Том кивнул.
– Я полагаю также, ты изучил хотя бы некоторые из афиш – реликвий моей сценической карьеры. Так?
– Не совсем. Я только заметил их.
Коулмен Коллинз, подумалось Тому, заслуживает доверия меньше, чем кто-либо на свете…
– Ты еще узнаешь все, что с ними связано: этим летом я намереваюсь освободиться от груза прошлого. – Коллинз внимательно смотрел на Тома, подтянув колени к груди и обхватив их руками. Почему-то в этот момент он напомнил Тому Лейкера Брума. – А сейчас я хотел бы поговорить с тобой о Дэле, после чего поведать – тебе и больше никому! – одну историю. Ну а потом ты наконец отправишься спать.
Итак, сначала о моем племяннике. Видишь ли, судьба ему выпала очень и очень непростая. Из Эндовера его чуть не исключили за неуспеваемость. Спас Дэла только переезд Хиллманов. Судя по всему, у тебя сложилось о них весьма невысокое мнение – видишь, я с тобой предельно откровенен, однако, несмотря на все их недостатки, они всегда стремились оберегать Дэла, быть для него опорой и защитой.
Именно в этом Дэл больше всего и нуждается. Говоря фигурально, без крепкого якоря – такого, как Том Фланаген, – его выбросит на скалы в бурном океане жизни. Ему необходима моя помощь, но и твоя поддержка, Том, необходима ему не меньше, а может, и больше. Так что, пожалуйста, оберегай его, я также попрошу тебя понаблюдать за ним.
– Следить за ним, что ли?
– Можно сказать и так. Следить, чтобы его не занесло в какой-нибудь водоворот. У тебя сложились вполне здоровые взаимоотношения с окружающим миром, у Дэла – нет. – Он еще ближе подтянул колени к подбородку. – Известно ли тебе, что это Дэл украл стеклянную сову из Вентнора?
– Нет, – ошеломленно ответил Том.
– А вот Хиллманы про это знают. Просто они не хотят, чтобы Дэла выгнали еще из одной школы.
– Фигурку взял совсем не он. Есть свидетели.
– Дэл заставил того, другого, парня, взять фигурку. Дэл ведь тоже маг, причем настолько хороший, что даже сам не знает всех своих способностей. Хотя они – ничто по сравнению с твоими, при условии, конечно, что ты ими сможешь овладеть. Сову украл именно Дэл, неважно чьими руками. Так что присматривай за ним. Уж я-то знаю своего племянника.
– Это какое-то сумасшествие, – проговорил Том, отгоняя прочь возникшие было сомнения. – Как, впрочем, и то, что я способнее Дэла. Мне никогда не стать таким, как он.
Хотя бы потому, что магия – это его жизнь.
– То, что он умеет – и, надо признать, совсем неплохо, – ты сможешь освоить очень быстро. Однако послушай меня, птенчик: внутри тебя таится сила, о которой ты и не подозреваешь. – В его взгляде Том прочел нечто вроде родительской прозорливости по отношению к своему ребенку. – Не веришь… Хочешь, я тебе представлю доказательство, прежде чем рассказать обещанную историю? Ну, хочешь? – Он повернул голову. – Вон там валяется бревно, видишь?
Подними его. – Том привстал было, но тут же последовал окрик:
– Не двигаться! Подними его мысленно. Я помогу тебе.
Давай, попытайся.
Бревно, длиной фута в три, было сучковатым и высохшим – Торн, очевидно, не успел бросить его в костер. Том припомнил, как в самом конце одного из уроков мистера Фитцхаллена на его парте вдруг подпрыгнул карандаш.
– Боишься даже попробовать? – подначил его Коллинз. – Ну доставь мне удовольствие, попытайся. Ну прошу тебя. Скажи про себя: бревно, вверх?. Потом вообрази, как оно поднимается. Ну прошу тебя. Может, я в тебе ошибся – тогда докажи мне, что я был не прав.
У Тома чуть не вырвалось «не хочу!», но он вовремя прикусил язык: это звучало бы слишком по-детски. Зажмурившись, он принялся твердить про себя: «бревно, вверх.» Потом открыл глаза – бревно продолжало преспокойно лежать в траве.
– Я и не знал, что ты – трус, – сказал маг.
