Конечно, его не подвергали пыткам в полном смысле этого слова и тем более никогда не выводили на расстрел, хотя однажды, много лет назад, в Бирме, он слышал, как местные полицейские обсуждали между собой такую возможность.
Но его арестовывали, и не раз, и, обладая таким богатым опытом, Кит не верил, что в полицейском участке Спенсервиля его может ожидать что-то совсем уж ужасное; хотя, с другой стороны, никогда не знаешь заранее, что у них на уме, пока не попадешь в подобное место и не увидишь своими глазами, как они там действуют. Впрочем, возможность погибнуть тут в полицейских застенках представлялась ему довольно сомнительной, а вот вероятность оказаться застреленным при попытке избежать ареста – это уже гораздо серьезнее: последний сценарий был в цивилизованных странах куда более распространенным на практике. Кит не думал, что кто-то станет проводить особо тщательное расследование, если его найдут убитым на какой-нибудь проселочной дороге. Тем более если полицейские, после того как пристрелят его, вложат ему в руку оружие. Но в последнем случае им придется самим позаботиться о том, чтобы у них было что вложить: собственное оружие Кит с собой не возил, хотя ему и очень бы хотелось постоянно иметь его при себе.
Но неужели же местная полиция так далеко продвинулась по пути превращения в злобную, ожесточившуюся и криминальную силу? В отношении всех полицейских Кит так не думал, но Клифф Бакстер – да, он, безусловно, преуспел в этом, особенно после того, как попался на крючок Киту Лондри.
Кит бросил взгляд в зеркало, но никаких фар сзади не было видно. Он свернул с шоссе, решив проехать к дому проселочными дорогами. Хотя, в конечном-то счете, мимо его дома проходила одна-единственная дорога, и поворот с нее на ферму был тоже только один. Если у полицейских есть хоть малость мозгов, они могут просто поджидать его там.
Ведя машину, Кит обдумывал все то, что он услышал в церкви и в доме пастора, не говоря уже об инциденте на стоянке. В конечном счете все замыкалось на Клиффе Бакстере – не только события этого вечера, но и весь тот давящий, нездоровый мрак, что окутал эту когда-то солнечную и счастливую сторону.
Значит, необходим герой, спасатель. «Нет. Не нужно никакого героя. Пусть каждый получит то, что заслужил, будь то к лучшему или же к худшему». Уилкес прав. Пусть все решит воля Божья или же воля Энни, Портеров, еще кого-то, кто первым сделает какой-нибудь шаг. «Не надо впутываться в это самому и ставить на кон свое самолюбие».
«Вот тебе вопросик, Лондри: если бы Энни не была женой Клиффа Бакстера, стал бы ты ввязываться в драку исключительно только в интересах справедливости?»
Ну что ж, размышлял Кит, ему часто приходилось именно этим и заниматься; хотя тогда ему платили за такую работу зарплату. Но все же одни только деньги, что он получал, никак не оправдывали риск, на который ему приходилось порой идти. Им явно двигали тогда еще и патриотизм, и чувство справедливости. А когда оба эти чувства у него ослабли, им стали двигать жажда приключений, стремление к продвижению, к карьере, – хотя одних только этих мотивов оказалось недостаточно. Здесь, в Спенсервиле, он вдруг увидел, что одним своим действием, поступком сможет добиться сразу многого: убив Бакстера, он оказал бы большую услугу и городу, и самому себе, освободил бы Энни, а потом, возможно, и получил бы ее. Но с какой стороны ни смотрел он на эту проблему, все-таки подобный поступок не казался ему ни правильным, ни действительно ведущим к достижению благой цели.
Кит подъехал к тому месту, где нужно было сворачивать на шоссе 28, ведущее уже непосредственно к его дому. Он, однако, не стал этого делать, а съехал на тракторный путь, что шел прямо по кукурузным полям, пересекая земли Мюллеров. Включив дополнительно переднюю ось, он повел свой «блейзер» через поля, поглядывая на вмонтированный в приборную доску компас и постепенно приближаясь к границам собственных владений; минут десять спустя он выехал из зарослей кукурузы на открытое место возле своего амбара.
Он выключил фары, повернул к дому, подъехал и остановился у задней двери.
