– крикнула вдогонку фру Юленшерна.
Закрывая двери, он слышал, как фру говорила шаутбенахту:
– Ах, вы, кажется, надулись, мой грозный муж? Быть может, вы хотите повесить меня, как вы вешаете ваших матросов? Или наказать кнутом?
В буфетной Якоб сказал:
– Я много лет работал в трактирах и видел таких девиц не раз. Но чтобы эдакая командовала адмиралом – тут есть чему удивляться.
Адмиральский буфетчик засмеялся.
– Дочь графа Пипера ты называешь трактирной девкой?..
– Она дочь графа Пипера?
– И единственная притом.
Вечером в адмиральской каюте было весело: два лейтенанта и эконом эскадры аккомпанировали фру Юленшерне на скрипках и лютне. В открытые настежь окна лилась музыка и новая трогательная песенка, написанная другом короля – пиитом Хольмстремом – по случаю смерти королевского пса – Помпе.
Помпе, верный слуга короля,
Спал каждую ночь в постели короля,
Наконец, усталый от лет и происшествий,
Он умер у ног короля...
Матросы на юте, артиллеристы на гон-деке, солдаты на галереях перемигивались, слушали красивый, нежный голос супруги шаутбенахта.
Многие милые и прекрасные девушки
Хотели бы жить как Помпе,
Многие герои бы стремились
Иметь счастье умереть как Помпе...
В адмиральской каюте захлопали в ладоши, закричали «браво»; матросы, сидя на бухтах канатов, загоготали.
– Ловко сказано, – произнес один. – Умереть, как собака, у ног короля, – вот, оказывается, чего мне только не хватает...
– Так то ведь – для героев! – сказал другой. – А ты, брат, всего-навсего – Швабра.
Внизу засвистела дудка, запел рожок.
– Эге! – сказал Швабра. – Похоже на то, что придется поработать.
Рожок запел во второй раз. Подошел лейтенант с хлыстом, гаркнул, замахнувшись:
– А вы тут оглохли?
Боцман кричал врастяжку:
– Ста-а-ановись!
К флагманскому кораблю швартовались малые суда, груженные ящиками пороха, ядрами в лозовых корзинах, запасными пушечными станками. Артиллеристы тянули огромные парусиновые рукава от крюйт-камеры к фор-люку – пороховые припасы могли взорваться от случайной искры. На шканцах ударил барабан – под страхом смерти тушить все огни на корабле. В камбузе дежурный по фитилю залил очаг. У корабельного запала, всегда горящего посередине кадки с водою, встали караульные с короткими копьями. Матросы спешно выколачивали из трубок пепел. Вахтенный лейтенант бил в зубы всех, кто заставлял его ждать...
У трапа в крюйт-камеру трижды ударили в колокол. Швабра, выбирая гордень сей-тали, пригрозился:
– Ну, гере китовый царь, берегись! Достанется тебе, бедняге...
5. ФРУ ЮЛЕНШЕРНА
Раздеваясь, Маргрет спросила у мужа:
– А как вас собрались колесовать? Это было очень страшно? Вы мне никогда об этом не рассказывали...
Шаутбенахт ответил кислым голосом:
– Бог знает что вам приходит в голову...
– Вы много пролили христианской крови, когда были пиратом? – опять спросила фру Юленшерна.
Он возвел глаза кверху, как бы прося заступничества у бога.
– Много?
И зевнула:
– Никогда не думала, что бывает такая скука...
– Мне некогда скучать, дорогая, – произнес ярл Юленшерна. – У меня много дел...
– Да, у вас у всех государственные дела...
Она сбросила туфли и потянулась:
– Вы, конечно, ничего не замечаете, вы стары, вам все это неинтересно. А я так скучаю, просто не могу жить. Каждый день король подписывает указы один глупее другого. Почему, например, свадьба не может продолжаться более двух дней? Почему дворянину нельзя позвать в гости более двенадцати персон сразу? Почему нельзя устраивать балы, фейерверки, красивые охоты с егерями? Почему?
Ярл ответил твердо:
– Потому что деньги нужны для войны, а ваше дворянство готово пустить по ветру все золото страны...
Он, кряхтя, стащил с лысой головы парик с косичкой, напялил его на болванку, бережно огладил и натянул на лысину полотняный ночной колпак с кисточкой.
