Когда жжение от шлепка утихло, она ощутила на груди его тельце весом с монету. Оно прилипло к коже.
Ощущение было отвратительным.
Надо было избавиться от него. И быстро.
Едва соображая от ужаса, она потянула за ворот рубашки. Делать это пришлось одной рукой. Воротник расстегнулся, но через мгновение на пол брякнула пуговица.
Ствол пистолета только размажет эту дрянь, так что она втиснула руку в карман брюк и вытащила нож. Сегодня она даже не стала утруждать себя перевязыванием рукоятки резинкой. Решила, что лучше рискнуть, чем терять потом драгоценное время.
Она нажала на кнопку и лезвие выскочило.
Плохо, что совсем не было видно, что она делала.
Но фонарик торчал между ног, и был направлен в ванную комнату. Груди своей она никак не могла видеть.
Может, оно и к лучшему, подумала она. Совсем не хочется видеть, что там осталось от этого проклятого паука.
Только будь осторожной. Очень осторожной.
И она быстро начала опускать лезвие, пока не почувствовала, как оно коснулось кожи чуть повыше того места, где был раздавлен паук. Затем соскребла его: одним быстрым движением, словно брея верхнюю часть груди опасной бритвой.
Согнувшись в поясе, она резко встряхнула ножом. Затем обтерла лезвие с обеих сторон о штанину брюк. Зажав рукоятку ножа в зубах, она подняла незаправленный конец рубашки и стерла с тела остатки паука.
Затем взяла фонарик в руку и стала осматривать грудь. Покрасневшая кожа сплошь покрылась пупырышками. Нож, однако, не оставил видимых отметин. От паука не осталось ни мокрых, ни сухих следов – лезвие и энергичное вытирание рубашкой ликвидировали их.
А это?
На вид «это» напоминало толстый черный ус.
Она поняла, что это кусок ноги паука.
Джейн прижала подбородок к груди и попыталась сдуть ножку. Та слегка затрепетала, но осталась на месте. Поморщившись, Джейн смахнула ее ребром ладони, в которой держала пистолет.
Потом снова посветила на грудь фонарем. Та выглядела так, словно ее окунули в ледяную воду.
От паука осталось одно воспоминание, так что она сунула фонарь под правую руку и запахнула рубашку. Прижимая фонарь рукой, Джейн достала изо рта нож и оставила его в руке.
– Давай быстрее найдем этот конверт и уйдем отсюда, – подгоняла она себя. – Прежде чем попадется другой паук.
Повернувшись, она пошла по коридору в направлении следующего входа.
«Еще один паук, и я убегу. Лучше иметь дело с пятнадцатью ротвейлерами, чем...»
Дверь оказалась закрытой. Джейн толкнула ее коленом. Заскрипев на петлях, та распахнулась. Свет фонаря нырнул в огромную комнату.
Потянув носом воздух, она задержала дыхание.
Что здесь сдохло, черт побери?
– Какая разница, – сказала она себе. – Это именно то место.
Здесь она найдет конверт.
Внутри грязного гроба посреди комнаты.
И она шагнула в дверь. Осматриваясь, она посветила фонарем в стороны. Ни людей, ни животных. Кроме гроба в комнате, казалось, ничего не было.
Ни потайных ниш, ни других дверей.
Окна на дальней стене выходили в ночь. Какая-то частица ее проникала в комнату, вычерчивая мрачные искаженные прямоугольники на полу.
Джейн слегка нагнулась. Медленно поворачиваясь, она осматривала пол. Он немногим отличался от полов в комнатах первого этажа: усыпанный стеклом и штукатуркой, разбитыми досками, ощетинившимися гвоздями, листьями и обрывками бумаги и пластиковых оберток, тряпками, предметами одежды.
Гроб, видно, волокли от дверей – в мусоре была прочерчена дорожка.
Джейн подошла к нему ближе.
Гроб был деревянный. Наверное, сосновый. Выглядел как часть добротного гарнитура, оставленная на несколько лет на улице.
Скорее, под землей.
Крышка и боковины были покрыты засохшей грязью.
«Потрясающе, – подумала Джейн. – Он вырыл его на соседнем кладбище. Или хочет, чтобы я так думала».
