Все, что мы знаем, это то, что она ангел. И тебе надо знать только это». И, - закончил он, - так как парень, судя по всему, знал, что говорит, я ему поверил.
Лиля открыла было рот, но вместо того, чтобы что-то ответить, посмотрела в сторону дверей. Потом со вздохом облегчения перевела взгляд на своего спутника.
- Он ушел, - объявила она.
- Кто?
- Мистер Шерман.
- Да? Я уже совсем о нем забыл. - Ноултон сделал знак официанту, попросил у него счет и продолжил: - Что ж, теперь мы за ним последуем - по крайней мере, до выхода из ресторана.
- Как! - воскликнула Лиля. - Мы уходим?
- Только для того, чтобы не опоздать. - Ноултон с улыбкой посмотрел на часы. - Сейчас четверть девятого. Чтобы добраться до театра, нам нужно десять минут.
- До театра!
Глаза Лили округлились.
Ноултон в свою очередь тоже изобразил удивление.
- Вы же не намереваетесь отослать меня прочь так рано? - воскликнул он. - Полагаю, это очевидно.
Лиля решительно тряхнула головой.
- Но… я не могу! - заявила она.
- Есть какие-то другие дела?
Лиля ничего не ответила.
- Вы хотите сказать, что не имеете желания идти?
- Я сказала: не могу.
- То есть не хотите.
Лиля промолчала.
Ноултон внимательно посмотрел на нее:
- Какие-то особые причины?
- Множество, - вздохнула Лиля. - Во-первых, моя одежда. Я в ней работала целый день. Только взгляните на нее.
Ноултон посмотрел на ее наряд. Это был темно-голубой костюм из ткани букле с белым отложным воротничком и манжетами. На невзыскательный вкус Ноултона ничего лучшего и желать было нельзя. Несколько секунд его испытующий взгляд скользил по фигурке Лили. Вогнав девушку в краску, он поднял глаза на ее лицо и улыбнулся:
- И в этом все дело?
Лиля немного поколебалась и согласилась, что так и есть.
- Тогда вы должны пойти, - заявил Ноултон. - Отказа я не приму. Ваш наряд вполне подходит для театра. Вы выглядите в тысячу раз лучше… То есть я хочу сказать, я бы предпочел…
Чтобы скрыть свое смущение, он встал со стула и помог Лиле надеть пальто. Все еще пытаясь вяло протестовать, она натянула перчатки и прошла с ним к выходу. У дверей Ноултон остановился и спросил, какой спектакль она хотела бы посмотреть. Лиля сказала, что ей все равно.
- Но вы пойдете?
Лиля кивнула.
Ноултон взглядом поблагодарил ее, они вышли из ресторана и зашагали по Бродвею.
На углу он остановил такси, велел водителю ехать к театру «Стайвесант» и накинул на Лилю автомобильный плед, потому что ночь была морозной.
- Не замерзли? Не устали? - спросил он, заботливо наклоняясь к ней.
- Нет, ничуть, - ответила Лиля. - Все очень хорошо. Накройтесь тоже пледом.
Ноултон отказался, заверив, что ему тепло, хотя у самого зубы стучали от холода.
Бродвей был забит кабриолетами и автомобилями, но тротуары казались почти пустынными. Ньюйоркцы не любители холодной погоды. Когда небо хмурится, они надевают пальто, но в мороз предпочитают оставаться дома.
Ноултон и Лиля приехали в театр как раз вовремя.
Едва они сели, занавес поднялся, и девушка даже не успела узнать, как называется пьеса. Она взглянула на свою программку, но свет уже погас и разглядеть слова на бумаге было невозможно. Она наклонилась к Ноултону и прошептала:
- Как называется пьеса?
- Не имеет значения, - прошептал он в ответ.
Лиля посмотрела на сцену и, увлеченная представлением, тут же забыла о его странном ответе.
Не буду пытаться описать происходившее на сцене.
Это была амбициозная попытка талантливого режиссера дать свою интерпретацию известной фантазии в одиннадцатой главе «Мадемуазель де Мопен» Теофиля Готье.
Ему сопутствовал успех, спектакль не был совершенным, но увлекал. По сцене летали жуки-светлячки, она была заполнена яркими цветами, глазами гномов и карликов на яблочно-зеленом фоне. Персонажи в остроконечных шляпах и широко раздутых чулках двигались грациозно и без какой-либо цели, говорили о том о сем, а больше ни о чем хорошо поставленными музыкальными и беззаботными голосами.
