При чем тут…
Гольцман услышал в трубке голос Мони и махнул рукой на Игната – мол, иди ты куда подальше…
– Игорь? Что там у тебя?
– Борис Дмитриевич? Это вы?
– Я, я… Говори, что там происходит? Тут у меня какие-то… Короче, что?
– Труба, Борис Дмитриевич! Полный аллес! Все билеты арестованы!
– Что это значит?
Лицо Гольцмана стало наливаться революционным багрянцем. Он был профессионалом и уже понял, что сейчас услышит. Понял, но только до самой последней секунды не хотел в это верить.
– Никого не пускают на стадион, Борис Дмитриевич. Тут ревизия из налоговой инспекции… Полиция, все дела… Короче, все билеты, которые куплены через кассы, – фальшивые…
– Я сейчас приеду! – рявкнул Гольцман. – Сейчас все решим. Потом будем разбираться.
– Тут еще, – начал Моня, и Гольцман понял, что самое страшное впереди.
– Что? – спросил он тихо.
– Артисты бастуют.
– Как?!
– Говорят, что это подстава. Для того чтобы мы… то есть вы… ну, то есть «Норд»… заработали денег… Что никакой это не памятный концерт, а кидалово… И что они на сцену не выйдут. Они уже уезжать собираются. Все. И Рената, и даже «Совы» наши… Вообще все. Как сговорились.
– Никого не выпускать! – заорал Гольцман, заметив, как усмехнулся Игнат, следивший за разговором. – Никого! Запереть! Я сейчас буду!
Борис Дмитриевич швырнул трубку на пол. Игнат, ловко изогнувшись, поймал ее на лету и сунул в карман.
– Вы бы осторожней с чужими-то вещами, Борис Дмитриевич… Ну как, проясняется что-нибудь?
– Да, – ответил Гольцман. – Мне кажется, проясняется. Мне кажется, милый друг, что это наезд. Я правильно понимаю?
– Что за выражения, Борис Дмитриевич! Что за жаргон! Вы же уважаемый человек, солидный бизнесмен…
– Хватит мне лапшу вешать! Хватит! Что за номера? Ты знаешь, что я с тобой сделаю? Ты представляешь, мальчик, с кем связался?
– А вот хамить не надо, Борис Дмитриевич. Не надо. Я, может, по сравнению с тобой и мальчик, да только охрана твоя чего-то мне поперек дороги не встала, и на стадионе тоже… Все тихо-набожно.
– Славно, славно… А что от меня-то вам нужно? Зачем ты срываешь концерт?
– А кто сказал, что я тебе концерт сорву? Ничего похожего. Дам отмашку – будет концерт. Не дам – не будет. И заплатишь неустойку как миленький. Я-то знаю, кому тебе платить надо. Не знаю, правда, сколько, но, думаю, немало.
– Все вы знаете, все умеете… Так какого хрена тебе от меня надо?
– Как это – какого? Большого.
– Ты не тяни, надо решать с концертом. Что я тут, шутки с тобой шутить буду?
Игнат снова улыбнулся.
– Ты все пытаешься поменяться со мной местами, Боря. Это я тебе сейчас условия ставлю, а не ты мне.
– Так что тебе надо, Игнат? Что за байду вы тут замутили?
Гольцман встал с кресла и начал быстрыми шагами ходить по кабинету. Оказавшись у двери, Борис Дмитриевич резко поворачивался на сто восемьдесят градусов, а приблизившись к столу, на мгновение замирал, касался пальцами бумаг и только потом поворачивался и устремлялся обратно.
– Так, может, кто-нибудь скажет, что там у вас происходит?
– Это у вас происходит, Боря, – лениво ответил Игнат. – У нас уже все произошло.
– Поехали! – тихо сказал Гольцман. – Поехали на стадион.
– Конечно. Машина внизу, – улыбнулся Игнат.
Гольцман, Игнат и Моня сидели на диване в гримерке, предназначенной для Ренаты.
– Значит, ты, Боря, понял наши условия? – в очередной раз спросил Игнат.
– Условия… – Гольцман с мрачным видом взирал на носок своего ботинка. – Понял. Тебе что-то надо подписать?
– Ничего не надо. Твое слово, Боря, сказанное лично мне, – этого вполне достаточно. Ты же знаешь наши правила.
– Знаю, знаю. Я за базар всегда отвечал.
– Вот и чудно. Значит, вводишь Кропалева в правление своего фонда. Все права на публикации – диски, кассеты, видео – всех твоих артистов передаешь нам. И ты в доле. Всего-то делов!
