– С кем? – переспросил Кудрявцев.
– С Ренатой.
– А… Суперзвезда… Ну, могу. А на кой черт тебе?…
– Я проект делаю для ВВ. Для Вавилова…
– Ой, не связывайся, Толя, я тебя умоляю… Вавиловские проекты… Меня от этого больше всего и тошнит… Я всю жизнь имел дело с произведениями искусства. Окружал себя прекрасной музыкой. Прекрасными людьми…
Пафос Романа Альфредовича вполне соответствовал его состоянию. Боян тоже сильно опьянел, поэтому воспринимал слова Кудрявцева вполне серьезно.
– А что изменилось-то, Рома?
– Изменилось? Все изменилось. Мы… Понимаешь, Толик, мы все жили по-разному… Но идея была одна… Переделать этот мир, сечешь? Каждый взялся за дело по-своему… Вот и переделали… Только не мы. А они…
– Кто – они?
– Мразь всякая. Которая и тогда была, и теперь… И не в демократии дело, Толька. Не в демократии и даже не в деньгах… Деньги, если хочешь знать, – зло!
– Точно, – снова влез совершенно уже пьяный гопник. – Точно! От них все беды. Вот у меня…
– Ты извини, Толик, что я так прямо говорю, – отмахнулся от гопника Роман. – Не считай меня идиотом…
– Да что ты! – Толик хлопнул друга по плечу. – Я никогда…
– Я знаю… – На глазах Кудрявцева выступили слезы. – Ты хороший парень… Но деньги и тебе мозги свернут… Если уже не свернули. Знаешь, в чем ваша главная ошибка?
– В чем?
– В том, что вы все взяли на вооружение эту мудацкую американскую поговорку. «Время – деньги». А между тем она не имеет ни малейшего отношения к действительности. Время и деньги – это абсолютно разные вещи. Разные философские категории. Их нельзя приравнивать друг к другу. Деньги могут существовать, условно говоря, ради времени, но никоим образом не наоборот. А вы все бросились гробить свое время ради денег. И оказались у разбитого корыта. Даже не в масштабе страны, в масштабе всего мира. Такой ужас, Толик, накатывает, такой мрак… Куда податься?… Вот присмотрел я себе домик на берегу океана, буду один жить, как можно дальше от этой ебаной цивилизации… Не могу больше…
– Ты что, в деревню собрался?
– Почти. Почти в деревню. Невозможно здесь… Всю жизнь стремишься к чему-то светлому, настоящему… А оглядишься по сторонам – вокруг одни монстры. И чем дальше, тем их больше, монстров-то. Нормальные же люди – кто помер, кто исчез, кто мутировал и в такого же монстра превратился. Леков, пожалуй, последний был. Последний настоящий живой человек.
– Ну, не знаю… Ты сам говорил, что он совсем с катушек слетел, превратился в законченного алкаша. Без мозгов, без понимания, как жить и что делать…
– Он знал. Он лучше нас знал. Василек говорил, что надо жить по-человечески, а не гнаться за башлями. На бабки ему было наплевать… А я не понимал… Не верил тогда… Только сейчас начинаю понимать.
– Что, хочешь так же, как он? Бухать по-черному?
Толик взял кружку и сделал еще глоток.
– А что? Кто сказал, что это неправильно? Здесь нормальному человеку больше и делать нечего, – ответил Кудрявцев. – А чем еще заниматься в этой стране, когда вокруг одно говно? Или бухать, или бежать отсюда подальше и там уже жить спокойно, по-настоящему… Здесь все ненастоящее, Толя… Музыка ненастоящая, кино ненастоящее… Литература умерла… Искусство… Искусство просто перестало существовать. Деньги сожрали все, Толя. Поэтому мне здесь делать нечего. Неинтересно.
– Брось, Рома, у тебя просто депрессуха, это пройдет. Ты расстроился, я понимаю…
– Ничего ты не понимаешь. Если бы хоть что-то понимал, ты бы в жизни не занимался тем, что делаешь сейчас…
– А что я делаю?
Толя посмотрел на свою полупустую кружку.
