Плохой интерес. Злой.
- Ну, хорошо, хорошо. И чем же ты намерен заниматься там, за кольцевой? Ах да... Опять на рынок?
- Друг открывает пекарню. Буду чуреки печь, лагман кушать. Хорошо буду жить. Без общества.
Они попрощались. Погеру уже не хотелось гулять, да и Рашка без подруги заскучала.
А на трубах Малыш взахлеб рассказывал события дня. Была тут и победа над Герасимом, и «пиявки», и появление Иванова, и квартира, а заканчивал он короткой битвой между Зверем и палевым. Палевый геройски защищал кость, а Зверь ломал ожесточенное сопротивление.
- В-в-врет, все в-в-врет, - резюмировал Герасим.
У него ещё не прошла обида за «пиявки» и позор проигрыша.
- Зато складно, - похвалил Хорек.
- У 3-з-зверя пасть, как... ч-чемодан от-т-ткры-тый. Хрясь - и в-ваших нет, - настаивал заика.
Когда волновался, заикание становилось особенно заметным и катастрофически подрывало веру в правдивость сказанного, от чего Герасим ещё больше выходил из себя.
Но Хорька больше интересовали подробности пребывания в квартире Иванова. Он унюхал здесь криминал и хотел присовокупить в свой арсенал контрмер на случай прямого конфликта с председателем общества кое-какие факты.
- Ну и чего? Он предложил тебе раздеться? И ты разделся?
- Что я, педик, что ли?
Малыш не хотел говорить правду.
Два года назад в семье случился конфликт. Мать и отец разводились. И тогда он, каким-то внутренним чутьем угадав, что взрослых может удержать вместе только общее горе, сбежал из дома. Скитался по чердакам и подвалам, голодал и воровал. Потом его подобрал добрый дядя. Привел домой. Накормил, а в оплату благодеяния удовлетворил свою похоть.
Малыш прожил в той квартире две недели. Его не выпускали из комнаты. Иногда хозяин приглашал друга. Потом круг друзей увеличился, и Малыш решил бежать.
Все время пребывания в квартире он подозревал, нет - чувствовал, что в соседней комнате кто-то живет. Другой. Он не заходил никогда в комнату хозяина, и Малыш его не видел, но ясно ощущал присутствие. Может, это такой же, как я, думал Малыш, тогда вместе нам легче будет бежать. И однажды, подложив под наручник рукав свитера, после ухода дяди освободился.
Он зашел к товарищу по несчастью и остолбенел...
На трех подушках лицом к окну лежала молодая, красивая женщина. На подоконнике стоял «Шилялис». Хочешь, смотри на облака, хочешь, телевизор. Что, что она красива, Малыш почувствовал, даже не видя лица. Только шикарные рыжие мелким бесом волосы, разбросанные по верху подушек. Обошел... Она была красивей мамы. От природы, как все рыжие, бледнокожая, от долгого лежания без движения в помещении прозрачна, как мертвая царевна, или только глаза, и глаза сочились слезами.
Малыш бросился бежать. Не помнил, как сладил с замками, но, оказавшись на улице, долго петлял. Все казалось, что может вот так с разбега наткнуться на дядю. В милицию не пошел. Как-то по-взрослому понял, что «спящей красавице» или «мертвой царевне» деваться некуда, если лежит там, а арестуют дядю, что тогда?
Он вернулся домой и никому-никому ничего не сказал. Побег оказался напрасным. Мать и отец разошлись...
- Ну так и что? Что дальше-то было? - настаивал Хорек.
- А дальше я уже рассказывал.
- Брось, Хорек, из нормального человека педа делать, - оборвал Хорька Лидер.
Цветмет появился, как всегда, с пивом, но ещё и со своим рассказом. Сегодня видел Бубнова под ручку с Ольгой Максимовной.
- Дела... - высказалась Лолита. - Может, мне в подружки на свадьбу набиться, кайфу со стола можно набрать.
- Кайфу? Ты бы лучше в патруле варежку не разевала, когда ребят из триста пятьдесят второй с наркотой ошмонали. Полкило «пали» мимо ушло, - буркнул толстый.
- Да это все качок из сто тридцать второй, - оправдывалась Лолита, - всю задницу, гад, исщипал.
- Вообще надо с «палью» завязывать, - задумчиво сказал Лидер.
- Ты че?.. - удивился народ. - От неё такой приход.
- На что переходим? - оживился Цветмет. - я одну торченую хату знаю, по первой за ноль дадут попробовать.
- Я тут по кайфу стихи писал. Пока писал, дыхалку перехватывало, слезы на глазах, потом перечитал - говно. Чему радовался? - признался Лидер, но его никто не понял.
- Стихи вообще говно, - подытожил Герасим.
Похоже, с ним были согласны.
А Соломон Погер думал невеселые мысли и продвигался к своему подъезду. А не поменяться ли и мне? - всплыло в его мозгу. Переезд - это всегда избавление от ненужного хлама, и не только вещественного. Рвутся одни привычные связи, укрепляются другие. Словно проверка на вшивость. Начинаешь новую жизнь. Осилит ли подобный катаклизм в его годы?