Кит вышел из машины, отпер дверь и переступил порог темной кухни. Какое-то время он постоял, не зажигая света и вслушиваясь в тишину, чувствуя себя при этом глупо и ощущая закипавшую в нем злость. Он дал себе слово, что больше не будет уезжать так надолго, чтобы возвращаться ночью, в темноте, – разве что при крайней необходимости; а если уж придется, то в следующий раз обязательно прихватит с собой свой «глок» или винтовку М-16.
Он подумал о том, не подняться ли ему и сейчас первым делом наверх, чтобы взять пистолет, но какое-то чувство подсказывало Киту, что в данный момент ему ничто не угрожает; а если все же и есть какая-то угроза, то лучше оставаться здесь, в кухне, поближе к выходу. Он открыл холодильник и достал банку пива.
– Так что же, последовать совету Уилкеса, подставить вторую щеку и уехать? – проговорил Кит. Но до сих пор он следовал в жизни совсем другим правилам.
Кит открыл банку и стоя выпил ее залпом почти до конца.
– Или, наоборот, разделаться с Бакстером? Поймать его, когда он будет выходить от одной из своих баб, и перерезать ему горло. Мокрое, конечно, дело, ну да не в первый раз. Подумают, разумеется, на меня; но будет и сотня других подозреваемых, да никто и не станет особо расследовать это дело.
На первый взгляд идея неплоха; но ведь жена его останется вдовой, двое детей потеряют отца; да и вообще, можно ли убивать человека только за то, что он скверный муж, продажный коп и грубиян по натуре?
– А почему нет? Я убивал куда лучших людей и по куда менее серьезным причинам.
Он допил пиво и взял другую банку.
– Нет, не могу я убить этого сукина сына. Просто не смогу этого сделать. Так что придется уезжать. – Он подошел к кухонному столу и при слабом свете, что проникал через окно и заднюю дверь, поискал глазами письмо, которое, как он помнил, уходя, он оставил именно здесь. Но письма на столе не было. Он включил висевшую над столом лампу и поискал на стульях, на полу; письмо исчезло.
Мгновенно собравшись и насторожившись, Кит выключил свет и поставил на стол банку с недопитым пивом. Он прислушался, но в доме не раздавалось ни звука. Ему пришло в голову, что, возможно, в его отсутствие в дом заглянула тетя Бетти или кто-то из женщин, чтобы прибрать тут или пополнить его холодильник. Они могли увидеть письмо и прихватить его с собой, чтобы отправить. Но такая возможность казалась Киту маловероятной.
Если в доме все еще кто-то находился, то ему или им должно было быть известно, что Кит появился. Так что и думать нечего о том, чтобы подняться за пистолетом: даже если ему и удастся проникнуть наверх, оружия там наверняка уже нет.
Он тихонько подошел к задней двери и взялся за ручку.
Со стороны гостиной до него вдруг донесся так хорошо знакомый ему скрип; потом звук повторился. Кит отошел от задней двери, перешел в смежный с кухней холл – там никого не оказалось, а оттуда тихонько вошел в гостиную, из которой доносилось поскрипывание. Он включил торшер и спросил:
– И давно ты уже здесь сидишь?
– Около часа.
– А как ты вошла?
– Взяла ключ в ящике для инструментов на верстаке, он там сто лет лежит.
Она сидела в качалке, одетая в джинсы и свитер. На коленях у нее лежало письмо.
– Я рассчитывала застать тебя дома, – проговорила она, – но тебя не оказалось, и я уже чуть было не уехала, но потом вспомнила про ключ и решила устроить тебе сюрприз.
– Тебе это удалось. – Однако, входя сюда, он каким-то непостижимым образом уже знал, что в гостиной сидит именно она.
– Ты не возражаешь, что я сама вошла?
– Нет.
– У меня до сих пор такое чувство, будто это мой второй дом.
У Кита было совершенно четкое ощущение, что все это происходит во сне, и он старался вспомнить, когда это он успел улечься спать.
– Ты один? – спросила она.
– Да.
– Мне показалось, что ты там с кем-то разговаривал на кухне, вот я и притаилась тут, как мышка.
– Один. Это я сам с собой разговаривал. А где твоя машина?
