вот тебе
пистолет, кладу в кобуру". Руку его поднял и на кобуру положил. Взял его
автомат, а сам думаю: лежать под огнем - все равно убьют. Приподнялся и
поскакал на одной ноге к центральному входу. Как доскакал, почти не помню.
Правда, когда в двери проскакивал, видел Емышева. У него рука была в
крови. Сидел, прижав ее к животу, бинты размотались, показалось, что он в
живот ранен и кишки вывалились.
Очнулся уже в вестибюле главного входа. Ребята потом говорили, что
видели меня убитым. Романов даже провел рукой по лицу и говорит: готов.
Карпухин рассказывал, что тоже через меня как через мертвого
перешагнул.
Ну а я очнулся - по полу ползаю. Сверху вестибюля круговая лестница
на второй этаж ведет. Оттуда гранаты бросают, из пулеметов так и сыплют. Я
отполз в сторонку, поднимаюсь, смотрю - справа коридор, наши ребята
выходят, у них белые повязки на рукавах. Не разглядели меня, что ли, или в
горячке боя, один очередь в мою сторону запустил и вслед гранату. Я смотрю
и думаю: ну вот, теперь конец. Упал за диванчик, шелком обтянутый. Не для
войны диванчик, от смерти не спасет. Рвануло. Чувствую, вроде живой.
Вскочил, заорал: "... Вашу мать!" Впрочем, дальше выяснять отношения
некогда: бой не ждет.
А тут Бояринов подбегает. У него на голове каска, а лицо кровь
заливает. Руки забинтованы, тоже в крови. Пистолет у него в руке. Говорит
мне: "Ну что, надо узел связи взрывать". "Наших-то нет никого, - отвечаю,
- я один остался". "Теперь нас двое, пошли вдвоем". Опираясь на автомат,
пошел. Хорошо, недалеко было, добрались.
Ну а там что? Как обычно: кабели, аппаратура. Шнуры повыдергивали,
телефоны разбили. Бояринов говорит: "Нет, Серега, так не пойдет, давай
гранатами забросаем". Покидали туда гранаты, дверь закрыли. Рвануло как
надо. И Бояринов побежал на второй этаж. Я остался перекрывать коридор.
Это было за несколько минут до гибели Бояринова.
Отдельный пост полка жандармерии Павел КЛИМОВ:
- Стемнело. Мы с "зенитовцем" вели бой в стороне от общей цепи
танкистов, пока к нам не прилетела граната. Видимо, кто-то подобрался на
дистанцию броска и из-за косогора запустил гранату. Помню взрыв и
состояние оцепенения, когда не знаешь: жив ты или мертв?
Граната разорвалась, наверное, в метре от наших ног. У соседа ранение
в горло, у меня осколки пошли в ноги, руки, в грудь, живот. Состояние было
тяжелое: голова гудит, ног-рук не чую. Сознание то уходило, то
возвращалось.
По плану операции с начала штурма к нам должны были подойти БТРы. Они
подошли, подбежали солдаты, спрашивают: "Что у вас?" А я как-то даже не
понял, что ранен. Отвечаю: "Сосед ранен, меня контузило". Но чувствую,
руки уже какие-то чужие, не работают. Говорю солдату: "Оружие мое возьми."
Он взял, все вертел бесшумный пистолет, удивленно разглядывал.
Потом подошел другой военный, возможно, офицер, тоже спросил, как
дела. Я ответил, мол, ничего. Но ребята теперь не поверили, стали
перевязывать, и тут я вновь потерял сознание.
Дорец Дар-уль-аман Валерий ЕМЫШЕВ:
- Не помню, сколько времени прошло, я уже был в БМП, когда солдат
открыл дверку и говорит: "Пойдемте, там медпункт открыли".
Поднял меня солдат под мышки, поковыляли. Медпункт открыли в одной из
угловых комнат дворца, там прислуга, кажется, жила, а поводырь перепутал
дорогу и потащил меня к центральному входу.
Зашли внутрь, темно, опять та же лестница, где Якушева убило.
Стрельба, гранаты бухают. "Э, парень, - говорю, - куда ты меня привел, я
уже здесь был".
Потащились назад, нашли медпункт. Наша женщина-врач сразу уложила
меня, поставила капельницу. Я выпил графин воды. Лежу под капельницей,
вроде чуточку полегчало. "Эх, закурить бы еще". Она говорит: "Подожди, еще
накуришься". Ну а после оказалось не до курева.
