Они взялись за руки. Оба посмотрели вверх, на потрескавшийся потолок, где в одном углу облупилась краска.
– Обними меня… – прошептала она. – Держи меня крепче.
Он прижал ее к себе и зажмурил глаза – так крепко, что от век разбежались морщинки.
– Гарри? – спросила она. – Ты засыпаешь?
Нет, он не собирался спать.
– К чему это все? То, о чем ты говорил, когда ходил по комнате?
– Ох, – сказал он. – Да так…
– Что так?
Он открыл глаза, посмотрел на нее с удивлением.
– Ты – нечто!
– Я не очень сообразительная. Наверное, просто тупица…
– Ты умница, – заверил он ее. – Ты самая настоящая умница. Ты… ты просто другая женщина. Это ведь не о чем тебе не говорит, правда?
– Что? О чем ты?
– Я – черный. Ты даже не думаешь об этом.
– А почему я должна об этом думать?
– О, Элен, Элен. – Он рассмеялся, прижав ее к себе еще крепче. – Я клянусь…
– Слушай, Гарри, – сказала она, – ты не думаешь, что мы уже вдоволь наговорились?
Он согласился.
Кончики его длинных, сильных пальцев пробежались по ее спине, ощупывая каждый позвонок. Медленно и осторожно он перевернул ее на спину и крепко сжал в своих объятиях.
Он скользнул ногтями по тыльной стороне ее рук, и они пришли в движение. Ее тонкие руки взлетели вверх словно усики бабочки, ноги, будто лишенные костей, обвились вокруг его тела.
Она застонала, и эти стоны были похожи на пение.
Она прикасалась к нему, поглаживала, пощипывала… Плавно покачиваясь, она парила над ним, словно облако.
– Ох, – сказал он с восхищением.
Она продемонстрировала ему свои маленькие домашние хитрости: подложила подушку себе под ягодицы, отбросила мешавшие им одеяла, взбила подушку у себя под головой.
Она была такой податливой, мягкой, а его кожа столь гладкой, что они совсем не чувствовали трения. Ее гибкие руки сплетались у него за спиной, а колени обхватили талию. Он сжал ее бедра в своих ладонях, кисти его рук оказались такие большие, а ее ягодицы столь миниатюрные, что кончики его пальцев соприкоснулись.
Они двигались, двигались, нашептывая друг другу ласковые непристойности. Не торопясь, они наслаждались сладостной пыткой. Она повисла на нем, словно медвежонок на дереве. Целовала его грудь, царапала ему спину.
Они нашли нужный ритм – ямбический – который был, может, не очень элегантен, но зато подходил им как нельзя лучше. Они старались продлить это как можно дольше. Элен – щеголяя своим мастерством. Гарри – демонстрируя свою силу.
Наконец они почувствовали, что теряют ощущение реальности. Их глаза ничего не видели, пот струился ручейками. Ее пылающее лицо прижималось к его груди, в которой молотом билось сердце. Его пальцы судорожно впились в нее.
– Пожалуйста, – сказала она.
– Пожалуйста, – сказал он.
И они понеслись вскачь, лошадь и всадник. Рысью. Легким галопом. Галопом. И наконец… наконец…
Это, как они поняли позже, была сказка.
13
Она влетела в ресторан, опаздывая всего на несколько минут. Однако, оглядевшись по сторонам она не обнаружила Джоу Родса. Несколько столиков были заняты исключительно мужчинами. Все стремительно, неторопливо, зазывно повернулись к ней, уставившись на ее ноги и фигуру в облегающем коротком платье.
«Чтоб вы подавились», – удовлетворенно подумала она.
Мужчина, вышедший из-за стойки бара и направившийся к ней, выглядел в точности как Жан Габен в сорок восьмом году – казалось лицо его было отмечено печатью многочисленных неудачных любовных романов. На нем был серый фланелевый костюм. Седые волосы были пострижены ежиком. Он бросил на нее мимолетный взгляд, успев оценить размер ее груди и упругость бедер, а также отметить про себя, что она не замужем и вряд ли станет настаивать на том, чтобы свет был погашен.
– Могу я вам чем-нибудь помочь?
– Мистер Родс заказывал столик?
Он расплылся в улыбке, отчего его лицо покрылось морщинами и стало похоже на скомканную оберточную бумагу.
