..
– Я как-то раз видел его дом и, думаю, найду туда дорогу, – сказал старейший воробей. – Но это очень далеко, на противоположном конце леса.
– Давай, показывай дорогу, – чирикнул воробей-храбрец, и стая взвилась в воздух и понеслась прочь от жуткого места.
Долгие-долгие часы летели они над густыми зарослями и скалистыми горами, над бурными потоками и тихими зелеными долинами, мимо пещер, где живут медведи, и лисьих нор, гигантских муравейников и мирно пасущихся диких пони.
И вот наконец над вершинами деревьев показался дымок.
– Это дом волшебника, – сказал старый воробей.
И они начали снижаться, снижаться и наконец увидели маленький деревянный домик с двумя окошками по обеим сторонам крыльца.
Один за другим садились воробьи на толстую ветку возле одного из окон, а когда та под их тяжестью согнулась, следующие птицы принялись устраиваться на другом сучке, повыше, и так продолжалось, пока они не заполнили дерево до самой макушки. Тут все воробьи хором зачирикали.
Дверь деревянного домика распахнулась, И оттуда появился волшебник. Был он очень стар, бел как лунь, а его украшенный золотыми звездами и месяцем халат так вытерся от времени, что кое-где проглядывало бледное морщинистое тело. Окинув взглядом дерево сверху донизу, он проговорил:
– У меня, как я погляжу, сегодня гости… Так чего вы, воробьи, хотите от старого волшебника?
Даже самый храбрый воробей почувствовал себя не в своей тарелке и на мгновение пожалел, что они сюда явились. И все же, преодолев страх, он рассказал волшебнику от начала до конца все, что услышал от царицы.
– Ясно, – сказал старик. – Так, значит, вы просите меня вернуть царевну Розу к жизни?
– Просим, просим, – в один голос зачирикали воробьи.
– Ну, это нетрудно, – усмехнулся волшебник, – только как вы со мной расплатитесь за это?
Воробьи чирикнули вопросительно.
– Вы отдадите свои крылья?
Ответом было протестующее чириканье.
– Нет, это невозможно, – возразил самый старый воробей. – Ведь мы тогда не сможем летать.
– А перьями пожертвовать вы согласны?
Протестующее чириканье усилилось.
– Нет, не согласны, – ответил тот же воробей. – Без перьев мы зимой все перемерзнем.
– Ну а если вы больше не сможете чирикать?
На мгновение птицы умолкли, затем в унисон ответили:
– Мы согласны. Пусть это будет нашей платой.
– Хорошо, – сказал волшебник. – Возвращайтесь во дворец.
Взволнованные, они одновременно снялись с дерева и понеслись назад еще быстрей.
Дворец их встретил так же, как и в первый раз: мертвой тишиной. Все его обитатели, исключая царя и царицу, спали как убитые. Воробьи недоуменно поглядывали друг на друга: неужели волшебник обманул их, приняв жертву, но не выполнив их просьбу?!
И тут вдруг из дворца донесся тоненький голосок:
– Ма-а-ма! Па-а-па!
Тяжелая дубовая дверь распахнулась, и оттуда показалась маленькая заспанная девочка.
Спустя мгновение из конюшен донеслось ржание, во дворе раздался собачий лай, взлетели мухи, зашныряли тараканы, слуги, зевая, стали подниматься с земли. Жизнь возобновилась и в лесной глуши: в берлогах заворочались медведи, лисы высунулись из нор, волки забегали меж деревьев.
И в тот же миг каждый воробей ощутил странные превращения своего тела, точно чья-то ледяная рука схватила его и принялась сжимать, выдавливая внутренности. Разум помутился, тельце каждой птицы стало растягиваться вширь, изменяя свое строение, клюв сделался мягким и тоже расширился, ноги сильно выросли.
На подоконниках, на булыжной мостовой, карнизах, водосточных трубах – везде, где минуту назад были птицы, восседали теперь лягушки.
К счастью для них, царь видел это превращение и понял, что произошло. Благодарно воздев руки к небу, он во всеуслышанье объявил, что отныне все лягушки царства находятся под его личным покровительством и защитой, ибо они на самом деле – птицы, принесшие великую жертву волшебнику ради спасения его дочери и всего государства.
