Дюмэн теребил свои усы. Лиля думала, что бы такое сказать, но обнаружила, что у нее словно язык прилип к нёбу от смущения.
Наконец Догерти набрался сил и прервал затянувшееся молчание:
- Думаю, вы хотите узнать, зачем мы сюда пришли?
Лиля качнула головой в знак того, что готова слушать.
- Ну, мы увидели, что вас нет в отеле, и подумали, что, возможно, вы дома, и поэтому пришли навестить.
- Мы подумаль не есть ли вы больная.
- Вы очень добры, - промолвила Лиля.
- И, - продолжил Догерти, делая глотательные движения и с трудом выдавливая из себя слова, - мы хотели поговорить насчет Ноултона.
Лиля посмотрела на боксера широко открытыми глазами, а Дюмэн одобрительно и ободряюще ему кивнул.
- Понимаете, мы вчера вечером видели Шермана, и он нам все рассказал. Я не хочу, чтобы вы думали, что мы имеем к этому какое-то отношение. Мы никогда никого не закладываем, кто бы он ни был.
- Я и не думала, что вы на это способны, - заверила его Лиля.
- Но, - продолжил Догерти, уже полностью взявший себя в руки, - нам не жаль, что Шерман это сделал. Мы рады, что он убрался туда, откуда больше не сможет пакостить. Нам не нравится способ, но…
- А мистер Шерман ничего не говорил… обо мне? - прервала его Лиля.
Бывший боксер отвел взгляд.
- Да, - кивнул он. - Мы все знаем.
- Тогда зачем же вы пришли…
- Вот это я и собираюсь вам сказать. Именно поэтому я начал издалека. Хочу, чтобы вы поняли, что мы ничего не имеем против Ноултона. Теперь бесполезно копаться в прошлом. Нам нет никакого дела до того, что он натворил. Мы даже не хотим сказать что-то вроде: «Мы же вас предупреждали». Мы только хотим вам помочь. Ноултон арестован, и о нем сейчас беспокоиться бесполезно, но, исходя из того, что вчера вечером наговорил Шерман, мы боимся, что вас к этому делу тоже притянут и у вас будут неприятности, а мы хотим, чтобы вы знали, что мы сделаем все, чтобы помочь вам этого избежать. Вот примерно это я хотел сказать.
Лиля подалась вперед в своем кресле:
- Но вы сказали «ничего не имеем против Ноултона»?
Догерти твердо это подтвердил, а Дюмэн энергично кивнул.
- Тогда… тогда я вас благодарю, - тихо произнесла Лиля.
Тон ее голоса заставил бывшего боксера быстро на нее взглянуть.
- Вы имеете в виду…
Лиля поднялась. В ее глазах были слезы, а пальцы она сцепила так сильно, что костяшки покрылись красными и белыми пятнышками. Ее голос был спокойным и приглушенным, но его тональность говорила о том, что слова исходили из самого ее сердца.
- Я имела в виду, что нам бесполезно дальше разговаривать, мистер Догерти. Я - глубоко несчастная женщина. А теперь я вас немного обижу - понимаю это, но ничего не могу поделать. Я не могу воспользоваться вашей помощью, потому что никогда не предам мистера Ноултона.
Догерти выругался, тут же вскочил и начал извиняться, а Дюмэн испуганно на него смотрел.
Лиля на все это не обратила никакого внимания.
- Понимаете - не могу. О, не расценивайте это как неблагодарность. Я знаю, как добры вы были, но вы не знаете о нем всего того, что знаю я. И я не могу оставить его в беде - не могу думать о нем так, как вы… - Она попыталась улыбнуться. - Потому что я собираюсь стать его женой.
- Мой бог! - выпалил Дюмэн.
Догерти лишился дара речи.
- Да, - сказала Лиля, и в ее голосе звучала гордость, - мы должны пожениться. Теперь вы все знаете, и мне… то есть нам, не приходится рассчитывать на вашу помощь. Прошу прощения, потому что я очень хорошо к вам отношусь, но вы бы никогда не поняли…
Она замолчала. Бывший боксер и маленький француз одновременно тяжело вздохнули. Они посмотрели друг на друга, и каждый прочитал в глазах приятеля свои собственные мысли. Француз многозначительно кивнул, Догерти повернулся к Лиле и сказал:
- Мы ведь ваши друзья, мисс Уильямс, не так ли?
Она удивленно кивнула.
- Старые добрые друзья?
- Да.
