Он просто-напросто морочил мне голову, не иначе.
Ярчайший тому пример – явления Лейкера Брума в образе демона. Действительно, все новички, включая, конечно, и меня, полагали, что он работал в Карсоне много-много лет, тогда как он был директором только один год, наш первый год в школе. Когда мы в сентябре вернулись, отгуляв каникулы, место его занял весьма компетентный педагог по имени Филип Хаген. Все мы вздохнули с облегчением, подумав, что нервный срыв Брума, а также его постыдное поведение во время пожара заставили его убраться куда подальше.
Я написал в Ассоциацию директоров средних школ и выяснил, что никакими сведениями о Лейкере Бруме там не располагали. В архивах Ассоциации такая фамилия попросту отсутствовала. Тогда однажды вечером я позвонил Фитцхаллену и поинтересовался, не известно ли ему что-либо о судьбе Брума. Фитцхаллен ответил, что тот вроде бы умудрился получить место в… Он назвал школу, столь же неприметную, что и Карсон. Я написал туда и получил ответ. В нем сообщалось, что пост директора у них занимал с 1955 по 1970 год один и тот же человек и что никакой Лейкер Брум в списках преподавательского состава сей достойной школы никогда не числился. Внизу письма, однако, была карандашная пометка, из которой следовало, что в 1959 году у них преподавал латынь некто Карл Брум, но он работал всего год. Автор пометки интересовался, не перепутал ли я имя. Мне стало чрезвычайно интересно, почему этот Карл Брум проработал всего год и куда потом он делся, но на очередной запрос они ответили, что подобного рода вещи «носят конфиденциальный характер, а всякая дорожащая своей репутацией школа обязана заботиться и о репутации своих сотрудников, пусть даже бывших». Полная чушь, подумал я. Как же в таком случае быть с системой обязательных рекомендаций, без которых ни один преподаватель не найдет работу? Ясно как Божий день, что они что-то скрывали, однако перепутать имя я, разумеется, не мог, поэтому поиски в этом направлении потеряли смысл. Змеюка Лейкер бесследно исчез с горизонта – вот и все, что мне удалось выяснить.
Том Фланаген расстался со Стивеном (Скелетом) Ридпэтом, когда тот, по всей видимости, пулей вылетел из дома и пролез сквозь прутья ворот, и я имел все основания полагать, что разговор с ним поможет мне выяснить, насколько история, рассказанная Томом, соответствовала истине. Тут мне повезло гораздо больше, чем с Лейкером Брумом. Я знал, что Скелет поступил в Клемзон, а университеты, как правило, содержат свои архивы в образцовом порядке. Действительно, ответ на мой запрос гласил, что Ридпэт Стивен получил диплом, причем с большим трудом из-за плохой успеваемости, в 1963 году, после чего поступил в теологический колледж в Кентукки.
Это уже было интересно… С чего он вдруг подался в священники?
Как ни странно, информация соответствовала действительности: из Теологического института Хэдли, что во Франкфурте, штат Кентукки, я получил ответ, из которого следовало, что мистер Ридпэт учился там в 1963 – 1964 годах, а затем перешел в католицизм и одновременно в семинарию Лексингтона, содержащуюся монашеским орденом. Оттуда, в свою очередь, мне написали, что Стивен Ридпэт, под именем брата Роберта, был помещен в монастырь, расположенный возле Коалвилля, в Кентукки.
Из Коннектикута я отправился на машине в этот самый Коалвилль.
Это была заброшенная деревенька с населением в три сотни человек, когда-то бывшая шахтерским поселком, а теперь окончательно пришедшая в упадок. Даже земля из-за отвалов породы стала непригодной. В мотеле я оказался единственным постояльцем. В записке, посланной в монастырь, я просил брата Роберта о встрече, в качестве предлога указав, что работа над новой книгой (или статьей, уже не помню) вынуждает меня изучать причины, которые приводят людей в лоно Церкви.
«Если вам так нужно, приезжайте, но, по-моему, вы предприняли это путешествие понапрасну», – говорилось в ответе.
В назначенный час я был у ворот монастыря. Еще только-только рассвело – в монастыре вовсю горланили петухи: монахи содержали ферму, в поте лица добывая себе хлеб насущный. Подергав язык колокола, установленного вместо звонка, я стал ждать на пронизывающем утреннем морозце.