Лиля, конечно, «Мадемуазель де Мопен» не читала, происходившее было ей непонятно, но интересно. Все первое действие она смотрела на сцену с восторгом, затаив дыхание, ожидая, что вот-вот что-то случится. Конечно, ничего не случилось, но она не была разочарована. Когда занавес опустился, она глубоко вздохнула и повернулась к своему спутнику.
Он увидел ее восторженное лицо и улыбнулся.
- Что вы об этом думаете? - спросил он.
В ответ раздалось несколько «ох!» и «ах!» - возгласы восхищения.
- Но, - наконец призналась она, - я ничего не понимаю.
Ноултон рассказал ей о литературном первоисточнике и объяснил, что тут вряд ли что-то можно понять, потому что этому действию нет ни начала, ни конца, ни какой-то причины.
- Не следует искать в этом смысл, - закончил он. - Надо просто наслаждаться зрелищем.
Два следующих действия были точно такими же, как и первое, изменились только персонажи и костюмы.
Лиля по-прежнему сидела затаив дыхание, то и дело поворачивалась к Ноултону, чтобы убедиться, что он разделяет ее восторги.
Он каждый раз тоже смотрел на нее, они встречались взглядами и обменивались улыбками симпатии и понимания. Когда занавес опустился в последний раз, Лиля повернулась к Ноултону и с сожалением вздохнула.
- О, - промолвила она, - если бы весь мир был таким!
- Было бы весьма забавно - поначалу, - согласился он. - Но потом мы бы умерли от скуки. Все было бы очень легко. Никакой борьбы, никаких страстей, ни ненависти, ни любви.
Когда они выходили из театра, Лиля хранила молчание. Зрителей было немного, и они без труда прямо у входа поймали такси. Ноултон помог девушке сесть, потом устроился сам, наклонился вперед и велел водителю ехать в ресторан «Мантон».
Лиля положила ладонь на его руку:
- Мне действительно надо ехать домой. Я все равно сейчас ничего не смогу есть, и все будет испорчено. Я хочу остаться в этой сказке.
Ноултон почувствовал в ее голосе мольбу и решил не настаивать. Он дал водителю ее адрес, и они поехали в спальный район города.
- А теперь нам надо поговорить, - вдруг сказал Ноултон после нескольких минут молчания, во время которых такси неспешно катило на север.
Лиле показалось, что он говорит делая над собой усилие. Она встревожилась и спросила, что он имеет в виду.
- Те фальшивые купюры, - объяснил Ноултон.
Он как будто с трудом подбирал слова, словно вынужден был говорить о чем-то неприятном.
Лиля с удивлением обнаружила, что совсем забыла о событиях, которые день-два назад доставляли ей столько переживаний.
С его словами на нее словно пролился ушат холодной воды. Девушка взглянула на него и задумалась, почему она ни при каких обстоятельствах не может представить, чтобы Джон Ноултон сделал что-то недостойное.
- Конечно, я должен объяснить… - продолжил молодой человек, но Лиля его прервала:
- Пожалуйста, мистер Ноултон, не надо! Не надо ничего объяснять. Вернее, нет ничего такого, что нуждается в объяснении. Я слишком глупа, чтобы что-то в этом понять, - пожалуйста, не надо ничего об этом говорить.
Ноултон попытался возражать, но не очень настойчиво:
- Но мы именно затем и встретились. Это я попросил вас о встрече. Думаю, этот разговор будет для меня трудным и причинит мне боль, но я обещал вам все объяснить и должен сделать это.
- Но почему?
- Потому что я хочу, чтобы вы мне верили и остались моим другом. Я… я хочу, чтобы вы хорошо думали обо мне.
- Но ведь все так и есть, - сказала Лиля. Наступившая темнота скрыла румянец, который залил ее щеки. - Я ваш друг. Приехали! - Она протянула ему тонкую руку в перчатке.
Ноултон сжал ее пальцы и некоторое время подержал в своей руке. Но он не улыбался, держался напряженно и неуверенно.
- Пожалуйста, давайте об этом забудем, - умоляющим тоном попросила Лиля. - Неужели вы хотите испортить мне вечер?
- Нет, - промолвил Ноултон без особого энтузиазма.
