Коридор закончился задраенным люком. Бриттон повернула рычаг и потянула на себя дверь. Навстречу им вырвалась звуковая волна – мощный рев бесконечного числа лошадиных сил. Макферлейн последовал за капитаном по узкому мостику. Внизу, примерно в пятидесяти футах, он увидел две огромные турбины, ревущие в унисон. Не видно было ни одного человека. По-видимому, и турбинами тоже управляли компьютеры. Макферлейн приложил ладонь к металлической стойке и почувствовал сильную вибрацию.
Пока они шли по мостику, Бриттон смотрела на него с легкой улыбкой.
– «Ролвааг» приводится в движение паровыми котлами, а не дизельными моторами, как другие суда, – сказала она, повысив голос, чтобы перекрыть шум. – Хотя у нас есть аварийный дизель для электричества. На современных судах вроде этого нельзя терять источник энергии, потому что сразу лишаетесь всего: компьютеров, навигации, пожарного оборудования. Мы называем это «покойник в воде».
Они прошли еще через одну тяжелую дверь машинного зала в передней части судна. Бриттон закрыла ее, затянула запорный рычаг и пошла по коридору, который закончился у закрытых дверей лифта. Макферлейн следовал за ней, радуясь тишине. Капитан остановилась у лифта и посмотрела на него оценивающим взглядом. Вдруг он понял, что у нее на уме было не только показать ему замечательный «Ролвааг».
– Мистер Глинн хорошо говорил, – заговорила наконец Бриттон.
– Я рад, что вы так думаете.
– Знаете, команда может быть суеверной. Просто удивительно, как быстро слухи и предположения обретают черты реальности в каютах. Я думаю, этот разговор сильно ударит по сплетням.
Она немного помолчала и снова заговорила:
– У меня было чувство, что мистеру Глинну известно много больше, чем он сказал. Но действительность не дает оснований так считать. Я думаю, он знает меньше, чем хочет показать. – Она искоса взглянула на Макферлейна. – Это так?
Макферлейн замялся. Он не знал, что сказали капитану Ллойд и Глинн, а точнее, что они утаили. Однако он считал, что чем больше она знает, тем благополучней будет судно. Он чувствовал родство с ней. Они оба совершили большую ошибку. Их обоих жизнь потрепала сильней, чем обычного человека. В душе он доверял Салли Бриттон.
– Вы правы, – сказал он. – Суть в том, что мы почти ничего о нем не знаем. Мы не знаем, как такая большая штука пережила удар. Мы не знаем, почему его не съела ржавчина. Те немногие данные электромагнитных и гравитационных измерений камня, которые у нас есть, противоречивы, даже невероятны.
– Понимаю, – сказала Бриттон и посмотрела Макферлейну в глаза. – Он может быть опасен?
– Так думать нет причин. – Он замялся. – Думать, что не опасен, тоже нет причин.
Наступила пауза.
– Меня интересует, представляет ли он опасность для моего судна и моей команды?
Макферлейн пожевал губы, обдумывая ответ.
– Опасность? Он адски тяжелый. Его будет очень сложно перемещать. Но когда он будет успешно уложен в люльку, хочется верить, что это будет менее опасно, чем полный груз горючей нефти. – Он посмотрел на нее. – И Глинн кажется человеком, который никогда не рискует.
Бриттон задумалась на мгновение. Затем кивнула:
– На меня он произвел такое же впечатление: осторожен до предела. Мне нравится иметь на борту такого человека, потому что в следующий раз, когда я посажу корабль на риф, я собираюсь тонуть вместе с кораблем.
«Ролвааг»
3 июля, 14 часов 15 минут
Когда славный корабль «Ролвааг» пересекал экватор в виду берегов Бразилии и дельты Амазонки далеко на западе, на носовой палубе судна начался освященный временем ритуал, который соблюдается на океанских судах сотни лет.
Тридцатью футами ниже палубы и почти на девятьсот футов ближе к корме доктор Патрик Брамбелл распаковывал последнюю коробку с книгами. С тех пор как он начал работать, ему почти каждый год приходилось хоть раз пересекать эту линию, и он находил в высшей степени безвкусными сопутствующие этому событию церемонии: «нептунов чай», в котором кипятятся носки и рукавицы палубных матросов, и пошлые шутки «морских волков».