Спустя довольно продолжительное время ворота приоткрылись, и оттуда выглянул монах в коричневой рясе из грубой ткани с капюшоном, совершенно скрывающим лицо.
– Брат Роберт? – осведомился я, немного озадаченный его одеянием.
– Брат Тео, – ответил он. – Брат Роберт ожидает вас в саду.
Не произнеся больше ни слова, он повернулся и зашагал впереди меня по вымощенной камнем тропинке.
Мы обогнули мрачное здание из красного кирпича, оказавшееся общей спальней монахов.
– Вон там наша ферма, – брат Тео махнул рукавом рясы.
Я посмотрел налево и увидел коровник из такого же красного кирпича. Мне все еще не верилось, что Скелет Ридпэт мог найти себе приют в подобном месте. – А вон курятник, – махнул снова рукавом брат Тео. – У нас шестьдесят восемь кур – великолепные несушки.
Мы приблизились еще к одним кирпичным воротам, за которыми просматривались густые розовые кусты, торчащие в разные стороны, – как видно, их давно не подстригали.
Мой проводник открыл ворота и ступил на гравиевую дорожку меж кустов.
– Идите вот так, прямо, – сказал он. – Через пятнадцать минут я вернусь за вами.
– Пятнадцать минут? – переспросил я. – Почему так мало?
– Так распорядился брат Роберт.
Он, повернувшись, побрел прочь.
Дорожка делала поворот, за которым передо мной открывался собственно сад, да такой, что у меня перехватило дух. Разбитый по классическим средневековым канонам на небольшие участки – каждый для определенного растения или цветка, строго упорядоченный и тщательнейшим образом ухоженный, он оказался гораздо больше, чем я ожидал. На чугунной скамье возле единственного казавшегося несколько запущенным участка – и тоже с розами – сидел монах, рядом с ним поблескивал секатор. Заслышав мои шаги по гравию, он поднял голову и откинул капюшон с лица.
Никаких сомнений – то был Скелет. Жидкие волосы сильно посеребрились сединой, козлиная бороденка прикрывала нижнюю часть лица, и все-таки Скелета Ридпэта я узнал сразу.
– Как вам понравился наш сад? – поинтересовался он вместо приветствия.
– Здесь просто потрясающе красиво. – Я говорил чистую правду. – Ухаживаете за ним вы, да?
Вместо ответа он сказал:
– Нужно заняться розами, они совсем запущены. – Подняв секатор со скамейки, он мрачно кивнул: дескать, присаживайтесь. – Могу вам уделить четверть часа, но, должен заметить, вы зря теряете время.
– На этот счет у меня свое мнение, однако, если вы не возражаете, давайте к делу. Скажите, почему вы после Клемзона решили поступить в Теологический институт Хэдли?
По моим детским воспоминаниям, карьера священника вас абсолютно не прельщала.
Достав ручку и блокнот, я приготовился записывать.
– Вам это не понять. – Он щелкнул лезвиями секатора.
– Раз уж вы мне уделили целых пятнадцать минут, – проговорил я чуть насмешливо, – давайте, может, поговорим более конкретно? В противном случае и ваше драгоценное время будет потеряно: насколько я понял, вы чрезвычайно талантливый садовод.
В ответ на комплимент он как-то горько усмехнулся.
– Что это было, – настаивал я, – нечто вроде духовного кризиса, да?
– Верно, я пережил кризис, – ответил монах. – Можете называть его духовным.
– А поподробнее? – Он вздохнул; ему, как видно, не терпелось заняться розами. Я предложил:
– Давайте так: вы займитесь своим делом, и одновременно мы будем беседовать.
– Спасибо, – пробормотал он и, поднявшись со скамейки, принялся за розы. Чик-чик, и несколько тяжелых цветов, теряя лепестки, упали на скамейку.
– На втором курсе в колледже я едва не лишился рассудка. – От этих слов в груди у меня екнуло: кажется, я что-то нащупал. – У меня начались видения, точнее, одно и то же видение. Как потом выяснилось, оно было пророческим.
– Какое? – спросил я, затаив дыхание.