Смотрю, приносят Бояринова. Я его знал, поскольку в Высшей школе КГБ
учился. Койка моя рядом, повернул голову, смотрю, а Григория Ивановича не
узнать, все лицо в крови. Доктор подошел, пощупал пульс, склонился,
постоял, потом накрыл простыней... Вот и все. Убили солдата.
Дворец Дар-уль-аман Михаил РОМАНОВ:
- Появился Яша и его "зенитовцы". Собрались: Эвальд Козлов, Сергей
Голов, Миша Соболев, Плюснин, Гришин, Филимонов.
Во дворец проникли через одно из окон. Непонятно, кто откуда ведет
огонь. Во дворце много дверей из толстого стекла, без всякого обрамления.
Увидев впереди мелькнувшие тени, бросаешь гранату, чтобы расчистить путь,
но граната отскакивает, как колобок, и катится тебе же под ноги.
Соображай, что делать - пригибаться, падать на пол, прятаться в стенных
нишах?
В составе этой группы нам удалось прорваться на второй этаж. Бросишь
гранату - и вперед. По звуку определяли, где наш автомат работает, где
чужой. Однажды в журнале я прочел, что очередная этажная площадка, на
которую мы поднялись, была залита кровью. Не знаю, каким образом это стало
известно - никто из пишущей братии дворец не штурмовал. Возможно, автор
фантазировал, если это так, то он попал в точку.
Эвальд КОЗЛОВ, Герой Советского Союза:
- Вообще, впечатления от событий, восприятие действительности в бою и
в мирной жизни очень разнятся. Года через два, в спокойной обстановке,
вместе с генералом Громовым я ходил по дворцу. Все выглядит по-другому,
совсем иначе, чем тогда.
В декабре 1979 года мне казалось, что мы преодолевали какие-то
бесконечные потемкинские лестницы, а оказалось - там лесенка узенькая, как
в подъезде обычного дома. Как мы всемером шли по ней - непонятно. И,
главное, остались живы.
Так случилось, что я шел в бой без каски и бронежилета. Теперь жутко
представить. А в тот день и не вспомнил. Казалось, внутри я опустел, все
было вытеснено и занято одним стремлением - выполнить задачу. Даже шум
боя, крики людей воспринимались иначе, чем обычно. Все во мне работало
только на бой, и в бою я должен был победить.
Сергей КУВЫЛИН:
- Я перекрывал коридор. В конце его - металлическая винтовая
лестница. По ней наши ребята не должны были идти, ноя на всякий случай
кричал: "Миша!" Это наш условный сигнал.
Спустя некоторое время прибежали Карпухин с Берлевым. Берлев остался
со мной, залег в противоположном конце коридора, а Карпухин поднялся на
второй этаж. Там по-прежнему шел бой.
Николай БЕРЛЕВ:
- Ребята, проскочив на второй этаж, распахивали двери и бросали в
кабинеты гранаты. Они уже прошли по коридору вперед, когда сзади них в
коридор выскочил Амин - в адидасовских трусах и в маечке. Думаю, он уже
был смертельно ранен.
Когда закончился бой, ко мне подбежал Сарвари, весь дрожит, трясется:
"Пойдем, посмотрим Амина". Поднялись наверх, посмотрели, да, действительно
убит. Сарвари обрадовался, руками начал размахивать. Подбежал к пленным
афганцам, что-то возбужденно тараторит. Все, он совершил переворот, он
герой! А ведь и Сарвари и Гулябзой в бою не участвовали, сидели в БМП,
невозможно было вытащить никакой силой.
Нам с Карпухиным пришлось еще разыскивать во дворце начальника
гвардии, майора Джандата, того самого, который предал Тараки. Именно
Джандат отдал приказ об уничтожении руководителя страны, что и исполнили
офицеры гвардии.
Помнится, заглядываем в одну комнату, в другую. Показалось:
шевельнулась штора. Отодвинул ее стволом автомата и вижу перед собой
начальника гвардии.
- Витя! - кричу Карпухину, - Джандат!
- Я врач, врач! - испуганно орет человек, похожий на Джандата.
Вправду оказался врачом, потом внизу помогал раненым. А ранены были
практически все. Емышеву оторвало руку, у Алексея Баева прострелена шея,
Кузнецов получил серьезное ранение в ногу. Коле Швачко осколок попал в
зрачок глаза. У Сергея Голова девять пулевых и осколочных ранений.