– Джоу? Ну конечно! Он еще не приехал. Позвольте мне…
Он провел ее к угловому столу на четырех персон и осторожно усадил. Тут же подбежала официантка неся блюдо с хлебными палочками, маслом, холодной как лед редиской и зеленью.
– Может быть, хотите чего-нибудь? – предложил владелец ресторана.
– Очень сухой «Роб Рой», пожалуйста.
– Прекрасно. – Он улыбнулся и двинулся прочь.
«Интересно, смогла бы я в тебя втюриться?» – подумала она.
Вскоре вошла компания из четырех мужчин, затем молодая пара, и еще две женщины средних лет, одну из которых владелец ресторана восторженно заключил в объятия, после чего повлек вглубь ресторана. Элен проводила их взглядом. Та, которую столь темпераментно приветствовал владелец, была высокой, статной женщиной с холеным красивым лицом. Когда владелец ресторана возвращался к стойке, Элен остановила его.
– Женщина в твидовом костюме, – прошептала она. – Очень знакомое лицо. Я уверена, что уже где-то видела ее.
– Ну конечно. Это замечательная женщина и замечательная актриса. Аниз…
– Маклин, – восторженно договорила за него Элен. – Бог мой, я видела ее в «Шести бутылочках для Пэдди». Она была великолепна.
– Да. Сейчас она играет главную роль в «Парнях из Маракича». Каждую среду перед дневным представлением она приходит сюда на ланч.
Элен обернулась еще раз.
– Какая красавица! – с завистью проговорила она. – Как королева.
В перекошенном пенсне и сигаретой в зубах в дверь вприпрыжку вбежал Джоу Родс. На голове у него была войлочная охотничья шляпа, под мышкой он держал картонную папку. Его черный шерстяной костюм блестел; в петлицу была вставлена распустившаяся маргаритка. Он заспешил к Элен, напоминая миниатюрного Дон-Жуана и она вдруг испугалась, что из-под брюк сейчас покажутся его длинные шерстяные кальсоны, пока не сообразила, что на нем короткие гетры.
Он остановился у столика, склонил голову набок и мечтательно посмотрел на нее.
– Елена, красота твоя напоминает мне ладьи никейцев, «Что путника усталого влекут, к родному берегу по белопенным волнам» note 18,
– продекламировал он.
– Сукин сын, – с довольным видом промолвила она. – Красиво. Это ты сочинил?
– Давным-давно, – скромно пробормотал он, отдавая хозяину свою шляпу.
– Благодарю, Ирвинг. Папку я оставлю. Ты знаешь, что я буду.
– Его правда зовут Ирвингом? – спросила она, когда тот отошел, и сердце ее упало в третий раз.
– Конечно нет. Он Генри или Энрик. Но я зову его Ирвинг. Это наша маленькая шутка, которая доставляет нам обоим удовольствие. Видишь ли, однажды он…
– Джоу Родс! – вдруг раздался рядом с их столиком восхитительный низкий женский голос, и великая актриса Аниз Маклин, сияя глазами, распахнула свои объятия.
– Боже мой! – воскликнул Джоу, вскочив на ноги, и обнял ее изо всех сил, потеряв при этом пенсне. Она поймала их, похлопала Джоу по впалой щеке и поцеловала в макушку.
– Разбойник! – пропела она, и стены ресторана содрогнулись. – Почему ты не позвонил? Я истомилась по тебе, истомилась!
– Ну… а… видишь ли… Аниз, это Элен Майли. Элен, дорогая, это Аниз Маклин, мой хороший друг…
– Друг, черт возьми, – воскликнула Маклин. – Брошенная любовница и отвергнутая поклонница – так будет точнее.
И совершенно неожиданно она вдруг провела рукой по туго завитым волосам Элен.
– Ах ты мальчишка, – промолвила она. – Просто очаровательно. Блеск. Великолепно.
Взяв Джоу Родса за усы кончиками пальцев, она подергала их взад и вперед и голова его заходила ходуном.
– Берегись этого негодяя, – заметила она Элен. – Самый опасный мужчина Нью-Йорке. Не верь ни единому его слову.
– Не буду, – едва слышно выдохнула Элен.
Затем Аниз вернулась за свой столик, и бокалы перестали дребезжать.
– Боже мой, – замирая от восторга произнесла Элен, – ты что, знаешь всех?
