– Ну что ж, сударь мой, обещай, что будешь хорошо заботиться о протекторе и о себе, – сказала она, приближая к нему свое лицо. Глаза у нее увлажнились. – Я очень рассержусь, если с кем-то из вас что-нибудь случится. Ты храбр, но, я надеюсь, не рискнешь испытывать на себе мою ярость.
– Я сделаю все возможное, чтобы мы оба вернулись живыми, – сказал ей ДеВар.
Он взял плащ, шляпу, мешки. Плащ накинул на одну пуку, мешки поднял другой рукой и взвалил на плечо, потом надел шляпу и скинул ее за спину, так что она повисла на шнурке.
Перрунд смотрела на его манипуляции с каким-то грустным любопытством. Она положила свою здоровую руку на кисть ДеВара, успокаивая его.
– Береги себя, – тихо сказала она, потом повернулась и села там, где ее мог видеть УрЛейн и откуда она могла видеть его.
ДеВар несколько мгновений смотрел на Перрунд – она сидела в длинном красном платье, расправив плечи, лицо ее было спокойным и прекрасным. Потом он повернулся и пошел к двери.
17. ДОКТОР
Хозяин, хочу сообщить, что убийца герцога Валена в конце концов был найден. Нельзя ведь оставлять безнаказанным убийцу такого важного лица. С такой же неизбежностью, с какой должен быть найден наследник для знатного титула, дыра в ткани общества, возникшая после убийства, должна быть заделана кем-то из живущих. В этот вакуум непременно затянет чью-нибудь душу, и в данном случае такой душой оказался бедняга из города Мизуи, который со счастливым и даже довольным видом по собственной воле бросился в пустоту.
Звали его Берридж, когда-то он изготавливал трутницы и был хорошо известен в городе как местный юродивый. Жил он под городским мостом с горсткой других отверженных, которые нищенствовали на улицах и собирали отбросы на городском рынке. Когда на следующий день после маскарада жителям города стало известно об убийстве герцога Валена, Берридж явился к судье и признался во всем.
Это явление не очень удивило судью, поскольку Берридж брал на себя ответственность за любое убийство в городе или рядом с ним, если явного виновника не обнаруживалось, а иногда и если виновник был явнее явного. Его признания на суде в опровержение фактов, кричащих о том, что некий муж, известный своим злобным нравом, был обнаружен пьяным до бесчувствия в запертой изнутри комнате, где находилось тело его зверски убитой жены, а он еще и сжимал окровавленный нож в руке, вызвали хохот среди той части населения, для которой заседания королевского суда – род бесплатного театра.
Обычно Берриджа в таких случаях выкидывали из суда на улицу, и судья тут же забывал о нем. Однако на сей раз ввиду тяжести преступления и того факта, что герцог Кветтил только этим утром высказывал судье свое крайнее неудовольствие в связи со вторым убийством, случившимся без одобрения герцога в зоне его судебной юрисдикции вскоре после первого, судья решил не отвергать с порога заявления сумасшедшего.
К неизмеримому его удивлению и удовлетворению, Берридж был водворен в городскую тюрьму. Судья отправил записку герцогу, сообщая ему о быстро принятых мерах, правда, при этом не добавил, что признания подобного рода вошли у Берриджа в привычку и, значит, виновность Берриджа маловероятна.
Начальник стражи Полчек послал письмецо судье, чтобы тот пока придержал Берриджа в тюрьме. Когда прошло пол-луны, а преступника так и не обнаружили, герцог потребовал от судьи провести дознание по заявлению Берриджа.
Со времени убийства прошло уже довольно много времени, и ни Берридж, ни его соседи по обиталищу под мостом никак не могли вспомнить, что они делали в день и вечер бала-маскарада; Берридж, правда, утверждал, что покинул город, забрался по холму, проник во дворец, вошел в частные покои герцога, которого и убил в его кровати (эти показания были быстро изменены, когда Берридж узнал об убийстве герцога в комнате рядом с бальным залом и отнюдь не во сне).