Не закрывая больше глаза. Том постарался вообразить, как бревно медленно взмывает в воздух. Упрямая колода не двигалась. «Вверх, бревно, вверх!» Он принялся твердить это с каким-то исступлением, и тут, как ему почудилось, конец бревна немного шевельнулся.
– Мышь, наверное, – невозмутимо проговорил маг.
«ВВЕРХ!» Теперь Том по-настоящему разозлился: все его усилия были, похоже, тщетными. «ВВЕРХ, ЧЕРТОВА ДЕРЕВЯШКА!»
Бревно послушно встало вертикально, точно кто-то дернул привязанную к одному концу веревку. «ВВЕРХ!» Бревно, лениво приподнявшись над землей, зависло. Том почувствовал, как его разум и он сам погружаются в черную, липкую, безнадежную бездну. Подступила тошнота. Бревно тем временем принялось вращаться вокруг своей оси все быстрее и быстрее, пока не превратилось в темное расплывчатое пятно. «Все, хватит!» Том произнес это про себя, и бревно, остановив вращение, упало с глухим стуком назад, в траву. Том ошалело уставился на него. Глаза болели, в желудке было такое ощущение, будто он объелся пауками. Ему захотелось вскочить и убежать куда глаза глядят, иначе его вытошнит. И тут раздались аплодисменты.
– Получилось! – воскликнул Коллинз, хлопая в ладоши. – Я же говорил, у тебя все получится!
Поганое ощущение во рту не покидало Тома.
– Я ведь тебе и не помогал почти, вундеркинд ты мой.
А теперь я, как и обещал, расскажу тебе одну историю. Случилось это в лесу. Как-то раз один воробей подсел к другому на ветку, просто поболтать. Некоторое время они обсуждали свои воробьиные дела, беззаботно и невразумительно чирикая о том о сем, как вдруг второй воробей спросил:
«А знаешь ли ты, почему лягушки прыгают и квакают?» – «Нет, – ответил первый, – да и какое мне дело?» – «Когда узнаешь, тебе будет до этого дело», – пообещал ему второй и рассказал эту историю. Послушай ее, однако, в моей интерпретации, а не в воробьиной.
Том непроизвольно перевел взгляд на бревно: оно опять зависло в воздухе и бешено вращалось.
Глава 10
«СПЯЩАЯ ЦАРЕВНА»
– В те далекие времена, когда люди жили в лесах дремучих, – начал Коллинз, – по самой темной и дремучей части леса пролетала как-то воробьиная стая. Сначала воробьи просто порхали без всякой цели, потом, проголодавшись, принялись разыскивать себе пищу.
Как и все воробьи, они мало интересовались окружающим их миром, занимаясь своими делами: порхали там и сям, чирикали между собой, спорили друг с другом, иногда ссорились.
– Как тихо в лесу, – сказал один воробей.
– Да, но вчера было гораздо тише, – тут же возразил другой.
Третий не согласился с ними обоими, и вскоре вспыхнула всеобщая перепалка.
В конце концов они сошлись на том, что нужно взлететь повыше, прислушаться хорошенько и только потом продолжить спор. Тут выяснилось, что находились они прямо у царского дворца, где жил владыка этой части леса. Также выяснилось, что во дворце стоит гробовая тишина.
Это уже было совершенно непонятно. Если лес, как прекрасно знали воробьи, обычно был наполнен сотнями разнообразных звуков, то во дворце и его окрестностях стоял настоящий гам: лошади ржали в конюшнях, собаки лаяли в своих конурах, слуги обменивались сплетнями повсюду, не говоря уже о звоне посуды на кухне, грохоте инструментов в мастерских, ударов молота о наковальню в царской кузнице… Теперь же до воробьиных ушей не доносилось ни звука, точно вокруг все вымерло.
Тогда воробьи, такие же любопытные создания, как кошки, тут же забыв о своем споре, естественно, решили спуститься на землю и посмотреть, в чем дело. Спускались они, спускались, описывая круги над дворцом, однако оттуда по-прежнему не доносилось ни звука.
– Летим отсюда, – чирикнул один из самых юных воробьев. – Тут произошло что-то ужасное, и, если мы приблизимся, то же самое случится и с нами.
Разумеется, его слова проигнорировали. Птицы все снижались и снижались, пока не опустились за дворцовую ограду.