- Тогда я хочу задать вам один вопрос. Если не хотите, можете не отвечать. Возможно, я не имею права это спрашивать, но мне очень хочется узнать. Вы любите этого Ноултона?
Щеки Лили сделались пунцовыми, она замялась и потом просто сказала:
- Да.
- Насколько сильно вы его любите?
- Настолько, - ответ был таким же быстрым, как при чтении катехизиса, - насколько он любит меня.
Дюмэн вскрикнул: «Браво!» - а Догерти усмехнулся. Потом они поднялись, и оба по-дружески протянули ей руки.
Она все поняла, но была не в силах что-то сказать и только пожала протянутые ей руки. После этого она обрела дар речи и попыталась их поблагодарить.
- Тихо! - оборвал ее Догерти. Он не любил нежностей, и для него это была тяжелая сцена. - Теперь надо его вызволить оттуда. И, наша маленькая девочка, положись в этом на нас. Это дело верное. Но, поверь, тебе придется за это заплатить. Нужно будет сделать одну вещь.
- Поцелуй от эта невеста? - предположил Дюмэн.
- Нет, проклятый французишка. Приглашение на свадьбу!
Глава 15
Номер 32
Проведя ночь в тюремной камере, Ноултон поднялся с топчана рано утром с сильной головной болью и острым чувством отчаяния и опустошенности.
Но завтрак, который он заставлял себя глотать, и умывание освежили его, и молодой человек понял, что за ночь голова у него посвежела и он обрел способность размышлять. Он присел на краешек топчана и стал обдумывать свое бедственное положение если не хладнокровно, то по крайней мере трезво и непредвзято.
Он старался не думать о Лиле, не мог спокойно о ней вспоминать, у него при этом щемило в груди от ее преданности, смелости и нежности к нему.
Он попробовал оценить возможные улики против него, прикидывал так и сяк, но это было подобно блужданию в темноте с закрытыми глазами. Ему ничего не было известно о том, что о нем знают.
Арестовали ли Рыжего Тима? Имеются ли какие-нибудь реальные доказательства любой из их - он нашел нужные слова - «экономических операций»? Или они рассчитывали поймать его «с товаром на руках», но Лиля обвела их вокруг пальца?
Все утро Ноултон сидел и размышлял над этими вопросами и не думал о Лиле. Он немного о ней беспокоился, она дала ему такой пример находчивости и смелости, что он был уверен в ее безопасности. Он знал, что ей удалось выскользнуть из квартиры, и, хотя у нее в руках был этот опасный сверток, избавиться от него ей не составило бы труда.
Он вспомнил ее смущение, когда она зашла к нему в квартиру, вспышку обиды, когда он показался ей равнодушным, загоревшиеся радостные огоньки в ее глазах, когда он сказал ей о своей любви, - и потом как ее руки обвили его шею, ее губы прикоснулись к его губам, ее искренние, такие сладкие слова в ответ.
А теперь - он взглянул на голые тюремные стены - это! Он поежился и застонал.
В этот момент из-за двери послышался голос - грубый голос тюремного надзирателя:
- Ноултон! Тут кое-кто хочет тебя видеть!
Человек на топчане от удивления вскочил на ноги.
Могла ли это быть… но нет, конечно, это не Лиля, подумал он и, поколебавшись, спросил:
- Кто это?
Затем он подошел к двери и посмотрел в зарешеченное окошко.
- Догерти! - удивленно вскрикнул он. - Что, ради всех святых, тебя сюда привело?
Бывший боксер, который стоял посередине коридора, приблизился к двери.
- Привет, Ноултон! Кажись, на этот раз твои дела неважнецкие. Как самочувствие?
Ноултон стоял, пристально глядя на него, и ничего не говорил. Зачем он пришел? Не случилось ли чего-нибудь с Лилей? Она не арестована?
- Чего ты хочешь? - требовательно спросил он. В голосе его звучало беспокойство.
Догерти рассмеялся:
- Так с друзьями не разговаривают. Но я вижу, что у тебя нервишки пошаливают, и поэтому извиняю.
- С… друзьями? - с запинкой переспросил Ноултон.
- Конечно. - Догерти снова рассмеялся, возможно для того, чтобы скрыть смущение. - А ты думаешь, иначе бы я сюда пришел? Помимо всего прочего, у меня тут для тебя небольшое послание от мисс Уильямс.
- Где она?
- Дома.
- С ней все в порядке? Она хорошо себя чувствует?
- Да, и то и другое.