Сдерживать дыхание уже не было сил, и она побежала к окнам. Приближаясь, она почувствовала на своем лице дуновение теплого ветерка. Под ногами хрустели и лопались осколки стекла.
У окна она стала медленно наклоняться вперед, готовая в любой момент остановиться, если голова на что-нибудь наткнется.
Но ни она ни обо что не ударилась, ни ее никто не ударил, так что она осторожно высунулась из окна и глубоко вдохнула. В воздухе пахло летом и глубокой ночью, но примешивался легкий, отвратительный душок гниющей плоти. Джейн почувствовала, как ветерок скользнул под открытый верх рубашки. Так приятно было ощущать его горячей потной кожей.
Из окна открывалась панорама Мемориального парка «Райские Кущи». С такой высоты можно было видеть его большую часть.
Она поймала себя на мысли, что высматривает на кладбище незнакомца, который был там прошлой ночью и нес над головой, как штангу, собаку, а потом швырнул ею в нее.
Джейн разглядела несколько человеческих очертаний, но ни одно из них не двигалось. Вероятно, это были памятники.
Или один из них – это он. Только стоит неподвижно. Может, даже смотрит на нее.
Целый рой мурашек побежал по коже, и Джейн почувствовала озноб.
Он смотрит...
Джейн захотелось спрятаться, но она пересилила себя.
Оставшись у окна, она медленно обвела взглядом парковочную стоянку, главные ворота и прилегающий участок изгороди.
Пикап «Тойота» исчез. То же произошло и с псом, которого она в последний раз видела наколотым на прутья ограды.
«Провалиться мне на этом месте, если я не знаю, где сейчас пес», – подумала она.
Медленно отодвинувшись от окна, она повернулась.
Луч фонарика, зажатого под рукой, переметнулся к гробу.
"Там, в нем, – подумала она. – Я, надо полагать, должна думать, что МИР вырыл гроб вместе с трупом.
Настоящее испытание силы воли. Хватит ли мне мужества открыть его и посмотреть, что там внутри? Пойду ли я на это за свои три тысячи двести долларов?"
– Можешь не сомневаться, – прошептала она.
Но она не найдет там покойника. Там будет лежать тот ротвейлер, однодневной свежести, распоротый и вонючий. Вот куда МИР положил дохлого пса. И туда же он определил конверт.
Она подошла сбоку к гробу, подняла левую ногу и пяткой ударила по краю крышки.
Крышка зашаталась.
Не закреплена.
Джейн подумала о том, чтобы отложить в сторону нож и пистолет, зажать фонарик между ног, наклониться и снять крышку руками. Но ей хотелось держать оружие наготове. И совсем не хотелось, чтобы в момент снятия крышки ее лицо было наклонено вниз.
Не годится.
Разве что, окажется, что ни один другой способ не подойдет.
Например, сбить ногой.
Согнув слегка левую ногу для большей устойчивости, она лягнула крышку правой. От удара каблуком та приподнялась, перекосилась и завалилась в сторону. Съехав с дальнего борта, она с грохотом рухнула на пол.
От шума Джейн передернуло.
Она пялилась в гроб, не веря своим глазам.
В нем не было ни вонючей растерзанной собаки, ни человеческого трупа.
Словно ее обманули, но вместе с тем она почувствовала облегчение, почти восторг.
В гробу не было ничего омерзительного.
Благодаря шелковистой атласной обивке и подушечке вид у него был почти зазывающий.
Ее конверт лежал на подушке. Мельком взглянув на него, она перевела взгляд на плоскую коробку, находившуюся посередине гроба. Размером примерно с толстую книгу, она была завернута в яркую золотую фольгу и перевязана алой лентой с бантом, блестевшим в свете фонаря.
– Теперь оставляет мне подарки, – прошептала Джейн.
Услышав звук собственного голоса, она поняла, что забыла задержать дыхание и сделала глубокий вдох через нос. Смрад не исчез, но, казалось, стал не таким ужасным, как прежде. Она начинала к нему привыкать. Но его источник находился определенно где-то в другом месте, а не в гробу.
Может, дохлая крыса в углу или что-то в этом роде.
Внутренность гроба выглядела так, словно должна была пахнуть духами.
Также приятно, как только что застеленная постель.
Постель МИРа? – мелькнуло у нее в голове. В записке он назвал эту комнату «спальней Мастера». А он Мастер Игр.
