И знаете, что он мне отвечал?
– Нет. Что отвечал мистер Фэй?
– Он говорил: «Ну, дорогая моя, ты поклялась быть со мной и в радости и в горе, и я боюсь, что второго тебе достанется больше».
– Бог мой, – сказала Элен, – как я люблю остроумных мужчин. Спасибо, Дикки. Какая замечательная салфеточка. И вышита бечевкой от бакалейной сетки. Это о ст ро ум но , Эдит.
– Благодарю вас, дорогая. Как вы думаете, вы бы хотели полдюжины таких салфеток для дома?
– О, я не моргу…
– Мне совсем недолго их вышивать, к тому же у меня полно бечевки. Я уже вышила их для всех моих знакомых и должна сказать, что они всем пришлись весьма кстати. Я начну вышивать для вас завтра. Вы бы хотели, чтобы узор был в виде листьев, Элен?
– Да, это было бы…
– Или может быть вы предпочли бы шахматную клетку?
– Ну, или…
– Но я всегда говорю, что в шахматной клетке слишком много мужского. Я думаю, что для девушки больше подойдет узор в виде листьев.
– Можно мне еще виски, Дикки? – спросила Элен.
– Бог мой, – улыбаясь, сказала миссис Фэй, – кое-кого мучит жажда. Дикки, может, ты принесешь сырные крекеры? Только положи их на поднос. И я сделала несколько сандвичей с крессом note 13. Крекеры в коробке на верхней полке, а сандвичи на нижней полке в холодильнике. Можешь взять деревянный поднос, который тетя Эвелин прислала с Гавайев.
– Я знаю, Эдит, – его голос раздавался слабо. – Я знаю.
Элен рассмотрела ее: резкие черты лица, очень короткая шея и блеклые, тщательно причесанные волосы. Вздувшиеся вены образовывали выпуклый узор на обутых чулками старческих ногах.
– Ну. – Она улыбнулась Элен. – Не правда ли, очень мило?
– У вас есть еще дети? – в отчаянии спросила Элен.
– Нет. – Она нахмурилась и выпрямилась, словно ответ на этот вопрос костью застрял у нее в горле. – Дикки мой единственный ребенок. Была еще маленькая девочка, но мы предпочитаем не говорить о ней.
– О… – сказала Элен. – Простите меня…
– Она была бы на год старше Дикки, но для нашей семьи она умерла. Может быть, это резко, но честно. Мы никогда о ней не говорим.
– Простите. Я не хотела…
– Она сама выбрала свой путь, – продолжала миссис Фэй, разглаживая складки своего синего шелкового платья, – и теперь ей придется идти по нему самостоятельно. Мы делали все, что могли, но она решила отвергнуть нашу любовь и заботу. Теперь пусть страдает. Я уверена, что она страдает. Пожалуйста не думайте, что мы жестоки, моя дорогая, но чему быть, того не миновать. Я предпочитаю не говорить о ней.
– Конечно.
– У нее были такие задатки. – Эдит вздохнула. – Такие задатки. Но она сама от всего отказалась, просто о тт ол кн ул а от себя все обеими руками . Трагедия, моя дорогая. Подлинная трагедия. Однажды, возможно, я вам расскажу эту историю целиком и вы поймете. Но это слишком болезненно…
– Вот и я, – сказал он. – Выпивка и кое-что на закуску. Эдит, как насчет еще одного стаканчика портвейна?
– Не сейчас, дорогой. Ты знаешь, что говорит доктор. Почему бы тебе не присесть и не поболтать с нами. Из тебя сегодня слова не вытянешь.
– Я был занят, – запротестовал он, – я готовил…
– У Дикки так мало знакомых женщин, – сказала миссис Фэй, обращаясь к Элен. – Право же, я думаю, что мальчик его возраста должен больше общаться с женщинами. Но конечно, это т ак трудно. Теперь уж нет таких вечерних мероприятий, какие устраивали в мое время. И ведь ни в чем нельзя быть ув ер ен ны м , не так ли?