– То был один из ваших одноклассников, – внезапно он посмотрел мне прямо в глаза, – Маркус Рейли. Я видел его мертвым, причем не однажды, а много, очень много раз. – Теперь мое дыхание остановилось совершенно. – Видел, как он сидя в своей машине, вытащил пистолет, приставил дуло к уху… Продолжать?
– Не надо. – Я наконец выдохнул. – Мне известно, как умер Маркус.
Чик-чик, и опять упало несколько цветков. Скамейку покрывали все новые лепестки.
– Вот и все, что я могу вам рассказать. Остальное вы вряд ли поймете – впрочем, тут нет тайны. Сначала я душой принял Христа, потом вошел в лоно Церкви. Необычно лишь то, что я стал католиком.
– Вы пожертвовали крыльями, так? – спросил я осторожно.
– Здесь, в монастыре, я останусь навсегда, да меня отсюда никуда и не тянет. Если, конечно, вы это имеете в виду.
Внезапно я почувствовал, как он разволновался. Неосмотрительно я отважился спросить:
– Брат Роберт, а что произошло в Вермонте?
– Время аудиенции окончено, – заявил он, не глядя на меня. – Напрасно я вообще согласился принять вас.
Срезанные розы покрыли теперь не только скамью, но и дорожку, они все падали и падали.
– Если я приеду сюда с Томом Фланагеном, вы нас примете?
Идея эта показалась мне блестящей.
Брат Роберт, оторвавшись от своих роз, на мгновение замер, как только услышал имя Тома. Рука его с секатором повисла в воздухе.
– Ни при каких обстоятельствах! А также я не желаю больше видеть вас, никогда! Понятно вам?
Он срезал очередной цветок. Мне стало ясно, что беседа окончена. Лица его я в этот момент так и не увидел.
– Ну что ж, спасибо и на этом, – проговорил я и, не попрощавшись, двинулся к воротам, где меня уже ожидал брат Тео с видом человека, тщетно пытавшегося подслушать разговор. Он поинтересовался, доволен ли я посещением монастыря.
***
Позднее мне довелось побывать в гостях у друзей, которые жили в Пьютни, штат Вермонт. Перед возвращением я отыскал на дорожной карте Холмистый Дол: чтобы туда заехать, нужно было сделать небольшой крюк в сто десять миль.
Том описал городок довольно точно, и за прошедшие двадцать лет здесь мало что изменилось. Припарковавшись на Мейн-стрит, я заглянул в магазинчик экологически чистых продуктов – он был, как видно, одним из немногих новшеств. За прилавком стоял молодой человек с волосами до плеч и в полосатом фартуке; он жевал шоколадный батончик.
– Я разыскиваю место, где было старое поместье Коллинза, – обратился я к нему. – Вы мне не поможете?
– Я тут всего полтора года, – широко улыбнулся он. – Может, миссис Брюстер что-то знает? – Он кивнул на даму лет пятидесяти, склонившуюся над витриной, – Миссис Брюстер! Тут один джентльмен спрашивает… – Он вопросительно поднял брови.
– Старое поместье Коллинза, – подсказал я. – Где был большой пожар, если мне память не изменяет, в 1959 году, в самом конце лета.
– Ну конечно, – ответила миссис Брюстер, и у меня, как и в случае с братом Робертом, перехватило дыхание. – Как же, как же, помню. Особняк сгорел дотла, мы и узнали о пожаре только спустя несколько недель. Кошмар! И мистер Коллинз погиб. Знаете, он был когда-то знаменитым фокусником, настоящим магом. – Она взглянула на меня с какой-то лукавинкой. – А вы, случайно, не мистер Фланаген?
– Нет конечно, – проговорил я несколько озадаченно. – А почему вы так подумали?
– Так ведь земля эта принадлежит теперь Фланагену. Там так все запущено, стыд и позор. Такая ценная земля – и пропадает. От желающих купить ее отбоя нет. Вы, может, агент по торговле недвижимостью, нет?
– Нет, я просто приятель мистера Фланагена. Но я не знал, что земля принадлежит ему.