– Королю-то все можно! – продолжала Маргрет, бросив на мужа косой, быстрый, брезгливый взгляд. – Я-то хорошо помню, как весь Стокгольм ходуном ходил от его забав, когда он со своими молодыми разбойниками рубил на улицах баранов и травил волкодавами честных людей...
– То была молодость, – пожевав губами, сказал шаутбенахт. – Теперь его величество серьезен и полон величайших замыслов. Европа будет принадлежать Швеции, вы можете в этом быть совершенно уверены...
– Да?
– Да, дорогая...
Он надел парчовый халат и пополоскал рот душистой водою.
– Король мудр и скромен, – сказал Юленшерна. – А скромность есть величайшая добродетель...
– Он ест простую солдатскую пищу! – засмеялась Маргрет. – Боже, как мне надоели эти глупые россказни. Вы, ярл, наверное забыли, что я не деревенская девушка, а урожденная графиня Пипер и кое-что понимаю с детства. Скромные вкусы Карла стоят Швеции не меньше, нежели роскошь Людовика – французам... Так говорит мой отец, а он достаточно знает... Принесите мне грушу!
Ярл принес блюдо с фруктами, но фру Юленшерна вдруг захотела сыру. Юленшерна опять ушел. Она легла в постель, распустила косы, посмотрелась в ручное зеркало, сделала себе гримаску. Было слышно, как шаутбенахт требует у буфетчика сыра. На юте забегали, блоки заскрипели, буфетчик на адмиральском вельботе отправился за сыром в Стокгольм. Шаутбенахт, кряхтя, лег рядом с женой. От нее пахло вином. Ярл закрыл глаза, ему хотелось спать. Он знал: если сейчас не заснет – начнется бессонница. Фру Юленшерна наклонилась над ним, сдернула ночной колпак, пошлепала по лысине:
– У вас голова, как у младенца, в пуху... Вы были блондином или шатеном? Расскажите, коль скоро этого нельзя увидеть... Должна же я знать...
– Вряд ли это теперь имеет значение! – ответил шаутбенахт серьезно и грустно.
Она посмотрела на него беспокойным взглядом, притворилась, что засыпает. Юленшерна покосился на нее и увидел, что она белыми пальцами перебирает косу и ее большой рот сердито улыбается.
Через несколько минут Маргрет осторожно поднялась с постели, надела теплый, на гагачьем пуху, халат, крытый серебряной парчой, накинула на плечи тонкий толедский платок и, распахнув дверь, вышла на галерею адмиральской каюты.
В гавани, словно светляки, сновали грузовые суда, пели рожки, били колокола. На баркасах везли к кораблям пьяных солдат, грубыми глотками они орали непристойные песни. Далеко в ночном тумане едва поблескивали огни Стокгольма.
Фру Юленшерна ударом ноги разбудила спящую в каморке чернокожую девушку-рабыню, подаренную ей отцом, и велела принести на галерею бутылку старого бордоского вина и сыру. Девушка тотчас же появилась с подносом. Тогда ей было велено позвать сюда сейчас же гере полковника Джеймса. Тот пришел запыхавшись, испуганный, не поняв, что его потребовал к себе не адмирал, а фру Юленшерна.
– Гере полковник, – сказала Маргрет, – вы долго были в Архангельске и все там знаете...
– О да, я вполне им насладился! – сказал Джеймс, успокаиваясь и веселея при виде доброго вина, хрустальных бокалов и красивой супруги ярла шаутбенахта. – Я знаю Архангельск...
– Вот я и хочу говорить с вами об этом городе...
Полковник поклонился.
– Вы должны мне рассказать об иностранцах, которые там жили. Московиты мне неинтересны.
Джеймс начал говорить. Он умел рассказывать бархатистым голосом, делая изящные жесты правой рукой. Рассказывая, он учтиво улыбался. Но несмотря на все старания Джеймса, Маргрет слушала его невнимательно. Ей не было никакого дела ни до денег консула Мартуса, ни до красноречия пастора Фрича, ни до негоциантских хитростей живущих в Архангельске иностранных купцов.
– Есть ли там хоть хороший лекарь? – спросила она вдруг, поднеся ко рту ломтик сыру.
