Послушай, я не могу сейчас приехать…
Жена перебила его длинной и эмоциональной тирадой. Чернов убрал трубку от уха и так держал ее, дожидаясь, когда голос благоверной стихнет. Улучив короткую паузу, он поспешил вставить:
— Приеду, как только освобожусь. Нет, пожалуйста, не надо. Ну что за глупости лезут тебе в голову?
У него это был уже третий брак, и, положа руку на сердце, стоило признать, что у жены имелись основания подозревать его в некоторой повышенной активности за пределами супружеской спальни, но только не сейчас. Не в эти сумасшедшие дни, когда он в буквальном смысле оказался между молотом и наковальней.
— Солнышко, извини, нет времени. Я перезвоню тебе. Попозже. Ага. Целую.
Он положил трубку, зная, что ему предстоит еще один телефонный разговор — еще менее приятный, чем беседа с женой.
Но выхода не было. Все равно он должен был это сказать.
Чернов снова снял трубку.
— Алло! Александр Вениаминович? Чернов беспокоит. Александр Вениаминович, боюсь, нам придется пойти на это. Да, как минимум на неделю. Мы и так уже затянули. Я должен был сделать это сутки назад.
Он кивал, не замечая, что непроизвольно вжимает голову в плечи. Чернов до сих пор побаивался Александра Вениаминовича Крупина — человека, которого он сменил на посту зампреда ФСБ.
Крупин уже два года как вышел на пенсию и ныне трудился в совете директоров одного из крупнейших операторов сотовой связи. Подразумевалось, что и для Чернова там готово теплое местечко.
— Александр Вениаминович, конечно, я сделаю все, что в моих силах, но… Вы недооцениваете ситуацию… — последнюю фразу он сказал тихо, ожидая привычного разноса, который и не замедлил последовать.
— Хорошо. Будем стараться, — со вздохом сказал он, понимая, что выбор все-таки сделать придется. Тяжелый выбор — и в самое ближайшее время.
Чернов встал из-за стола, одернул пиджак и нащупал прибор. Это уже смахивало на паранойю — каждые пять минут проверять, работает ли ЧИП-66, но он прекрасно понимал, чем это у него вызвано.
Чернов боялся.
Он вышел из кабинета, прошел по длинному коридору и спустился на лифте в подземное помещение Координационного центра, откуда осуществлялось руководство мерами по нейтрализации эпидемии.
В большом зале царила бесшумная суета. Мягкие серые ковры скрадывали торопливый стук шагов, из-под потолка лился ровный гул мощных кондиционеров; в воздухе разносился едва уловимый запах дезинфектанта. На стене висела подробная электронная карта Москвы; перед ней двумя полукруглыми рядами стояли столы. За каждым из них сидел человек в наушниках и записывал поступающую информацию, она тут же передавалась в Центральный сервер, отчего цвета, в которые была окрашена карта, постоянно менялись.
Чернов знаком подозвал человека, руководившего работой.
— Что нового?
— Новости неутешительные, товарищ генерал. Количество заболевших постоянно растет, — полковник Башкирцев, коренастый мужчина с коротким седым «ежиком» на голове, пожал плечами.
— Вы справляетесь или нет? Ситуация под контролем?
— Ну-у… Пока — да. Эпидемический барьер еще не превышен. Нам удается вовремя локализовывать очаги инфекции…
Чернову послышалось в его словах скрытое «но».
— Что еще?
— Но никто не знает, что случится в следующий момент. Все происходит очень быстро. Я прошу Вашего разрешения произвести отключение базовых станций.
— Хм… — Чернов взглянул на карту, отвернулся и медленно пошел к выходу. Башкирцев последовал за ним, ожидая ответа. — Вы понимаете, что это означает? Чем это может для нас обернуться?
— Товарищ генерал, если этого не сделать, все может быть еще хуже, — возразил полковник.
— Отключение базовых станций равнозначно признанию, — продолжал Чернов. — Вы представляете, какая поднимется шумиха во всем мире? Мы не можем этого допустить.
Прежде всего, — осторожно начал Башкирцев, — нас обвинят в попытке препятствовать распространению объективной информации. Может, следует сделать упор на этом?