Я, когда улетал из Москвы, бросил в рюкзак две бутылки водки.
Закончился бой, говорю Карпухину: "Виктор, пойдем выпьем". Он даже не
поверил: "Да ты что?" Хвать рюкзачок, а водку-то сперли. Я понял кто.
Прижали одного, другого сержанта из "мусульманского батальона" - те
вернули. Выпили за окончание боя, афганцам налили, врачу, которого приняли
за Джандата.
Ну посидели, поговорили, вдруг слышим: "щелк!" А в тишине после боя
хорошо слышно. Такое впечатление, будто кто-то холостой спуск сделал.
Пошли, открыли лифт, а там раненный афганец. Взяли его автомат -
действительно, ни одного патрона. Вот почему мы с Виктором в живых
остались - будь у него патроны, срезал бы одной очередью. Улыбнулась,
стало быть, судьба.
Кстати, не один раз улыбнулась. Когда я бежал по коридору, пуля
разбила магазин автомата. Патроны рассыпались. По сути, безоружный, стою
на коленях, собираю патроны. На счастье рядом Сережка Кувылин оказался:
"Дед, что случилось?" - И рожок мне свой дает. Только я взял, смотрю: из
дверей вылетает гвардеец. На долю секунды его опередил.
Сейчас музей организовали, лежит на стенде мой разбитый магазин.
Считайте, дважды я с ним умирал и дважды рождался.
Яков СЕМЕНОВ:
- Бой был тяжелый. И последующая ночь прошла в перестрелке. Из моих
ребят отличились Володя Рязанцев из Смоленска, Дроздов,
Быковский. Многие оказались ранены, контужены. Сказать, что все
ребята были смельчаки, герои - не могу. Кто-то шел вперед, кто-то держался
сзади.
Отдельный пост полка жандармерии Павел КЛИМОВ:
- Очнулся в очередной раз. Идет бой, лежу на земле, вокруг никого
нет, все ушли. Встал, смог еще встать. Помню, что где-то здесь должны быть
наши бронетранспортеры. К ним и пошел.
Меня сильно знобило. Позже сказали врачи, что потерял три литра
крови. Кое-как добрался до боевых машин и солдатам говорю: "Плохо мне,
ребята!" Меня в машину положили, там труба горячая, ноги поставил, а руки
заледеневшие солдат согревал своим дыханием. Сидел все время со мной и
дышал на руки. После я отключился надолго. Пришел в себя на минутку, уже в
медсанбате, кто-то спрашивает: "Пить хочешь? Каши хочешь?" - "Хочу!"
Глотаю, а пищевод-то пробит, снова шок, отключаюсь.
В посольстве на минутку очнулся, когда вливали кровь. А потом, в
Ташкенте, не могли носилки вытащить со мной, так я решил сам подняться,
помочь...
Штаб Военно-Воздушных Сил Анатолий САВЕЛЬЕВ:
- Прошел уже час с небольшим, совсем стемнело, все стихло. Мы решили,
что стрелять некому, все арестованы, однако ошиблись. Вблизи штаба
располагалась курсантская казарма, оттуда и открыли огонь. Выстрелом из
гранатомета прошили броню нашей БМДэшки, которая стояла у штаба. Погиб
молодой солдат-десантник. Здесь я в первый раз увидел смерть в бою,
залитый кровью комсомольский билет.
Старались на выстрелы не отвечать. Заставили начальника штаба ихних
ВВС соединиться с курсантским подразделением и отдать команду о
прекращении огня.
Правда, пока вели переговоры, сами чуть не погибли. В кабинет
начштаба влетела граната, но Бог миловал. Курсанты же вскоре стрельбу
прекратили.
Дворец Дар-уль-аман Сергей КУВЫЛИН:
- Когда все закончилось, вышли из дворца. Михаил Михайлович смотрит
на меня, будто я с того света вернулся: "Ой, Серега, ты живой!"
Потом нас увезли в медсанбат, который был устроен в прежней казарме.
Меня положили на кровать: нога распухла, ботинок пришлось разрезать.
Принесли Пашу Климова. Он лежит, ноги к животу прижимает: пить,
пить... Смотрю: солдат тащит ему воду в кружке. Спрашиваю,
куда он ранен? Оказывается, в живот. Что ж ты ему воду суешь, он
умрет сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
пистолет, кладу в кобуру". Руку его поднял и на кобуру положил. Взял его
автомат, а сам думаю: лежать под огнем - все равно убьют. Приподнялся и
поскакал на одной ноге к центральному входу. Как доскакал, почти не помню.