Полковник быстро взглянул на Маргрет и вспомнил некоторые слухи о тайном агенте короля в Архангельске. Погодя он ответил значительно:
– В мое время там был лекарем некто Дес-Фонтейнес, Ларс – так его звали. Ларс Дес-Фонтейнес...
– Расскажите мне про него все, что знаете...
– Но я знаю очень мало! – возразил полковник.
– Мне будет интересно и это...
Она разлила вино в бокалы. И, помолчав, сказала:
– Он теперь опять в Архангельске. Мы были друзьями в нежные годы детства, но очень, очень давно не виделись. Рассказывайте...
6. К ПОХОДУ!
Утром капитаны кораблей докладывали флагману о том, что амбаркация, иначе – посадка войск на суда эскадры, закончена благополучно. Происшествий особых не было. Только на корабле «Справедливый гнев» оборвался трап, и четыре пьяных солдата утонули.
Шаутбенахт кивнул головой.
После докладов шаутбенахт объявил приказ о перемещении капитанов. Уркварт, как опытнейший шхипер, знающий Белое море, был назначен командовать «Короной». Голголсен направлялся на «Злого медведя». Лейтенант Улоф Бремс шел капитаном на «Справедливом гневе», яхту «Ароматный цветок» флагман поручил лейтенанту Юхану Морату. На других кораблях эскадры все сохранялось попрежнему.
– Где мне надлежит иметь постоянное местопребывание? – спросил полковник Джеймс.
– На «Короне», – ответил шаутбенахт. – Вам отведено помещение, соответствующее вашему воинскому званию.
Полковник поклонился.
– Можно ли спускать людей на берег? – спросил Голголсен.
– Нет, – ответил шаутбенахт.
– Скоро ли мы поставим паруса? – спросил лейтенант Улоф Бремс.
– Вы их поставите, когда получите от меня приказ! – сурово ответил шаутбенахт.
Улоф Бремс покраснел пятнами.
К завтраку на «Корону» прибыл государственный секретарь и отец фру Юленшерны граф Пипер, только что приехавший из Польши от доблестных войск короля Карла. Его величество приказал Пиперу принудить «этих олухов из государственного совета» к тому, чтобы на ведение войны деньги отпускались безотказно. В совете не оказалось ни одного смельчака, который посмел бы возразить государственному секретарю, и Пипер пребывал в очень хорошем настроении.
Завтракали втроем – фру Юленшерна, шаутбенахт и граф Пипер.
– Я доставил вам приказ короля! – произнес Пипер за десертом. – Вы вскроете конверт на пути в Московию, после посещения кораблями города Копенгагена...
И он протянул Юленшерне конверт с пятью королевскими печатями.
– Что-нибудь новое? – спросил шаутбенахт.
– Насколько мне известно, нет. Просто церемониал овладения городом Архангельском и милости короля матросам и офицерам эскадры...
Юленшерна спрятал конверт в железную шкатулку, повернул ключ в замке и опять опустился в свое кресло.
– На словах его величество ничего не приказал передать?
– Его величество государь наш король недоволен, – ответил граф Пипер. – Крайне недоволен. Вы слишком долго собираетесь...
– Слишком долго? Напомните его величеству нашему королю, граф, что я много лет ведал нашими агентами в Московии и знаю о ней больше, чем... – он запнулся, – чем многие другие. Я хочу сбить людей с толку. Пусть они думают, что мы действительно идем промышлять китов...
– Ни один мальчишка в королевстве не поверил этой сказке! – улыбаясь ответил Пипер. – И вы напрасно спорите, мой друг! Его величество государь наш король весьма резко выразился насчет продолжительности сборов экспедиции...
– Как – резко?
– Мне бы не хотелось вас огорчать, мой друг...
– Но я должен знать мнение моего короля обо мне, граф!
Пипер вздохнул:
– Как вам будет угодно: его величество государь выразился в том смысле, что такой старый и упрямый осел, как вы...
– Старый и упрямый осел?
– Да, гере шаутбенахт. И еще его величество государь наш король изволили сказать, что даже пираты к старости делаются слишком осторожными...
– Это все?
– Да... – неуверенно сказал Пипер. – Впрочем, еще было сказано насчет того, что вас можно заменить...