– Ему, ему, – закивала она. – Вся земля вокруг озера – его. Вот только он сюда совсем не приезжает – наверное, брезгует нами, соседями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82
Ярчайший тому пример – явления Лейкера Брума в образе демона. Действительно, все новички, включая, конечно, и меня, полагали, что он работал в Карсоне много-много лет, тогда как он был директором только один год, наш первый год в школе. Когда мы в сентябре вернулись, отгуляв каникулы, место его занял весьма компетентный педагог по имени Филип Хаген. Все мы вздохнули с облегчением, подумав, что нервный срыв Брума, а также его постыдное поведение во время пожара заставили его убраться куда подальше.
Я написал в Ассоциацию директоров средних школ и выяснил, что никакими сведениями о Лейкере Бруме там не располагали. В архивах Ассоциации такая фамилия попросту отсутствовала. Тогда однажды вечером я позвонил Фитцхаллену и поинтересовался, не известно ли ему что-либо о судьбе Брума. Фитцхаллен ответил, что тот вроде бы умудрился получить место в… Он назвал школу, столь же неприметную, что и Карсон. Я написал туда и получил ответ. В нем сообщалось, что пост директора у них занимал с 1955 по 1970 год один и тот же человек и что никакой Лейкер Брум в списках преподавательского состава сей достойной школы никогда не числился. Внизу письма, однако, была карандашная пометка, из которой следовало, что в 1959 году у них преподавал латынь некто Карл Брум, но он работал всего год. Автор пометки интересовался, не перепутал ли я имя. Мне стало чрезвычайно интересно, почему этот Карл Брум проработал всего год и куда потом он делся, но на очередной запрос они ответили, что подобного рода вещи «носят конфиденциальный характер, а всякая дорожащая своей репутацией школа обязана заботиться и о репутации своих сотрудников, пусть даже бывших». Полная чушь, подумал я. Как же в таком случае быть с системой обязательных рекомендаций, без которых ни один преподаватель не найдет работу? Ясно как Божий день, что они что-то скрывали, однако перепутать имя я, разумеется, не мог, поэтому поиски в этом направлении потеряли смысл. Змеюка Лейкер бесследно исчез с горизонта – вот и все, что мне удалось выяснить.
Том Фланаген расстался со Стивеном (Скелетом) Ридпэтом, когда тот, по всей видимости, пулей вылетел из дома и пролез сквозь прутья ворот, и я имел все основания полагать, что разговор с ним поможет мне выяснить, насколько история, рассказанная Томом, соответствовала истине. Тут мне повезло гораздо больше, чем с Лейкером Брумом. Я знал, что Скелет поступил в Клемзон, а университеты, как правило, содержат свои архивы в образцовом порядке. Действительно, ответ на мой запрос гласил, что Ридпэт Стивен получил диплом, причем с большим трудом из-за плохой успеваемости, в 1963 году, после чего поступил в теологический колледж в Кентукки.
Это уже было интересно… С чего он вдруг подался в священники?
Как ни странно, информация соответствовала действительности: из Теологического института Хэдли, что во Франкфурте, штат Кентукки, я получил ответ, из которого следовало, что мистер Ридпэт учился там в 1963 – 1964 годах, а затем перешел в католицизм и одновременно в семинарию Лексингтона, содержащуюся монашеским орденом. Оттуда, в свою очередь, мне написали, что Стивен Ридпэт, под именем брата Роберта, был помещен в монастырь, расположенный возле Коалвилля, в Кентукки.
Из Коннектикута я отправился на машине в этот самый Коалвилль.
Это была заброшенная деревенька с населением в три сотни человек, когда-то бывшая шахтерским поселком, а теперь окончательно пришедшая в упадок. Даже земля из-за отвалов породы стала непригодной. В мотеле я оказался единственным постояльцем. В записке, посланной в монастырь, я просил брата Роберта о встрече, в качестве предлога указав, что работа над новой книгой (или статьей, уже не помню) вынуждает меня изучать причины, которые приводят людей в лоно Церкви.
«Если вам так нужно, приезжайте, но, по-моему, вы предприняли это путешествие понапрасну», – говорилось в ответе.
В назначенный час я был у ворот монастыря. Еще только-только рассвело – в монастыре вовсю горланили петухи: монахи содержали ферму, в поте лица добывая себе хлеб насущный. Подергав язык колокола, установленного вместо звонка, я стал ждать на пронизывающем утреннем морозце.
