Но мы ни на шаг не приблизились к тому, чтобы отыскать его. По-моему, нам пора возвращаться в Нью-Йорк. Настало время перестать ублажать Гарри Биверса и рассказать все, что мы знаем, тому детективу, Мэрфи. Полиция может остановить его. А мы нет.
Он в упор посмотрел на Мэгги.
– И пора сделать кое-что еще. Мэгги кивнула.
– Тогда давайте вернемся в Нью-Йорк, – услышал Майкл голос Андерхилла. Сам он то ли не мог, то ли и не хотел отвести взгляд от Мэгги Ла. – Я скучаю по Винху. Мне опять хочется работать целый день, и чтобы он заглядывал в комнату и спрашивал, не хочу ли я чашку чая.
Пул повернулся и улыбнулся Тиму, который сидел, задумчиво стуча карандашом по зубам.
– Что ж, кто-то должен позаботиться о Винхе, – сказал он. – Бедный парень ни на секунду не перестает работать.
– Итак, ты собираешься осесть и завести семью? – спросила Мэгги.
– Что-то в этом роде.
– Вести размеренную и умеренную жизнь?
– Мне надо написать книгу. Я уже подумываю о том, чтобы позвонить старине Фенвику Тронгу, сообщить ему, что я восстал из праха. Я слышал, что Джофри Пенмейден больше не работает в Гладстон Хаус, так что, может быть, я даже смогу вернуться к своим старым издателям.
– Ты действительно послал ему коробочку с дерьмом? – спросил Пул. – Тино говорил мне...
– Если бы ты знал его, ты бы меня понял. Он очень напоминает Гарри Биверса.
– Мой герой, – сказал Пул, поднимая телефонную трубку. Он позвонил и заказал билеты на нью-йоркский рейс, который улетал назавтра в десять тридцать. Потом он положил трубку и снова взглянул на Мэгги.
– О чем ты думаешь? – спросила девушка.
– О том, что сейчас мне нужно позвонить Гарри.
– Конечно, – согласилась Мэгги. У Биверса был подключен автоответчик. – Гарри, это Майкл, – сказал Пул. – Мы возвращаемся завтра. Прибываем в Ля Гардиан около двух часов. Никаких зацепок, но мы узнали кое-что интересное. Я думаю, Гарри, что самое время явиться в полицию со всем, что мы знаем. Я переговорю с тобой, прежде чем что-то предпринять, но мы с Андерхиллом твердо намерены повидать лейтенанта Мэрфи.
После этого Майкл позвонил Конору и Эллен Войцак и сообщил, когда они прилетают. Эллен взяла трубку и сказала, что они с Конором встретят друзей в аэропорту.
Они пообедали в столовой отеля. Мэгги и Пул распили бутылку вина, Андерхилл предпочел ограничиться какой-то местной минералкой. В середине обеда он вдруг объявил, что только сейчас вспомнил: сегодня был своеобразный юбилей – он не пьет уже два года. Они произнесли тост за его здоровье, но во всем остальном атмосфера обеда была настолько мрачной, что Майкл было решил, что это он заразил остальных своим настроением. Андерхилл рассказал немного о книге, которую он начал в Бангкоке, после того, как остыл от “Голубой розы” и “Можжевелового куста”, – что-то там о ребенке, которого заставляют жить в деревянном сарае позади дома и о том же мальчике двадцать лет спустя, но Пул чувствовал себя каким-то пустым, одиноким, как будто он астронавт, плавающий в открытом космосе. Он завидовал призванию Тима Андерхилла. Андерхиллу явно нравилось писать – он работал в самолете, по утрам и по вечерам в их комнате. Пул всегда полагал, что писателю требуется уединение для работы, но все, что было необходимо Андерхиллу, это стопка бумаги и черные карандаши, которые, как выяснилось, принадлежали Тино Пумо. Тино всегда следил, чтобы у него было все необходимое для работы, поэтому в ресторане обнаружился чуть ли не ящик этих карандашей. Мэгги выделила Андерхиллу четыре коробки, и он обещал закончить ими свою книгу. Он говорил, что они быстрые и легкие, как будто сами скользят по бумаге. Вот и сейчас Андерхилл как будто ускользал куда-то. Он уже гулял по ковру из множества слов, которые ему не терпелось переложить на бумагу.