— То есть? — Чернов остановился и посмотрел на полковника. — Я не совсем хорошо понимаю, что вы имеете в виду.
— Отключение базовых станций вызовет массу упреков: мол, это нужно, чтобы скрыть истинные масштабы эпидемии. Думаю, надо косвенно согласиться, чтобы никто не стал копать глубже. Так мы пустим СМИ по ложному следу. Они, конечно, будут визжать о свободе слова и прочих глупостях, но эту песню мы уже слышали. Она не такая уж страшная, хоть и не очень мелодичная.
Чернов с ожесточением потер виски; голова трещала, как орех под ударами тяжелого молотка.
— Другого выхода нет?
— Боюсь, что нет. По прогнозам специалистов, эпидемия имеет свойство нарастать лавинообразно. Если упустить момент перелома, то может оказаться слишком поздно.
— А что говорят аналитики?
— Ничего хорошего. Настроения в обществе в целом негативные. Эпидемия может спровоцировать массовые народные волнения, особенно если станет известно о ее природе.
— Надеюсь, не станет, — желчно сказал Чернов.
Правда, он не был до конца в этом уверен. Судя по отчетам Карлова, возможная утечка информации еще не устранена, и это сильно тревожило Чернова. Одно дело — досужие догадки журналистов, и совсем другое — достоверные данные, проходящие под грифом «Совершенно секретно». До тех пор пока бумаги из портфеля Кудрявцева не найдены, можно ожидать неприятностей в любую минуту. Нет, «неприятности» — это слишком мягко сказано.
Впрочем, Башкирцеву знать об этом не полагалось. Группа генерала Карлова работала автономно и имела в своем распоряжении все мыслимые средства и полномочия для достижения желаемого результата.
— Значит, вы считаете, что обычными средствами остановить эпидемию не удастся? — спросил Чернов.
— Думаю, да, — ответил Башкирцев. — Насколько я знаю, вирус разрабатывали специально для этого, чтобы его невозможно было остановить. Обычными средствами.
— Вы правы. Судебные распоряжения подготовлены?
— Так точно. Все готово. Нам потребуется около часа, чтобы все мобильные операторы Москвы замолчали. Вы подпишете соответствующий приказ?
Чернов усмехнулся. Башкирцев, старый хитрый лис, хотел иметь на руках его подпись, чтобы сложить с себя ответственность.
— Конечно, подпишу. Но… Вы уверены, что другого выхода нет?
— Абсолютно уверен.
— Ну, тогда…
Чернов достал ручку, Башкирцев протянул ему приказ об отключении базовых станций мобильной связи. Обеспеченная пенсия и мягкое кресло в совете директоров отодвинулись очень далеко. Но Чернов все-таки надеялся, что сможет объяснить Крупину необходимость своего решения.
— М-м-м… — он немного помедлил, затем завернул колпачок дорогого «Паркера» и сунул ручку обратно в карман. — Давайте все-таки подождем до вечера. Может, что-нибудь изменится, — Чернов неопределенно повел рукой. — А ночью уже отключим. Это будет менее заметно.
Башкирцев был ошарашен. Чернов прекрасно понимал, о чем он сейчас думает. «Напишет подробный рапорт с указанием времени. Мол, я отказался вовремя завизировать приказ. Но в конце концов, я тоже по-своему прав. Скажу, что действовал, исходя из соображений секретности».
Настроение у генерала было ни к черту. Его томило необъяснимое дурное предчувствие. А он, как никто другой, хорошо знал, что дурные предчувствия, в отличие от радужных ожиданий, имеют обыкновение оправдываться.
— Попозже, — сказал он, развернулся и пошел к себе в кабинет.
Светлана Минаева, воспитатель старшей группы детского сада, с беспокойством смотрела на свою тезку — девочку в ярком оранжевом платьице и с двумя тугими косичками.
Она всегда выделяла Свету-маленькую среди других детей и точно знала, в чем тут дело. Света жила с папой — симпатичным мужчиной лет тридцати; мама три года назад погибла в автокатастрофе. Отец Светы с тех пор так и не женился, но, несмотря на это, девочка всегда была очень чистенько и аккуратно одета, а в косичках каждый день появлялись новые ленты.