Спустя довольно продолжительное время ворота приоткрылись, и оттуда выглянул монах в коричневой рясе из грубой ткани с капюшоном, совершенно скрывающим лицо.
– Брат Роберт? – осведомился я, немного озадаченный его одеянием.
– Брат Тео, – ответил он. – Брат Роберт ожидает вас в саду.
Не произнеся больше ни слова, он повернулся и зашагал впереди меня по вымощенной камнем тропинке.
Мы обогнули мрачное здание из красного кирпича, оказавшееся общей спальней монахов.
– Вон там наша ферма, – брат Тео махнул рукавом рясы.
Я посмотрел налево и увидел коровник из такого же красного кирпича. Мне все еще не верилось, что Скелет Ридпэт мог найти себе приют в подобном месте. – А вон курятник, – махнул снова рукавом брат Тео. – У нас шестьдесят восемь кур – великолепные несушки.
Мы приблизились еще к одним кирпичным воротам, за которыми просматривались густые розовые кусты, торчащие в разные стороны, – как видно, их давно не подстригали.
Мой проводник открыл ворота и ступил на гравиевую дорожку меж кустов.
– Идите вот так, прямо, – сказал он. – Через пятнадцать минут я вернусь за вами.
– Пятнадцать минут? – переспросил я. – Почему так мало?
– Так распорядился брат Роберт.
Он, повернувшись, побрел прочь.
Дорожка делала поворот, за которым передо мной открывался собственно сад, да такой, что у меня перехватило дух. Разбитый по классическим средневековым канонам на небольшие участки – каждый для определенного растения или цветка, строго упорядоченный и тщательнейшим образом ухоженный, он оказался гораздо больше, чем я ожидал. На чугунной скамье возле единственного казавшегося несколько запущенным участка – и тоже с розами – сидел монах, рядом с ним поблескивал секатор. Заслышав мои шаги по гравию, он поднял голову и откинул капюшон с лица.
Никаких сомнений – то был Скелет. Жидкие волосы сильно посеребрились сединой, козлиная бороденка прикрывала нижнюю часть лица, и все-таки Скелета Ридпэта я узнал сразу.
– Как вам понравился наш сад? – поинтересовался он вместо приветствия.
– Здесь просто потрясающе красиво. – Я говорил чистую правду. – Ухаживаете за ним вы, да?
Вместо ответа он сказал:
– Нужно заняться розами, они совсем запущены. – Подняв секатор со скамейки, он мрачно кивнул: дескать, присаживайтесь. – Могу вам уделить четверть часа, но, должен заметить, вы зря теряете время.
– На этот счет у меня свое мнение, однако, если вы не возражаете, давайте к делу. Скажите, почему вы после Клемзона решили поступить в Теологический институт Хэдли?
По моим детским воспоминаниям, карьера священника вас абсолютно не прельщала.
Достав ручку и блокнот, я приготовился записывать.
– Вам это не понять. – Он щелкнул лезвиями секатора.
– Раз уж вы мне уделили целых пятнадцать минут, – проговорил я чуть насмешливо, – давайте, может, поговорим более конкретно? В противном случае и ваше драгоценное время будет потеряно: насколько я понял, вы чрезвычайно талантливый садовод.
В ответ на комплимент он как-то горько усмехнулся.
– Что это было, – настаивал я, – нечто вроде духовного кризиса, да?
– Верно, я пережил кризис, – ответил монах. – Можете называть его духовным.
– А поподробнее? – Он вздохнул; ему, как видно, не терпелось заняться розами. Я предложил:
– Давайте так: вы займитесь своим делом, и одновременно мы будем беседовать.
– Спасибо, – пробормотал он и, поднявшись со скамейки, принялся за розы. Чик-чик, и несколько тяжелых цветов, теряя лепестки, упали на скамейку.
– На втором курсе в колледже я едва не лишился рассудка. – От этих слов в груди у меня екнуло: кажется, я что-то нащупал. – У меня начались видения, точнее, одно и то же видение. Как потом выяснилось, оно было пророческим.
– Какое? – спросил я, затаив дыхание.
