– Я тебе нравлюсь, правда ведь?
– Конечно.
– Я думаю, в глубине своей грязной, извращенной души ты по-своему меня любишь.
– Ты думаешь?
– Иначе ты бы не встречался со мной.
– Это игра, – сказал он. – А ты хороший игрок.
– Сколько времени у тебя заняло, чтобы выучить все эти глупости?
– Мы опять будем ссориться?
– А почему бы и нет? – сердито осведомилась она.
– Шантаж. Обыкновенный шантаж.
– Что ты хочешь этим сказать, черт возьми?
– Женщины ложатся со мной спать, потому что хотят меня. Но им обязательно нужно убедить себя, что это большая любовь, а не самый обыкновенный флирт. Поэтому, когда я отказываюсь участвовать в их игре, они на меня обижаются. Я грязный, отвратительный и по закону должен быть кастрирован. Я лишил их того, что для них дороже жизни. Поэтому они вынуждены рыдать, кричать и называть меня разными обидными словами, чтобы вернуть себе самоуважение.
– Ты наверное знаешь о женщинах все, правда?
– Очень немного, – неожиданно признал он, – но примерно в сто раз больше, чем знает о них среднестатистический муж. Так что не пытайся меня надуть, детка. Тебе нравятся наши забавы ничуть не меньше, чем мне.
– Больше, – сказала она.
– Хорошо, пусть даже больше. Так зачем же нападать на меня, когда все кончено? Ты даешь, и я даю. Ты получаешь, и я получаю. Мы равны. Вот и все.
– А… черт, – пробормотала она и закинула ноги на стену, рядом с ним.
Он повернулся к ней и окинул взглядом ее тело. Оно было гладким, стройным и матово отсвечивало в темноте.
– Бьюсь об заклад, что если б у меня были титьки побольше, ты бы на мне женился.
– Не-ка. Ты как раз подходишь к такой погоде. Позже, в конце ноября или в декабре я сменю свою куртку на теплый костюм. Перестану пить джин с тоником и переключусь на виски. Тогда я тебя брошу и найду себе телку посочнее. Но сейчас ты как раз. У тебя тело для осени – понимаешь, что я хочу сказать?
Она попыталась разозлиться, но не смогла.
– Я не могу воспринимать тебя всерьез. – Она засмеялась.
Он отыскал место у нее под ребром и провел по нему своим искусным языком; она подскочила на два фута над кроватью и выпрямилась.
– Никто не может. – Он вздохнул.
11
– Ничего интересного, дорогая, – бормотала Элен, старясь удержать трубку, прижав ее подбородком к плечу и ища в сумочке сигареты. – Слонялась по комнате, пересчитала все стены и заменила шнурки в своих замечательных сапожках. Короче, был очень скучный вечер. Лучше ты расскажи мне: получилось у тебя с Верблюдом?
Пегги Палмер издала нервный смешок.
– Душка, приготовься к самому большому сюрпризу в своей жизни.
– У него два члена?
– Нет, лучше. Я выхожу замуж.
– Пегги. Боже мой. Пегги Палмер, расскажи мне об этом! Расскажи мне все-все! Бог мой, как это произошло?
– Ну, слушай, дорогая. Я звоню из телефонной будки, поэтому мне придется быть краткой. Но мне просто не хватило терпения добраться до дому; я так хотела сообщить тебе об этом.
– Ну так рассказывай!
– Ну, мы пришли в этот отель, о котором я тебе вчера говорила. Я должна тебе сказать, что он вовсе не скряга. Он тут же распорядился, чтобы посыльный принес нам бутылку шампанского. Маленькую. Ты б видела этого посыльного, дорогуша. Очаровательнейший малыш с черными вьющимися волосами и пуговицами…
– К черту посыльного! – проворчала Элен. – Дальше!
– Ну, мы выпили по бокалу шампанского, он рассмеялся и сказал, что надеется, что я знаю для чего мы здесь, и я сказала да, и он сказал, что сейчас пойдет в ванную и даст мне шанс определиться.
– Оп ре де ли ть ся ?
– Да, он так сказал. Бог мой, Элен, он был там не меньше часу. Я уж думала, что он умер.
– Мужики меня просто убивают, дорогая. Просто убивают. Что на тебе было?
– Мои новые пижамные шорты и блузка – купила на распродаже в Блумингдейле, знаешь, шифоновые, отделанные белыми кружевами. Наконец он вышел совершенно голый, худой как спичка и погасил свет.