– Да… Всего делов.
«Разберемся, – думал Гольцман. – Эти бандиты еще не представляют, с кем связались. Мы еще повоюем. Посмотрим, чья возьмет».
– Ну, где Рената-то? Будем концерт начинать, или как? Я твои условия принимаю, теперь давай выполняй мои.
– Будет тебе Рената, все тебе будет.
Игнат вытащил из кармана телефон и набрал номер.
– Шурик? Зайди в гримерочку к Ренате, будь другом.
Гольцман усмехнулся.
– Ты чего? – спросил Игнат, отключив телефон.
– Так, ничего. Интересно на его рожу блядскую посмотреть.
– Зачем же так? Он, Боря, такой же, как ты. Человек дела, я имею в виду. Ты же понимаешь, что без нас вы бы все равно на настоящий уровень не вышли.
– Это почему же?
– А потому, что все производство в наших руках. Вы ни хера не сделаете сами. Мэрия, не мэрия, это все на бумаге хорошо. И на митингах. А заводы, на которых диски штампуются, – заводы-то под нами стоят. Так что давайте все решим миром. Иначе просто в трубу вылетите.
В гримерку вошел Шурик.
– Добрый день, – сказал он Гольцману и, протягивая руку, шагнул к дивану, на котором сидел его прежний начальник.
Гольцман хотел было послать предателя, обматерить, выпустить пар, но вместо этого привстал и пожал протянутую ему ладонь.
– Здорово, Шурик. Давно не виделись.
– Да, Борис Дмитриевич, давно.
– Вот как все славно, – заметил Игнат, растянув рот в широкой и искренней улыбке. – Все просто замечательно. Друзья встречаются вновь.
– Да, – сказал Гольцман, пристально глядя в глаза Шурика. – И, думаю, мы сработаемся.
– Сработаемся, Борис Дмитриевич, – ответил Шурик очень серьезно. – Конечно, сработаемся. Где наша не пропадала?
Тон Александра Михайловича сказал Гольцману очень много. И то, что он прочитал в глазах Рябого, ему очень понравилось. Не собирался сдаваться Александр Михайлович. Не собирался под бандитов ложиться. А значит, и вправду поборются они еще, повоюют. Хорошо, что они с Рябым снова оказались в одной связке. Михалыч – мужик ушлый… Да и он, Гольцман, тоже не лопух.
«Разберемся, – подумал Борис Дмитриевич. – Время все расставит на свои места».
– Ну, зови Ренату свою, – заметил Игнат, обращаясь к Шурику. – Пора начинать.
– Ты с билетами разобрался? – спросил Рябой.
– Все схвачено. Я команду дал, ревизия уехала. Заплатили уже кому надо. Можно музыку играть. Давай, Шурик, не тяни, зрители ждут, волнуются.
– А чего мне давать? – Шурик вытащил свой телефон. – Она уже на сцене.
Он потыкал пальцем в кнопки, поднес трубку к уху:
– Рената, деточка, можно начинать. Все улажено. С богом!
Дверь гримерки снова открылась, и в комнату вошел Митя Матвеев.
– О! Еще один старый знакомый, – промычал Гольцман. – Что скажешь, господин Матвеев? Ты теперь самостоятельный продюсер у нас, да? Хотя, кажется, твое присутствие здесь говорит об обратном…
– Правильно говорит, – кивнул Игнат. – Правильно. Иди сюда Митя. Что там у тебя стряслось?
Митя подошел к Игнату и сказал ему несколько слов на ухо.
– Так… – Бандит покачал головой. – Давай после концерта своих девчонок ко мне. Они и отвезут.
– Они? – Митя развел руки в стороны. – А это не…
– Нормально. Все будет путем. Дуй на сцену. Начинаем.
Зазвонил телефон Мони.
– Да? – Администратор приник ухом к трубке. – Что? Как? Гоните ее на хуй! Этого еще не хватало! Берите за шкирку и домой, в больницу, куда угодно! Только чтобы здесь ее не было!
Моня еще что-то злобно прошипел и отключил телефон.
– Что такое? – спросил Гольцман, почуяв недоброе.
– Да Стадникова заявилась. В хламину пьяная. Скандалить начала, денег требовать. Орала, что концерт сорвет.
– Пьяная? – Гольцман пристально посмотрел на Митю. – Она же закодирована. Она… Ты, что ли, щенок, ее подбил? А? Говори, пацан! Ты ее спровоцировал?