Некоторые уселись на подоконники, другие – на булыжники мостовой, третьи – на водосточные трубы, кто-то устроился на воротах конюшни, но всюду тишину нарушали лишь издаваемые ими самими звуки.
И тут они наконец поняли причину: дворец со всеми его обитателями был погружен в глубокий сон. Спали лошади в стойлах, спали слуги, привалившись к стенам, спали собаки в своих конурах. Даже мухи и тараканы спали.
– Это проклятие, волшебное проклятие! – вскричал все тот же молодой воробышек. – Летим, летим отсюда, не то станем как они.
– Прекрати! – цыкнул на него один из самых старых воробьев: он только что услыхал какой-то звук.
Он был очень слабым, но все же старый воробей разобрал, что это был не просто звук, а человеческий голос, и принадлежал он, несомненно, самому царю. «О, горе мне, горе!» – стенал тот в одной из крепостных башен с таким отчаянием, что всех без исключения воробьев охватило сострадание.
И тут один из них – это был очень храбрый воробей – услышал другой звук: кто-то ходил взад-вперед по длинным коридорам дворца. Воробей проскользнул в дверь – посмотреть, кто же это еще бодрствует в сонном царстве кроме самого царя. Перед ним был просторный зал, покрытый толстым слоем пыли, прямо посредине стоял громадный стол, из длинного ряда высоких стрельчатых окон падали лучи, освещая медленно двигавшуюся спиной к нему женскую фигуру в богатом длинном платье. Когда женщина достигла стены столовой – именно царской столовой был тот зал, – то повернулась и побрела назад, беззвучно рыдая и заламывая руки. Ее прекрасное лицо искажало такое горе, что сердечко храброго воробья дрогнуло и он подумал, что, ни минуты не колеблясь, сделает все возможное, чтобы хоть как-то облегчить ее боль. Разумеется, он узнал в этой красавице царицу, а воробьи вообще очень чутко воспринимают иерархию.
Тут она заметила у двери воробья. Тот, чуть склонив головку, смотрел на царицу с таким пониманием и сочувствием в глазах, что она обратилась к нему:
– Ах, маленькая птичка, если б ты знала человеческий язык… – Воробышек чуть ниже склонил голову, как бы кивая. – Я бы поведала тебе про то, как наша любимая дочка, царевна Роза, вдруг заснула мертвым сном и как после этого ушла жизнь из дворца и из всего нашего царства. Я бы тебе, воробышек, рассказала, как сначала уснули все животные и мы, как ни старались, не могли их разбудить, а потом та же страшная болезнь поразила и людей. Все, кроме меня и царя, внезапно уснули прямо там, где находились. Теперь же, милый мой воробышек, всех нас, конечно, ожидает смерть.
Умрет каждый, кто обитает во дворце и в окрестном лесу: царь и его подданные, волки и медведи, лошади и собаки…
Ах, воробышек, я почти уверена, что ты меня понимаешь.
С этими словами она отвернулась и снова принялась печально бродить туда-сюда.
Храбрый же воробей выскользнул обратно через дубовую дверь. Он громко свистнул, утихомиривая своих товарищей, после чего поведал им слово в слово все, что услышал от царицы. Когда он закончил свой рассказ, один из старших воробьев промолвил:
– Мы должны что-то придумать, как-то помочь.
– Мы? Мы? Помочь? – тут же зачирикали молодые воробьи.
Подобная перспектива их не очень вдохновляла: одно дело – быть свидетелями из ряда вон выходящих, пусть и трагических событий, и совсем иное – попытаться что-либо сделать.
– Безусловно, мы обязаны помочь, – сказал самый старший воробей.
– Мы? Помочь? – продолжала возмущенно чирикать молодежь. – Любопытно узнать, что мы можем сделать?
– Есть только один выход, – заявил самый старший. – Мы должны отправиться к волшебнику.
Вот теперь молодые воробьи испугались по-настоящему и подняли невообразимый шум. Никто из них волшебника никогда не видел, но все, даже самые маленькие, наслышаны были предостаточно. Одно упоминание о нем приводило их в ужас, хотя всем было известно, что волшебник охотно исполнял почти любые просьбы, правда за это приходилось платить.
– Другого выхода нет, – повторил самый старый воробей.
Туг же возникла тысяча вопросов. Как его найти? Далеко ли он живет? А жив ли он еще? А вдруг мы заблудимся?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82