Правда, когда в двери проскакивал, видел Емышева. У него рука была в
крови. Сидел, прижав ее к животу, бинты размотались, показалось, что он в
живот ранен и кишки вывалились.
Очнулся уже в вестибюле главного входа. Ребята потом говорили, что
видели меня убитым. Романов даже провел рукой по лицу и говорит: готов.
Карпухин рассказывал, что тоже через меня как через мертвого
перешагнул.
Ну а я очнулся - по полу ползаю. Сверху вестибюля круговая лестница
на второй этаж ведет. Оттуда гранаты бросают, из пулеметов так и сыплют. Я
отполз в сторонку, поднимаюсь, смотрю - справа коридор, наши ребята
выходят, у них белые повязки на рукавах. Не разглядели меня, что ли, или в
горячке боя, один очередь в мою сторону запустил и вслед гранату. Я смотрю
и думаю: ну вот, теперь конец. Упал за диванчик, шелком обтянутый. Не для
войны диванчик, от смерти не спасет. Рвануло. Чувствую, вроде живой.
Вскочил, заорал: "... Вашу мать!" Впрочем, дальше выяснять отношения
некогда: бой не ждет.
А тут Бояринов подбегает. У него на голове каска, а лицо кровь
заливает. Руки забинтованы, тоже в крови. Пистолет у него в руке. Говорит
мне: "Ну что, надо узел связи взрывать". "Наших-то нет никого, - отвечаю,
- я один остался". "Теперь нас двое, пошли вдвоем". Опираясь на автомат,
пошел. Хорошо, недалеко было, добрались.
Ну а там что? Как обычно: кабели, аппаратура. Шнуры повыдергивали,
телефоны разбили. Бояринов говорит: "Нет, Серега, так не пойдет, давай
гранатами забросаем". Покидали туда гранаты, дверь закрыли. Рвануло как
надо. И Бояринов побежал на второй этаж. Я остался перекрывать коридор.
Это было за несколько минут до гибели Бояринова.
Отдельный пост полка жандармерии Павел КЛИМОВ:
- Стемнело. Мы с "зенитовцем" вели бой в стороне от общей цепи
танкистов, пока к нам не прилетела граната. Видимо, кто-то подобрался на
дистанцию броска и из-за косогора запустил гранату. Помню взрыв и
состояние оцепенения, когда не знаешь: жив ты или мертв?
Граната разорвалась, наверное, в метре от наших ног. У соседа ранение
в горло, у меня осколки пошли в ноги, руки, в грудь, живот. Состояние было
тяжелое: голова гудит, ног-рук не чую. Сознание то уходило, то
возвращалось.
По плану операции с начала штурма к нам должны были подойти БТРы. Они
подошли, подбежали солдаты, спрашивают: "Что у вас?" А я как-то даже не
понял, что ранен. Отвечаю: "Сосед ранен, меня контузило". Но чувствую,
руки уже какие-то чужие, не работают. Говорю солдату: "Оружие мое возьми."
Он взял, все вертел бесшумный пистолет, удивленно разглядывал.
Потом подошел другой военный, возможно, офицер, тоже спросил, как
дела. Я ответил, мол, ничего. Но ребята теперь не поверили, стали
перевязывать, и тут я вновь потерял сознание.
Дорец Дар-уль-аман Валерий ЕМЫШЕВ:
- Не помню, сколько времени прошло, я уже был в БМП, когда солдат
открыл дверку и говорит: "Пойдемте, там медпункт открыли".
Поднял меня солдат под мышки, поковыляли. Медпункт открыли в одной из
угловых комнат дворца, там прислуга, кажется, жила, а поводырь перепутал
дорогу и потащил меня к центральному входу.
Зашли внутрь, темно, опять та же лестница, где Якушева убило.
Стрельба, гранаты бухают. "Э, парень, - говорю, - куда ты меня привел, я
уже здесь был".
Потащились назад, нашли медпункт. Наша женщина-врач сразу уложила
меня, поставила капельницу. Я выпил графин воды. Лежу под капельницей,
вроде чуточку полегчало. "Эх, закурить бы еще". Она говорит: "Подожди, еще
накуришься". Ну а после оказалось не до курева.