Поскольку более надежный подозреваемый все не появлялся, Берриджа отправили во дворец, где мастер Ралиндж подверг его допросу. Вряд ли это могло что-то доказать, кроме того, что герцог Кветтил относится к делу серьезно, а его назначенцы ведут следствие основательно. Берридж не представлял никаких затруднений для главного герцогского палача, а по известным мне сведениям страдания его были относительно невелики, хотя и вполне достаточны, чтобы и без того слабый ум несчастного ослаб еще больше.
К тому времени, когда Берридж предстал перед герцогом, желавшим лично допросить его об убийстве герцога, он был худым, лысым, дрожащим бедолагой, чьи глаза вращались в глазницах, казалось, совершенно независимо друг от друга. Он постоянно что-то бормотал, но почти все – неразборчиво. Он признался не только в убийстве герцога Валена, но еще короля Беддуна в Тассасене, императора Пуйсида и короля Драсина, отца короля Квиенса, кроме того, заявил, что устроил падение с неба огненных камней, из-за которых погибли целые народы и наступила нынешняя послеимперская эпоха.
Берриджа сожгли на центральной площади города. Наследник герцога, его брат, собственноручно запалил костер, хотя и после того, как беднягу удавили, чтобы спасти его от огненной пытки.
Остальное время нашего пребывания в Ивенадже прошло без заметных происшествий. Некоторое время во дворце царила атмосфера тревоги и даже подозрительности, но постепенно сошла на нет. Ни загадочных смертей, ни возмутительных убийств. Колено короля зажило. Он отправился на охоту и снова упал со своего скакуна, хотя на сей раз отделался царапинами. Здоровье его – вероятно, под влиянием горного воздуха, – в общем, похоже, улучшилось.
Работы для доктора почти не было. Она гуляла в горах – пешком или в седле, иногда брала меня, иногда хотела побыть одна. Немало времени проводила она в городе Мизуи в больнице для бедных, где ухаживала за сиротами и другими несчастными, делилась опытом с акушерками, беседовала о лечебных средствах с местными аптекарями. Время шло, и в Ивенир стали прибывать раненые из Ладенсиона, и доктор как могла лечила некоторых. Сначала ее попытки встретиться с городскими врачами не имели успеха, но потом с разрешения короля она пригласила их в палату совета, и король имел с ними короткую встречу, перед тем как отправиться на охоту.
Я думаю, доктор рассчитывала на большее – ей почти ни в чем не удалось убедить местных врачей, которые пользовались, в отличие от своих коллег в Гаспиде, методами совсем уж старинными и таившими еще больше угрозы для пациентов.
Несмотря на то что король был вполне здоров, они с доктором находили все новые и новые предлоги для встреч. Король боялся располнеть, как располнел с годами его отец, а потому консультировался с доктором относительно своей диеты. Это казалось чудным тем из нас, кто считал: полнота – признак того, что человек хорошо питается, не особо утруждает себя работой и достиг спокойной зрелости, но, может быть, это отчасти подтверждало ходившие в обществе слухи, что доктору удалось заразить короля кое-какими странными идеями.
Болтали также и о том, что король и доктор слишком много времени проводят вместе. Насколько мне известно, между ними не происходило ничего такого. Каждый раз, когда доктор приходила к королю, я был с нею, за исключением двух-трех случаев, когда не мог встать с кровати из-за болезни, но и в этих случаях я предпринимал все меры, чтобы через моих приятелей, помощников лекарей, а также через слуг узнавать о том, что происходит между доктором и королем.
Я удовлетворен тем, что пока ничего не упустил и доложил обо всем, что может представлять интерес для моего хозяина.
Король требовал присутствия доктора чуть ли не каждый вечер, и, если не было никаких явных заболеваний, он двигал плечами и утверждал, что одно или другое недостаточно подвижны. Доктор, казалось, ничуть не возражала – она делала королю массаж и втирала всякие свои мази в его золотисто-смуглую кожу, разминала ладонями и костяшками пальцев спину, плечи, шею сзади. Иногда они при этом тихо разговаривали, но чаще молчали, если не считать стонов, вырывавшихся у короля, когда доктор разминала особо напряженные мышечные узлы. Я, конечно же, тоже помалкивал, боясь разрушить атмосферу, возникавшую в мерцании свечей, и со странной, сладкой завистью смотрел, как эти сильные, гибкие пальцы, блестящие от ароматических мазей, вдавливаются в податливую плоть короля.