– В амбаре.
– Умно. А мистер Бакстер где?
– На заседании городского совета.
– А ты сама?
– У тети Луизы.
– Понятно… Ты слышала, о чем я там говорил?
– Ни слова, только интонацию. Ты на что-то сердился?
– Нет, просто сам с собой спорил.
– И кто же победил в споре?
– Добрый ангел.
– Однако вид у тебя озабоченный.
– Это именно потому, что победил добрый ангел.
– Я тоже спорила сама с собой, прежде чем приехать сюда, – улыбнулась она. – Это ведь тебе не случайная встреча на улице.
– Да, верно.
– Оно было адресовано мне, вот я и… – Она подняла с колен письмо.
– Ничего страшного. На марку не придется тратиться.
Она встала и подошла к нему.
– Я тебя понимаю. Честное слово . Ты прав. Невозможно… помнишь то стихотворение, которое нам обоим нравилось? «И пусть ничто нам не вернет те чудесные часы, когда мы лежали на траве, и ту пору цветения – не будем сожалеть о них, а станем черпать в прошлом силу». – Она помолчала, потом добавила: – Думаю, оно нам нравилось потому, что мы верили: нам самими небесами начертано любить друг друга, и эти стихи про нас… – Мгновение поколебавшись, она прильнула к нему, поцеловала его в щеку и сказала: – Прощай, дорогой. – Потом легонько оттолкнула его и направилась к выходу в холл.
Он слышал, как она вышла в кухню, открыла, потом стала закрывать заднюю дверь. Да, надо быть сильным, благородным, мужественным. Но не полным же идиотом! Он развернулся и бросился за ней вдогонку.
– Подожди! – закричал он.
Кит выскочил из двери прямо следом за ней, она обернулась и проговорила:
– Нет, Кит, не надо. Пожалуйста. Ты прав. Ничего не выйдет. Невозможно… слишком все сложно… мы будем только сами морочить себе голову…
– Нет, послушай… мы же должны… нам надо понять… я хочу знать, что случилось… то есть… – Ему никак не удавалось найти нужные слова; в конце концов он просто сказал: – Энни, не можем же мы опять вот так вот взять и разойтись в разные стороны.
Она глубоко вздохнула и ответила:
– Я не могу тут оставаться. Я хочу сказать – на улице.
– Заходи в дом. Пожалуйста.
Она секунду поколебалась, потом вошла на кухню.
– У тебя есть время немного посидеть со мной? – спросил он.
– Да, хорошо… наконец-то мы посидим за чашечкой кофе. А где кофейник?
– Не хочу я никакого кофе. Мне надо что-нибудь выпить. – Он включил небольшую лампочку над мойкой, подошел к буфету и достал из него бутылку виски, что когда-то привез с собой. – Хочешь?
– Нет. И тебе не надо.
– Верно. – Он поставил бутылку на место. – Просто я нервничаю из-за того, что ты сюда приехала.
– Ты нервничаешь? А представляешь, как у меня дрожат колени и колотится сердце.
– И у меня тоже. Хочешь присесть?
– Нет.
– Ну, ладно… послушай, я понимаю, как ты рисковала, приехав сюда…
– Я дважды рисковала, Кит. Во-первых, тем, что меня могли выследить по дороге. А во-вторых, тем, что эта встреча может окончательно разбить мне сердце… Нет, извини, я не должна перекладывать на тебя свои проблемы и трудности.
– Не надо извиняться. Я рад, что ты приехала. Больше чем рад. Слушай, я написал это письмо…
– Не надо ничего объяснять. Я понимаю. Честное слово.
Они постояли так, в противоположных сторонах кухни, молча глядя друг на друга, потом Кит произнес:
– Не так я представлял себе нашу встречу.
– А как ты ее представлял?
Он поколебался, потом подошел и обнял ее.
– Вот так.
Они обнялись и поцеловались – он мгновенно вспомнил и аромат ее волос, и ее поцелуи, и ощущение прижимающегося к нему тела, когда он держал ее в объятиях.