– И?
Пегги тяжело вздохнула.
– Кролик, – мягко сказала она. – Чертов кролик. Быстрый? Олимпийский чемпион. А как кряхтел! Я даже испугалась, дорогуша. Подумала, что у него грыжа открылась или еще что. Ну, потом мы лежим молча, и я думаю как глупо было платить двадцать долларов за комнату за такое короткое время – но, разумеется, мы провели в ней сутки, и никто нас не гнал и не торопил. Такая замечательная комната с двуспальной кроватью и шкафом, который…
– О, да черт с ней, с комнатой! – не выдержала Элен. – Что с предложением?
– Ну вот, мы лежим молча, и вдруг он начинает свистеть.
– Свистеть?
– Да, так посвистывать сквозь зубы. Мне показалось это совершенно не к месту, и я сказала ему об этом, но он сказал, что ему нравится свистеть в постели и что мне лучше привыкнуть к этому, поскольку мне предстоит часто это слышать. Ну, я сперва не поняла и сказала ему, что цыплят по осени считают и что одна ласточка весны не делает, и с чего он взял, что я буду часто слышать его свист в постели? И тогда он сказал, что слышал, будто муж и жена проводят много времени вместе в постели, и тут, Элен, у меня просто остановилось сердце. Говорю тебе, оно просто остановилось.
– Охотно верю, – с готовностью сказала Элен. – И что дальше?
– Ну, естественно я решила припереть его к стенке и прямо спросила, является ли это предложением, и он сказал…
– Простите, ваше время истекло, – раздался голос в трубке. – Пожалуйста, опустите десять центов за следующие три минуты разговора.
– Послушайте, оператор, – в отчаянии проговорила Пегги, – у меня нет больше мелочи, а это очень важно.
– Мне очень жаль, – сказала оператор, – но ваше время истекло.
– Вот вредная! – сказала Элен.
– Я не вредная, – обиделась оператор. – Но в конце концов у нас есть определенные нормы и правила, которым мы должны подчиняться.
– Этой девушке только что было сделано предложение выйти замуж, – гневно проговорила Элен, – и вы врываетесь в разговор как раз в тот момент, когда она мне об этом рассказывает.
– Ну, я конечно желаю вам всего самого наилучшего, – сказала оператор, – но все же… Вот что, мисс. Почему бы вам не дать своей подруге номер таксофона, из которого вы звоните? Тогда она сможет вам перезвонить.
– Хорошая мысль, Пег, – сказала Элен. – Назови мне свой номер.
Пегги назвала.
– Оставайся на месте, – сказала Элен, – повесь трубку, а я сейчас наберу твой номер. Спасибо вам большое, оператор.
– Меня зовут Фрэнсис, – с достоинством сказала оператор. – Всегда рада помочь. Хочу пожелать вам всего наилучшего, Пегги.
– Взаимно, – сказала Пегги. – Перезвони мне, Элен.
– И что дальше? – нетерпеливо спросила Элен, набрав номер Пегги. – Ты как раз приперла его к стенке, когда Фрэнсис нас прервала.
– Какая она милая, – сказала Пегги. – Жаль, я не знаю ее адреса, чтобы послать открытку или что-нибудь в этом духе. Ну вот, как я уже сказала, я прямо спросила его, означает ли это, что он делает мне предложение, и он сказал: да, означает. Затем он спросил меня, можно ли ему поцеловать меня, и я сказала о'кей, но и только, потому что я не думаю, что помолвка – это основание для занятий сексом до свадьбы, и он сказал, что полностью со мной согласен, и все что он хотел, это поцеловать меня. Потом он поцеловал меня, отвернулся и очень быстро уснул, но понятно, мне-то было не до сна. Я собиралась выбраться из комнаты и позвонить тебе, но потом я подумала, что не стоит, потому что вдруг он проснется, а меня нет, и что он тогда подумает? Сегодня утром мы встали поздно и пошли чего-нибудь перекусить. Затем мы посмотрели два фильма на Сорок второй улице – «Тварь из грязного болота» и «Горячие дьяволы в раю». «Тварь» была так себе, но «Горячие дьяволы» советую посмотреть. Там была сцена, дорогуша, я просто не знаю, как им разрешили ее показывать. Конечно, он снят в Швеции, но все же… Ну вот и все собственно, теперь я помолвлена и выхожу замуж.
– Дорогая, я хочу пожелать тебе всего самого наилучшего, – сердечно сказала Элен Майли. – Когда свадьба?