– То был один из ваших одноклассников, – внезапно он посмотрел мне прямо в глаза, – Маркус Рейли. Я видел его мертвым, причем не однажды, а много, очень много раз. – Теперь мое дыхание остановилось совершенно. – Видел, как он сидя в своей машине, вытащил пистолет, приставил дуло к уху… Продолжать?
– Не надо. – Я наконец выдохнул. – Мне известно, как умер Маркус.
Чик-чик, и опять упало несколько цветков. Скамейку покрывали все новые лепестки.
– Вот и все, что я могу вам рассказать. Остальное вы вряд ли поймете – впрочем, тут нет тайны. Сначала я душой принял Христа, потом вошел в лоно Церкви. Необычно лишь то, что я стал католиком.
– Вы пожертвовали крыльями, так? – спросил я осторожно.
– Здесь, в монастыре, я останусь навсегда, да меня отсюда никуда и не тянет. Если, конечно, вы это имеете в виду.
Внезапно я почувствовал, как он разволновался. Неосмотрительно я отважился спросить:
– Брат Роберт, а что произошло в Вермонте?
– Время аудиенции окончено, – заявил он, не глядя на меня. – Напрасно я вообще согласился принять вас.
Срезанные розы покрыли теперь не только скамью, но и дорожку, они все падали и падали.
– Если я приеду сюда с Томом Фланагеном, вы нас примете?
Идея эта показалась мне блестящей.
Брат Роберт, оторвавшись от своих роз, на мгновение замер, как только услышал имя Тома. Рука его с секатором повисла в воздухе.
– Ни при каких обстоятельствах! А также я не желаю больше видеть вас, никогда! Понятно вам?
Он срезал очередной цветок. Мне стало ясно, что беседа окончена. Лица его я в этот момент так и не увидел.
– Ну что ж, спасибо и на этом, – проговорил я и, не попрощавшись, двинулся к воротам, где меня уже ожидал брат Тео с видом человека, тщетно пытавшегося подслушать разговор. Он поинтересовался, доволен ли я посещением монастыря.
***
Позднее мне довелось побывать в гостях у друзей, которые жили в Пьютни, штат Вермонт. Перед возвращением я отыскал на дорожной карте Холмистый Дол: чтобы туда заехать, нужно было сделать небольшой крюк в сто десять миль.
Том описал городок довольно точно, и за прошедшие двадцать лет здесь мало что изменилось. Припарковавшись на Мейн-стрит, я заглянул в магазинчик экологически чистых продуктов – он был, как видно, одним из немногих новшеств. За прилавком стоял молодой человек с волосами до плеч и в полосатом фартуке; он жевал шоколадный батончик.
– Я разыскиваю место, где было старое поместье Коллинза, – обратился я к нему. – Вы мне не поможете?
– Я тут всего полтора года, – широко улыбнулся он. – Может, миссис Брюстер что-то знает? – Он кивнул на даму лет пятидесяти, склонившуюся над витриной, – Миссис Брюстер! Тут один джентльмен спрашивает… – Он вопросительно поднял брови.
– Старое поместье Коллинза, – подсказал я. – Где был большой пожар, если мне память не изменяет, в 1959 году, в самом конце лета.
– Ну конечно, – ответила миссис Брюстер, и у меня, как и в случае с братом Робертом, перехватило дыхание. – Как же, как же, помню. Особняк сгорел дотла, мы и узнали о пожаре только спустя несколько недель. Кошмар! И мистер Коллинз погиб. Знаете, он был когда-то знаменитым фокусником, настоящим магом. – Она взглянула на меня с какой-то лукавинкой. – А вы, случайно, не мистер Фланаген?
– Нет конечно, – проговорил я несколько озадаченно. – А почему вы так подумали?
– Так ведь земля эта принадлежит теперь Фланагену. Там так все запущено, стыд и позор. Такая ценная земля – и пропадает. От желающих купить ее отбоя нет. Вы, может, агент по торговле недвижимостью, нет?
– Нет, я просто приятель мистера Фланагена. Но я не знал, что земля принадлежит ему.
– Ему, ему, – закивала она. – Вся земля вокруг озера – его. Вот только он сюда совсем не приезжает – наверное, брезгует нами, соседями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82