– Почему вы на меня-то? – смущенно отводя глаза в сторону, попытался отбиться Митя, но Гольцман вскочил, бросился к Матвееву, схватил его за отвороты пиджака.
– Говори, падла! Твоя работа?
– Подумаешь, выпили вчера… Большое дело!… От этого еще никто не умирал…
– Ну, ты и гондон, – сказал Гольцман, убирая руки с пиджака Матвеева. – Ну и гондон…
– Боря, – тихо сказал Шурик, – ты успокойся. Может, оно и к лучшему?
– Я вот тоже так подумал, – быстро, словно оправдываясь, сказал Митя. – А то она лезет не в свое дело… Орет, скандалит… Дела все запутывает… Пусть уж себе дома квасит по-тихому…
Гольцман хотел сказать, какой Митя на самом деле подонок, какая он мразь, что он его больше видеть не хочет и требует, чтобы тот убрался с глаз долой, что все, кто его окружают, – мерзавцы и что он еще постоит за себя, но вдруг в бок словно воткнулся невидимый раскаленный металлический штырь, пронзил Бориса Дмитриевича насквозь и стал медленно поворачиваться, разрывая внутренности, перемалывая кости и вытягивая из его тела последние силы.
Лицо Гольцмана побелело, колени подогнулись, и Борис Дмитриевич, схватившись за бок, неловко повалился на ковер.
Яша Куманский, президент акционерного общества «Объектив», вышел на сцену. В возглавляемое им общество входили десяток самых «желтых» и, соответственно, самых покупаемых и высокотиражных петербургских газет, несколько журналов, видеостудия, а также несколько рекламных агентств.
– Сегодняшний фестиваль, – сказал Яша, – это в какой-то степени знаковое событие. Все вы знаете, что он посвящен памяти нашего замечательного земляка, Василия Лекова. И нам очень приятно, что в зале столько юных лиц, столько молодых людей, воспитанных на прекрасной музыке этого удивительного артиста. Но это не все, друзья мои. Сегодняшний концерт, как вы знаете, благотворительный, и все ваши любимые артисты, в первую очередь, Рената…
Рев толпы заглушил Куманского. Он выждал две минуты, чтобы стихли свист, крики и аплодисменты, и продолжил:
– …Рената, московская группа «Муравьед», наши прекрасные землячки «Вечерние Совы», всеми вами любимая группа «Город N» и ряд молодых коллективов работают совершенно бесплатно. Весь доход от сегодняшнего концерта пойдет в фонд Василия Лекова, который учрежден для того, чтобы помогать развитию современной музыки и вообще современного искусства в нашем городе…
Переждав новый взрыв криков и аплодисментов, Куманский опять приблизился к микрофону.
– Сегодняшняя акция – первая, которую проводят новый продюсерский центр «Гармония» и новая фирма-производитель аудиопродукции «Арт-плюс». Сегодня каждый их тех, кто присутствует на стадионе, получит бесплатно кассету с записью песен Василия Лекова в исполнении самых любимых ваших артистов. Это, в первую очередь, Рената…
Рев толпы в очередной раз заставил Куманского замолчать.
– …Рената и множество других, не менее известных и любимых вами групп и солистов, – закончил Яша, решив, что перекрикивать разбушевавшуюся толпу ниже его достоинства. – А начинает наш концерт группа «Король», Рената и ди-джей из Москвы, генеральный директор фирмы «Арт-плюс» Анатолий Боян, который и спродюсировал памятный альбом песен Лекова.
Сказав это, Куманский словно растворился в воздухе.
На сцене повалил густой дым, забухала драм-машина, включенная Бояном, и в лучах прожекторов возникла хрупкая фигурка Ренаты.
– Привет! – крикнула она. – Я снова с вами! Начнем, ребята, веселиться! Давайте ближе сюда, ближе! Руки вверх! Поем вместе!
Вавилов сидел в ресторане «Перспектива» за маленьким столиком «на двоих».
Напротив него расположился Якунин, курящий толстую сигару и, судя по всему, пребывающий в отличном расположении духа, чего нельзя было сказать о президенте «ВВВ». Продюсерская фирма Вавилова теперь входила в концерн «Гармония», и уже непонятно было, где кончались границы владений Владимира Владимировича и начинались пастбища Грека.
– Чего ты радуешься? – спросил Вавилов, заметив улыбку на лице финансового директора.
– Как – чего? Видишь, вон там деваха сидит? За дальним столиком?
– Ну?