Она слегка отстранилась от него, потом уткнулась лицом ему в плечо. Он понял, что она плачет; ее тело сначала легонько вздрагивало, потом стало сотрясаться в рыданиях. Ей никак не удавалось справиться со слезами – он не знал, что делать, и только все сильнее и сильнее прижимал ее к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Но его арестовывали, и не раз, и, обладая таким богатым опытом, Кит не верил, что в полицейском участке Спенсервиля его может ожидать что-то совсем уж ужасное; хотя, с другой стороны, никогда не знаешь заранее, что у них на уме, пока не попадешь в подобное место и не увидишь своими глазами, как они там действуют. Впрочем, возможность погибнуть тут в полицейских застенках представлялась ему довольно сомнительной, а вот вероятность оказаться застреленным при попытке избежать ареста – это уже гораздо серьезнее: последний сценарий был в цивилизованных странах куда более распространенным на практике. Кит не думал, что кто-то станет проводить особо тщательное расследование, если его найдут убитым на какой-нибудь проселочной дороге. Тем более если полицейские, после того как пристрелят его, вложат ему в руку оружие. Но в последнем случае им придется самим позаботиться о том, чтобы у них было что вложить: собственное оружие Кит с собой не возил, хотя ему и очень бы хотелось постоянно иметь его при себе.
Но неужели же местная полиция так далеко продвинулась по пути превращения в злобную, ожесточившуюся и криминальную силу? В отношении всех полицейских Кит так не думал, но Клифф Бакстер – да, он, безусловно, преуспел в этом, особенно после того, как попался на крючок Киту Лондри.
Кит бросил взгляд в зеркало, но никаких фар сзади не было видно. Он свернул с шоссе, решив проехать к дому проселочными дорогами. Хотя, в конечном-то счете, мимо его дома проходила одна-единственная дорога, и поворот с нее на ферму был тоже только один. Если у полицейских есть хоть малость мозгов, они могут просто поджидать его там.
Ведя машину, Кит обдумывал все то, что он услышал в церкви и в доме пастора, не говоря уже об инциденте на стоянке. В конечном счете все замыкалось на Клиффе Бакстере – не только события этого вечера, но и весь тот давящий, нездоровый мрак, что окутал эту когда-то солнечную и счастливую сторону.
Значит, необходим герой, спасатель. «Нет. Не нужно никакого героя. Пусть каждый получит то, что заслужил, будь то к лучшему или же к худшему». Уилкес прав. Пусть все решит воля Божья или же воля Энни, Портеров, еще кого-то, кто первым сделает какой-нибудь шаг. «Не надо впутываться в это самому и ставить на кон свое самолюбие».
«Вот тебе вопросик, Лондри: если бы Энни не была женой Клиффа Бакстера, стал бы ты ввязываться в драку исключительно только в интересах справедливости?»
Ну что ж, размышлял Кит, ему часто приходилось именно этим и заниматься; хотя тогда ему платили за такую работу зарплату. Но все же одни только деньги, что он получал, никак не оправдывали риск, на который ему приходилось порой идти. Им явно двигали тогда еще и патриотизм, и чувство справедливости. А когда оба эти чувства у него ослабли, им стали двигать жажда приключений, стремление к продвижению, к карьере, – хотя одних только этих мотивов оказалось недостаточно. Здесь, в Спенсервиле, он вдруг увидел, что одним своим действием, поступком сможет добиться сразу многого: убив Бакстера, он оказал бы большую услугу и городу, и самому себе, освободил бы Энни, а потом, возможно, и получил бы ее. Но с какой стороны ни смотрел он на эту проблему, все-таки подобный поступок не казался ему ни правильным, ни действительно ведущим к достижению благой цели.
Кит подъехал к тому месту, где нужно было сворачивать на шоссе 28, ведущее уже непосредственно к его дому. Он, однако, не стал этого делать, а съехал на тракторный путь, что шел прямо по кукурузным полям, пересекая земли Мюллеров. Включив дополнительно переднюю ось, он повел свой «блейзер» через поля, поглядывая на вмонтированный в приборную доску компас и постепенно приближаясь к границам собственных владений; минут десять спустя он выехал из зарослей кукурузы на открытое место возле своего амбара.
Он выключил фары, повернул к дому, подъехал и остановился у задней двери.