– Да, – согласилась Элен, – ни в чем нельзя быть уверенным.
– Конечно, у него много друзей и они часто навещают нас. Бог мой, мы иногда веселимся совсем как в старое доброе время. Вы играете в «червонку» note 14, моя дорогая?
– Нет.
– Но я чувствую, что женщина оказывает на мужчину облагораживающее воздействие. Мистер Фэй был просто самый настоящий медведь, когда я вышла за него замуж. Вечно дымил своей трубкой, прожигал себе дыры в карманах пиджака и разбрасывал все вокруг. Я уверена, что оказала на него облагораживающее воздействие. «Эдит, – признался он мне однажды, – Бог сделал меня мужчиной, но ты сделала меня джентльменом». Я никогда этого не забуду.
– Вы не возражаете, если я закурю? – спросила Элен.
– Конечно нет, моя дорогая. Я этого не одобряю, но знаю, что такое привычки. Дикки, подай Элен пепельницу. Голубую с неровными краями. Зажги ей спичку, Дикки. Что у тебя за манеры? Бог мой, вы кажется выронили фотографию из сумочки, моя дорогая. Ваши родители? Я бы с удовольствием взглянула.
– О, нет, – Элен сглотнула. – Нет, это так… Это не родители. Знакомый. Просто знакомый. Боже мой, какие вкусные сандвичи. Как вы их делаете?
– Как… – сказала Эдит, несколько изумленная. – Просто режете кресс и кладете на хлеб. Не забудьте намазать побольше масла. Право же очень просто, моя дорогая.
– Надо будет запомнить, – кивнула Элен. – Они очень вкусные. Ну, все это было очень мило, в самом деле очень мило. Но сейчас, боюсь, мне надо бежать.
– Так скоро? – спросил он, и его полное лицо обвисло. – Ты ведь только пришла.
– Вы в самом деле не можете побыть еще, Элен?
– Нет, – твердо сказала она. – Мне в самом деле пора. Я завтра еду к друзьям в Филадельфию. На крестины. Поезд очень рано. Я должна хорошенько выспаться. Так что простите меня, Эдит, я должна идти. Большое спасибо за угощение. Мне все очень понравилось.
– Ну… раз вам в самом деле пора. Я надеюсь, мы еще увидимся. Дикки говорил мне о вас так часто, что я почувствовала себя обязанной познакомиться с вами. Вы произвели сильное впечатление на моего ребенка, Элен.
– Это очень мило, – Элен улыбнулась. – Ну, еще раз спасибо вам за все.
– Возможно, в следующий раз, когда вы будете у нас, ваши салфетки уже будут готовы, – сказала миссис Фэй, рассматривая темные пятнышки на своих руках.
– Замечательно. Жду с нетерпением. Доброй ночи, Эдит. Было очень приятно. Доброй ночи, Дикки. Нет, нет, не спускайся. Я сама найду дорогу. Я возьму такси.
Она накинула лису и вышла с любезной улыбкой. Улыбка оставалась на ее лице, пока двери лифта не скрыли ее от глаз провожающих. Тогда она скорчила гримасу своему отражению на полированной поверхности.
– Надо было разбить ее вонючие бокалы, – пробормотала она в ярости.
10
Чарльз Леффертс издал звук, похожий на треск рвущегося шелка. Он конвульсивно дернулся в темноте.
– Боже мой, – выдохнул он, – похоже, ты в на ст ро ен ии .
– Я убью тебя, – сказала она.
– Элен…
– Заткнись, – проговорила она, – сегодня ты подохнешь, как собака.
Глухой смешок, которым он ответил, тут же превратился в визг.
– Ты полегче своими зубами, – проворчал он. – Успокойся.
– Я не успокоюсь. Вот тебе – это мой узор в виде листьев. А вот это – моя шахматная клетка.