Папа Володя (воспитательница знала только его имя) приводил дочку в садик самой первой и забирал последней; он всегда разводил руками и сокрушенно вздыхал: «Работа…» И Светлана ему верила, что другой причины действительно нет. Ей и самой приходилось много работать — днем в детском саду, а вечерами — в педагогическом институте. Нехватка времени самым неблагоприятным образом сказывалась на личной жизни: ее у Светланы вовсе не было.
Сегодня утром Светин папа, как обычно, привел девочку, едва только открылись двери детского сада. Он немного покашливал и утирал нос платком.
— Простудились? — спросила Светлана.
Он кивнул.
— Да, наверное.
— Я надеюсь, вы не успели заразить ребенка? — с напускной строгостью спросила воспитательница.
Владимир смущенно отвел глаза.
— Нет, ну что вы! — сказал он. И добавил уже менее уверенно:
— Я старался.
— Хорошо, — смягчилась Минаева. — Не волнуйтесь. Я прослежу за ней.
— Спасибо, — сказал Владимир и, отвернувшись, чихнул.
— Вы бы… Приняли что-нибудь. «Колдрекс» или что-то такое… — торопливой скороговоркой произнесла она. Это походило на проявление заботы. — А то, не дай Бог, совсем разболеетесь.
Владимир покачал головой.
— Болеть нельзя. Работы много.
Он помахал дочке рукой и пошел к воротам. Воспитательница отвела девочку в раздевалку и, пока та снимала курточку, провожала взглядом фигуру Владимира. В голове возникла привычная, но казавшаяся запретной мысль: «Почему два одиноких человека?..» Светлана оборвала себя. «Не стоит об этом думать. Ни к чему.»
Сегодня поведение Светы насторожило ее. Всегда живая и веселая, девочка после завтрака не стала играть с другими детьми, а забилась в угол и вяло перебирала игрушки.
— Света, что с тобой? — спрашивала воспитательница, прикладывая руку ко лбу Светы-маленькой, но та лишь пожимала плечиками.
— Да нет… Ничего.
Близилось время обеда. Минаева хлопнула в ладоши и повысила голос.
— Дети! Пора обедать! Всем мыть руки — и за стол!
Ребятишки гурьбой потянулись к умывальнику, только Света осталась сидеть в углу.
— Светик, а ты почему не идешь?
Девочка подняла на нее слезящиеся глаза.
— Я что-то не хочу обедать, Светлана Александровна.
Воспитательница опустилась на колени и потрогала губами ее лоб.
— По-моему, у тебя температура.
— Папа утром давал мне градусник. Он такой холодный… Щекотно, — устало сказала девочка.
— Пойдем со мной, — воспитательница взяла Свету за руку и повела в изолятор.
Медсестра измерила ей температуру и выразительно посмотрела на Светлану.
— У нее — тридцать семь и пять. Я оставлю ее здесь.
Минаева почувствовала, как кольнуло сердце. «Все-таки заболела! Как некстати!»
— Ты только не волнуйся, — обратилась она к девочке. — Я позвоню папе, и он скоро приедет.
Маленькая ложь — во спасение. Она почему-то думала, что Владимир не сможет бросить все дела и приедет не раньше обычного.
Затем она закрутилась: Ира, как всегда, отказывалась есть суп, а Петя кидался кашей — и на время забыла про свою маленькую тезку.
Через час, когда дети уже посапывали в кроватках, воспитательница взяла тарелку супа, гречневую кашу с котлетой, компот, поставила все это на поднос, добавила ярко-оранжевый мандарин и понесла в изолятор.
Медсестра, пользуясь кратковременной передышкой, обедала вместе с нянечкой и заведующей, и Света лежала одна. Воспитательница склонилась над ней. От маленького тела исходил жар, девочку знобило; откинув одеяло, она что-то бормотала во сне.
«Боже мой!» — ужаснулась Светлана. Она и подумать не могла, что за один час все может так сильно измениться. Выскочив из изолятора, она побежала в раздевалку, где обычно собирались сотрудники детского сада.
— Беда! — закричала она с порога. — Девочке совсем плохо!