Шаутбенахт молчал. Пипер налил ему вина. Он отодвинул от себя кубок и произнес, сдерживая бешенство:
– Хорошо, граф, я снимусь с якоря сегодня же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102
Закрывая двери, он слышал, как фру говорила шаутбенахту:
– Ах, вы, кажется, надулись, мой грозный муж? Быть может, вы хотите повесить меня, как вы вешаете ваших матросов? Или наказать кнутом?
В буфетной Якоб сказал:
– Я много лет работал в трактирах и видел таких девиц не раз. Но чтобы эдакая командовала адмиралом – тут есть чему удивляться.
Адмиральский буфетчик засмеялся.
– Дочь графа Пипера ты называешь трактирной девкой?..
– Она дочь графа Пипера?
– И единственная притом.
Вечером в адмиральской каюте было весело: два лейтенанта и эконом эскадры аккомпанировали фру Юленшерне на скрипках и лютне. В открытые настежь окна лилась музыка и новая трогательная песенка, написанная другом короля – пиитом Хольмстремом – по случаю смерти королевского пса – Помпе.
Помпе, верный слуга короля,
Спал каждую ночь в постели короля,
Наконец, усталый от лет и происшествий,
Он умер у ног короля...
Матросы на юте, артиллеристы на гон-деке, солдаты на галереях перемигивались, слушали красивый, нежный голос супруги шаутбенахта.
Многие милые и прекрасные девушки
Хотели бы жить как Помпе,
Многие герои бы стремились
Иметь счастье умереть как Помпе...
В адмиральской каюте захлопали в ладоши, закричали «браво»; матросы, сидя на бухтах канатов, загоготали.
– Ловко сказано, – произнес один. – Умереть, как собака, у ног короля, – вот, оказывается, чего мне только не хватает...
– Так то ведь – для героев! – сказал другой. – А ты, брат, всего-навсего – Швабра.
Внизу засвистела дудка, запел рожок.
– Эге! – сказал Швабра. – Похоже на то, что придется поработать.
Рожок запел во второй раз. Подошел лейтенант с хлыстом, гаркнул, замахнувшись:
– А вы тут оглохли?
Боцман кричал врастяжку:
– Ста-а-ановись!
К флагманскому кораблю швартовались малые суда, груженные ящиками пороха, ядрами в лозовых корзинах, запасными пушечными станками. Артиллеристы тянули огромные парусиновые рукава от крюйт-камеры к фор-люку – пороховые припасы могли взорваться от случайной искры. На шканцах ударил барабан – под страхом смерти тушить все огни на корабле. В камбузе дежурный по фитилю залил очаг. У корабельного запала, всегда горящего посередине кадки с водою, встали караульные с короткими копьями. Матросы спешно выколачивали из трубок пепел. Вахтенный лейтенант бил в зубы всех, кто заставлял его ждать...
У трапа в крюйт-камеру трижды ударили в колокол. Швабра, выбирая гордень сей-тали, пригрозился:
– Ну, гере китовый царь, берегись! Достанется тебе, бедняге...
5. ФРУ ЮЛЕНШЕРНА
Раздеваясь, Маргрет спросила у мужа:
– А как вас собрались колесовать? Это было очень страшно? Вы мне никогда об этом не рассказывали...
Шаутбенахт ответил кислым голосом:
– Бог знает что вам приходит в голову...
– Вы много пролили христианской крови, когда были пиратом? – опять спросила фру Юленшерна.
Он возвел глаза кверху, как бы прося заступничества у бога.
– Много?
И зевнула:
– Никогда не думала, что бывает такая скука...
– Мне некогда скучать, дорогая, – произнес ярл Юленшерна. – У меня много дел...
– Да, у вас у всех государственные дела...
Она сбросила туфли и потянулась:
– Вы, конечно, ничего не замечаете, вы стары, вам все это неинтересно. А я так скучаю, просто не могу жить. Каждый день король подписывает указы один глупее другого. Почему, например, свадьба не может продолжаться более двух дней? Почему дворянину нельзя позвать в гости более двенадцати персон сразу? Почему нельзя устраивать балы, фейерверки, красивые охоты с егерями? Почему?
Ярл ответил твердо:
– Потому что деньги нужны для войны, а ваше дворянство готово пустить по ветру все золото страны...
Он, кряхтя, стащил с лысой головы парик с косичкой, напялил его на болванку, бережно огладил и натянул на лысину полотняный ночной колпак с кисточкой.