– Мы не говорили о конкретном сроке. Я подумала, что он и так сделал достаточно для первой ночи и решила не давить на него. Он помянул что-то о длительной помолвке, но на счет этого я еще с ним поговорю. Я не очень-то верю в длительные помолвки, а ты?
– Нет, черт возьми. Окрути его поскорее, дорогая.
– Это я и собираюсь сделать, – горделиво сказала Пегги, и Элен различила нотки превосходства в ее тоне – превосходства женщины, имеющей собственного мужчину. – Слушай, ладно, я пожалуй направлюсь к дому. Как насчет ланча завтра? Я хочу услышать все подробности твоего свидания с Юком.
– Рассказывать особо нечего, но насчет ланча я с удовольствием. Я позвоню тебе завтра утром. И еще раз всего самого наилучшего, Пегги. Я надеюсь, ты будешь счастлива.
– Спасибо тебе большое. Мне только очень хочется, Элен, чтобы ты тоже нашла себе мужчину. Было бы замечательно, если бы мы отпраздновали две свадьбы одновременно, правда?
– Великолепно, – без воодушевления согласилась Элен. – Доброй ночи, дорогая, и спасибо, что позвонила.
Она опустила трубку на рычажок. Посмотрела на Рокко, который спал, свернувшись калачиком в углу дивана.
– Пегги выходит замуж, Рокко, – сказала она.
Он поднял голову и зевнул.
– Рокко, сладкий малыш, – пробормотала Элен. – Ты любишь меня, Рокко, сладкий мой?
Она устало поднялась на ноги и замерла. Квартира внезапно показалась ей огромной, пустынной, пугающей. Она прошлась по комнатам, закрывая все двери и окна, выключая везде свет.
Когда она остановилась перед клеткой попугая с покрывалом в руках, птица вскочила вдруг на верхнюю жердочку и отважно уставилась на Элен.
– Фоку, – защебетала птица. – Фокуфокуфоку.
– Спасибо тебе большое, – с горечью произнесла Элен. – Ты теперь наверное очень гордишься собой, маленький негодник?
Она прошла в спальню, сняла халат и села перед зеркалом. Накрутила волосы на бигуди, намазала лицо кремом и закрепила липкую ленту, которую мысленно называла «Нет двойному подбородку!» Она посмотрела на себя в зеркало.
– Тварь из грязного болота, – проговорила она загробным голосом.
Рокко взглянул на нее, встревоженно заворчал, затем лег на свою подстилку и свернулся там клубком.
– Доброй ночи, Рокко, детка, – вздохнула она.
Она выключила свет, широко открыла в спальне окно и забралась в постель. Она чувствовала себя страшно уставшей. Она лежала, сопротивляясь желанию принять снотворное, надеясь уснуть, пытаясь вспомнить имя мальчика из ее школы, которого исключили за то, что он просверлил дырку в стене женской уборной. Вильям, решила она. Вильям Джеймсон.
Вскоре она задремала, лежа на спине, голая, забыв про одеяло.
Поначалу ей показалось, что жужжание – это часть сна, в который она погружалась: Вильям Джеймсон сверлил дыру в стене ее спальни. Затем она проснулась, сообразив, что это звонок в дверь. Она встала, оступилась в потьмах, выругалась, щелкнула выключателем лампы у кровати, с трудом отыскала шлепанцы и пошатываясь вышла в коридор. Она остановилась у входной двери.
– Кто там? – спросила она.
– Юк. Юк Фэй.
Только благодаря ленте, стягивающей подбородок, у нее не отвисла челюсть.
– Уже поздно, – пробормотала она. – Уходи.
– Нет, не поздно, – сказал он. – Я хочу поговорить с тобой, Элен.
– Я не хочу с тобой разговаривать. Давай, проваливай отсюда.
– Пожалуйста, Элен…
Тут она вспомнила о бигудях, креме и ленте.
– Боже мой, – громко сказала она. Потом: – Ладно. Сейчас я открою дверь. Но мне нужно время вернуться в спальню. Я совершенно голая. Затем ты войдешь, закроешь дверь, накинешь цепочку и пройдешь в гостиную.
– Спасибо тебе, Элен, – покорно сказал он.
– Да все нормально, Дикки, – ядовито сказала она. Она открыла дверь и бегом бросилась в спальню.
Когда через десять минут она появилась в гостиной, на ней были желтые шелковые штаны и мужская рубашка, завязанная спереди узлом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38