Он с самого выхода «Ролваага» из порта распаковывал и размещал свою обширную библиотеку. Это занятие он любил почти так же, как чтение книг, и никогда не позволял себе спешить. Сейчас он провел скальпелем вдоль последнего стыка, заклеенного упаковочной лентой, открыл картонную коробку и заглянул внутрь. Трепетными пальцами вынул верхнюю книгу – «Анатомию меланхолии» Бертона, погладил ее прекрасную, отделанную кожей обложку и поставил на последнюю свободную полку. Следующим появился «Неистовый Роланд», потом роман Гюисманса «Наоборот», «Лекции о Шекспире» Кольриджа, эссе доктора Джонсона «Праздношатающийся». Ни одна из книг не имела касательства к медицине. Фактически из тысячи с лишним книг различной тематики, составлявших походную библиотеку Брамбелла, только десяток, не более, могли быть отнесены к профессиональным справочным пособиям. Их он держал отдельно, в медицинском кабинете, чтобы удалить профессиональный налет со своей взлелеянной библиотеки. Доктор Брамбелл был в первую очередь читателем, а уж во вторую – врачом.
Наконец коробка опустела. Брамбелл вздохнул, испытывая смешанное чувство удовлетворения и сожаления, и отступил назад, обозревая ряды книг, аккуратно расставленных на полках. Пока он этим занимался, послышался стук далекой двери, а потом звук размеренных шагов. Брамбелл ждал, не двигаясь, надеясь, что это не к нему, но уже уверенный в неизбежном. Шаги смолкли, и со стороны приемной донесся легкий двойной стук.
Брамбелл снова вздохнул, совсем иначе, чем раньше, быстро оглядел каюту в поисках хирургической маски, поднял ее и надел. Брамбелл убедился, что это неплохой способ поторопить пациента. Он последний раз бросил любящий взгляд на книги, вышел из каюты и закрыл за собой дверь.
По пути к приемной Брамбелл прошел длинным коридором мимо лазаретных палат с пустыми койками, мимо операционной и патологоанатомической лаборатории. В приемной оказался Эли Глинн со скоросшивателем под мышкой.
Взгляд Глинна остановился на хирургической маске.
– Я не сообразил, что вы с кем-то.
– Ни с кем, – сказал Брамбелл через маску. – Вы первый посетитель.
Глинн еще задержал взгляд на маске. Потом кивнул:
– Прекрасно. Мы можем поговорить?
– Конечно.
Брамбелл повел его в смотровую. Он находил Глинна самым необычным созданием из всех, кого встречал. Человек культурный, не получающий от этого удовольствия; человек с даром рассказчика, никогда им не пользующийся; человек с прикрытыми серыми глазами, который сделал своей профессией изучение слабостей других людей, скрывая свои собственные.
Брамбелл закрыл за собой дверь смотровой.
– Садитесь, пожалуйста, мистер Глинн, – сказал он и указал на скоросшиватель. – Я полагаю, это медицинские карточки? Они опоздали. К счастью, у меня еще не было нужды к ним обращаться.
Глинн сел.
– Я отобрал несколько штук, на которые, вероятно, вам следует обратить внимание. Большинство обычны, но есть исключения.
– Понятно.
– Начнем с команды. У Виктора Хоуэлла тестикулярный крипторхизм.
– Странно, что у него это не скорректировано.
Глинн поднял глаза.
– Возможно, ему не нравится мысль о ноже там, внизу.
Брамбелл кивнул.
Глинн пролистнул несколько карточек. В них были жалобы на болезни, присущие любой произвольно выбранной человеческой группе: несколько диабетиков, хроническое смещение дисков, один случай аддисоновой болезни.
– Довольно здоровая команда подобралась, – заметил Брамбелл, испытывая слабую надежду, что встреча подошла к концу.
Но нет. Глинн достал еще пачку карточек и объяснил:
– Здесь психологические характеристики.
Брамбелл просмотрел список имен.
– А где люди из ЭИР?