– Это питерская певица. Из группы «Вечерние Совы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64
Гольцман услышал в трубке голос Мони и махнул рукой на Игната – мол, иди ты куда подальше…
– Игорь? Что там у тебя?
– Борис Дмитриевич? Это вы?
– Я, я… Говори, что там происходит? Тут у меня какие-то… Короче, что?
– Труба, Борис Дмитриевич! Полный аллес! Все билеты арестованы!
– Что это значит?
Лицо Гольцмана стало наливаться революционным багрянцем. Он был профессионалом и уже понял, что сейчас услышит. Понял, но только до самой последней секунды не хотел в это верить.
– Никого не пускают на стадион, Борис Дмитриевич. Тут ревизия из налоговой инспекции… Полиция, все дела… Короче, все билеты, которые куплены через кассы, – фальшивые…
– Я сейчас приеду! – рявкнул Гольцман. – Сейчас все решим. Потом будем разбираться.
– Тут еще, – начал Моня, и Гольцман понял, что самое страшное впереди.
– Что? – спросил он тихо.
– Артисты бастуют.
– Как?!
– Говорят, что это подстава. Для того чтобы мы… то есть вы… ну, то есть «Норд»… заработали денег… Что никакой это не памятный концерт, а кидалово… И что они на сцену не выйдут. Они уже уезжать собираются. Все. И Рената, и даже «Совы» наши… Вообще все. Как сговорились.
– Никого не выпускать! – заорал Гольцман, заметив, как усмехнулся Игнат, следивший за разговором. – Никого! Запереть! Я сейчас буду!
Борис Дмитриевич швырнул трубку на пол. Игнат, ловко изогнувшись, поймал ее на лету и сунул в карман.
– Вы бы осторожней с чужими-то вещами, Борис Дмитриевич… Ну как, проясняется что-нибудь?
– Да, – ответил Гольцман. – Мне кажется, проясняется. Мне кажется, милый друг, что это наезд. Я правильно понимаю?
– Что за выражения, Борис Дмитриевич! Что за жаргон! Вы же уважаемый человек, солидный бизнесмен…
– Хватит мне лапшу вешать! Хватит! Что за номера? Ты знаешь, что я с тобой сделаю? Ты представляешь, мальчик, с кем связался?
– А вот хамить не надо, Борис Дмитриевич. Не надо. Я, может, по сравнению с тобой и мальчик, да только охрана твоя чего-то мне поперек дороги не встала, и на стадионе тоже… Все тихо-набожно.
– Славно, славно… А что от меня-то вам нужно? Зачем ты срываешь концерт?
– А кто сказал, что я тебе концерт сорву? Ничего похожего. Дам отмашку – будет концерт. Не дам – не будет. И заплатишь неустойку как миленький. Я-то знаю, кому тебе платить надо. Не знаю, правда, сколько, но, думаю, немало.
– Все вы знаете, все умеете… Так какого хрена тебе от меня надо?
– Как это – какого? Большого.
– Ты не тяни, надо решать с концертом. Что я тут, шутки с тобой шутить буду?
Игнат снова улыбнулся.
– Ты все пытаешься поменяться со мной местами, Боря. Это я тебе сейчас условия ставлю, а не ты мне.
– Так что тебе надо, Игнат? Что за байду вы тут замутили?
Гольцман встал с кресла и начал быстрыми шагами ходить по кабинету. Оказавшись у двери, Борис Дмитриевич резко поворачивался на сто восемьдесят градусов, а приблизившись к столу, на мгновение замирал, касался пальцами бумаг и только потом поворачивался и устремлялся обратно.
– Так, может, кто-нибудь скажет, что там у вас происходит?
– Это у вас происходит, Боря, – лениво ответил Игнат. – У нас уже все произошло.
– Поехали! – тихо сказал Гольцман. – Поехали на стадион.
– Конечно. Машина внизу, – улыбнулся Игнат.
Гольцман, Игнат и Моня сидели на диване в гримерке, предназначенной для Ренаты.
– Значит, ты, Боря, понял наши условия? – в очередной раз спросил Игнат.
– Условия… – Гольцман с мрачным видом взирал на носок своего ботинка. – Понял. Тебе что-то надо подписать?
– Ничего не надо. Твое слово, Боря, сказанное лично мне, – этого вполне достаточно. Ты же знаешь наши правила.
– Знаю, знаю. Я за базар всегда отвечал.
– Вот и чудно. Значит, вводишь Кропалева в правление своего фонда. Все права на публикации – диски, кассеты, видео – всех твоих артистов передаешь нам. И ты в доле. Всего-то делов!
