижскую моду поведала. Поняла?
Прозвучавшая в моем голосе решительность произвела нужное впечатление. Через десять минут я уже была одета настолько прилично, что можно было показаться на глаза современникам. Выходя, я видела, как совершенно обессиленная Зузя рухнула на стул. Оставив ей время прийти в себя и освоиться с революцией в области моды, я обратилась к Мончевской, ожидавшей меня под дверью кабинета.
— Прошу, — холодно произнесла я, — вы хотели мне что-то сказать? Слушаю.
При виде нормально одетой барыни к экономке сразу вернулись свойственные ей деловитость и здравый смысл.
— Если милостивая пани позволит, — энергично начала она, — за время отсутствия пани две вещи произошли, о чем и должна доложить. Первая — заезжал пан Арман Гийом, я не совсем поняла, то ли дальний родственник пани, то ли покойного пана, и обещался по приезде пани вновь быть с визитом. А второе — милостивая пани Эвелина Борковская собиралась заехать в день вашего возвращения, так что, возможно, сегодня и прибудут, и ещё обещались какого-то гостя привезти. Вот я и хотела получить указания — вместе они прибудут или как, и что пани велит приготовить, и будет ли это завтрак или сразу обед или ещё что. Ужин или вечерний приём? Какие будут распоряжения?
Я так и помертвела, услышав ненавистное имя. Арман Гийом! Даже захотелось выдать распоряжение: заготовить порцию цикуты или ещё какой доморощенной отравы, раз он собирался попотчевать меня печенью рыбки фу-фу, да такие деликатесы экономка наверняка не заготовила заранее, вряд ли у неё в буфете хранятся. Мелькнула мысль о ядовитых грибках, вроде бы как раз сезон, но пришлось бы самой отправляться в лес по грибы, не прикажешь же Стефче.
Молчала я долго, может и целую минуту. Экономка терпеливо ждала, стоя в почтительной позе. Наконец немалый жизненный опыт позволил с честью выйти из положения.
— Приготовьте блюда, которые можно разогреть. В первую очередь бигос. Вареники с грибами, в случае чего можно поджарить. Сельдь, надеюсь, найдётся?
— Ну как же без неё!
— Очень хорошо. В любом случае с неё начнём. Напитки попроще, вынесите на лёд. Ветчина хорошая имеется? Ладно, не обижайтесь. В таком случае, независимо от того, будет ли это обед или ужин, ветчину подать непременно. Омлет с ветчиной или… на всякий случай две утки подготовить, оскубать…
Мончевская живо перебила меня:
— У меня есть заячий паштет, свеженький. Вместо уток в самый раз.
Тут я перебила экономку:
— Значит, все и обсудили. Если в последний момент дам знать, обед или ужин готовить, ибо сейчас и сама не знаю, вы уж по собственному усмотрению решайте. Из того, что я тут перечислила, меню вы сами в состоянии подобрать. Так, чтобы и не слишком обильно, ведь хозяйка только что из дальнего путешествия воротилась, а с другой стороны — нельзя лицом в грязь ударить, ведь не принять гостей как следует — покрыть себя позором. И не забывайте о прислуге, сразу наготовить всего вдоволь, чтобы дворовые голодными не остались. А главное, бигос! Немедленно браться за него!
Мончевская так надулась от обиды — того и гляди лопнет.
— Бигос, проще пани, уже две недели как в большом котле булькает, — веско заявила она. — Да и какая из меня экономка, если бы я, прознав про возвращение барыни, тут же не принялась готовить. А советуюсь я лишь о кушаньях, которые загодя не приготовишь.
Прознала про возвращение барыни. Откуда, интересно, прознала? И с небрежной улыбкой я ненавязчиво поинтересовалась.
— Дак все только об этом и говорили! — удивлённо подняла несуществующие брови экономка. — И пани Борковская говорила, да и пан Гийом тоже…
Господи! Твоя воля… Они знали обо мне. Как это могло произойти? Ну, Эва, ещё понятно, мы с детства знали друг друга, могли и встречаться после её и моей свадьбы, но откуда тут взялся Арман?! И он ли это собственной персоной или какой его предок?
— Прислать мне сюда немедленно Романа! — почти выкрикнула я.
Мончевская охотно удалилась, очень довольная. Она страсть как любила подготавливать торжественные трапезы по разным случаям, умело подбирала блюда, и я знала — на неё можно положиться.
Я присела к старинному бюро, и тут пришёл Роман. Мы обменялись понимающими взглядами.