Когда они вновь поднялись на лифте на свой этаж, Майкл решил, что немедленно должен предоставить Андерхиллу возможность уплыть по волнам своего воображения, помогая себе черным карандашом, а сам уляжется в постель с Генри Джеймсом. Стренсер как раз только что отправился в небольшую поездку за пределы Парижа, где смог насладиться прелестями французской провинции. В настоящий момент он завтракал на террасе, выходящей на реку. Все кругом было красиво, шикарно. Пониматься на пятый этаж в отделанном ореховыми панелями лифте вместе с Мэгги Ла казалось Пулу почти таким же шикарным и красивым.
Лифт остановился. Они вышли в длинный холодный коридор и повернули к своим номерам. Андерхилл машинально сжимал в руках свой ключ, но он был уже не с ними и едва помнил об их присутствии.
Пул стоял за спиной Андерхилла, пока тот открывал дверь, ожидая, что Мэгги всего-навсего улыбнется или кивнет, прежде чем войти в свой номер. Девушка прошла мимо них и вдруг, как только Андерхилл открыл наконец дверь, остановилась и сказала Пулу:
– Ты не мог бы зайти ко мне ненадолго, Майкл? – голос девушки звучал легко, но это был голос, который способен, несмотря на свою мягкость, пройти сквозь бетонную стену. – Тим все равно не станет обращать на тебя внимания сегодня вечером.
Пул похлопал Андерхилла по спине, сказал, что присоединится к нему позже, и последовал за Мэгги Ла. Она уже стояла одной ногой за дверью своей комнаты, улыбаясь Майклу той же вымученной улыбкой, какой одарила днем раньше Джорджа Спитални.
Комната Мэгги была не более чем длинной коробкой с огромным окном от пола до потолка в дальнем конце. Стены были грязно-розового цвета. В комнате стояли стул, стол и двуспальная кровать. На покрывале Майкл заметил “Хорошенькую муфточку Китти”.
Мэгги рассмешила его какой-то шуткой, которая была вовсе не шуткой, а просто переиначенным предложением, – этот образец остроумия блеснул, подобно лезвию шпаги, и Майкл подумал, что надо будет запомнить этот способ переделывать фразу пока он не забыл, как она это сделала. Мэгги обернулась и улыбнулась Майклу, лицо ее было при этом таким красивым и нежным, что, в отличие от сказанной только что фразы, немедленно намертво впечаталось в память Пула. Она все еще что-то говорила. Пул тоже что-то сказал – он слабо понимал, что. Майкл чувствовал свежий, чуть резковатый аромат, который исходил от рук и волос Мэгги.
– Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, Майкл, – сказала девушка.
Так он и сделал.
Губы девушки были настолько мягкими и податливыми, что Майкл испытал некое подобие шока, впиваясь в них. Она подняла свои изящные круглые руки и прижала к себе его дрожащее тело, так что они повалились на кровать, возле которой стояли. Теперь губы девушки казались ему огромными, заслоняли весь мир. Майкл подсунул руки под спину Мэгги, и они общими усилиями подвинулись глубже на кровать.
Потом Мэгги отодвинула лицо от лица Майкла и улыбнулась. Теперь лицо ее казалось огромным, как луна. Майкл никогда в жизни не видел такого лица. Глаза ее были такими живыми, но в них застыло как бы виноватое выражение.
– Хорошо, – сказала она. – Ты больше не выглядишь таким грустным. За обедом у тебя был вид человека обреченного.
– Я думал о том, что вернусь в комнату и буду читать Генри Джеймса.
Лицо Мэгги вновь придвинулось и теплый розовый язык скользнул к нему в рот.
Одежды как бы сами собой соскользнули с их тел, и они прильнули друг к другу. Кожа Мэгги была удивительно гладкой. У нее практически не было пор, вся она была как бы из единого куска шелка. Все тело ее, казалось, увеличилось и поглотило Майкла, приняло его в себя. Он целовал ее ладони, перечеркнутые множеством складочек и морщинок. У них был вкус соли и меда одновременно. Майкл вжался лицом во впадинку на шее Мэгги и вбирал в себя ее запах. Чем бы ни пахло от девушки раньше, сейчас это был запах свежего хлеба.