Смотрю, приносят Бояринова. Я его знал, поскольку в Высшей школе КГБ
учился. Койка моя рядом, повернул голову, смотрю, а Григория Ивановича не
узнать, все лицо в крови. Доктор подошел, пощупал пульс, склонился,
постоял, потом накрыл простыней... Вот и все. Убили солдата.
Дворец Дар-уль-аман Михаил РОМАНОВ:
- Появился Яша и его "зенитовцы". Собрались: Эвальд Козлов, Сергей
Голов, Миша Соболев, Плюснин, Гришин, Филимонов.
Во дворец проникли через одно из окон. Непонятно, кто откуда ведет
огонь. Во дворце много дверей из толстого стекла, без всякого обрамления.
Увидев впереди мелькнувшие тени, бросаешь гранату, чтобы расчистить путь,
но граната отскакивает, как колобок, и катится тебе же под ноги.
Соображай, что делать - пригибаться, падать на пол, прятаться в стенных
нишах?
В составе этой группы нам удалось прорваться на второй этаж. Бросишь
гранату - и вперед. По звуку определяли, где наш автомат работает, где
чужой. Однажды в журнале я прочел, что очередная этажная площадка, на
которую мы поднялись, была залита кровью. Не знаю, каким образом это стало
известно - никто из пишущей братии дворец не штурмовал. Возможно, автор
фантазировал, если это так, то он попал в точку.
Эвальд КОЗЛОВ, Герой Советского Союза:
- Вообще, впечатления от событий, восприятие действительности в бою и
в мирной жизни очень разнятся. Года через два, в спокойной обстановке,
вместе с генералом Громовым я ходил по дворцу. Все выглядит по-другому,
совсем иначе, чем тогда.
В декабре 1979 года мне казалось, что мы преодолевали какие-то
бесконечные потемкинские лестницы, а оказалось - там лесенка узенькая, как
в подъезде обычного дома. Как мы всемером шли по ней - непонятно. И,
главное, остались живы.
Так случилось, что я шел в бой без каски и бронежилета. Теперь жутко
представить. А в тот день и не вспомнил. Казалось, внутри я опустел, все
было вытеснено и занято одним стремлением - выполнить задачу. Даже шум
боя, крики людей воспринимались иначе, чем обычно. Все во мне работало
только на бой, и в бою я должен был победить.
Сергей КУВЫЛИН:
- Я перекрывал коридор. В конце его - металлическая винтовая
лестница. По ней наши ребята не должны были идти, ноя на всякий случай
кричал: "Миша!" Это наш условный сигнал.
Спустя некоторое время прибежали Карпухин с Берлевым. Берлев остался
со мной, залег в противоположном конце коридора, а Карпухин поднялся на
второй этаж. Там по-прежнему шел бой.
Николай БЕРЛЕВ:
- Ребята, проскочив на второй этаж, распахивали двери и бросали в
кабинеты гранаты. Они уже прошли по коридору вперед, когда сзади них в
коридор выскочил Амин - в адидасовских трусах и в маечке. Думаю, он уже
был смертельно ранен.
Когда закончился бой, ко мне подбежал Сарвари, весь дрожит, трясется:
"Пойдем, посмотрим Амина". Поднялись наверх, посмотрели, да, действительно
убит. Сарвари обрадовался, руками начал размахивать. Подбежал к пленным
афганцам, что-то возбужденно тараторит. Все, он совершил переворот, он
герой! А ведь и Сарвари и Гулябзой в бою не участвовали, сидели в БМП,
невозможно было вытащить никакой силой.
Нам с Карпухиным пришлось еще разыскивать во дворце начальника
гвардии, майора Джандата, того самого, который предал Тараки. Именно
Джандат отдал приказ об уничтожении руководителя страны, что и исполнили
офицеры гвардии.
Помнится, заглядываем в одну комнату, в другую. Показалось:
шевельнулась штора. Отодвинул ее стволом автомата и вижу перед собой
начальника гвардии.
- Витя! - кричу Карпухину, - Джандат!
- Я врач, врач! - испуганно орет человек, похожий на Джандата.
Вправду оказался врачом, потом внизу помогал раненым. А ранены были
практически все. Емышеву оторвало руку, у Алексея Баева прострелена шея,
Кузнецов получил серьезное ранение в ногу. Коле Швачко осколок попал в
зрачок глаза. У Сергея Голова девять пулевых и осколочных ранений.