— Вот и получилось, что я так и не увидела, как выглядит мой дом через столетие, — начала я не с того, с чего собиралась. Но тут же спохватилась: — Вы уже знаете, что Арман Гийом объявился здесь?
— Знаю, — озабоченно подтвердил Роман. — Дворовые мне сказали. Сам не понимаю, откуда он взялся, но это может быть связано с наследством.
— Я тоже так считаю. Мне срочно нужен пан Юркевич! Я сажусь писать письмо, а вы немедленно отправитесь к нему в Варшаву. А месье Дэсплену надо послать телеграмму. Боже, как же трудно обходиться без телефона!
— Это только начало, — понимающе улыбнулся Роман. — Милостивая пани теперь на каждом шагу будет вспоминать будущий век — многие вещи из него пригодились бы сейчас. Только вот остерегайтесь эти слова произносить. Что же касается завещания…
— Сама понимаю и немедленно берусь за его составление. Уже решила — все имущество завещаю Зосеньке Яблонской. Очень дальняя родственница, но все же родня.
— Так она же совсем ребёнок! — удивился Роман. — Если не ошибаюсь, паненке Яблонской лет шесть всего?
— Значит, не убьёт меня! И родители её тоже, они давно померли, девочка осталась сиротой, живёт у тётки. Но никому не надо говорить о моей наследнице… хотя…
— Вот именно! — подхватил Роман. — Тогда на кой оно вообще, завещание? Наоборот, надо, чтобы все знали — в случае преждевременной смерти пани все её имущество наследует Зося Яблонская. И чтобы Арман Гийом тоже узнал о завещании.
— Ну вот, — растерялась я, — как же сделать так, чтобы Арман узнал, а Зося не знала? Ведь если прознают — все имущество оставляю бедной сироте, такой шум поднимется, такая сенсация. А потом бедный ребёнок испытает разочарование, если я все же замуж выйду и дети пойдут. Да ладно, что загодя ломать голову? Оставлю ей достаточно на приданое. Как думаете, моих средств хватит на приданое для бедной сиротки?
— Милостивая пани может десяток сироток осчастливить и даже не заметит, что её состояние уменьшилось. Если я правильно понял, пани пока ещё не узнала размеров своего состояния?
— Не узнала, — сконфузилась я. — Вот и хочу потребовать сведений от поверенных Юркевича и Дэсплена. А что, разве женщина не имеет права не разбираться во всех этих финансовых сложностях? Женщина вообще просто обязана быть глупенькой.
— Вот именно! — подхватил Роман. И я немедленно потребовала разъяснения, что «именно»! Роман охотно пояснил:
— Я и то, не в обиду будь пани сказано, удивляюсь, что милостивая пани так хорошо хозяйство ведёт и в делах разбирается. И теперь, и сто лет спустя. А если и позволяю себе иногда дать совет, так это из-за путаницы времён, чтоб им… Теперь пани надо быть особенно внимательной, чтобы ненароком не проговориться.
Я лишь грустно кивнула. Роман прав, как всегда. Да заговори я о самолётах, автомашинах, компьютерах и прочих телевизорах, меня тут все за ненормальную примут, а уж Арман непременно постарается упечь меня в сумасшедший дом, чтобы имуществом моим завладеть и все завещания мои объявить несостоятельными. И найдётся масса свидетелей того, что я вернулась малость не в себе, а попросту говоря — спятивши. И я ещё должна радоваться, если все закончится дурдомом, а вот лет триста назад меня бы на костре запросто сожгли!
Удалив Романа, я села за письма. Ох, как неудобно пользоваться ручкой с пером и чернилами, как хотелось вытащить из сумочки шариковую ручку, которая — я проверила, от пересечения барьера нисколько не утратила своих свойств. Хорошо ещё, что кончилась эра гусиных перьев.
Написав письма, тут же отправила Романа в Варшаву, сама же принялась просматривать счета и документы, то и дело вспоминая будущий век с его премудрыми машинками, техническими средствами, которые так бы пригодились сейчас! А тут ничего, все от руки, все в уме.
Впрочем, счета я проглядела невнимательно, тянуло к более интересному занятию — нарядам. Поскольку сегодня грозились приехать гости, надо было внимательнейшим образом обдумать проблему одеяния, чтобы с самого начала не вызывать потрясений среди современников. Зузя послушно выложила содержимое всех шкафов, несколько раз повторив, что время траура давно прошло, никаких специальных чёрных платьев, никаких чёрных вуалей, пора менять манеру одеваться, и без того сколько проходила в чёрном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61