– Какого черта, о чем ты? – изумился он, затем снова взвыл и попытался увернуться.
– Бог сделал тебя мужчиной, – глухим голосом проговорила она. – Я делаю тебя джентльменом.
Он вертелся, изгибаясь, фыркая и стеная.
– И в радости и в горе, – бормотала она. – Это относится к первому. Кружевные салфетки в шкафу для белья.
– Ты пьяна? – изумился он. – О, боже мой, Элен.
– Свежая зелень и жареное мясо, – сказала она, – да разве что маленький стаканчик портвейна по особым случаям. Кроме октября, когда достаточно одного тонкого шарфа.
– Ты ненормальная, – решил он.
– Общайся, – шептала она. – Общайся, негодяй.
– Вот тебе, – сказал он, постепенно приходя в игривое настроение. – И еще!
– Да, – задыхаясь шептала она, – мы должны держаться старых добрых традиций.
– И еще, – добавил он.
– Я очень удобна для тех, кто стремится что-нибудь продать, – стонала она. – Пошли меня за головкой чеснока, а я вернусь с ростбифом. Будь осторожнее, негодник. Это свадебный подарок, и я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. На верхней полке, дорогой. Крекеры на верхней полке.
– Боже. О-о-о!..
– Я чувствую, что женщина оказывает на мужчину облагораживающее воздействие.
Ее голос замер.
Они замолчали.
Он выбрался из постели, принял душ, припудрил подмышки, зажег сигару и забрался обратно в постель. Кончик сигары светился в темноте. Он протянул ее Элен. Она затянулась.
– Бог мой, – сказала она, – меня проняло до самых печенок.
Они передавали друг другу сигару, комната постепенно наполнялась клубами дыма.
– Мой народ никогда не будет воевать с твоим народом, – задумчиво проговорила она. – Это хорошо. Мы будем жить в мире в стране больших сосен.
– Тебе повезло, что ты застала меня, – сказал он. – Я уже собирался уходить, когда услышал твой звонок.
– Ага, – кисло сказала она, – я везучая.
– Да что с тобой такое? – изумленно спросил он. – Пребываешь в своем настроении типа «Все-мужчины-подлецы»? Боже мой, ты когда-нибудь стрижешь ногти на ногах?
– До чего же я тебя презираю, – задумчиво произнесла она. – Если б я только знала заранее, что ты действуешь, как наркотик…
– Давай-ка, расскажи дядюшке Чарли. Кто довел тебя до жизни такой?
Она набрала полный рот дыму и выдула в темноту кольцо идеальной формы. Затем аккуратно положила окурок в пепельницу, стоявшую на полу. Повернулась на бок, придвинулась поближе к нему и провела рукой по его волосам.
– Ты лысеешь, – сказала она.
– Пошла ты к черту! – завопил он, и она рассмеялась, увидев испуг на его лице.
Слегка поглаживая его кончиками пальцев, она рассказала ему все о Ричарде Фэе и недавнем визите к нему. Он слушал молча, вздрагивая, когда она вставляла свой холодный палец ему в пупок или дергала за волосы на ногах.
– Так что теперь все кончено, – сказала она.
– Нет, – серьезно сказал он, – я так не думаю. Он теперь будет тянуться к тебе еще сильнее, чем раньше. Разумеется, он послушное дитя Эдит, но теперь он встретил человека, которого она боится. Он постарается доказать свою мужскую независимость встречами с тобой – и тем самым насолить Эдит. К тому же Дикки понял, что тебе не нравится Эдит, и от этого ты понравилась ему еще больше.
– Спасибо, доктор Фрейд, – сказала она. – Открой рот и закрой глаза, я преподнесу тебе сюрприз.
Он повиновался, и она сдержала свое обещание.