– А ты красивый мужчина, – сказала она.
Он скользнул в теплое влажное отверстие в ее теле и почувствовал, что он дома. Он действительно был дома: Мэгги почти тут же задрожала и издала протяжный стон. И все тело его почувствовало себя благословенным. Он был дома.
Потом Майкл лежал неподвижный, усталый и благодарный, обнимая спящую Мэгги. Это было как путешествие, но не в какую-нибудь страну, а как бы само по себе являясь этой страной. Мэгги Ла, флаг своей нации, сокровище и ключ к сокровищу. Счастье Майкла без какого-либо усилия с его стороны перешло в сон.

34
Конец поисков
1
Он едва мог усидеть на месте, он был уверен, что сегодня решится все, что этот день определит всю его дальнейшую жизнь.
Он продолжал смотреть на телефон, умоляя его: “Ну позвони. Сейчас!”. Он спрыгнул со стула рядом с окном, подошел к телефону и коснулся трубки кончиками пальцев, так что если бы позвонили именно в этот момент, он смог бы поднять трубку почти до того, как услышит звонок.
Вчера телефон позвонил, и он поднял трубку, не думая или же глупо думая о чем-то другом, как это бывает всегда, когда происходят действительно важные вещи. Он сказал “алло” и подождал. Мозг его еще какое-то время дремал, пока на том конце провода, видимо, решали, что сказать, затем в голове его наконец что-то щелкнуло, все нервы напряглись, потому что на той стороне провода по-прежнему молчали и звонивший наверняка был Коко. О, Боже, что за момент! Он чувствовал, как на том конце провода Коко не решается заговорить. Коко необходимо было поговорить с ним и только страх удерживал его. Это походило на момент, когда чувствуешь на леске тяжесть и понимаешь, что попалось что-то крупное.
– Я хочу поговорить с тобой, – произнес Гарри. Он чувствовал, что на той стороне провода царит возбуждение и ожидание. Если бы у него было не совсем в порядке сердце, сейчас оно бы просто-напросто взорвалось. А Коко мягко, почти неохотно положил трубку – Гарри слышно было его молчаливое сожаление, одолевавшая его необходимость поговорить, потому что в такие моменты начинаешь слышать все, все начинает как бы говорить. Гарри тоже положил трубку, точно зная, что Коко позвонит еще. Теперь Гарри был для него как бы наркотиком, приверженности к которому он не в силах был сопротивляться.
А обстоятельства складывались практически идеально. Майкл Пул и Тим Андерхилл, которые, по мнению Гарри, оказались в этой истории классическими образцами пятого колеса в телеге, были на Западе, разыскивая там какой-нибудь табель Виктора Спитални или что-нибудь в этом роде, а Гарри же был здесь, в самом центре событий.
Сегодня он заманит Коко в “мясорубку”.
Гарри принял душ и оделся в самую удобную одежду – единственную пару джинсов, черный свитер с узким горлом, черные кроссовки. Наручники он повесил на ремень, который был закрыт свитером. Нож, как маленький спящий хищник, притаился в его боковом кармане.
Гарри лениво добрел до телевизора и включил канал “Эн-Би-Си”. Джейн Поули и Брайан Гамбл улыбались друг другу, отпустив очередную шутку. Через год они будут произносить его имя, улыбаться ему, произносить его имя с удивлением и восхищением... Вместо Джейн и Брайана на экране появилась симпатичная молоденькая дикторша, которая пожелала ознакомить их с местными новостями. Темные брови, влажные полные губы, напряженный зовущий взгляд, а котором светились одновременно ум и модная в последнее время на телевидении сексуальность, – все на нью-йоркский манер. Гарри положил руку между ног и наклонился поближе к экрану, представляя себе, что сказала бы эта девушка, если бы знала о нем, и что он сделал бы...
Он подошел к окну и стал глядеть вниз на несчастных рабов, страдающих за зарплату, которые группами по двое-трое выходили из здания, где находилась его квартира. Одна девушка выскользнула из здания и свернула на Десятую авеню, ежась от холодного ветра. Ну же, телефон, звони! Девушка, идущая по Десятой авеню, сверху казалась совсем крошечной, и тем не менее она шла на паре хорошеньких ножек и под пальто ее двигался туда-сюда весьма аппетитный зад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100