— Вы не больны?
— Я абсолютно здоров.
— Невозможно. Все люди больны. Невоз... Он помолчал.
— Что вы имеете в виду, говоря, что вы не мистер Чанг?
— Кто он такой?
— Вы...
— Ничего подобного.
— А где же мистер Чанг?
— Откуда мне знать?
— Хм-м-м...
— Я приехал сюда вовсе не для анализов или психоанализа, как вы называете, мне такого не требуется. Я Шелл Скотт, частный детектив, я приехал сюда, чтобы поговорить с вами о смерти Чарли Байта.
— Вы — Шелл Скотт! — сказал он.
Я взглянул на часы. Да, я приехал в точно назначенное время. Поэтому я спросил:
— Кто же еще?
Он внимательно осмотрел мои белые волосы, брови, уши, даже ноги; вообще-то все — самое обыкновенное.
— Кто еще? — повторил он растерянно и тут же добавил: — Раз вы пришли сюда не ради психоанализа... хм. Извините меня.
Он прошел по ковру в помещение, где находилась потрясающая голая девушка, и закрыл за собой дверь. Что за жизнь! Но через минуту он снова возвратился, сел на прежнее место и жестом пригласил меня сесть.
Я сел. Потом он пробормотал:
— Извините, я ожидал вас в три часа.
— Я решил, что, поскольку нельзя опаздывать, постараюсь быть точным.
По-моему, он меня не понял. — Вы хотели поговорить со мной о мистере Байте?
— Да, он был одним из ваших пациентов, не так ли?
— Очень недолго. Практически мы даже не начали. Психоанализ, понимаете, требует нескольких лет.
— Это звучит, как старый фрейдовский...
— Нет! Ничего подобного! Мой метод совершенно другой, чем у Зигмунда Фрейда... Он противоположный — вот в чем секрет!
— В отношении Чарли...
— Понимаете, — продолжал он, не сбиваясь со своего курса, — на протяжении многих лет я был ортодоксом фрейдистского анализа. Вы об этом знали?
— Слышал краем уха, но...
— Лечил годами больных людей. Убедился, что их заболевания усиливались...
— О Чарли...
— Если фрейдистская методика давала отрицательный результат, значит, надо применять противоположную методику. Правильно? Делать обратное тому, что делалось прежде. Факт?
— Да, — ответил я, чтобы не молчать.
— Мне пришлось переделать каждое правило, закон, термин, срок и методику фрейдистского психоанализа. И мне это удалось!
— Так родилась «Питеризация мозгов»? Он поморщился.
— Молодой человек, должен вам сказать, что это выражение мне не нравится. Его не я придумал. А газетчики. Правильное наименование моего научного открытия — Дйерфизм.
Он выжидательно посмотрел на меня.
— Фрейд — Дйерф, ясно?
— Ого. Как дерепанмодаз.
— Что? Что?
— Это «задом наперед», сказанное задом наперед.
— Угу. В Дйерфизме нет таких смехотворных концепций, как «ид» или «эго», зато имеется «ди» и «огэ». И так далее. Понятно?
После этого последовала целая лекция, из которой явствовало, что все термины прежнего психоанализа следует читать наоборот. Не выдержав, я сказал:
— Доктор, до сегодняшнего дня я воображал, что фрейдистская философия, кроме того, что делает людей слабее, вместо того чтобы делать независимыми, — самая идиотская вещь на свете: но теперь, когда вы мне объяснили сущность Дйерфизма, — я повысил голос и благосклонно заулыбался, — я совершенно уверен, что в Дйерфизме столько же смысла.
— Да, да, — закричал он, — теперь излечение человечества от всех психических заболеваний в наших руках!
Страшно возбужденный, переполненный восхищением и любовью к собственной особе, Питере поднялся с кресла и взбрыкнул.
Но тут открылась дверь и на пороге появилась очаровательная девушка, мисс Планк, как ее назвал доктор. Она была полностью одета: белый вязаный костюм с красной отделкой, белые лодочки на высоченных каблуках, в которых ее ножки выглядели еще лучше. Потрясающая, ей-богу!
Это было мое мнение. Но доктор Питере рассматривал ее в трансе. Глаза у него полезли на лоб, рот раскрылся, он в полном смысле упал на спинку кресла.