***
– Вот почему лягушки прыгают и квакают, – объяснил воробей соседу по ветке, завершая свой рассказ. – Когда-то они были воробьями, но старый волшебник их надул. Они до сих пор пытаются чирикнуть и взлететь, но могут только квакать и подпрыгивать.
Глава 11
– Ну вот тебе вторая сказка перед сном, – сказал маг Тому. – А теперь, боюсь, я вынужден тебя покинуть. Не сомневаюсь тем не менее, что ты без труда найдешь дорогу обратно, к теплой постельке. – Он уже начал подниматься, но что-то – очевидно, выражение лица мальчика – его остановило. – О чем задумался, Том?
– О первом дне в школе… – Лицо его вдруг вспыхнуло от гнева. – Тогда директор задержал Дэла и еще одного мальчика у себя в кабинете и тоже стал рассказывать им сказки.
И вам это отлично известно.
Маг поднялся, заложил руки за, спину и потянулся всем телом, привстав на цыпочки.
– Я только прошу тебя задуматься об одной вещи, Том.
Чем бы ты пожертвовал ради спасения чьей-то жизни? Крыльями или… Кем ты себя видишь: воробьем или лягушкой?
Он ослепительно улыбнулся, воздел руки в воздух и… исчез, как будто испарился.
***
– Нет! – закричал Том, и как был, на четвереньках, рванулся к тому месту, где только что стоял Коллинз.
Пальцы его схватили только землю и траву. В каком-то исступлении он завертел головой, надеясь увидеть Коллинза убегающим в лес, однако, кроме деревьев и затухающего костра, вокруг ничего не было. Лишь за деревьями, вдали, мерцали еле различимые огоньки у дома. Коллинза и след простыл. Том со стоном опустился на жесткую траву. В голове его все смешалось: спящая мертвым сном Роза, воробьи и лягушки, старец-волшебник, бревно, взмывающее в воздух, подчиняясь его воле…
На это лето я стану твоим отцом.
Том поднялся с земли. Что ж, до дома он как-нибудь, наверное, доберется… Не успел он, однако, сделать и шага, как перед глазами все поплыло.
Сначала он подумал, что сейчас снова потеряет сознание и окажется в потерпевшем крушение поезде, а вокруг будут крики и стоны, скрежет металла…
И обжигающий спину кофе…
(Может, ты выплеснул кофе на одежду?).
И тут он осознал, что маг, встречая их в Холмистом Доле, уже тогда знал, что отправит Тома в тот поезд именно в момент аварии. (Несчастный случай? Что-нибудь действительно серьезное или, может, поезд просто сильно дернулся ?) А за мгновение до того, как лес перед ним исчез, испарился точно так же, как и Коулмен Коллинз, Тома осенила другая, еще более страшная, догадка: ведь это Коллинз каким-то образом устроил катастрофу на железной дороге, чтобы спустя несколько часов отправить туда его.
Это – Уровень первый. Всякий настоящий маг знает, что в определенных ситуациях правилами можно – и даже необходимо – пренебречь.
Из горла Тома рвался крик, который был бы таким же истошно-пронзительным, как вопли погибающих в искореженном вагоне, если бы страх не парализовал его голосовые связки. Стена деревьев расплывалась перед глазами, точно бледно-зеленая акварель под проливным дождем. Зеленая пелена, холодная, как полотно абстракциониста, обволокла его со всех сторон, и у него возникло ощущение, как будто он падает без парашюта с летящего на головокружительной высоте самолета.
Внезапно перед ним материализовались белые колонны.
Земля под ногами, чуть дрогнув, затвердела. Он сделал шаг и тут же споткнулся о какой-то металлический предмет, оказавшийся ножкой стула.
– Боже милостивый! – прошептал Том.
Он находился в просторном сводчатом помещении, прямо в центре длинных рядов кресел, чуть под уклон спускающихся к задернутой занавесом сцене. Белые колонны четко выделялись на фоне бледно-зеленых стен. Высоко под потолком горели несколько ламп.
Он, несомненно, очутился каким-то образом в том самом Большом театре, где Коллинз собирался научить его летать.
– Боже милостивый, – повторил Том, – как я сюда попал?