– Королю-то все можно! – продолжала Маргрет, бросив на мужа косой, быстрый, брезгливый взгляд. – Я-то хорошо помню, как весь Стокгольм ходуном ходил от его забав, когда он со своими молодыми разбойниками рубил на улицах баранов и травил волкодавами честных людей...
– То была молодость, – пожевав губами, сказал шаутбенахт. – Теперь его величество серьезен и полон величайших замыслов. Европа будет принадлежать Швеции, вы можете в этом быть совершенно уверены...
– Да?
– Да, дорогая...
Он надел парчовый халат и пополоскал рот душистой водою.
– Король мудр и скромен, – сказал Юленшерна. – А скромность есть величайшая добродетель...
– Он ест простую солдатскую пищу! – засмеялась Маргрет. – Боже, как мне надоели эти глупые россказни. Вы, ярл, наверное забыли, что я не деревенская девушка, а урожденная графиня Пипер и кое-что понимаю с детства. Скромные вкусы Карла стоят Швеции не меньше, нежели роскошь Людовика – французам... Так говорит мой отец, а он достаточно знает... Принесите мне грушу!
Ярл принес блюдо с фруктами, но фру Юленшерна вдруг захотела сыру. Юленшерна опять ушел. Она легла в постель, распустила косы, посмотрелась в ручное зеркало, сделала себе гримаску. Было слышно, как шаутбенахт требует у буфетчика сыра. На юте забегали, блоки заскрипели, буфетчик на адмиральском вельботе отправился за сыром в Стокгольм. Шаутбенахт, кряхтя, лег рядом с женой. От нее пахло вином. Ярл закрыл глаза, ему хотелось спать. Он знал: если сейчас не заснет – начнется бессонница. Фру Юленшерна наклонилась над ним, сдернула ночной колпак, пошлепала по лысине:
– У вас голова, как у младенца, в пуху... Вы были блондином или шатеном? Расскажите, коль скоро этого нельзя увидеть... Должна же я знать...
– Вряд ли это теперь имеет значение! – ответил шаутбенахт серьезно и грустно.
Она посмотрела на него беспокойным взглядом, притворилась, что засыпает. Юленшерна покосился на нее и увидел, что она белыми пальцами перебирает косу и ее большой рот сердито улыбается.
Через несколько минут Маргрет осторожно поднялась с постели, надела теплый, на гагачьем пуху, халат, крытый серебряной парчой, накинула на плечи тонкий толедский платок и, распахнув дверь, вышла на галерею адмиральской каюты.
В гавани, словно светляки, сновали грузовые суда, пели рожки, били колокола. На баркасах везли к кораблям пьяных солдат, грубыми глотками они орали непристойные песни. Далеко в ночном тумане едва поблескивали огни Стокгольма.
Фру Юленшерна ударом ноги разбудила спящую в каморке чернокожую девушку-рабыню, подаренную ей отцом, и велела принести на галерею бутылку старого бордоского вина и сыру. Девушка тотчас же появилась с подносом. Тогда ей было велено позвать сюда сейчас же гере полковника Джеймса. Тот пришел запыхавшись, испуганный, не поняв, что его потребовал к себе не адмирал, а фру Юленшерна.
– Гере полковник, – сказала Маргрет, – вы долго были в Архангельске и все там знаете...
– О да, я вполне им насладился! – сказал Джеймс, успокаиваясь и веселея при виде доброго вина, хрустальных бокалов и красивой супруги ярла шаутбенахта. – Я знаю Архангельск...
– Вот я и хочу говорить с вами об этом городе...
Полковник поклонился.
– Вы должны мне рассказать об иностранцах, которые там жили. Московиты мне неинтересны.
Джеймс начал говорить. Он умел рассказывать бархатистым голосом, делая изящные жесты правой рукой. Рассказывая, он учтиво улыбался. Но несмотря на все старания Джеймса, Маргрет слушала его невнимательно. Ей не было никакого дела ни до денег консула Мартуса, ни до красноречия пастора Фрича, ни до негоциантских хитростей живущих в Архангельске иностранных купцов.
– Есть ли там хоть хороший лекарь? – спросила она вдруг, поднеся ко рту ломтик сыру.