Он положил ноги на стену и, изгибаясь, перебирал ими до тех пор, пока не оказался стоящим на голове. Он посмотрел на нее и сказал:
– Значит, говоришь, ему около сорока? Бедняга. Думаю, тебе придется выйти за него замуж, детка.
– И тогда ты сможешь от меня избавиться?
– А что это меняет? Нет, просто для того, чтобы дать ему немножко пожить отдельно от Эдит. У него хорошая работа? Значит, из вас получится образцовая американская семья.
– Ты очень мил, – сказала она. – Я и не знала, что ты можешь быть таким милым. Но какого черта, дорогой мой, – мне нужен мужчина, а ему нужна нянька. Так не пойдет. У меня есть идея получше.
Он весело рассмеялся, отчего его живот затрясся.
– Нет, благодарю, – сказал он.
– Ты когда-нибудь собираешься жениться?
– Не-ка.
– Почему нет?
– А с чего вдруг? В чем преимущество? Приведи мне хоть один убедительный довод.
– Кончится тем, что ты превратишься в вонючего старикашку из меблированных комнат, щиплющего за задницу молоденьких девочек в парке удовольствия ради.
– Мне все это говорят. – Он вздохнул. – А почему не изящным стариком, живущим в «Уолдорфе» note 15 и щиплющим за задницу юную фотомодель?
– Неужели ты не хочешь сына, который бы унаследовал твою репутацию жеребца, сукин ты сын? Неужели ты не хочешь иметь семью?
– Черт побери, нет. Если бы детей держали в шкафу под замком до достижении ими восемнадцатилетнего возраста, я был бы только счастлив.
– Неужели тебе никогда не бывает одиноко?
– Конечно бывает. Иногда. А кому не бывает? Самая одинокая женщина, которую я знаю, имеет состоятельного мужа, трех детей и прекрасный дом. Что это доказывает?
– Ты вкусный – знаешь об этом, красавчик? Ты пахнешь кедром и кожа у тебя сладкая на вкус. Может быть, я тебя просто съем.
– Давай, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
– Нет. Что отвечал мистер Фэй?
– Он говорил: «Ну, дорогая моя, ты поклялась быть со мной и в радости и в горе, и я боюсь, что второго тебе достанется больше».
– Бог мой, – сказала Элен, – как я люблю остроумных мужчин. Спасибо, Дикки. Какая замечательная салфеточка. И вышита бечевкой от бакалейной сетки. Это о ст ро ум но , Эдит.
– Благодарю вас, дорогая. Как вы думаете, вы бы хотели полдюжины таких салфеток для дома?
– О, я не моргу…
– Мне совсем недолго их вышивать, к тому же у меня полно бечевки. Я уже вышила их для всех моих знакомых и должна сказать, что они всем пришлись весьма кстати. Я начну вышивать для вас завтра. Вы бы хотели, чтобы узор был в виде листьев, Элен?
– Да, это было бы…
– Или может быть вы предпочли бы шахматную клетку?
– Ну, или…
– Но я всегда говорю, что в шахматной клетке слишком много мужского. Я думаю, что для девушки больше подойдет узор в виде листьев.
– Можно мне еще виски, Дикки? – спросила Элен.
– Бог мой, – улыбаясь, сказала миссис Фэй, – кое-кого мучит жажда. Дикки, может, ты принесешь сырные крекеры? Только положи их на поднос. И я сделала несколько сандвичей с крессом note 13. Крекеры в коробке на верхней полке, а сандвичи на нижней полке в холодильнике. Можешь взять деревянный поднос, который тетя Эвелин прислала с Гавайев.
– Я знаю, Эдит, – его голос раздавался слабо. – Я знаю.
Элен рассмотрела ее: резкие черты лица, очень короткая шея и блеклые, тщательно причесанные волосы. Вздувшиеся вены образовывали выпуклый узор на обутых чулками старческих ногах.
– Ну. – Она улыбнулась Элен. – Не правда ли, очень мило?