Незряче, точно заведенный механизм, он двинулся между рядами к проходу, нащупал дверь, толкнул ее и оказался в холле, также освещенном несколькими лампочками. Коридор этот он сразу узнал: вход в Малый театр находился от него всего в пяти футах. Прикрыв за собой дверь, он взглянул на бронзовую табличку. Теперь на ней было выгравировано:
«Большой театр иллюзий». Под табличкой висел белый листок бумаги. «Ступай в постель, сынок» – прочитал Том.
Он побрел по коридору прочь отсюда, а за ним, одна за другой, гасли лампы. Сейчас ему хотелось только одного – завалиться спать и плюнуть на все эти штучки Коллинза, которые тот вывалил на него в избытке, точно из рога изобилия. Вот почему лягушки прыгают и квакают… Когда-то они были воробьями, но старый волшебник их надул. Они до сих пор пытаются чирикнуть и взлететь, но могут только квакать и подпрыгивать…
Глава 12
– Нет, сначала ты ответь на мой вопрос.
– Только после того, как ты мне расскажешь про Розу Армстронг.
– Я хочу знать, чем ты занимался ночью.
– Ничего не могу сказать тебе.
– Дядя Коул запретил, да?
– Нет.
– Ну тогда ты можешь рассказать мне. Ведь ты спускался вниз, так? Выходил из дома? – Дэл водил туда-сюда ложкой в тарелке с овсянкой. – Кто-нибудь тебя заметил?
– Ну хорошо, – сдался Том. – Я действительно спустился вниз, после чего стал следить за теми людьми, что были на террасе.
– Что-что ты стал делать? – Дэл вытаращился на Тома, похоже совершенно потеряв самоконтроль.
– Ну, пошел в лес, хотя теперь я уже ни в чем не уверен.
А потом вообще наступила какая-то чертовщина. Короче говоря, пришел в себя я почему-то в Большом театре.
– Та-а-ак… – Дэл слегка расслабился. – Значит, он хотел, чтобы ты вышел из дома.
– Это точно?
– Абсолютно, – без тени сомнения ответил Дэл. Они сидели за завтраком в его комнате: поднос с едой появился за дверью ровно в девять. – Я и сам тысячу раз прошел через нечто подобное. Он тебя заколдовал. Вот почему ты ничего не можешь толком рассказать мне: в голове у тебя все перемешалось. Я прав? Но ты не волнуйся – это нормально.
Это – часть того, что мы и собирались здесь найти. Теперь-то я спокоен… А то боялся, что ты сотворишь нечто такое, за что он вышвырнет нас обоих.
– Ну, раз ты успокоился, давай, рассказывай про Розу Армстронг.
– А что ты хочешь знать про нее?
– Например, с какой стати она подчиняется твоему дядюшке? Зачем она отправилась туда, в лес, глубокой ночью?
Ей что, делать больше нечего?
Дэл отодвинул от себя тарелку.
– Вероятно, она просто помогает дяде Коулу. Другой причины, по-моему, нет…
– Да, но почему?
– Потому что он – великий человек. – Дэл посмотрел на Тома так, будто тот признался, что не знает, сколько будет дважды два. – Потому что она его уважает. Потому что ей нравится с ним работать.
– А он ей платит за работу?
– Понятия не имею, и вообще, спроси что-нибудь полегче. Я знаю только то, что родители ее умерли, а живет она с бабушкой в одном из городков неподалеку. Да будет тебе известно, что дядя Коул – местная знаменитость, да и не только местная. Когда-то, много лет назад, он много путешествовал, и люди это помнят. В Холмистом Доле он пользуется всеобщим уважением, даже любовью. Ты читал афиши там, внизу?
– Нет еще, – ответил Том, – я собирался сделать это сегодня.
– Ну, тогда сам увидишь. Где он только не побывал! А потом понял, что зря растрачивает свой талант, и обосновался здесь.
– А сколько Розе лет?
– Она примерно нашего возраста, ну, может, на год старше.
– Тебе она нравится?
– Конечно нравится.
– Очень?
– Что значит – очень?
– Сам понимаешь.
– Ну хорошо. Очень.
– Ты с ней гулял?
– Балда ты, – беззлобно сказал Дэл. – Это же совсем другое.
– Ладно, просто я не так выразился. Твои отношения с ней позволяют тебе поговорить с ней откровенно? О твоем дядюшке, например?