– Ну… видишь ли… я фотографировал ее несколько лет назад для почившего в бозе журнала «Стиль». Уверен, что ты его уже не застала. Но Аниз тогда получила свою первую главную роль инженю в постановке «Секс терпит неудачу». Она позировала мне со змеей, обвившейся вокруг ее обнаженной груди. Это была сенсация.
– Могу себе представить.
– Ее благодарность была так трогательна. Она предложила…
– У тебя был с ней роман? – с искренним интересом спросила Элен.
Он закинул голову и сложил руки на груди. В углу левого глаза показалась непрошенная слеза, которая медленно поползла по его щеке.
– Ох-ох-ох, – выдохнул он. – Нет, моя дорогая, между нами ничего не было. Но мы остались добрыми друзьями. Иногда обедаем вместе. Дарим друг другу подарки на Рождество. Вот так вот. Ага! Вот и мой бальзам. Спасибо, милочка.
Официантка улыбнулась, подала меню и удалилась. Они чокнулись, отпили из своих бокалов, а затем Джоу наклонился, открыл папку и один за другим продемонстрировал три сделанные им фотографии, форматом одиннадцать на четырнадцать дюймов.
От восторга у Элен перехватило дыхание.
– Бог мой, – выдохнула она. – Я так красива?
– Ну конечно.
– Неужели я действительно так выгляжу?
– Для меня да. Я так тебя вижу.
Он уловил ее целомудрие. Оно было выражено здесь в этих черно-белых тонах. Целомудрие. Элен не могла от них оторваться.
– Спасибо тебе, Джоу.
Он поднял ее руку к своим губам и поцеловал кончики ее пальцев.
– Ну теперь… я закажу. Очень простой ланч. Креветки с чесночным соусом и маслом. Жареный цикорий. Бутылка охлажденного «Мускатеда». Кофе. Просто, быстро и со вкусом. Как тебе?
Она кивнула, по-прежнему не отрывая взгляда от своих портретов. Словно из искаженного зеркала с них на нее смотрела прекрасная незнакомка. Ее губы на портрете казались полнее, черты лица мягче, глаза моложе. Она сияла, полная надежд.
«У меня все получится», – подумала она вдруг.
Они ели, смеялись, болтали, даже обменялись одним чесночным поцелуем. Она выпила всего один бокал вина, но бутылка оказалась почти пустой, когда он снял пенсне и уставился в одну точку, находившуюся в шести дюймах над его головой. Глаза у него блестели.
– Отличная еда, – хрипло произнес он. – Лучший жареный цикорий в Нью-Йорке. Может быть даже лучший во всем мире – за исключением одного бистро в Ле Гренуале.
– Ле Гренуале?
– Это на юге Франции. У моря. Рядом с испанской границей. Кажется, я не говорил тебе, что у меня там маленькая вилла. Очень милая.
– У тебя есть дом во Франции? Джоу, это потрясающе! Расскажи мне о нем. Почему ты там не живешь?
Он перевел взгляд на нее, посмотрел ей в глаза и пожал плечами.
– Да по правде там нет ничего особенного. Ле Гренуаль – это маленькая сонная деревушка. Если ехать по шоссе по направлению к испанской границе, то это на повороте к морю. Время обошло ее стороной. Собаки спят в пыли среди улицы. Старики курят длинные глиняные трубки. Женщины собирают в подолы своих черных платьев лепестки сирени. Сирень – главная статья дохода жителей деревушки. Лепестки посылают в Париж, знаешь, для изготовления духов. Все женщины носят черное. Они говорят, что это старинный обычай в память о том времени, когда мужчины из деревни отправились в Крестовый поход и ни один из них не вернулся.
– И эта деревушка до сих по не обнаружена?
– Ты имеешь в виду туристами? Нет. Пока нет. Иногда случайные автомобилисты сбиваются с дороги и заезжают в Ле Гренуаль, но там нет ничего особенно интересного. Одно уличное кафе. Одно бистро с баром. Раз в год проводится бой быков на маленькой арене – оттуда до испанской границы рукой подать. Но быка никогда не убивают. Таков французский закон. Но если матадору удается дотронуться до половых органов быка своей палкой, которую на местном наречии называют «огурец», то он признается победителем.
– Джоу, это невероятно.
– О, да. Но это очень тихое местечко. Многим оно показалось бы скучным, но я так не считаю. Конечно, я бываю там только ранней весной или осенью в конце октября. Летом с Бискайского залива дует сухой, горячий, яростный ветер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38