– У вас есть еще дети? – в отчаянии спросила Элен.
– Нет. – Она нахмурилась и выпрямилась, словно ответ на этот вопрос костью застрял у нее в горле. – Дикки мой единственный ребенок. Была еще маленькая девочка, но мы предпочитаем не говорить о ней.
– О… – сказала Элен. – Простите меня…
– Она была бы на год старше Дикки, но для нашей семьи она умерла. Может быть, это резко, но честно. Мы никогда о ней не говорим.
– Простите. Я не хотела…
– Она сама выбрала свой путь, – продолжала миссис Фэй, разглаживая складки своего синего шелкового платья, – и теперь ей придется идти по нему самостоятельно. Мы делали все, что могли, но она решила отвергнуть нашу любовь и заботу. Теперь пусть страдает. Я уверена, что она страдает. Пожалуйста не думайте, что мы жестоки, моя дорогая, но чему быть, того не миновать. Я предпочитаю не говорить о ней.
– Конечно.
– У нее были такие задатки. – Эдит вздохнула. – Такие задатки. Но она сама от всего отказалась, просто о тт ол кн ул а от себя все обеими руками . Трагедия, моя дорогая. Подлинная трагедия. Однажды, возможно, я вам расскажу эту историю целиком и вы поймете. Но это слишком болезненно…
– Вот и я, – сказал он. – Выпивка и кое-что на закуску. Эдит, как насчет еще одного стаканчика портвейна?
– Не сейчас, дорогой. Ты знаешь, что говорит доктор. Почему бы тебе не присесть и не поболтать с нами. Из тебя сегодня слова не вытянешь.
– Я был занят, – запротестовал он, – я готовил…
– У Дикки так мало знакомых женщин, – сказала миссис Фэй, обращаясь к Элен. – Право же, я думаю, что мальчик его возраста должен больше общаться с женщинами. Но конечно, это т ак трудно. Теперь уж нет таких вечерних мероприятий, какие устраивали в мое время. И ведь ни в чем нельзя быть ув ер ен ны м , не так ли?
– Да, – согласилась Элен, – ни в чем нельзя быть уверенным.
– Конечно, у него много друзей и они часто навещают нас. Бог мой, мы иногда веселимся совсем как в старое доброе время. Вы играете в «червонку» note 14, моя дорогая?
– Нет.
– Но я чувствую, что женщина оказывает на мужчину облагораживающее воздействие. Мистер Фэй был просто самый настоящий медведь, когда я вышла за него замуж. Вечно дымил своей трубкой, прожигал себе дыры в карманах пиджака и разбрасывал все вокруг. Я уверена, что оказала на него облагораживающее воздействие. «Эдит, – признался он мне однажды, – Бог сделал меня мужчиной, но ты сделала меня джентльменом». Я никогда этого не забуду.
– Вы не возражаете, если я закурю? – спросила Элен.
– Конечно нет, моя дорогая. Я этого не одобряю, но знаю, что такое привычки. Дикки, подай Элен пепельницу. Голубую с неровными краями. Зажги ей спичку, Дикки. Что у тебя за манеры? Бог мой, вы кажется выронили фотографию из сумочки, моя дорогая. Ваши родители? Я бы с удовольствием взглянула.
– О, нет, – Элен сглотнула. – Нет, это так… Это не родители. Знакомый. Просто знакомый. Боже мой, какие вкусные сандвичи. Как вы их делаете?
– Как… – сказала Эдит, несколько изумленная. – Просто режете кресс и кладете на хлеб. Не забудьте намазать побольше масла. Право же очень просто, моя дорогая.
– Надо будет запомнить, – кивнула Элен. – Они очень вкусные. Ну, все это было очень мило, в самом деле очень мило. Но сейчас, боюсь, мне надо бежать.
– Так скоро? – спросил он, и его полное лицо обвисло. – Ты ведь только пришла.