– В общем-то, да, с ней вполне можно поговорить и на эту тему. Вот только бесполезно это:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
– Я как-то раз видел его дом и, думаю, найду туда дорогу, – сказал старейший воробей. – Но это очень далеко, на противоположном конце леса.
– Давай, показывай дорогу, – чирикнул воробей-храбрец, и стая взвилась в воздух и понеслась прочь от жуткого места.
Долгие-долгие часы летели они над густыми зарослями и скалистыми горами, над бурными потоками и тихими зелеными долинами, мимо пещер, где живут медведи, и лисьих нор, гигантских муравейников и мирно пасущихся диких пони.
И вот наконец над вершинами деревьев показался дымок.
– Это дом волшебника, – сказал старый воробей.
И они начали снижаться, снижаться и наконец увидели маленький деревянный домик с двумя окошками по обеим сторонам крыльца.
Один за другим садились воробьи на толстую ветку возле одного из окон, а когда та под их тяжестью согнулась, следующие птицы принялись устраиваться на другом сучке, повыше, и так продолжалось, пока они не заполнили дерево до самой макушки. Тут все воробьи хором зачирикали.
Дверь деревянного домика распахнулась, И оттуда появился волшебник. Был он очень стар, бел как лунь, а его украшенный золотыми звездами и месяцем халат так вытерся от времени, что кое-где проглядывало бледное морщинистое тело. Окинув взглядом дерево сверху донизу, он проговорил:
– У меня, как я погляжу, сегодня гости… Так чего вы, воробьи, хотите от старого волшебника?
Даже самый храбрый воробей почувствовал себя не в своей тарелке и на мгновение пожалел, что они сюда явились. И все же, преодолев страх, он рассказал волшебнику от начала до конца все, что услышал от царицы.
– Ясно, – сказал старик. – Так, значит, вы просите меня вернуть царевну Розу к жизни?
– Просим, просим, – в один голос зачирикали воробьи.
– Ну, это нетрудно, – усмехнулся волшебник, – только как вы со мной расплатитесь за это?
Воробьи чирикнули вопросительно.
– Вы отдадите свои крылья?
Ответом было протестующее чириканье.
– Нет, это невозможно, – возразил самый старый воробей. – Ведь мы тогда не сможем летать.
– А перьями пожертвовать вы согласны?
Протестующее чириканье усилилось.
– Нет, не согласны, – ответил тот же воробей. – Без перьев мы зимой все перемерзнем.
– Ну а если вы больше не сможете чирикать?
На мгновение птицы умолкли, затем в унисон ответили:
– Мы согласны. Пусть это будет нашей платой.
– Хорошо, – сказал волшебник. – Возвращайтесь во дворец.
Взволнованные, они одновременно снялись с дерева и понеслись назад еще быстрей.
Дворец их встретил так же, как и в первый раз: мертвой тишиной. Все его обитатели, исключая царя и царицу, спали как убитые. Воробьи недоуменно поглядывали друг на друга: неужели волшебник обманул их, приняв жертву, но не выполнив их просьбу?!
И тут вдруг из дворца донесся тоненький голосок:
– Ма-а-ма! Па-а-па!
Тяжелая дубовая дверь распахнулась, и оттуда показалась маленькая заспанная девочка.
Спустя мгновение из конюшен донеслось ржание, во дворе раздался собачий лай, взлетели мухи, зашныряли тараканы, слуги, зевая, стали подниматься с земли. Жизнь возобновилась и в лесной глуши: в берлогах заворочались медведи, лисы высунулись из нор, волки забегали меж деревьев.
И в тот же миг каждый воробей ощутил странные превращения своего тела, точно чья-то ледяная рука схватила его и принялась сжимать, выдавливая внутренности. Разум помутился, тельце каждой птицы стало растягиваться вширь, изменяя свое строение, клюв сделался мягким и тоже расширился, ноги сильно выросли.
На подоконниках, на булыжной мостовой, карнизах, водосточных трубах – везде, где минуту назад были птицы, восседали теперь лягушки.
К счастью для них, царь видел это превращение и понял, что произошло. Благодарно воздев руки к небу, он во всеуслышанье объявил, что отныне все лягушки царства находятся под его личным покровительством и защитой, ибо они на самом деле – птицы, принесшие великую жертву волшебнику ради спасения его дочери и всего государства.