- Слава богу! А записка?
- Не так громко. - Догерти подошел поближе к двери. - Я тебе ее тихонько передам. И говори потише - в этом маленьком отеле никогда нельзя знать, кто находится рядом. Погоди-ка минутку… Вот она!
Быстро!
Через решетку на пол камеры спланировал небольшой лист бумаги. Ноултон нетерпеливо наклонился, схватил его и сунул в карман. Его голос дрожал от волнения.
- Спасибо, старик. Тысячекратное спасибо. Ты уверен, что с ней все в порядке?
- Абсолютно.
- Слава богу! - Пальцы Ноултона теребили кусочек бумаги в кармане. - Меня только это и беспокоило. Не имеет никакого значения, что будет со мной, - в любом случае я это переживу. Но если с ней…
- Ничего с ней не случится, - перебил Догерти. - А теперь перейдем к делу, потому что у меня мало времени. Ты должен выбраться отсюда, Ноултон, и мы собираемся тебе помочь.
- Но почему…
- Не важно почему. Конечно, мы делаем это главным образом ради нее, но она рассказала нам сегодня утром кое-что, чего мы не знали раньше, и мы почувствовали, что нехорошо себя вели, а сейчас хотим начать честную игру. Но это главным образом ради нее. А ты с ней честен, не так ли? Мы только это хотим знать.
Вопрос был унизительным, но Ноултон проглотил обиду. Он понимал, что заслужил это и Догерти имеет право так спрашивать. Поэтому просто ответил:
- Ты знаешь, что честен. Она тебе не рассказала?
- Да. Я знаю. И я скажу, что ты счастливый дьявол, Ноултон.
Потом они обсудили, что нужно сделать для защиты Ноултона. Догерти с удивлением узнал, что молодому человеку ничего не известно о существующих против него уликах, и заметил, что это сильно осложняет дело. Он подытожил:
- Хороший адвокат во всем разберется. Дюмэн уже за ним послал - мы расстались у станции надземки, - и они, возможно, будут здесь после полудня.
- Но… - усомнился Ноултон.
- Что?
- Ну, насчет этого адвоката. Я думал сам себя защищать. Сомневаюсь, что он сможет чем-то помочь.
- В чем дело? Ты разорился? - напрямик спросил Догерти.
- По сути - да. Или близко к тому. И конечно, я не могу больше пользоваться милостями…
- Катись ты к дьяволу со всеми своими «милостями»! Разве я тебе не сказал, что мы хотим помочь не поэтому? Не валяй дурака, Ноултон! Но я не представляю, как ты мог разориться. Думаю, что у тебя есть какая-то маленькая заначка. Ты же не хочешь сказать, что все выбросил и ничего себе не оставил?
Ноултон через силу улыбнулся:
- Но я завязал со всем этим месяц назад.
- Я это знаю. Она все нам рассказала. Но разве у тебя не хватило ума хоть немного припрятать?
Ноултон ответил вопросом на вопрос:
- А разве ты не спрашивал меня минуту назад, честен ли я с мисс Уильямс?
Догерти кивнул, в красках представив себе, каким было содержимое того «свертка».
- Так вот, я хочу показать тебе, каким честным я был. Я выбросил десять тысяч долларов. После того как понял, что она для меня значит, избавился от денег.
Догерти посмотрел на него с недоверием:
- Ты хочешь сказать, что выбросил десять тысяч долларов? Просто взял и выбросил?
- Да.
После этого бывший боксер несколько минут приходил в себя от изумления и обретал дар речи, потом еще раз переспросил, а для себя сделал вывод, что Ноултон - безнадежный душевнобольной.
Наконец он сказал:
- Ладно, не беспокойся об адвокате - положись в этом на нас. А теперь, - Догерти взглянул на часы, - мне надо идти. Уже почти полдень, и я хочу поймать ребят, пока они не ушли обедать. Дюмэн скоро будет здесь.
Они поговорили еще несколько минут, и бывший боксер ушел.
Ноултон услышал его удаляющиеся шаги и как протопал по коридору тюремный надзиратель, потом подошел к маленькому зарешеченному окошку в стене, через которое в камеру проникал скупой свет, и вытащил записку от Лили. Она была короткой:
«Дорогой!
Мне нечего тебе сказать, кроме того, что я тебя люблю. Ты уверен, что хочешь это услышать? Видишь, у меня хорошее настроение.
Мистер Догерти и мистер Дюмэн были очень, очень добры ко мне и к тебе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30