Соломон поднял глаза. Показалось, назвали по имени. Перед ним стоял незнакомый мужчина в темном с искрой костюме, черной рубашке и галстуке. Адвокат узнал его по собаке. Ротвейлер как приклеенный следовал у левой ноги хозяина.
- Здравствуйте. Не узнали? - приветствовал его незнакомец.
- Ну как же... Валера, здравствуйте. Как поживаете? Вижу, очень неплохо, - постарался скрыть смущение адвокат, хотя узнал прежнего предводителя собачников только по ротвейлеру.
- Женюсь.
- Поздравляю. Кто же та счастливица?
- Маша. Продавщица. Помните, которую... Которая на пустыре собакой одного потравила.
- Разве она не замужем?
- Развелась, - гордо сообщил Валера, словно был единственной причиной такого решения, но Погер знал, что муж просто-напросто допек женщину, хотя на лице жениха было столько счастливой уверенности, что обнаруживать свои соображения на сей счет Погер счел нетактичным.
- Так вы теперь жених?
- Она ещё не знает.
Погер поинтересовался, куда идет Валерий при таком параде, и узнал, что едет тот в магазин: Маша теперь работает в другом магазине, там ближе от нового дома.
- Значит, и вы переедете? - с ужасом спросил Погер, уже внутренне чувствуя рождение и оформление в осмысленные слова своего решения.
- Наверное. Квартиру продам. Объединимся. А чего мне тут терять? Автосервис, он и в Греции автосервис. Руки есть, клиенты будут. На крайняк машину продам. Тут пусть Ивановы заправляют.
- Вы вот что, Валера, вы сейчас в галантерею зайдите и другой галстук купите.
- Это почему?
- А к черной рубашке белый галстук только товарищи Аль Капоне носили. Вы же не хотите гангстером перед Машей выглядеть?
- Не хочу... Спасибо. Большое спасибо.
И жених так скоро устремился к галантерее, что ротвейлер воспринял это как незапланированную пробежку и рванул поводок всем телом.
Нет, надо переезжать, подумал адвокат и посмотрел на дом так, как смотрят провожающие на корабль. Все дело в том, что Погер вдруг даже и прочитал на его борту - «Титаник».
Глава 40
Иванов рвал и метал. Он был не просто вне себя. Чуть не приключилась истерика.
Когда Зверь разжал челюсти и палевый глухо стукнул головой об асфальт, дамочка зашлась в истеричном визге. Иванов перепугался, как бы с ней не сделалась падучая. Это когда падают кое-как, неумело, не как в кино красиво.
Но хозяйка обиженной эрдельки не упала. Разом перейдя на шепот, вцепилась наманикюренными ногтями в отвороты куртки Николая.
- Что вы наделали? Что же вы наделали? Что же вы наделали, наконец?
- Что? Что я наделал? - не понимал Иванов и краем глаза увидел, как Зверь подобрался для прыжка подставил под него свою спину и отчаянно заорал: - Нельзя, Зверь, нельзя! Фу!
Как уж собака в воздухе изменила траекторию полета, загадка, но факт остается фактом - коричневая девяностокилограммовая туша пронеслась в нескольких сантиметрах от лиц сцепившейся пары, обдав их при этом горячим запахом псины. Только тогда дамочка, похоже, осознала в первом приближении, что сию минуту могла бы превратиться в то, во что трансформировался палевый - в труп. Ноги у неё подломились, и тело бессильно провисло на руках Николая. Все ещё опасаясь за рефлексы Зверя, Иванов прикрикнул на собаку, приказав ей сидеть.
- А что вы, собственно, ожидали? Чего хотели?
- Зачем же так? Зачем сразу убивать? Я хотела, чтобы вы только напугали...
- Напугал? - изумился Иванов.
Он ждал любого ответа, но не такого. Не являясь собачником-профессионалом, все же прочитал за этот месяц с десяток книг по кинологии, причем разного уровня. От профессионального наставления с грифом «Для служебного пользования», которое достал Гарик, до обычных красочных энциклопедий, в массе появившихся на прилавках за бешеные деньги.
- Вы с ума сошли, мадам. Собака не понимает, когда вам угодно просто попугать, а когда серьезно. И команды такой нет. Есть «фас» - взять! И есть «апорт» - принеси!.. Фу, Зверь... Сидеть, - вспомнил Николай о находящейся позади собаке.
Зверь действительно дважды дернулся на взаимоисключающие команды. Ему вообще не нравился сегодняшний день. «Палевого, дурака, пришлось задавить, теперь эта идиотка то на хозяина кинется, то слюни пускает в его объятиях. Чехарда!»
- Какой вы...
- Какой?! - потерял самообладание Иванов.
- Зверь.
- Да пошла ты знаешь куда?! Тебе надо было бы откусить ползадницы за такое воспитание собаки. Шавку здешнюю больше жалко, а не вас - двух проституток. Эрдельша-то твоя с течкой была, а ты её сюда выгуливать поперлась, дура!