***
– Вот почему лягушки прыгают и квакают, – объяснил воробей соседу по ветке, завершая свой рассказ. – Когда-то они были воробьями, но старый волшебник их надул. Они до сих пор пытаются чирикнуть и взлететь, но могут только квакать и подпрыгивать.
Глава 11
– Ну вот тебе вторая сказка перед сном, – сказал маг Тому. – А теперь, боюсь, я вынужден тебя покинуть. Не сомневаюсь тем не менее, что ты без труда найдешь дорогу обратно, к теплой постельке. – Он уже начал подниматься, но что-то – очевидно, выражение лица мальчика – его остановило. – О чем задумался, Том?
– О первом дне в школе… – Лицо его вдруг вспыхнуло от гнева. – Тогда директор задержал Дэла и еще одного мальчика у себя в кабинете и тоже стал рассказывать им сказки.
И вам это отлично известно.
Маг поднялся, заложил руки за, спину и потянулся всем телом, привстав на цыпочки.
– Я только прошу тебя задуматься об одной вещи, Том.
Чем бы ты пожертвовал ради спасения чьей-то жизни? Крыльями или… Кем ты себя видишь: воробьем или лягушкой?
Он ослепительно улыбнулся, воздел руки в воздух и… исчез, как будто испарился.
***
– Нет! – закричал Том, и как был, на четвереньках, рванулся к тому месту, где только что стоял Коллинз.
Пальцы его схватили только землю и траву. В каком-то исступлении он завертел головой, надеясь увидеть Коллинза убегающим в лес, однако, кроме деревьев и затухающего костра, вокруг ничего не было. Лишь за деревьями, вдали, мерцали еле различимые огоньки у дома. Коллинза и след простыл. Том со стоном опустился на жесткую траву. В голове его все смешалось: спящая мертвым сном Роза, воробьи и лягушки, старец-волшебник, бревно, взмывающее в воздух, подчиняясь его воле…
На это лето я стану твоим отцом.
Том поднялся с земли. Что ж, до дома он как-нибудь, наверное, доберется… Не успел он, однако, сделать и шага, как перед глазами все поплыло.
Сначала он подумал, что сейчас снова потеряет сознание и окажется в потерпевшем крушение поезде, а вокруг будут крики и стоны, скрежет металла…
И обжигающий спину кофе…
(Может, ты выплеснул кофе на одежду?).
И тут он осознал, что маг, встречая их в Холмистом Доле, уже тогда знал, что отправит Тома в тот поезд именно в момент аварии. (Несчастный случай? Что-нибудь действительно серьезное или, может, поезд просто сильно дернулся ?) А за мгновение до того, как лес перед ним исчез, испарился точно так же, как и Коулмен Коллинз, Тома осенила другая, еще более страшная, догадка: ведь это Коллинз каким-то образом устроил катастрофу на железной дороге, чтобы спустя несколько часов отправить туда его.
Это – Уровень первый. Всякий настоящий маг знает, что в определенных ситуациях правилами можно – и даже необходимо – пренебречь.
Из горла Тома рвался крик, который был бы таким же истошно-пронзительным, как вопли погибающих в искореженном вагоне, если бы страх не парализовал его голосовые связки. Стена деревьев расплывалась перед глазами, точно бледно-зеленая акварель под проливным дождем. Зеленая пелена, холодная, как полотно абстракциониста, обволокла его со всех сторон, и у него возникло ощущение, как будто он падает без парашюта с летящего на головокружительной высоте самолета.
Внезапно перед ним материализовались белые колонны.
Земля под ногами, чуть дрогнув, затвердела. Он сделал шаг и тут же споткнулся о какой-то металлический предмет, оказавшийся ножкой стула.
– Боже милостивый! – прошептал Том.
Он находился в просторном сводчатом помещении, прямо в центре длинных рядов кресел, чуть под уклон спускающихся к задернутой занавесом сцене. Белые колонны четко выделялись на фоне бледно-зеленых стен. Высоко под потолком горели несколько ламп.
Он, несомненно, очутился каким-то образом в том самом Большом театре, где Коллинз собирался научить его летать.
– Боже милостивый, – повторил Том, – как я сюда попал?