Медсестра Марина резко отодвинула тарелку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Жена перебила его длинной и эмоциональной тирадой. Чернов убрал трубку от уха и так держал ее, дожидаясь, когда голос благоверной стихнет. Улучив короткую паузу, он поспешил вставить:
— Приеду, как только освобожусь. Нет, пожалуйста, не надо. Ну что за глупости лезут тебе в голову?
У него это был уже третий брак, и, положа руку на сердце, стоило признать, что у жены имелись основания подозревать его в некоторой повышенной активности за пределами супружеской спальни, но только не сейчас. Не в эти сумасшедшие дни, когда он в буквальном смысле оказался между молотом и наковальней.
— Солнышко, извини, нет времени. Я перезвоню тебе. Попозже. Ага. Целую.
Он положил трубку, зная, что ему предстоит еще один телефонный разговор — еще менее приятный, чем беседа с женой.
Но выхода не было. Все равно он должен был это сказать.
Чернов снова снял трубку.
— Алло! Александр Вениаминович? Чернов беспокоит. Александр Вениаминович, боюсь, нам придется пойти на это. Да, как минимум на неделю. Мы и так уже затянули. Я должен был сделать это сутки назад.
Он кивал, не замечая, что непроизвольно вжимает голову в плечи. Чернов до сих пор побаивался Александра Вениаминовича Крупина — человека, которого он сменил на посту зампреда ФСБ.
Крупин уже два года как вышел на пенсию и ныне трудился в совете директоров одного из крупнейших операторов сотовой связи. Подразумевалось, что и для Чернова там готово теплое местечко.
— Александр Вениаминович, конечно, я сделаю все, что в моих силах, но… Вы недооцениваете ситуацию… — последнюю фразу он сказал тихо, ожидая привычного разноса, который и не замедлил последовать.
— Хорошо. Будем стараться, — со вздохом сказал он, понимая, что выбор все-таки сделать придется. Тяжелый выбор — и в самое ближайшее время.
Чернов встал из-за стола, одернул пиджак и нащупал прибор. Это уже смахивало на паранойю — каждые пять минут проверять, работает ли ЧИП-66, но он прекрасно понимал, чем это у него вызвано.
Чернов боялся.
Он вышел из кабинета, прошел по длинному коридору и спустился на лифте в подземное помещение Координационного центра, откуда осуществлялось руководство мерами по нейтрализации эпидемии.
В большом зале царила бесшумная суета. Мягкие серые ковры скрадывали торопливый стук шагов, из-под потолка лился ровный гул мощных кондиционеров; в воздухе разносился едва уловимый запах дезинфектанта. На стене висела подробная электронная карта Москвы; перед ней двумя полукруглыми рядами стояли столы. За каждым из них сидел человек в наушниках и записывал поступающую информацию, она тут же передавалась в Центральный сервер, отчего цвета, в которые была окрашена карта, постоянно менялись.
Чернов знаком подозвал человека, руководившего работой.
— Что нового?
— Новости неутешительные, товарищ генерал. Количество заболевших постоянно растет, — полковник Башкирцев, коренастый мужчина с коротким седым «ежиком» на голове, пожал плечами.
— Вы справляетесь или нет? Ситуация под контролем?
— Ну-у… Пока — да. Эпидемический барьер еще не превышен. Нам удается вовремя локализовывать очаги инфекции…
Чернову послышалось в его словах скрытое «но».
— Что еще?
— Но никто не знает, что случится в следующий момент. Все происходит очень быстро. Я прошу Вашего разрешения произвести отключение базовых станций.
— Хм… — Чернов взглянул на карту, отвернулся и медленно пошел к выходу. Башкирцев последовал за ним, ожидая ответа. — Вы понимаете, что это означает? Чем это может для нас обернуться?
— Товарищ генерал, если этого не сделать, все может быть еще хуже, — возразил полковник.
— Отключение базовых станций равнозначно признанию, — продолжал Чернов. — Вы представляете, какая поднимется шумиха во всем мире? Мы не можем этого допустить.
Прежде всего, — осторожно начал Башкирцев, — нас обвинят в попытке препятствовать распространению объективной информации. Может, следует сделать упор на этом?