– У вас сегодня усталый вид, доктор, – сказал король. Он лежал на своей широкой кровати под балдахином, обнаженный до пояса, а доктор массировала верхнюю часть его спины.
– Правда, государь?
– Да. Чем это вы там занимались? – Король повернул голову, чтобы посмотреть на нее. – Вы случайно не обзавелись любовником, Восилл?
Доктор вспыхнула, что с ней происходило нечасто. Насколько я знаю, такое наблюдалось только в присутствии короля.
– Нет, государь, – сказала она. Король вернул свой подбородок на руки.
– Может быть, вам стоит об этом подумать, доктор. Вы красивая женщина. Если бы вы только пожелали, то, думаю, могли бы сделать прекрасный выбор.
– Ваше величество льстит мне.
– Нет, просто я говорю правду и уверен, вы об этом знаете.
– Я уважаю ваше мнение, государь. Король оглянулся на меня.
– Разве нет…
– Элф, государь, – сказал я, сглотнув слюну.
– Ну да, Элф, – сказал король, поднимая брови. – Разве не так? Разве наш добрый доктор не соблазнительная женщина? Разве любой нормальный мужчина не наслаждался бы, глядя на нее?
У меня перехватило дыхание. Я посмотрел на доктора, которая бросила на меня сердитый, а может, даже умоляющий взгляд.
– Я не сомневаюсь, государь, что моя хозяйка необыкновенно привлекательна, ваше величество, государь, – заикаясь и краснея, пробормотал я.
– Привлекательна? И это все? – Король рассмеялся, продолжая смотреть на меня. – Но разве она не красива, Элф? Разве она не обаятельна, не прекрасна, не очаровательна?
– Я уверен, эти слова подходят ей как нельзя лучше, государь, – сказал я, опустив глаза в пол.
– Ну вот, доктор, теперь вы сами видите, – сказал король, снова водружая свой подбородок на сложенные на подушке руки. – Даже ваш юный помощник согласен со мной. Он находит вас привлекательной. Так вы собираетесь обзавестись любовником, доктор?
– Нет, государь. Любовник будет забирать время, которое мне может потребоваться для вас.
– Ну, я в последнее время чувствую себя так хорошо, что, наверное, мог бы отпускать вас каждый вечер, чтобы вы пару раз скоренько справили свои дела.
– Вы так великодушны, ваше величество, – сухо сказала доктор.
– Ну вот опять, Восилл, этот ваш невыносимый сарказм. Мой отец всегда говорил: если женщина начинает проявлять сарказм в отношении тех, кто стоит выше нее, это верный знак: она не получает того, чего требует ее природа.
– Он был настоящим кладезем мудрости, ваш батюшка, государь.
– Нет сомнений, – согласился король. – Я думаю, он бы сказал, что вам нужно как следует покувыркаться в постели. Ради вашего же блага. Ой! – сказал он, когда доктор слишком сильно нажала на его спину ребром ладони. – Осторожнее, доктор. Можете назвать это лечебным средством, или какое там другое слово?
– Неуместным? Непристойным? Нахальным?
– Терапевтическим. Вот как это называется – терапевтическим.
– Ах вот вы о чем.
– Я знаю о чем, – сказал король. – А что, если бы я приказал вам взять любовника, Восилл, ради вашего же блага?
– Забота вашего величества о моем здоровье не знает границ.
– Вы бы подчинились приказу вашего короля, Восилл? Взяли бы любовника, прикажи я вам?
– Я бы спросила, какие доказательства выполнения мной приказа удовлетворили бы ваше величество?
– Я бы вам поверил на слово, Восилл. И кроме того, я не сомневаюсь, что любой, уложивший вас к себе в постель, непременно стал бы хвастать этим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56