– Вы в самом деле не можете побыть еще, Элен?
– Нет, – твердо сказала она. – Мне в самом деле пора. Я завтра еду к друзьям в Филадельфию. На крестины. Поезд очень рано. Я должна хорошенько выспаться. Так что простите меня, Эдит, я должна идти. Большое спасибо за угощение. Мне все очень понравилось.
– Ну… раз вам в самом деле пора. Я надеюсь, мы еще увидимся. Дикки говорил мне о вас так часто, что я почувствовала себя обязанной познакомиться с вами. Вы произвели сильное впечатление на моего ребенка, Элен.
– Это очень мило, – Элен улыбнулась. – Ну, еще раз спасибо вам за все.
– Возможно, в следующий раз, когда вы будете у нас, ваши салфетки уже будут готовы, – сказала миссис Фэй, рассматривая темные пятнышки на своих руках.
– Замечательно. Жду с нетерпением. Доброй ночи, Эдит. Было очень приятно. Доброй ночи, Дикки. Нет, нет, не спускайся. Я сама найду дорогу. Я возьму такси.
Она накинула лису и вышла с любезной улыбкой. Улыбка оставалась на ее лице, пока двери лифта не скрыли ее от глаз провожающих. Тогда она скорчила гримасу своему отражению на полированной поверхности.
– Надо было разбить ее вонючие бокалы, – пробормотала она в ярости.
10
Чарльз Леффертс издал звук, похожий на треск рвущегося шелка. Он конвульсивно дернулся в темноте.
– Боже мой, – выдохнул он, – похоже, ты в на ст ро ен ии .
– Я убью тебя, – сказала она.
– Элен…
– Заткнись, – проговорила она, – сегодня ты подохнешь, как собака.
Глухой смешок, которым он ответил, тут же превратился в визг.
– Ты полегче своими зубами, – проворчал он. – Успокойся.
– Я не успокоюсь. Вот тебе – это мой узор в виде листьев. А вот это – моя шахматная клетка.
– Какого черта, о чем ты? – изумился он, затем снова взвыл и попытался увернуться.
– Бог сделал тебя мужчиной, – глухим голосом проговорила она. – Я делаю тебя джентльменом.
Он вертелся, изгибаясь, фыркая и стеная.
– И в радости и в горе, – бормотала она. – Это относится к первому. Кружевные салфетки в шкафу для белья.
– Ты пьяна? – изумился он. – О, боже мой, Элен.
– Свежая зелень и жареное мясо, – сказала она, – да разве что маленький стаканчик портвейна по особым случаям. Кроме октября, когда достаточно одного тонкого шарфа.
– Ты ненормальная, – решил он.
– Общайся, – шептала она. – Общайся, негодяй.
– Вот тебе, – сказал он, постепенно приходя в игривое настроение. – И еще!
– Да, – задыхаясь шептала она, – мы должны держаться старых добрых традиций.
– И еще, – добавил он.
– Я очень удобна для тех, кто стремится что-нибудь продать, – стонала она. – Пошли меня за головкой чеснока, а я вернусь с ростбифом. Будь осторожнее, негодник. Это свадебный подарок, и я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. На верхней полке, дорогой. Крекеры на верхней полке.
– Боже. О-о-о!..
– Я чувствую, что женщина оказывает на мужчину облагораживающее воздействие.
Ее голос замер.
Они замолчали.
Он выбрался из постели, принял душ, припудрил подмышки, зажег сигару и забрался обратно в постель. Кончик сигары светился в темноте. Он протянул ее Элен. Она затянулась.
– Бог мой, – сказала она, – меня проняло до самых печенок.
Они передавали друг другу сигару, комната постепенно наполнялась клубами дыма.
– Мой народ никогда не будет воевать с твоим народом, – задумчиво проговорила она. – Это хорошо. Мы будем жить в мире в стране больших сосен.