– Да вот твоя музыка… Ты сам-то осознаешь, Толя, что ты шарлатан? Как в живописи, так и в музыке. Эти твои ремиксы… Они что, имеют какое-то отношение к музыке? А твои картины – к живописи? Да никакого, Толя. Фальшивка…
– Ну, не знаю, – насупился Боян. – Бабки платят… Люди покупают. Значит, им нравится…
– Вот-вот. «Бабки платят»… И все! И ни хрена вам больше не надо. Завалили страну дерьмом выше крыш и сидите в этом дерьме. А из дерьма ничего не вырастет, потому что, кроме удобрений, желательно еще какие-то семена в поле бросить. Вы же все эти семена… все, какие только были… затаптываете, убиваете их…
– Рома. Я тебя не узнаю…
– Брось! Все ты узнаёшь и все понимаешь… Квартиру мою будешь брать?
– Наверное…
– Вот и думай об этом. А остальное не бери в голову. Ну, что вылупился? – неожиданно обратился Кудрявцев к парню в синем спортивном костюме, который внимал последним словам Романа с видимым интересом, даже придвинулся поближе.
– Чего? – переспросил парень.
– Что вылупился, говорю? А ну, пошел отсюда! Как вы мне все надоели, быдло вонючее!
– А-а…
Парень отставил свою кружку и расправил плечи:
– Ну-ка, пошли, козел, выйдем. Я тебе мозги сейчас вправлю, сука…
Толик увидел, как за спиной оскорбленного парня образовались еще трое таких же, как он, – грязноватых, пьяных и очень агрессивных на вид.
– Чего? – усмехнулся Кудрявцев. – Ты на кого лезешь, тварь?
После этого вопроса Роман получил быстрый и сильный удар кулаком в лоб и начал медленно падать назад. Двое из тех, что подошли к своему вонючему товарищу, очень прытко бросились к Кудрявцеву и, подхватив его под руки, повлекли к выходу. Толик почувствовал удар сбоку в живот. Его тоже схватили и потащили, почти понесли следом за Романом.
«Вот и допрыгались!» – Не успел Боян подумать это, как уже оказался на улице и понял, что все его мысли насчет того, что в центре Москвы им поможет милиция, придут на помощь люди, оказались тщетными и наивными.
Едва они вышли на тротуар, как тут же, повинуясь толчкам, пинкам и ударам своих провожатых, оказались в мрачной подворотне, сразу ведущей в следующую, за ней обнаружилась еще одна, и еще… Это был почти питерский лабиринт проходных дворов, каких в центре Москвы тоже немало. Но если в городе на Неве Толик прекрасно ориентировался в запутанных центральных кварталах и мог даже предугадать, оканчивается ли тоннель двора тупиком или имеет связь с улицей, то здесь он совершенно не понимал, как выбраться из сложившейся ситуации, в какую сторону бежать, даже если ему удастся выскользнуть из чужих грубых рук.
Их протащили еще несколько метров и толкнули за угол, к шеренге помойных баков. Кудрявцев едва не упал прямо в кучу мусора, но устоял на ногах, удержавшись за бурую металлическую крышку бака, на боковой стороне которого неровными буквами, яркой белой краской было написано таинственное слово «Пухто».
– Ну, Гена, чего будем с ними делать? – спросил один из тех, кто придерживал за рукав Толика. – Сразу упиздим, или?…
– Сразу, – сказал Гена, тот самый длинноволосый гопник, который бегал за водкой для Кудрявцева. – Эти пидоры мне с первой секунды не понравились. Суки.
Он шагнул к Роману, как-то игриво изогнулся всем телом, видимо, стараясь рассеять внимание противника, и ударил Кудрявцева ногой в пах.
Толик зажмурился и вдруг почувствовал, что хватка, сжимавшая его локоть, ослабла.
– Ах ты, тварь! – завопил кто-то совсем рядом. Толик понял, что кричит тот, который секунду назад держал его за руку, и открыл глаза.
Гена лежал на спине метрах в трех от Кудрявцева, а Роман стоял, потирая левой ладонью кулак правой руки, и ухмылялся.
– Что, гопота сраная, хотите биться? А ну, давай, кто следующий? Ты, козел?
Кудрявцев напружинился, приняв боевую стойку, но его качнуло, и он опять оперся о мусорный бак.
– Давай, давай, – повторил он, обращаясь к парням, которые стояли рядом с Толиком. – Не ссыте, пролетарские выблядки! Бей буржуев! Спасай Россию! Ну, иди сюда, гниль, иди…
– Сейчас, – спокойно ответил один из парней. – Сейчас, буржуй, не спеши.
Он сунул руку во внутренний карман кожаной куртки и вытащил нож.
– Сейчас, братан, все будет путем.