Кит вышел из машины, отпер дверь и переступил порог темной кухни. Какое-то время он постоял, не зажигая света и вслушиваясь в тишину, чувствуя себя при этом глупо и ощущая закипавшую в нем злость. Он дал себе слово, что больше не будет уезжать так надолго, чтобы возвращаться ночью, в темноте, – разве что при крайней необходимости; а если уж придется, то в следующий раз обязательно прихватит с собой свой «глок» или винтовку М-16.
Он подумал о том, не подняться ли ему и сейчас первым делом наверх, чтобы взять пистолет, но какое-то чувство подсказывало Киту, что в данный момент ему ничто не угрожает; а если все же и есть какая-то угроза, то лучше оставаться здесь, в кухне, поближе к выходу. Он открыл холодильник и достал банку пива.
– Так что же, последовать совету Уилкеса, подставить вторую щеку и уехать? – проговорил Кит. Но до сих пор он следовал в жизни совсем другим правилам.
Кит открыл банку и стоя выпил ее залпом почти до конца.
– Или, наоборот, разделаться с Бакстером? Поймать его, когда он будет выходить от одной из своих баб, и перерезать ему горло. Мокрое, конечно, дело, ну да не в первый раз. Подумают, разумеется, на меня; но будет и сотня других подозреваемых, да никто и не станет особо расследовать это дело.
На первый взгляд идея неплоха; но ведь жена его останется вдовой, двое детей потеряют отца; да и вообще, можно ли убивать человека только за то, что он скверный муж, продажный коп и грубиян по натуре?
– А почему нет? Я убивал куда лучших людей и по куда менее серьезным причинам.
Он допил пиво и взял другую банку.
– Нет, не могу я убить этого сукина сына. Просто не смогу этого сделать. Так что придется уезжать. – Он подошел к кухонному столу и при слабом свете, что проникал через окно и заднюю дверь, поискал глазами письмо, которое, как он помнил, уходя, он оставил именно здесь. Но письма на столе не было. Он включил висевшую над столом лампу и поискал на стульях, на полу; письмо исчезло.
Мгновенно собравшись и насторожившись, Кит выключил свет и поставил на стол банку с недопитым пивом. Он прислушался, но в доме не раздавалось ни звука. Ему пришло в голову, что, возможно, в его отсутствие в дом заглянула тетя Бетти или кто-то из женщин, чтобы прибрать тут или пополнить его холодильник. Они могли увидеть письмо и прихватить его с собой, чтобы отправить. Но такая возможность казалась Киту маловероятной.
Если в доме все еще кто-то находился, то ему или им должно было быть известно, что Кит появился. Так что и думать нечего о том, чтобы подняться за пистолетом: даже если ему и удастся проникнуть наверх, оружия там наверняка уже нет.
Он тихонько подошел к задней двери и взялся за ручку.
Со стороны гостиной до него вдруг донесся так хорошо знакомый ему скрип; потом звук повторился. Кит отошел от задней двери, перешел в смежный с кухней холл – там никого не оказалось, а оттуда тихонько вошел в гостиную, из которой доносилось поскрипывание. Он включил торшер и спросил:
– И давно ты уже здесь сидишь?
– Около часа.
– А как ты вошла?
– Взяла ключ в ящике для инструментов на верстаке, он там сто лет лежит.
Она сидела в качалке, одетая в джинсы и свитер. На коленях у нее лежало письмо.
– Я рассчитывала застать тебя дома, – проговорила она, – но тебя не оказалось, и я уже чуть было не уехала, но потом вспомнила про ключ и решила устроить тебе сюрприз.
– Тебе это удалось. – Однако, входя сюда, он каким-то непостижимым образом уже знал, что в гостиной сидит именно она.
– Ты не возражаешь, что я сама вошла?
– Нет.
– У меня до сих пор такое чувство, будто это мой второй дом.
У Кита было совершенно четкое ощущение, что все это происходит во сне, и он старался вспомнить, когда это он успел улечься спать.
– Ты один? – спросила она.
– Да.
– Мне показалось, что ты там с кем-то разговаривал на кухне, вот я и притаилась тут, как мышка.
– Один. Это я сам с собой разговаривал. А где твоя машина?
– В амбаре.
– Умно. А мистер Бакстер где?
– На заседании городского совета.
– А ты сама?
