– Не все еще кончено, Салли, – сказал Глинн так тихо, что слышала только она.
Он очень внимательно за ней наблюдал.
– Нет, кончено. Эсминец угробил наши машины.
– Вы снова увидите свою дочь.
– Пожалуйста, не говорите так, – ответила она упавшим голосом, стирая навернувшуюся слезу.
К ее удивлению, Глинн взял ее руку.
– Если мы выберемся отсюда, я хотел бы снова вас увидеть. Можно? – начал он с несвойственной ему нерешительностью. – Хочу больше узнать о поэзии. Возможно, вы сможете меня научить.
Она слегка пожала ему руку.
– Пожалуйста, Эли, лучше помолчим.
А затем они увидели выплывающий нос «Рамиреса».
* * *
Он был меньше чем в двух милях, крался вблизи синей стены ледового острова, следуя у них в кильватере, приближался, как акула к беспомощной жертве. Орудийные башни следили за ними с холодной внимательностью.
Время словно остановилось, пока Бриттон смотрела через задний иллюминатор на пушки, ожидая из их жерл последнего смертельного огня. Казалось, что интервал между ударами сердца удлинился. Она огляделась вокруг себя: Ллойд, Макферлейн, Хоуэлл, вахтенные офицеры молча ждали. Ждали смерти в темной холодной воде.
Со стороны эсминца раздались хлопки, и в воздух поднялось множество осветительных ракет, прочертивших в небе яркие кривые линии. Бриттон заслонила глаза. Поверхность воды, палуба танкера, стенка ледового острова утратили свои цвета при этом невыносимом освещении. Когда яркость освещения немного уменьшилась, Бриттон снова посмотрела в иллюминатор. Орудия «Рамиреса» уменьшали угол наклона, пока не стали видны только их жерла. Эсминец наполовину выдвинулся из прохода и начал быстро сбрасывать ход. Стрелять он будет почти в упор.
Воздух разорвал звук взрыва. Он оглушительно раскатился в проходе между островами. Бриттон инстинктивно дернулась назад и почувствовала на своей руке руку Глинна. Вот оно. Она начала молча молиться о своей дочери и чтобы смерть была легкой и быстрой.
Но из орудий эсминца не появилось языков пламени. Она смотрела вокруг, не понимая. Потом заметила движение далеко наверху.
На вершине ледяного обрыва над «Рамиресом» над четырьмя развеивающимися столбами дыма в воздухе лениво кувыркались осколки и глыбы льда. Эхо умерло, и на мгновение наступила тишина. А потом ледовый остров, казалось, сдвинулся с места. Его лицевая стена начала сползать над «Рамиресом», между ней и массивом острова образовалась быстро расширявшаяся трещина. И теперь Бриттон видела, что кусок льда высотой почти двести футов отделяется. Громадная ледяная плита откололась от обрыва и начала падать, разваливаясь при этом на несколько кусков. Это напоминало медленный величественный танец. Когда гигантские глыбы погрузились в море, стала подниматься стена воды, сначала черная, потом зеленая и белая. Вода поднималась выше и выше, выталкиваемая огромной массой льда. Теперь до Бриттон дошел звук, какофония шумов, которая становилась все громче. А волна все росла так круто, что стала обрушиваться, еще формируясь, и двинулась на «Рамиреса».
Раздался вой турбин, эсминец попытался маневрировать, но волна тут же накрыла его. Эсминец дернулся, поднимаясь все выше и кренясь. Стали видны красные от ржавчины листы носовой обшивки. На мгновение показалось, что он замер, сильно завалившись на правый борт. Две его мачты оказались почти параллельны поверхности воды, когда гребень громадной волны укрыл его пеной. Шли секунды, а корабль так и висел, прилепившись к волне в неустойчивом состоянии, когда он мог или обрести равновесие, или пойти ко дну. Бриттон чувствовала, как у нее в груди бешено колотится сердце. Затем корабль покачнулся и начал выпрямляться. Вода сливалась с его палубы. «Не сработало, – подумала Бриттон. – Господи, ничего не вышло».
Движение эсминца замедлилось, он снова замер, а потом лег обратно на воду. Словно вздохнула надстройка, струи воды ударили во всех направлениях, и корабль опрокинулся, его киль тяжело повернулся к небу. Раздался еще один, более громкий вздох, вокруг корпуса закружились пенные водовороты, всплыли пузыри воздуха, а потом почти без воронки он исчез в ледяной глубине. Произошел второй короткий взрыв пузырей, но и они скоро пропали, оставив только темную воду.