Неужели он настолько ненормальный, чтобы спать в гробу?
Атласная обивка и наволочка подушки были гладкими, без единой морщинки, и было весьма сомнительно, чтобы на них кто-нибудь когда-либо спал.
Ей стало не по себе.
МИР где-то раздобыл старый, полуистлевший гроб, подумала она. Может, вырыл его на кладбище. А затем обил его новой тканью.
А что он сделал с телом?
Зачем ему понадобилось обновлять обивку?
Джейн быстро обернулась, чтобы удостовериться, что до сих пор одна в комнате. Затем поставила пистолет на предохранитель и опустила его в карман. Переложив нож в правую руку, она нагнулась и, протянув в гроб левую, подняла конверт и вскрыла его ножом.
Затем извлекла завернутые в записку деньги.
Посчитала сотенные купюры. Их было тридцать две.
– Ух ты, – пробормотала она. – Вот это да.
Сердце пустилось вскачь, и она ощутила спазм в горле; желудок сковало железным обручем.
Ее объяло странное чувство радостного возбуждения, смешанного с необъяснимым страхом.
Это плюс шестнадцать сотен – почти пять тысяч за один сегодняшний вечер.
Сколько же это будет всего? – задумалась она. Она попыталась успокоиться, чтобы вспомнить и посчитать.
Никак не удавалось.
Много. Очень, очень много.
Но читать записку было страшно. Страшно было распечатывать коробку в подарочной обертке. Страшно было думать о том, кто или что могло находиться сейчас в доме, может быть, наблюдая за ней в этот момент или подкрадываясь ближе.
Когда она подносила записку к свету, та ходила ходуном в ее дрожащей руке.
"Моя дорогая!
Невероятно, но я влюблен. Ты чрезвычайно привлекательна. Какой надо быть храброй, чтобы зайти столь далеко.
Этот подарок для тебя. Открой его сейчас. Это доставит тебе большую радость.
Целую, МИР".
Глава 21
Джейн присела на корточках над гробом, положила нож на атласную подушечку и подняла коробку в яркой обертке. Прижимая фонарь правой рукой к ребрам, она сорвала ленту с бантом и оберточную бумагу и бросила на пол.
Поставив для устойчивости коробку на край гроба, Джейн распечатала ее и обнаружила внутри кухонный таймер, пеньюар и записку.
Записка была приклеена к таймеру.
"Милая!
Ты долго и тяжко трудилась в эту ночь и заслужила отдых.
Накинь эту изящную вещицу, установи таймер на полчаса и опустись на уютный атлас.
При звуке звонка поднимешься, возьмешь свой приз, и ты свободна.
Твой Мастер МИР".
Джейн перечитала записку трижды.
Даже больше, как ей показалось.
Он, должно быть, шутит, недоумевала она.
Все тело лихорадочно трясло; виски сжимала непонятная тупая боль. Внизу живота ощущалось какое-то жужжание, словно кишки гудели от проходящего через них тока.
Таймер она положила рядом с ножом на дно гроба.
Коробка свалилась на пол, когда она вставала, держа бретельку пеньюара между большим и указательным пальцами. Та напоминала узенькую шелковую ленточку, а наряд, покачивающийся ниже, похоже, был ровно такой длины, чтобы едва прикрывать бедра.
Луч фонаря просветил воздушную красную ткань.
Изящная вещица?
«И вправду желает, чтобы я разделась и надела это, – подумала она. – А затем легла в гроб на полчаса».
– Ну уж нет! – пробормотала она. – Не на ту напал. – Громким голосом она произнесла: – Ты не в своем уме.
Ответа не последовало.
Да она его и не ожидала.
МИР никогда не отвечал.
– Но он должен быть здесь, – сказала она себе. – Он обещал еще один «приз», если я исполню распоряжения. Ему придется доставить его, не так ли? А если МИР не наблюдает за мной, то как узнает, сделала ли я то, что он хотел?
Если он не смотрит, тогда зачем ему нужно, чтобы я это делала?
Несомненно, наблюдает. Может, через отверстие в стене. Или еще каким-нибудь пакостным образом.
Готов заплатить мне шесть тысяч четыреста баксов, чтобы подсмотреть, как я раздеваюсь.
Что за удовольствие подсматривать в темной комнате?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58