— То есть? — Чернов остановился и посмотрел на полковника. — Я не совсем хорошо понимаю, что вы имеете в виду.
— Отключение базовых станций вызовет массу упреков: мол, это нужно, чтобы скрыть истинные масштабы эпидемии. Думаю, надо косвенно согласиться, чтобы никто не стал копать глубже. Так мы пустим СМИ по ложному следу. Они, конечно, будут визжать о свободе слова и прочих глупостях, но эту песню мы уже слышали. Она не такая уж страшная, хоть и не очень мелодичная.
Чернов с ожесточением потер виски; голова трещала, как орех под ударами тяжелого молотка.
— Другого выхода нет?
— Боюсь, что нет. По прогнозам специалистов, эпидемия имеет свойство нарастать лавинообразно. Если упустить момент перелома, то может оказаться слишком поздно.
— А что говорят аналитики?
— Ничего хорошего. Настроения в обществе в целом негативные. Эпидемия может спровоцировать массовые народные волнения, особенно если станет известно о ее природе.
— Надеюсь, не станет, — желчно сказал Чернов.
Правда, он не был до конца в этом уверен. Судя по отчетам Карлова, возможная утечка информации еще не устранена, и это сильно тревожило Чернова. Одно дело — досужие догадки журналистов, и совсем другое — достоверные данные, проходящие под грифом «Совершенно секретно». До тех пор пока бумаги из портфеля Кудрявцева не найдены, можно ожидать неприятностей в любую минуту. Нет, «неприятности» — это слишком мягко сказано.
Впрочем, Башкирцеву знать об этом не полагалось. Группа генерала Карлова работала автономно и имела в своем распоряжении все мыслимые средства и полномочия для достижения желаемого результата.
— Значит, вы считаете, что обычными средствами остановить эпидемию не удастся? — спросил Чернов.
— Думаю, да, — ответил Башкирцев. — Насколько я знаю, вирус разрабатывали специально для этого, чтобы его невозможно было остановить. Обычными средствами.
— Вы правы. Судебные распоряжения подготовлены?
— Так точно. Все готово. Нам потребуется около часа, чтобы все мобильные операторы Москвы замолчали. Вы подпишете соответствующий приказ?
Чернов усмехнулся. Башкирцев, старый хитрый лис, хотел иметь на руках его подпись, чтобы сложить с себя ответственность.
— Конечно, подпишу. Но… Вы уверены, что другого выхода нет?
— Абсолютно уверен.
— Ну, тогда…
Чернов достал ручку, Башкирцев протянул ему приказ об отключении базовых станций мобильной связи. Обеспеченная пенсия и мягкое кресло в совете директоров отодвинулись очень далеко. Но Чернов все-таки надеялся, что сможет объяснить Крупину необходимость своего решения.
— М-м-м… — он немного помедлил, затем завернул колпачок дорогого «Паркера» и сунул ручку обратно в карман. — Давайте все-таки подождем до вечера. Может, что-нибудь изменится, — Чернов неопределенно повел рукой. — А ночью уже отключим. Это будет менее заметно.
Башкирцев был ошарашен. Чернов прекрасно понимал, о чем он сейчас думает. «Напишет подробный рапорт с указанием времени. Мол, я отказался вовремя завизировать приказ. Но в конце концов, я тоже по-своему прав. Скажу, что действовал, исходя из соображений секретности».
Настроение у генерала было ни к черту. Его томило необъяснимое дурное предчувствие. А он, как никто другой, хорошо знал, что дурные предчувствия, в отличие от радужных ожиданий, имеют обыкновение оправдываться.
— Попозже, — сказал он, развернулся и пошел к себе в кабинет.
Светлана Минаева, воспитатель старшей группы детского сада, с беспокойством смотрела на свою тезку — девочку в ярком оранжевом платьице и с двумя тугими косичками.
Она всегда выделяла Свету-маленькую среди других детей и точно знала, в чем тут дело. Света жила с папой — симпатичным мужчиной лет тридцати; мама три года назад погибла в автокатастрофе. Отец Светы с тех пор так и не женился, но, несмотря на это, девочка всегда была очень чистенько и аккуратно одета, а в косичках каждый день появлялись новые ленты.