– У нас немного другая система, – сказал Глинн. Сведения о сотрудниках ЭИР доступны только при особой необходимости.
Брамбелл ничего не сказал. С таким человеком, как Глинн, спорить бесполезно. Глинн достал из своего портфеля еще две карточки, положил их Брамбеллу на стол и откинулся на спинку стула.
– В действительности меня волнует только один человек.
– И кто же это?
– Макферлейн.
Брамбелл стянул маску на подбородок.
– Лихой охотник за метеоритами? – спросил он удивленно. – Это правда, парень приносит с собой атмосферу какого-то беспокойства.
Глинн постучал пальцем по верхней карточке.
– Я буду подавать вам регулярные рапорты о нем.
Брамбелл удивленно поднял брови.
– Макферлейн – единственная ключевая фигура, выбранная не мной, – объяснил Глинн. – У него сомнительный послужной список, мягко говоря. Поэтому я хочу, чтобы вы оценили этот рапорт и те, что за ним последуют.
Брамбелл неодобрительно посмотрел на карточку.
– Для кого вы шпионите?
Брамбелл ожидал, что Глинн обидится, но тот не подал виду.
– Лучше я оставлю это при себе.
Брамбелл кивнул. Он притянул к себе рапорт и просмотрел.
– Скрытен относительно экспедиции и ее шансов на успех, – прочитал он вслух. – Мотивации не ясны. Подозрителен в отношении научного сообщества. Чувствует себя чрезвычайно неловко в роли руководителя. Стремится к одиночеству.
Брамбелл отложил рапорт.
– Я не вижу ничего необычного.
Глинн кивнул на вторую папку, гораздо более толстую.
– Это история жизни Макферлейна. Среди прочего здесь есть сведения о неприятном случае в Гренландии несколько лет назад.
Брамбелл вздохнул. Он был совершенно не любопытным человеком и подозревал, что именно это и было основной причиной, почему Глинн его нанял.
– Я посмотрю это позднее.
– Давайте посмотрим сейчас.
– Может, вы вкратце перескажете мне?
– Хорошо.
Брамбелл прислонился к спинке стула, сложил руки и приготовился слушать.
– У Макферлейна был коллега по имени Масангкей. Впервые они объединились, чтобы вывезти контрабандой тектиты провинции Атакама из Чили, чем и заработали себе в этой стране дурную славу. После этого они успешно разыскали несколько небольших, но важных метеоритов. Они хорошо сработались. У Макферлейна начались неприятности с его работой в музее, и он ушел на свободные хлеба. У него инстинктивное умение находить метеориты, но охотой за ними невозможно заниматься постоянно без материальной поддержки. В отличие от Макферлейна Масангкей был вполне лоялен к музейной политике и выполнил несколько прекрасных работ. Они сошлись очень близко. Даже породнились: Макферлейн женился на сестре Масангкея, Малу. Но отношения начали постепенно портиться. Не исключено, что Макферлейн завидовал успешной музейной карьере Масангкея. А может, Масангкей завидовал тому, что Макферлейн был прирожденным полевым ученым. Но главную роль тут сыграла любимая теория Макферлейна.
– Что за теория?
– Макферлейн верил, что однажды будет найден межзвездный метеорит, который пролетел громадное расстояние из другой звездной системы. Все ему говорили, что это математически невозможно, что все метеориты прилетают из нашей Солнечной системы. Но Макферлейн был так захвачен своей идеей, что это походило на шаманизм и традиционно мыслящему Масангкею не нравилось. Как бы то ни было, но примерно три года назад в Гренландии, около Торнарссака, было отмечено падение большого метеорита. Его отследили спутники и зафиксировали сейсмографические датчики, что позволяло вычислить место падения. Его траектория была даже снята любительской кинокамерой. Нью-йоркский Музей естественной истории совместно с правительством Дании наняли Масангкея, чтобы он нашел метеорит. Масангкей привлек Макферлейна. Они нашли Торнарссак, но это потребовало гораздо больше времени и стоило гораздо больше денег, чем они ожидали. Они залезли в долги. Нью-йоркский музей это игнорировал. Но все осложнялось еще трениями, возникшими между Масангкеем и Макферлейном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64