– Тебе повезло, что ты застала меня, – сказал он. – Я уже собирался уходить, когда услышал твой звонок.
– Ага, – кисло сказала она, – я везучая.
– Да что с тобой такое? – изумленно спросил он. – Пребываешь в своем настроении типа «Все-мужчины-подлецы»? Боже мой, ты когда-нибудь стрижешь ногти на ногах?
– До чего же я тебя презираю, – задумчиво произнесла она. – Если б я только знала заранее, что ты действуешь, как наркотик…
– Давай-ка, расскажи дядюшке Чарли. Кто довел тебя до жизни такой?
Она набрала полный рот дыму и выдула в темноту кольцо идеальной формы. Затем аккуратно положила окурок в пепельницу, стоявшую на полу. Повернулась на бок, придвинулась поближе к нему и провела рукой по его волосам.
– Ты лысеешь, – сказала она.
– Пошла ты к черту! – завопил он, и она рассмеялась, увидев испуг на его лице.
Слегка поглаживая его кончиками пальцев, она рассказала ему все о Ричарде Фэе и недавнем визите к нему. Он слушал молча, вздрагивая, когда она вставляла свой холодный палец ему в пупок или дергала за волосы на ногах.
– Так что теперь все кончено, – сказала она.
– Нет, – серьезно сказал он, – я так не думаю. Он теперь будет тянуться к тебе еще сильнее, чем раньше. Разумеется, он послушное дитя Эдит, но теперь он встретил человека, которого она боится. Он постарается доказать свою мужскую независимость встречами с тобой – и тем самым насолить Эдит. К тому же Дикки понял, что тебе не нравится Эдит, и от этого ты понравилась ему еще больше.
– Спасибо, доктор Фрейд, – сказала она. – Открой рот и закрой глаза, я преподнесу тебе сюрприз.
Он повиновался, и она сдержала свое обещание.
Он положил ноги на стену и, изгибаясь, перебирал ими до тех пор, пока не оказался стоящим на голове. Он посмотрел на нее и сказал:
– Значит, говоришь, ему около сорока? Бедняга. Думаю, тебе придется выйти за него замуж, детка.
– И тогда ты сможешь от меня избавиться?
– А что это меняет? Нет, просто для того, чтобы дать ему немножко пожить отдельно от Эдит. У него хорошая работа? Значит, из вас получится образцовая американская семья.
– Ты очень мил, – сказала она. – Я и не знала, что ты можешь быть таким милым. Но какого черта, дорогой мой, – мне нужен мужчина, а ему нужна нянька. Так не пойдет. У меня есть идея получше.
Он весело рассмеялся, отчего его живот затрясся.
– Нет, благодарю, – сказал он.
– Ты когда-нибудь собираешься жениться?
– Не-ка.
– Почему нет?
– А с чего вдруг? В чем преимущество? Приведи мне хоть один убедительный довод.
– Кончится тем, что ты превратишься в вонючего старикашку из меблированных комнат, щиплющего за задницу молоденьких девочек в парке удовольствия ради.
– Мне все это говорят. – Он вздохнул. – А почему не изящным стариком, живущим в «Уолдорфе» note 15 и щиплющим за задницу юную фотомодель?
– Неужели ты не хочешь сына, который бы унаследовал твою репутацию жеребца, сукин ты сын? Неужели ты не хочешь иметь семью?
– Черт побери, нет. Если бы детей держали в шкафу под замком до достижении ими восемнадцатилетнего возраста, я был бы только счастлив.
– Неужели тебе никогда не бывает одиноко?
– Конечно бывает. Иногда. А кому не бывает? Самая одинокая женщина, которую я знаю, имеет состоятельного мужа, трех детей и прекрасный дом. Что это доказывает?
– Ты вкусный – знаешь об этом, красавчик? Ты пахнешь кедром и кожа у тебя сладкая на вкус. Может быть, я тебя просто съем.
– Давай, – сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38