Неожиданно до меня дошло: этот блудливый козел не получал полного удовольствия от своих клиентов, если они одеты.
Стоит ли удивляться, что он заставляет их раздеваться?
Кто мог все это придумать? Доктор Мордехай — маньяк.
Прелестная мисс Планк с минуту постояла в комнате — должно быть, сводила с ума Питерса, если судить по тому, какой эффект она произвела на меня, — потом приблизилась к нам.
Она подарила мне широкую ульбку, затем сказала доктору:
— Благодарю вас, доктор. Я приеду, если... когда мне потребуется следующая встреча, олл-райт?
— Олл-райт, — ответил он ей, точно воспроизведя ее интонацию. Видно было, что он все еще странно возбужден.
Потом она повернулась, чуть сощурилась и снова произнесла «у-у-у-у».
Ребята, это неспроста. Означает нечто. Но что? Не успокоюсь, пока не выясню. Лекарство от сонливости. Что она мне сказала?
Мисс Планк покинула кабинет. Я повернулся к доктору и в сотый раз произнес:
— Доктор... в отношении Чарли?
— Э-э? Ах. Хм, да. Что вы хотели узнать?
— Что с ним было?
— Запущенный суицидальный комплекс, осложненный травматическим...
— Извините, доктор. Я человек простой и люблю выясняться простым языком. Договорились? Меня не столько интересует диагноз, сколько его самочувствие. На что Чарли жаловался?
— Просто на депрессию, странные сны, которые можно назвать даже кошмарами; иногда ему казалось, что теряет голову... Обычные вещи.
— Разве это обычно?
— Сущие пустяки. Слыхали бы вы...
— Вы не заметили признаков того, что он замышляет самоубийство? Мой вопрос его потряс. Он надул губы, опустил голову и посмотрел на меня поверх очков.
— Не совсем. Но я бы сказал, что такая возможность не исключается. Фактически, я даже уверен, что это возможно. Разумеется, я не могу вдаваться в подробности того, что он мне сказал. Профессиональная этика, вы знаете.
— Знаю, знаю...
- Попросту говоря, у него укоренившийся суицидный комплекс, усугубленный инвективным каннибализмом и приближающийся к неизлечимому психоневрозу. Вы меня понимаете, да? Если бы он обратился ко мне несколько лет или даже месяцев назад, я бы его полностью излечил. Не сомневаюсь. Но едва хватило времени объяснить, что болезненные симптомы у него обусловлены подавленной бессознательной
страстью к отцу...
— Да, благодарю вас, доктор. Вы мне очень помогли...
Я поднялся:
— Для меня достаточно. Еще раз спасибо. Визит я оплачу. Секретарше.
И вышел.
Что вы думаете? Тощая секретарша, не моргнув глазом, содрала с меня
сто долларов. Спрашивается, за что?
На все это ушло много времени. Мисс Планк успела уехать. Спустившись на Хилл-Роуд, я машинально свернул налево, думая о том, что Мордехай, возможно, прав. Но если так, то почему же Чарли не поместили в больницу? Почему прославленный Мордехай промолчал? Или дело еще не зашло так далеко?
Стало прохладно; я закрыл окно в своем «кэде» и прибавил скорости, чтобы поскорее вернуться домой. Рядом на сиденье лежал плащ — с утра собирался дождь, но сейчас небо полностью прояснилось.
Впереди, на правой обочине, в том месте, где боковая дорога пересекает Бенедикт Каньон, был припаркован черный «седан». Один человек — за рулем, второй — возле поднятого капота. «Неполадки с двигателем», — подумал я.
В этом месте Бенедикт Каньон окаймлен развесистыми деревьями и низким коричневым кустарником. Когда я подъезжал к перекрестку, почудилось легкое движение слева, за деревьями. Но, переведя взгляд, я ничего там не увидел.
Однако этого достаточно, чтобы заставить меня насторожиться. К тому же человек, копавшийся в моторе, со стуком опустил капот и прошел к водителю, а не к противоположной стороне автомашины, что естественнее. И я провел рукой по пиджаку, поверх кольта 38-го калибра, который сопровождает меня во всех поездках.