- Но вы это и делаете, - заявила Лиля с наигранной строгостью. - И если вы в течение минуты не исправитесь, я все расскажу мистеру Дюмэну, мистеру Догерти и мистеру Дрисколу.
Эти слова вызвали у Ноултона улыбку.
- Думаю, в этом не будет необходимости, - заметил он. - В любом случае это было бы нечестно. Получится, что их шестеро против одного меня. Я считал, что вы - моя сторонница.
- Я буду вашей сторонницей, только если вы не станете так хмуриться.
- Тогда с этого момента я буду как Момус, - рассмеялся Ноултон. - Мы уже у Девяносто шестой улицы, и я могу на три минуты надеть эту маску.
Он начал изображать Дюмэна, объясняющего, какой полезной является с научной точки зрения игра в бильярд, и вскоре Лиля уже беззаботно смеялась. К тому моменту, когда такси остановилось у дверей ее дома, Ноултон был так же весел, как и она.
Как только водитель распахнул дверцу, Ноултон вышел и помог Лиле подняться по ступенькам подъезда ее дома. У дверей Лиля остановилась и протянула ему руку.
- У вас есть свой ключ? - спросил Ноултон.
Лиля вытащила его из кармана пальто. Он открыл дверь, и она вошла. Поблагодарила его, махнула рукой и вспорхнула по ступенькам лестницы. На площадке второго этажа Лиля остановилась. Она не услышала скрипа закрывающейся двери.
- Доброй ночи! - промолвила она, и до нее долетел ответ Ноултона:
- Доброй ночи! - И вслед за этим дверь за ним захлопнулась.
Лиля вошла в свою комнату и зажгла газовый рожок.
Все показалось ей странно незнакомым. Здесь она плакала, читала, спала и молилась. И никогда здесь не была счастлива. В течение двух лет - после смерти матери - это был ее дом! Дом! Скорее это была ее клетка.
Но теперь, когда она сидела на краешке кровати, не снимая ни шляпки, ни пальто, ни перчаток, комната преобразилась. Старенькое трюмо, кресла, картины словно приобрели какую-то новую красоту.
Ей нравилось казавшееся прежде тоскливым меланхоличное монотонное тиканье небольших настенных часов. Потому что Лиля была счастлива!
Через полчаса она стояла перед зеркалом, глядя на свое отражавшееся в нем порозовевшее лицо и глубокие, влажные, блестящие глаза.
- Верно, это не я! - сказала она сама себе. - В жизни не видела никого красивее!
Затем, счастливо рассмеявшись над собственной глупостью, она нырнула в кровать и закуталась в одеяло.
Глава 7
Под крышей врага
Ноултон, пожелав Лиле доброй ночи, задержался на мгновение у дверцы такси. Он подумал, не пойти ли ему в деловую часть города пешком. Прикинул расстояние - семьдесят кварталов, около трех с половиной миль. Он взглянул на часы. Было без четверти двенадцать, темнота сгущалась, и становилось все холоднее.
Запахнув поплотнее пальто и сев в машину, он назвал водителю адрес своего дома на Тридцатой улице.
Когда такси тронулось с места, лицо пассажира на заднем сиденье было суровым, искаженным болью. Он смотрел прямо перед собой, его губы были сомкнуты в прямую тонкую линию, челюсти сжаты так сильно, что на щеках играли желваки.
В таком положении он оставался в течение нескольких минут. Судя по всему, его душу раздирало противоречие необычайной силы. Он не обращал никакого внимания на улицы, по которым они проезжали, даже на усиливавшийся мороз. Когда машина остановилась, он вздрогнул от удивления и, выглянув, понял, что прибыл к месту назначения.
Он вышел, вручил водителю купюру и направился к подъезду жилого дома.
- Минутку, мистер, - послышался голос водителя. - Здесь десять долларов!
- Все в порядке, возьмите их себе, - ответил Ноултон. Он остановился и повернулся, чтобы посмотреть на необыкновенное явление - нью-йоркского водителя такси, который заявил, что ему заплатили слишком много! Ноултон услышал его крик «Спасибо, сэр!» и увидел, как он прыгнул за руль и бросил машину вперед с такой скоростью, что она в три секунды скрылась с глаз.
Шагнув к ступенькам, Ноултон заметил большой красный автомобиль, медленно приближавшийся с востока. Он увидел, что автомобиль остановился прямо у его подъезда, но не придал этому никакого значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30