Я, когда улетал из Москвы, бросил в рюкзак две бутылки водки.
Закончился бой, говорю Карпухину: "Виктор, пойдем выпьем". Он даже не
поверил: "Да ты что?" Хвать рюкзачок, а водку-то сперли. Я понял кто.
Прижали одного, другого сержанта из "мусульманского батальона" - те
вернули. Выпили за окончание боя, афганцам налили, врачу, которого приняли
за Джандата.
Ну посидели, поговорили, вдруг слышим: "щелк!" А в тишине после боя
хорошо слышно. Такое впечатление, будто кто-то холостой спуск сделал.
Пошли, открыли лифт, а там раненный афганец. Взяли его автомат -
действительно, ни одного патрона. Вот почему мы с Виктором в живых
остались - будь у него патроны, срезал бы одной очередью. Улыбнулась,
стало быть, судьба.
Кстати, не один раз улыбнулась. Когда я бежал по коридору, пуля
разбила магазин автомата. Патроны рассыпались. По сути, безоружный, стою
на коленях, собираю патроны. На счастье рядом Сережка Кувылин оказался:
"Дед, что случилось?" - И рожок мне свой дает. Только я взял, смотрю: из
дверей вылетает гвардеец. На долю секунды его опередил.
Сейчас музей организовали, лежит на стенде мой разбитый магазин.
Считайте, дважды я с ним умирал и дважды рождался.
Яков СЕМЕНОВ:
- Бой был тяжелый. И последующая ночь прошла в перестрелке. Из моих
ребят отличились Володя Рязанцев из Смоленска, Дроздов,
Быковский. Многие оказались ранены, контужены. Сказать, что все
ребята были смельчаки, герои - не могу. Кто-то шел вперед, кто-то держался
сзади.
Отдельный пост полка жандармерии Павел КЛИМОВ:
- Очнулся в очередной раз. Идет бой, лежу на земле, вокруг никого
нет, все ушли. Встал, смог еще встать. Помню, что где-то здесь должны быть
наши бронетранспортеры. К ним и пошел.
Меня сильно знобило. Позже сказали врачи, что потерял три литра
крови. Кое-как добрался до боевых машин и солдатам говорю: "Плохо мне,
ребята!" Меня в машину положили, там труба горячая, ноги поставил, а руки
заледеневшие солдат согревал своим дыханием. Сидел все время со мной и
дышал на руки. После я отключился надолго. Пришел в себя на минутку, уже в
медсанбате, кто-то спрашивает: "Пить хочешь? Каши хочешь?" - "Хочу!"
Глотаю, а пищевод-то пробит, снова шок, отключаюсь.
В посольстве на минутку очнулся, когда вливали кровь. А потом, в
Ташкенте, не могли носилки вытащить со мной, так я решил сам подняться,
помочь...
Штаб Военно-Воздушных Сил Анатолий САВЕЛЬЕВ:
- Прошел уже час с небольшим, совсем стемнело, все стихло. Мы решили,
что стрелять некому, все арестованы, однако ошиблись. Вблизи штаба
располагалась курсантская казарма, оттуда и открыли огонь. Выстрелом из
гранатомета прошили броню нашей БМДэшки, которая стояла у штаба. Погиб
молодой солдат-десантник. Здесь я в первый раз увидел смерть в бою,
залитый кровью комсомольский билет.
Старались на выстрелы не отвечать. Заставили начальника штаба ихних
ВВС соединиться с курсантским подразделением и отдать команду о
прекращении огня.
Правда, пока вели переговоры, сами чуть не погибли. В кабинет
начштаба влетела граната, но Бог миловал. Курсанты же вскоре стрельбу
прекратили.
Дворец Дар-уль-аман Сергей КУВЫЛИН:
- Когда все закончилось, вышли из дворца. Михаил Михайлович смотрит
на меня, будто я с того света вернулся: "Ой, Серега, ты живой!"
Потом нас увезли в медсанбат, который был устроен в прежней казарме.
Меня положили на кровать: нога распухла, ботинок пришлось разрезать.
Принесли Пашу Климова. Он лежит, ноги к животу прижимает: пить,
пить... Смотрю: солдат тащит ему воду в кружке. Спрашиваю,
куда он ранен? Оказывается, в живот. Что ж ты ему воду суешь, он
умрет сразу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44