– Да… Всего делов.
«Разберемся, – думал Гольцман. – Эти бандиты еще не представляют, с кем связались. Мы еще повоюем. Посмотрим, чья возьмет».
– Ну, где Рената-то? Будем концерт начинать, или как? Я твои условия принимаю, теперь давай выполняй мои.
– Будет тебе Рената, все тебе будет.
Игнат вытащил из кармана телефон и набрал номер.
– Шурик? Зайди в гримерочку к Ренате, будь другом.
Гольцман усмехнулся.
– Ты чего? – спросил Игнат, отключив телефон.
– Так, ничего. Интересно на его рожу блядскую посмотреть.
– Зачем же так? Он, Боря, такой же, как ты. Человек дела, я имею в виду. Ты же понимаешь, что без нас вы бы все равно на настоящий уровень не вышли.
– Это почему же?
– А потому, что все производство в наших руках. Вы ни хера не сделаете сами. Мэрия, не мэрия, это все на бумаге хорошо. И на митингах. А заводы, на которых диски штампуются, – заводы-то под нами стоят. Так что давайте все решим миром. Иначе просто в трубу вылетите.
В гримерку вошел Шурик.
– Добрый день, – сказал он Гольцману и, протягивая руку, шагнул к дивану, на котором сидел его прежний начальник.
Гольцман хотел было послать предателя, обматерить, выпустить пар, но вместо этого привстал и пожал протянутую ему ладонь.
– Здорово, Шурик. Давно не виделись.
– Да, Борис Дмитриевич, давно.
– Вот как все славно, – заметил Игнат, растянув рот в широкой и искренней улыбке. – Все просто замечательно. Друзья встречаются вновь.
– Да, – сказал Гольцман, пристально глядя в глаза Шурика. – И, думаю, мы сработаемся.
– Сработаемся, Борис Дмитриевич, – ответил Шурик очень серьезно. – Конечно, сработаемся. Где наша не пропадала?
Тон Александра Михайловича сказал Гольцману очень много. И то, что он прочитал в глазах Рябого, ему очень понравилось. Не собирался сдаваться Александр Михайлович. Не собирался под бандитов ложиться. А значит, и вправду поборются они еще, повоюют. Хорошо, что они с Рябым снова оказались в одной связке. Михалыч – мужик ушлый… Да и он, Гольцман, тоже не лопух.
«Разберемся, – подумал Борис Дмитриевич. – Время все расставит на свои места».
– Ну, зови Ренату свою, – заметил Игнат, обращаясь к Шурику. – Пора начинать.
– Ты с билетами разобрался? – спросил Рябой.
– Все схвачено. Я команду дал, ревизия уехала. Заплатили уже кому надо. Можно музыку играть. Давай, Шурик, не тяни, зрители ждут, волнуются.
– А чего мне давать? – Шурик вытащил свой телефон. – Она уже на сцене.
Он потыкал пальцем в кнопки, поднес трубку к уху:
– Рената, деточка, можно начинать. Все улажено. С богом!
Дверь гримерки снова открылась, и в комнату вошел Митя Матвеев.
– О! Еще один старый знакомый, – промычал Гольцман. – Что скажешь, господин Матвеев? Ты теперь самостоятельный продюсер у нас, да? Хотя, кажется, твое присутствие здесь говорит об обратном…
– Правильно говорит, – кивнул Игнат. – Правильно. Иди сюда Митя. Что там у тебя стряслось?
Митя подошел к Игнату и сказал ему несколько слов на ухо.
– Так… – Бандит покачал головой. – Давай после концерта своих девчонок ко мне. Они и отвезут.
– Они? – Митя развел руки в стороны. – А это не…
– Нормально. Все будет путем. Дуй на сцену. Начинаем.
Зазвонил телефон Мони.
– Да? – Администратор приник ухом к трубке. – Что? Как? Гоните ее на хуй! Этого еще не хватало! Берите за шкирку и домой, в больницу, куда угодно! Только чтобы здесь ее не было!
Моня еще что-то злобно прошипел и отключил телефон.
– Что такое? – спросил Гольцман, почуяв недоброе.
– Да Стадникова заявилась. В хламину пьяная. Скандалить начала, денег требовать. Орала, что концерт сорвет.
– Пьяная? – Гольцман пристально посмотрел на Митю. – Она же закодирована. Она… Ты, что ли, щенок, ее подбил? А? Говори, пацан! Ты ее спровоцировал?