Папа Володя (воспитательница знала только его имя) приводил дочку в садик самой первой и забирал последней; он всегда разводил руками и сокрушенно вздыхал: «Работа…» И Светлана ему верила, что другой причины действительно нет. Ей и самой приходилось много работать — днем в детском саду, а вечерами — в педагогическом институте. Нехватка времени самым неблагоприятным образом сказывалась на личной жизни: ее у Светланы вовсе не было.
Сегодня утром Светин папа, как обычно, привел девочку, едва только открылись двери детского сада. Он немного покашливал и утирал нос платком.
— Простудились? — спросила Светлана.
Он кивнул.
— Да, наверное.
— Я надеюсь, вы не успели заразить ребенка? — с напускной строгостью спросила воспитательница.
Владимир смущенно отвел глаза.
— Нет, ну что вы! — сказал он. И добавил уже менее уверенно:
— Я старался.
— Хорошо, — смягчилась Минаева. — Не волнуйтесь. Я прослежу за ней.
— Спасибо, — сказал Владимир и, отвернувшись, чихнул.
— Вы бы… Приняли что-нибудь. «Колдрекс» или что-то такое… — торопливой скороговоркой произнесла она. Это походило на проявление заботы. — А то, не дай Бог, совсем разболеетесь.
Владимир покачал головой.
— Болеть нельзя. Работы много.
Он помахал дочке рукой и пошел к воротам. Воспитательница отвела девочку в раздевалку и, пока та снимала курточку, провожала взглядом фигуру Владимира. В голове возникла привычная, но казавшаяся запретной мысль: «Почему два одиноких человека?..» Светлана оборвала себя. «Не стоит об этом думать. Ни к чему.»
Сегодня поведение Светы насторожило ее. Всегда живая и веселая, девочка после завтрака не стала играть с другими детьми, а забилась в угол и вяло перебирала игрушки.
— Света, что с тобой? — спрашивала воспитательница, прикладывая руку ко лбу Светы-маленькой, но та лишь пожимала плечиками.
— Да нет… Ничего.
Близилось время обеда. Минаева хлопнула в ладоши и повысила голос.
— Дети! Пора обедать! Всем мыть руки — и за стол!
Ребятишки гурьбой потянулись к умывальнику, только Света осталась сидеть в углу.
— Светик, а ты почему не идешь?
Девочка подняла на нее слезящиеся глаза.
— Я что-то не хочу обедать, Светлана Александровна.
Воспитательница опустилась на колени и потрогала губами ее лоб.
— По-моему, у тебя температура.
— Папа утром давал мне градусник. Он такой холодный… Щекотно, — устало сказала девочка.
— Пойдем со мной, — воспитательница взяла Свету за руку и повела в изолятор.
Медсестра измерила ей температуру и выразительно посмотрела на Светлану.
— У нее — тридцать семь и пять. Я оставлю ее здесь.
Минаева почувствовала, как кольнуло сердце. «Все-таки заболела! Как некстати!»
— Ты только не волнуйся, — обратилась она к девочке. — Я позвоню папе, и он скоро приедет.
Маленькая ложь — во спасение. Она почему-то думала, что Владимир не сможет бросить все дела и приедет не раньше обычного.
Затем она закрутилась: Ира, как всегда, отказывалась есть суп, а Петя кидался кашей — и на время забыла про свою маленькую тезку.
Через час, когда дети уже посапывали в кроватках, воспитательница взяла тарелку супа, гречневую кашу с котлетой, компот, поставила все это на поднос, добавила ярко-оранжевый мандарин и понесла в изолятор.
Медсестра, пользуясь кратковременной передышкой, обедала вместе с нянечкой и заведующей, и Света лежала одна. Воспитательница склонилась над ней. От маленького тела исходил жар, девочку знобило; откинув одеяло, она что-то бормотала во сне.
«Боже мой!» — ужаснулась Светлана. Она и подумать не могла, что за один час все может так сильно измениться. Выскочив из изолятора, она побежала в раздевалку, где обычно собирались сотрудники детского сада.
— Беда! — закричала она с порога. — Девочке совсем плохо!
Медсестра Марина резко отодвинула тарелку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37