Это длилось всего девяносто секунд.
Бриттон увидела, что теперь волна несется на них, стремительно расширяясь, но теряя высоту.
– Держись, – прошептал Глинн.
Стоявший продольно к волне, танкер резко поднялся, накренился и легко выпрямился.
Бриттон отпустила руку Глинна и подняла к глазам бинокль, ощутив на лице холод резины. Она с трудом могла осознать, что эсминца больше нет. Ни человека, ни спасательного плота, ни даже подушки или бутылки не появилось на поверхности. «Алмиранте Рамирес» исчез без следа.
Взгляд Глинна был устремлен на остров, и, проследив за ним, она увидела у края плато четыре темных пятна. Четыре человека в гидрокостюмах стояли, подняв соединенные над головой руки. Одна за другой с тихим шипением в море опустились осветительные ракеты. Возвратилась темнота.
Глинн поднял рацию.
– Операция завершена, – сказал он тихо. – Готовьтесь к приему катера.
«Ролвааг»
17 часов 40 минут
Палмер Ллойд обнаружил, что моментально лишился дара речи. Он был настолько уверен в неминуемости близкой смерти, что возможность дышать и стоять здесь, на мостике, воспринималась как чудо. Когда он наконец обрел голос, то спросил Глинна:
– Почему вы мне не сказали?
– Вероятность успеха была слишком мала. Я сам не верил в такую возможность. – Его губы сложились в ироническую улыбку. – Нужно было, чтобы повезло.
В неожиданном эмоциональном порыве Ллойд бросился вперед и схватил Глинна в свои медвежьи объятия.
– Господи, я чувствую себя как приговоренный, получивший помилование. Эли, могу я что-нибудь сделать?
Он плакал и не стеснялся этого.
– Это еще не конец.
Ллойд просто усмехнулся в ответ на напускную скромность этого человека.
Бриттон обратилась к Хоуэллу:
– Мы черпаем бортом?
– Трюмные помпы справляются, капитан. Пока работает аварийная система подачи энергии.
– Сколько это продлится?
– Если отключить все, кроме совершенно необходимого, с аварийным дизелем продержимся больше двадцати пяти часов.
– Потрясающе! – воскликнул Ллойд. – Мы в прекрасной форме. Отремонтируем двигатели и в путь.
Он радостно улыбнулся Глинну, потом Бриттон и несколько приуныл, не понимая, почему они смотрят так мрачно.
– Что-нибудь неладно?
– Мы лишились хода, мистер Ллойд. Нас сносит течением обратно в шторм.
– Потеряли ход?
– Силовая установка разбита.
– Мы же справлялись до сих пор. Хуже-то быть не может. Или может?
Никто не ответил ему на этот вопрос.
Бриттон обратилась к Хоуэллу:
– Состояние систем связи?
– Нет дальней и спутниковой связи.
– Включите сигнал бедствия. Свяжитесь с Южной Георгией на аварийном канале шестнадцать.
Ллойд ощутил озноб.
– А зачем сигнал бедствия? Снова ему никто не ответил.
– Мистер Хоуэлл, уточните состояние поврежденных двигателей.
Спустя минуту Хоуэлл доложил:
– Обе турбины ремонту не подлежат, мэм.
– Подготовиться к возможной эвакуации судна.
Ллойд не мог поверить, что не ослышался.
– О чем вы говорите, черт побери? Разве судно тонет? Здесь мой метеорит. Я не брошу танкер.
Бриттон обратила к нему холодный взгляд зеленых глаз.
– Никто не бросает судно, мистер Ллойд. Мы покинем его только в самом крайнем случае. Возможно, спуск на воду спасательных шлюпок в такой шторм будет не менее самоубийственным решением.
– Ради бога, зачем тогда такая суета? Мы можем переждать шторм и запросить буксир до Фольклендов. Все не так уж скверно.
– Мы потеряли ход и маневренность. Когда нас вынесет в шторм, мы получим ветер восемьдесят узлов, стофутовые волны и течение шесть узлов. Все это вместе будет толкать нас в одном направлении – к проливу Брансфилда. Это Антарктика, мистер Ллойд. Плохи наши дела.