Стоящий слева от Романа маленький, тщедушный мужичок вдруг бросился Кудрявцеву в ноги – причем так быстро и грамотно, видимо, проделывая этот курбет не в первый раз, что Роман не успел правильно среагировать, потерял равновесие и полетел вперед, прямо на блестящее лезвие ножа.
«Хана, – механически отметил Толик. – Вот и все…»
Кудрявцев действительно упал вперед. Но почему-то мимо руки, сжимающей нож, мимо страшного бандита, который собирался его зарезать. Роман просто шлепнулся на асфальт, быстро встал, помогая себе руками, и развернулся, чтобы отразить атаку.
Однако никакой атаки не последовало.
Толику показалось, что он сходит, вернее, уже сошел с ума, настолько неожиданной и неправдоподобной была представшая его глазам картина.
Трое бандитов в разных позах корчились на асфальте. Тот, что бросился Роману под ноги, так и лежал на животе под мусорным баком. Он странно сучил ногами, словно собираясь встать, но руками себе почему-то не помогал. Мужик с ножом стоял на коленях и медленно валился на бок, опираясь одной рукой на асфальт, а другой теребя ворот рубашки под кожанкой. Третий – в толстом свитере – валялся на боку, прижимая обе руки к груди.
Роман стоял чуть поодаль над валявшимся на асфальте Геной, а из подворотни во двор выходили двое мужчин в одинаковых черных пальто.
«Жарко же, – не к месту подумал Толик. – В пальто ведь жарко. Чего это они…»
Тут он заметил, что оба мужчины держат в руках пистолеты с очень длинными стволами.
«Глушители», – отметил про себя Боян.
Не дойдя до Толика метров пять, мужчины разделились. Один из них шагнул к Роману и, не поднимая руки, направил ствол в сторону головы лежавшего Гены. Пистолет дважды глухо щелкнул, и Гена, лицо которого мгновенно стало темно-красным, замер навеки. Второй проделал ту же операцию с тремя бандитами, копошившимися возле металлического «Пухто».
– Быстро! – сказал один из стрелявших, страшный в своей уверенности. Пистолеты обоих уже исчезли в недрах черных одеяний.
«Вот зачем им пальто, – очень спокойно подумал Толик, увлекаемый руками новых, гораздо более ужасных и непредсказуемых конвоиров. – Понятно, понятно…»
Страха не было. Бояна охватило полное равнодушие, накатила апатия такой силы, какой, кажется, он не испытывал никогда в жизни. Следом второй мужчина вел шатающегося и чертыхающегося Романа. Толя вдруг подумал, что ему совершенно наплевать на Кудрявцева. И на мертвых хулиганов, судя по всему, совершенно случайно нарвавшихся на пули молчаливых и невесть откуда взявшихся киллеров, тоже наплевать. И ему нет никакого дела до того, куда направляется черный «Мерседес», в который его впихнули вместе с Романом…
5
Только когда машина выехала за Кольцевую, Толик начал приходить в себя. Он сидел на заднем сиденье слева, прижатый к дверце телом Кудрявцева, который сладко спал, посапывая и улыбаясь. Один из киллеров – а в том, что мужчины в черных пальто были представителями именно этой профессии, Толик не сомневался, – сидел на переднем сиденье, рядом с шофером, второй – сзади, у правой дверцы.
«Мерседес» свернул на проселочную дорогу, которая быстро ушла в лес. Боян, плохо знающий окрестности столицы, не понимал, где они сейчас находятся. Неожиданно машина выскочила на очень хорошую трассу, пронеслась по ней километров двадцать, снова свернула на проселок, петляющий между соснами, потом, сбросив скорость, проползла по какой-то совсем узенькой тропинке и остановилась перед глухим зеленым забором.
Створки деревянных ворот медленно разошлись, и «Мерседес» въехал на лужайку перед добротным двухэтажным домиком.
– На выход, – тихо скомандовал мужчина, сидевший впереди.
– Роман! Пошли, – прошептал Толик, осторожно хлопнув товарища по плечу. Кудрявцев засопел, но глаз не открыл.
– Выходим, тебе говорят, – грозно сказал Толику киллер с переднего сиденья.
– Да-да, – ответил Боян и, решив больше не теребить Романа, вылез из машины.
Последовав за провожатыми – шофер остался в машине со спящим Кудрявцевым, – Толик оказался сначала в респектабельно обставленной прихожей, больше похожей на холл хорошей городской квартиры, а затем – на веранде, где стояли несколько белых кожаных кресел, огромный диван и обеденный стол.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64