Незряче, точно заведенный механизм, он двинулся между рядами к проходу, нащупал дверь, толкнул ее и оказался в холле, также освещенном несколькими лампочками. Коридор этот он сразу узнал: вход в Малый театр находился от него всего в пяти футах. Прикрыв за собой дверь, он взглянул на бронзовую табличку. Теперь на ней было выгравировано:
«Большой театр иллюзий». Под табличкой висел белый листок бумаги. «Ступай в постель, сынок» – прочитал Том.
Он побрел по коридору прочь отсюда, а за ним, одна за другой, гасли лампы. Сейчас ему хотелось только одного – завалиться спать и плюнуть на все эти штучки Коллинза, которые тот вывалил на него в избытке, точно из рога изобилия. Вот почему лягушки прыгают и квакают… Когда-то они были воробьями, но старый волшебник их надул. Они до сих пор пытаются чирикнуть и взлететь, но могут только квакать и подпрыгивать…
Глава 12
– Нет, сначала ты ответь на мой вопрос.
– Только после того, как ты мне расскажешь про Розу Армстронг.
– Я хочу знать, чем ты занимался ночью.
– Ничего не могу сказать тебе.
– Дядя Коул запретил, да?
– Нет.
– Ну тогда ты можешь рассказать мне. Ведь ты спускался вниз, так? Выходил из дома? – Дэл водил туда-сюда ложкой в тарелке с овсянкой. – Кто-нибудь тебя заметил?
– Ну хорошо, – сдался Том. – Я действительно спустился вниз, после чего стал следить за теми людьми, что были на террасе.
– Что-что ты стал делать? – Дэл вытаращился на Тома, похоже совершенно потеряв самоконтроль.
– Ну, пошел в лес, хотя теперь я уже ни в чем не уверен.
А потом вообще наступила какая-то чертовщина. Короче говоря, пришел в себя я почему-то в Большом театре.
– Та-а-ак… – Дэл слегка расслабился. – Значит, он хотел, чтобы ты вышел из дома.
– Это точно?
– Абсолютно, – без тени сомнения ответил Дэл. Они сидели за завтраком в его комнате: поднос с едой появился за дверью ровно в девять. – Я и сам тысячу раз прошел через нечто подобное. Он тебя заколдовал. Вот почему ты ничего не можешь толком рассказать мне: в голове у тебя все перемешалось. Я прав? Но ты не волнуйся – это нормально.
Это – часть того, что мы и собирались здесь найти. Теперь-то я спокоен… А то боялся, что ты сотворишь нечто такое, за что он вышвырнет нас обоих.
– Ну, раз ты успокоился, давай, рассказывай про Розу Армстронг.
– А что ты хочешь знать про нее?
– Например, с какой стати она подчиняется твоему дядюшке? Зачем она отправилась туда, в лес, глубокой ночью?
Ей что, делать больше нечего?
Дэл отодвинул от себя тарелку.
– Вероятно, она просто помогает дяде Коулу. Другой причины, по-моему, нет…
– Да, но почему?
– Потому что он – великий человек. – Дэл посмотрел на Тома так, будто тот признался, что не знает, сколько будет дважды два. – Потому что она его уважает. Потому что ей нравится с ним работать.
– А он ей платит за работу?
– Понятия не имею, и вообще, спроси что-нибудь полегче. Я знаю только то, что родители ее умерли, а живет она с бабушкой в одном из городков неподалеку. Да будет тебе известно, что дядя Коул – местная знаменитость, да и не только местная. Когда-то, много лет назад, он много путешествовал, и люди это помнят. В Холмистом Доле он пользуется всеобщим уважением, даже любовью. Ты читал афиши там, внизу?
– Нет еще, – ответил Том, – я собирался сделать это сегодня.
– Ну, тогда сам увидишь. Где он только не побывал! А потом понял, что зря растрачивает свой талант, и обосновался здесь.
– А сколько Розе лет?
– Она примерно нашего возраста, ну, может, на год старше.
– Тебе она нравится?
– Конечно нравится.
– Очень?
– Что значит – очень?
– Сам понимаешь.
– Ну хорошо. Очень.
– Ты с ней гулял?
– Балда ты, – беззлобно сказал Дэл. – Это же совсем другое.
– Ладно, просто я не так выразился. Твои отношения с ней позволяют тебе поговорить с ней откровенно? О твоем дядюшке, например?
– В общем-то, да, с ней вполне можно поговорить и на эту тему. Вот только бесполезно это:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82