– Почему вы на меня-то? – смущенно отводя глаза в сторону, попытался отбиться Митя, но Гольцман вскочил, бросился к Матвееву, схватил его за отвороты пиджака.
– Говори, падла! Твоя работа?
– Подумаешь, выпили вчера… Большое дело!… От этого еще никто не умирал…
– Ну, ты и гондон, – сказал Гольцман, убирая руки с пиджака Матвеева. – Ну и гондон…
– Боря, – тихо сказал Шурик, – ты успокойся. Может, оно и к лучшему?
– Я вот тоже так подумал, – быстро, словно оправдываясь, сказал Митя. – А то она лезет не в свое дело… Орет, скандалит… Дела все запутывает… Пусть уж себе дома квасит по-тихому…
Гольцман хотел сказать, какой Митя на самом деле подонок, какая он мразь, что он его больше видеть не хочет и требует, чтобы тот убрался с глаз долой, что все, кто его окружают, – мерзавцы и что он еще постоит за себя, но вдруг в бок словно воткнулся невидимый раскаленный металлический штырь, пронзил Бориса Дмитриевича насквозь и стал медленно поворачиваться, разрывая внутренности, перемалывая кости и вытягивая из его тела последние силы.
Лицо Гольцмана побелело, колени подогнулись, и Борис Дмитриевич, схватившись за бок, неловко повалился на ковер.
Яша Куманский, президент акционерного общества «Объектив», вышел на сцену. В возглавляемое им общество входили десяток самых «желтых» и, соответственно, самых покупаемых и высокотиражных петербургских газет, несколько журналов, видеостудия, а также несколько рекламных агентств.
– Сегодняшний фестиваль, – сказал Яша, – это в какой-то степени знаковое событие. Все вы знаете, что он посвящен памяти нашего замечательного земляка, Василия Лекова. И нам очень приятно, что в зале столько юных лиц, столько молодых людей, воспитанных на прекрасной музыке этого удивительного артиста. Но это не все, друзья мои. Сегодняшний концерт, как вы знаете, благотворительный, и все ваши любимые артисты, в первую очередь, Рената…
Рев толпы заглушил Куманского. Он выждал две минуты, чтобы стихли свист, крики и аплодисменты, и продолжил:
– …Рената, московская группа «Муравьед», наши прекрасные землячки «Вечерние Совы», всеми вами любимая группа «Город N» и ряд молодых коллективов работают совершенно бесплатно. Весь доход от сегодняшнего концерта пойдет в фонд Василия Лекова, который учрежден для того, чтобы помогать развитию современной музыки и вообще современного искусства в нашем городе…
Переждав новый взрыв криков и аплодисментов, Куманский опять приблизился к микрофону.
– Сегодняшняя акция – первая, которую проводят новый продюсерский центр «Гармония» и новая фирма-производитель аудиопродукции «Арт-плюс». Сегодня каждый их тех, кто присутствует на стадионе, получит бесплатно кассету с записью песен Василия Лекова в исполнении самых любимых ваших артистов. Это, в первую очередь, Рената…
Рев толпы в очередной раз заставил Куманского замолчать.
– …Рената и множество других, не менее известных и любимых вами групп и солистов, – закончил Яша, решив, что перекрикивать разбушевавшуюся толпу ниже его достоинства. – А начинает наш концерт группа «Король», Рената и ди-джей из Москвы, генеральный директор фирмы «Арт-плюс» Анатолий Боян, который и спродюсировал памятный альбом песен Лекова.
Сказав это, Куманский словно растворился в воздухе.
На сцене повалил густой дым, забухала драм-машина, включенная Бояном, и в лучах прожекторов возникла хрупкая фигурка Ренаты.
– Привет! – крикнула она. – Я снова с вами! Начнем, ребята, веселиться! Давайте ближе сюда, ближе! Руки вверх! Поем вместе!
Вавилов сидел в ресторане «Перспектива» за маленьким столиком «на двоих».
Напротив него расположился Якунин, курящий толстую сигару и, судя по всему, пребывающий в отличном расположении духа, чего нельзя было сказать о президенте «ВВВ». Продюсерская фирма Вавилова теперь входила в концерн «Гармония», и уже непонятно было, где кончались границы владений Владимира Владимировича и начинались пастбища Грека.
– Чего ты радуешься? – спросил Вавилов, заметив улыбку на лице финансового директора.
– Как – чего? Видишь, вон там деваха сидит? За дальним столиком?
– Ну?
– Это питерская певица. Из группы «Вечерние Совы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64