Ллойд был потрясен. Он уже чувствовал, что зыбь начинает раскачивать судно. Порыв ветра ворвался на мостик.
– Слушайте меня, – сказал он тихо. – Мне плевать, что вам придется сделать и как вы это сделаете, но вы не потеряете мой метеорит. Понятно?
Бриттон неприязненно посмотрела на него в упор:
– Мистер Ллойд, сейчас мне совершенно плевать на ваш метеорит. Меня беспокоит только мое судно и команда. Это понятно?
Ллойд повернулся за поддержкой к Глинну. Но Глинн остался безмолвным и совершенно спокойным, сохраняя на лице обычную маску.
– Когда мы можем получить буксир?
– Большинство электроники отказало, но мы пытаемся связаться с Южной Георгией. Все зависит от шторма.
Ллойд нетерпеливо прервал, обращаясь к Глинну:
– Что происходит в танке?
– Гарса усиливает оплетку дополнительной сваркой.
– И сколько времени это займет?
Глинн не ответил. Этого не требовалось. Теперь и Ллойд почувствовал. Движение корабля стало хуже: наводящим ужас водяным валам, казалось, требовалась вечность, чтобы пройти. А на гребне каждого из них «Ролвааг» словно кричал от боли. Это был какой-то приглушенный звук – не то вибрация, не то скрежет.
Это была мертвая рука метеорита.
«Ролвааг»
17 часов 45 минут
Из радиорубки появился Хоуэлл и сообщил Бриттон:
– На связи Южная Георгия, мэм.
– Очень хорошо. Переключите их на громкую связь, пожалуйста.
Ожил громкоговоритель.
– Южная Георгия танкеру «Ролвааг», прием.
Голос был металлическим и тусклым, но Бриттон распознала в нем среди шумов едва заметный акцент родных мест. Она взяла микрофон передатчика.
– Южная Георгия, у нас авария. Мы серьезно повреждены. Без тяги, повторяю, без тяги. Дрейфуем в направлении зюйд-зюйд-ост со скоростью девять узлов.
– Принято, «Ролвааг». Ваши координаты? Какой у вас груз? Балласт или нефть?
Глинн взглянул на нее острым взглядом. Бриттон выключила микрофон.
– С этого момента мы начинаем говорить правду, – сказал Глинн. – Нашу правду.
Бриттон снова включила передатчик:
– Южная Георгия, мы переоборудованы под рудовоз. Мы имеем полную загрузку в виде метеорита, выкопанного на одном из островов у мыса Горн.
– Подтвердите. Высказали «метеорит»?
– Подтверждаю. Наш груз – это метеорит весом двадцать пять тысяч тонн.
– Метеорит весом двадцать пять тысяч тонн, – невозмутимо повторил голос. – «Ролвааг», пожалуйста, назовите ваш предполагавшийся порт назначения.
Бриттон понимала, что за этим скрывался тонкий вопрос: почему вы там оказались?
– Мы направлялись в Порт-Элизабет в Нью-Джерси.
Снова пауза. Бриттон ждала, внутренне сжавшись. Любому опытному мореходу сразу понятно, что история очень странная. Они находятся в двухстах милях от пролива Брансфилда, давно в зоне сильнейшего шторма, и это их первый сигнал бедствия.
– «Ролвааг», могу я спросить, вам известен последний прогноз погоды?
– Да, известен, – подтвердила Бриттон, зная, что ей все равно его сообщат.
– К полуночи ветер усилится до ста узлов, высота волн до сорока метров, везде в проливе Дрейка штормовое предупреждение пятнадцать баллов.
– Сейчас почти тринадцать, – откликнулась Бриттон.
– Понятно. Пожалуйста, сообщите характер ваших повреждений.
– Сделай это хорошо, – пробормотал Глинн.
– Южная Георгия, мы были атакованы без предупреждения чилийским военным кораблем в международных водах. Снарядами повреждено машинное отделение, полубак и главная палуба. Мы потеряли ход и маневренность. Мы – «мертвец в воде».
– Боже милостивый! Вы еще под огнем?
– Эсминец зацепил айсберг и затонул полчаса назад.
– Невероятно. Почему…
Неподходящий вопрос при сигнале бедствия. Но надо сказать, и бедствие очень необычное. Времени оставалось в обрез, и Бриттон опередила вопрос своим ответом:
– Мы не имеем представления почему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64