Полковник быстро взглянул на Маргрет и вспомнил некоторые слухи о тайном агенте короля в Архангельске. Погодя он ответил значительно:
– В мое время там был лекарем некто Дес-Фонтейнес, Ларс – так его звали. Ларс Дес-Фонтейнес...
– Расскажите мне про него все, что знаете...
– Но я знаю очень мало! – возразил полковник.
– Мне будет интересно и это...
Она разлила вино в бокалы. И, помолчав, сказала:
– Он теперь опять в Архангельске. Мы были друзьями в нежные годы детства, но очень, очень давно не виделись. Рассказывайте...
6. К ПОХОДУ!
Утром капитаны кораблей докладывали флагману о том, что амбаркация, иначе – посадка войск на суда эскадры, закончена благополучно. Происшествий особых не было. Только на корабле «Справедливый гнев» оборвался трап, и четыре пьяных солдата утонули.
Шаутбенахт кивнул головой.
После докладов шаутбенахт объявил приказ о перемещении капитанов. Уркварт, как опытнейший шхипер, знающий Белое море, был назначен командовать «Короной». Голголсен направлялся на «Злого медведя». Лейтенант Улоф Бремс шел капитаном на «Справедливом гневе», яхту «Ароматный цветок» флагман поручил лейтенанту Юхану Морату. На других кораблях эскадры все сохранялось попрежнему.
– Где мне надлежит иметь постоянное местопребывание? – спросил полковник Джеймс.
– На «Короне», – ответил шаутбенахт. – Вам отведено помещение, соответствующее вашему воинскому званию.
Полковник поклонился.
– Можно ли спускать людей на берег? – спросил Голголсен.
– Нет, – ответил шаутбенахт.
– Скоро ли мы поставим паруса? – спросил лейтенант Улоф Бремс.
– Вы их поставите, когда получите от меня приказ! – сурово ответил шаутбенахт.
Улоф Бремс покраснел пятнами.
К завтраку на «Корону» прибыл государственный секретарь и отец фру Юленшерны граф Пипер, только что приехавший из Польши от доблестных войск короля Карла. Его величество приказал Пиперу принудить «этих олухов из государственного совета» к тому, чтобы на ведение войны деньги отпускались безотказно. В совете не оказалось ни одного смельчака, который посмел бы возразить государственному секретарю, и Пипер пребывал в очень хорошем настроении.
Завтракали втроем – фру Юленшерна, шаутбенахт и граф Пипер.
– Я доставил вам приказ короля! – произнес Пипер за десертом. – Вы вскроете конверт на пути в Московию, после посещения кораблями города Копенгагена...
И он протянул Юленшерне конверт с пятью королевскими печатями.
– Что-нибудь новое? – спросил шаутбенахт.
– Насколько мне известно, нет. Просто церемониал овладения городом Архангельском и милости короля матросам и офицерам эскадры...
Юленшерна спрятал конверт в железную шкатулку, повернул ключ в замке и опять опустился в свое кресло.
– На словах его величество ничего не приказал передать?
– Его величество государь наш король недоволен, – ответил граф Пипер. – Крайне недоволен. Вы слишком долго собираетесь...
– Слишком долго? Напомните его величеству нашему королю, граф, что я много лет ведал нашими агентами в Московии и знаю о ней больше, чем... – он запнулся, – чем многие другие. Я хочу сбить людей с толку. Пусть они думают, что мы действительно идем промышлять китов...
– Ни один мальчишка в королевстве не поверил этой сказке! – улыбаясь ответил Пипер. – И вы напрасно спорите, мой друг! Его величество государь наш король весьма резко выразился насчет продолжительности сборов экспедиции...
– Как – резко?
– Мне бы не хотелось вас огорчать, мой друг...
– Но я должен знать мнение моего короля обо мне, граф!
Пипер вздохнул:
– Как вам будет угодно: его величество государь выразился в том смысле, что такой старый и упрямый осел, как вы...
– Старый и упрямый осел?
– Да, гере шаутбенахт. И еще его величество государь наш король изволили сказать, что даже пираты к старости делаются слишком осторожными...
– Это все?
– Да... – неуверенно сказал Пипер. – Впрочем, еще было сказано насчет того, что вас можно заменить...
Шаутбенахт молчал. Пипер налил ему вина. Он отодвинул от себя кубок и произнес, сдерживая бешенство:
– Хорошо, граф, я снимусь с якоря сегодня же.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102