– У тети Луизы.
– Понятно… Ты слышала, о чем я там говорил?
– Ни слова, только интонацию. Ты на что-то сердился?
– Нет, просто сам с собой спорил.
– И кто же победил в споре?
– Добрый ангел.
– Однако вид у тебя озабоченный.
– Это именно потому, что победил добрый ангел.
– Я тоже спорила сама с собой, прежде чем приехать сюда, – улыбнулась она. – Это ведь тебе не случайная встреча на улице.
– Да, верно.
– Оно было адресовано мне, вот я и… – Она подняла с колен письмо.
– Ничего страшного. На марку не придется тратиться.
Она встала и подошла к нему.
– Я тебя понимаю. Честное слово . Ты прав. Невозможно… помнишь то стихотворение, которое нам обоим нравилось? «И пусть ничто нам не вернет те чудесные часы, когда мы лежали на траве, и ту пору цветения – не будем сожалеть о них, а станем черпать в прошлом силу». – Она помолчала, потом добавила: – Думаю, оно нам нравилось потому, что мы верили: нам самими небесами начертано любить друг друга, и эти стихи про нас… – Мгновение поколебавшись, она прильнула к нему, поцеловала его в щеку и сказала: – Прощай, дорогой. – Потом легонько оттолкнула его и направилась к выходу в холл.
Он слышал, как она вышла в кухню, открыла, потом стала закрывать заднюю дверь. Да, надо быть сильным, благородным, мужественным. Но не полным же идиотом! Он развернулся и бросился за ней вдогонку.
– Подожди! – закричал он.
Кит выскочил из двери прямо следом за ней, она обернулась и проговорила:
– Нет, Кит, не надо. Пожалуйста. Ты прав. Ничего не выйдет. Невозможно… слишком все сложно… мы будем только сами морочить себе голову…
– Нет, послушай… мы же должны… нам надо понять… я хочу знать, что случилось… то есть… – Ему никак не удавалось найти нужные слова; в конце концов он просто сказал: – Энни, не можем же мы опять вот так вот взять и разойтись в разные стороны.
Она глубоко вздохнула и ответила:
– Я не могу тут оставаться. Я хочу сказать – на улице.
– Заходи в дом. Пожалуйста.
Она секунду поколебалась, потом вошла на кухню.
– У тебя есть время немного посидеть со мной? – спросил он.
– Да, хорошо… наконец-то мы посидим за чашечкой кофе. А где кофейник?
– Не хочу я никакого кофе. Мне надо что-нибудь выпить. – Он включил небольшую лампочку над мойкой, подошел к буфету и достал из него бутылку виски, что когда-то привез с собой. – Хочешь?
– Нет. И тебе не надо.
– Верно. – Он поставил бутылку на место. – Просто я нервничаю из-за того, что ты сюда приехала.
– Ты нервничаешь? А представляешь, как у меня дрожат колени и колотится сердце.
– И у меня тоже. Хочешь присесть?
– Нет.
– Ну, ладно… послушай, я понимаю, как ты рисковала, приехав сюда…
– Я дважды рисковала, Кит. Во-первых, тем, что меня могли выследить по дороге. А во-вторых, тем, что эта встреча может окончательно разбить мне сердце… Нет, извини, я не должна перекладывать на тебя свои проблемы и трудности.
– Не надо извиняться. Я рад, что ты приехала. Больше чем рад. Слушай, я написал это письмо…
– Не надо ничего объяснять. Я понимаю. Честное слово.
Они постояли так, в противоположных сторонах кухни, молча глядя друг на друга, потом Кит произнес:
– Не так я представлял себе нашу встречу.
– А как ты ее представлял?
Он поколебался, потом подошел и обнял ее.
– Вот так.
Они обнялись и поцеловались – он мгновенно вспомнил и аромат ее волос, и ее поцелуи, и ощущение прижимающегося к нему тела, когда он держал ее в объятиях.
Она слегка отстранилась от него, потом уткнулась лицом ему в плечо. Он понял, что она плачет; ее тело сначала легонько вздрагивало, потом стало сотрясаться в рыданиях. Ей никак не удавалось справиться со слезами – он не знал, что делать, и только все сильнее и сильнее прижимал ее к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50