После многих лет знакомства с привычками людей к насилию, кулаку или оружию это была вполне нормальная реакция. Кроме того, в нашем городе наберется пара десятков головорезов, готовых плясать от восторга на моей могиле; не хочется доставлять им такую радость.
Предчувствия не обманули. «Седан» рванулся к перекрестку и загородил дорогу, а верзила, стоявший рядом, побежал ко мне навстречу. Объехать «седан» слева я не мог, успел только сбавить скорость.
Из-за кустарника возник третий; не приближался, но что-то металлическое поблескивало в его руках. Не было времени присматриваться. Я затормозил и шлепнулся на сиденье; пальцы нажимали на дверную ручку, а машина продолжала двигаться, виляя из стороны в сторону.
Дверца отворилась, машина еще двигалась, когда я попытался незаметно выбраться наружу. И в этот миг резанула автоматная очередь. Так вот что держал мерзавец, вышедший из-за деревьев! Тяжелые пули впивались в мой «кэд», со звоном полетели осколки разбитого стекла.
Но я уже вывалился на асфальт и перекувыркнулся, сжимая в руке курносый «кольт».
Черный «седан» по-прежнему перегораживал дорогу; водитель из него выскочил. Верзила побежал ко мне. Автомат моментально умолк.
Вывалившись из машины, я нечаянно зацепил свой плащ, теперь он был возле моих колен. Раз так, надо попробовать его использовать. «Кэд» остановился как раз между мной и автоматчиком. Схватив плащ, я свернул его комком и изо всей силы швырнул за машины. И тотчас выстрелил, но промахнулся.
Верзила — иначе его не назовешь —был ближе всех ко мне; в руке — пистолет. Но на бегу не прицелиться. Я поднялся и еще раз выстрелил в верзилу. Правая рука у него дернулась, а пистолет описал дугу в воздухе и упал на асфальт. Вроде бы, Я позволил верзиле бежать на меня, сам же перенес внимание и «кольт» влево: автоматная очередь хлестнула мой бедный плащ.
Присев на корточки, я разглядел сквозь разбитые стекла своего «кадиллака» третьего, с автоматом, который все еще целился в меня.
Я дважды спустил курок. Готов. Справа от меня забухали по асфальту сапоги. Я быстро повернулся и перебросил «кольт» с правой руки в левую. Я не стрелял, у меня остался последний патрон, а водитель черного «седана» тоже приближался, правда, без особой спешки. По сравнению с двумя первыми, этот выглядел маленьким и невзрачным.
Верзила был в ярде от меня, бежит с пустыми руками. Значит, выбил пистолет. Я вложился во встречный удар. Мой кулак обрушился на его подбородок так, что у меня взорвались косточки на руке.
Удар не остановил его. Он прооежал- по йнерции~еще пару шагов, увлекая меня за собой. Я свалился на спину и сильно стукнулся затылком об асфальт; верзила же перекатился через меня и распластался на дороге. Я поднялся, шатаясь, и, как сквозь туман, увидел приближающегося ко мне маленького человека. Пистолет был все еще в моей руке; человечек остановился и выстрелил. Вспышка пламени и удивительно громкий звук, пуля с противным свистом пролетела рядом.
Человек повернулся и бросился бежать. Я прицелился в его узкую спину, но, петляя как заяц, он побежал к своей машине, и я промазал.
Верзила попытался подняться с асфальта, его рука потянулась к моему пиджаку. Я повернулся, поднял уже пустой «кольт» и влепил ему по лбу. Верзила тихонечко вздохнул и упал плашмя.
Хлопнули дверцы машины, заработал мотор, взвизгнули покрышки об асфальт; маленький человечек ретировался. Я заметил, что пистолет верзилы лежит в нескольких ярдах, и пошел было к нему, затем остановился.
Кроме шума удаляющегося «седана», все было тихо. Наверное, так бывает в могиле, куда я каким-то чудом все же не попал.
Через дорогу лежал на животе автоматчик, ноги увязли в грязи на обочине, одной щекой он прижался к асфальту. Не шевелился, а вот верзила опять подавал признаки жизни. Это меня не устраивало; я подобрал его собственный пистолет и стукнул еще раз им.
После этого перешел через дорогу взглянуть на автоматчика. Два красных пятна на белой рубашке слились в одну кособокую восьмерку. Одна из пуль угодила в сердце, вторая — рядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22