Дамочка оправилась от шока, а обидное «проститутка» вдохнуло силы. Она отскочила от Николая и бросилась прочь, цепляя каблуками асфальт и высекая искры.
Каркалыга, определил её класс Иванов и оглянулся. Мальчишки не было. Николай даже упустил тот момент, когда парнишка дал деру. Ну и черт с ним.
Иванов пристегнул поводок.
Зверь поднялся и занял обычное место у левой ноги. Они двинулись по территории госпиталя. У обоих на душе было нехорошо. Только у Николая, имевшего с детства глупую привычку после события вторично проигрывать все в мыслях, переворачивать ситуацию так или эдак, добавляя туда упущенное, возможную реакцию противной стороны и последующие свои более геройские действия, медленно закипал котел злости. Достигнув точки кипения, варево превратилось в ярость...
Необходимо срочно выпустить пар.
А сердобольные бабы из блока питания после окончания госпитального завтрака принялись за посуду. Вчера был большой посетительский день. Больным натащили всякой снеди, и завтракали те вяло, без аппетита. Зная на практике, что весь следующий день и пару потом больные будут потреблять гораздо менее нормы, готовили в эти дни соответственно. «Излишки» расходились по рукам, но и того, что оставалось на тарелках, с лихвой хватало на прокорм стаи территориальных собак.
Шавки, в свою очередь, быстро усвоили график посещений. Это оказалось делом несложным. Кален даря животные не знали. Достаточно было простои наблюдательности. За день-два до пиршества они подмечали у контингента возросшую нервозность, часто вспыхивающие ссоры. Женская половина усиленно занималась косметическими процедурами, а отдельных приходилось отгонять от ворот.
Зато сам отшумевший день посещений, когда им вживую доставались куски колбасы, и последующие два дня разговения у пищеблока приносили ощущение сытости и покоя. Старые обиды забывались, новые не вспыхивали. Все как у людей.
Теперь они не были голодны в прямом смысле слова, но вчерашнее уже переварили, а загашники пока не трогали. Ожидали выноса помоев.
Иванов и Зверь появились из-за угла неожиданно. В какой-то момент Николай даже замедлил шаг, но потом, вскипев на самого себя, ещё и прибавил. Расстояние между стаей и пришлыми сокращалось, и разминуться не представлялось возможным. Это не площадка перед фасадом корпуса, где вполне разойдутся два КамАЗа, а служебный вход. Аллейка узка. Кроме того, с внешней стороны почти в рост человека местным садовником культивировались кусты боярышника, образуя живую, непролазную изгородь.
Иванов остановился метрах в шести-семи.
Крайние псы повернули головы и оскалились.
«Улыбки» беспородного большинства очень не понравились хозяину Зверя. Ах вы, говнюки вонючие, вспыхнуло у него внутри, и Николай сделал шаг-другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45
- Ну, хорошо, хорошо. И чем же ты намерен заниматься там, за кольцевой? Ах да... Опять на рынок?
- Друг открывает пекарню. Буду чуреки печь, лагман кушать. Хорошо буду жить. Без общества.
Они попрощались. Погеру уже не хотелось гулять, да и Рашка без подруги заскучала.
А на трубах Малыш взахлеб рассказывал события дня. Была тут и победа над Герасимом, и «пиявки», и появление Иванова, и квартира, а заканчивал он короткой битвой между Зверем и палевым. Палевый геройски защищал кость, а Зверь ломал ожесточенное сопротивление.
- В-в-врет, все в-в-врет, - резюмировал Герасим.
У него ещё не прошла обида за «пиявки» и позор проигрыша.
- Зато складно, - похвалил Хорек.
- У 3-з-зверя пасть, как... ч-чемодан от-т-ткры-тый. Хрясь - и в-ваших нет, - настаивал заика.
Когда волновался, заикание становилось особенно заметным и катастрофически подрывало веру в правдивость сказанного, от чего Герасим ещё больше выходил из себя.
Но Хорька больше интересовали подробности пребывания в квартире Иванова. Он унюхал здесь криминал и хотел присовокупить в свой арсенал контрмер на случай прямого конфликта с председателем общества кое-какие факты.
- Ну и чего? Он предложил тебе раздеться? И ты разделся?
- Что я, педик, что ли?
Малыш не хотел говорить правду.
Два года назад в семье случился конфликт. Мать и отец разводились. И тогда он, каким-то внутренним чутьем угадав, что взрослых может удержать вместе только общее горе, сбежал из дома. Скитался по чердакам и подвалам, голодал и воровал. Потом его подобрал добрый дядя. Привел домой. Накормил, а в оплату благодеяния удовлетворил свою похоть.
Малыш прожил в той квартире две недели. Его не выпускали из комнаты. Иногда хозяин приглашал друга. Потом круг друзей увеличился, и Малыш решил бежать.
Все время пребывания в квартире он подозревал, нет - чувствовал, что в соседней комнате кто-то живет. Другой. Он не заходил никогда в комнату хозяина, и Малыш его не видел, но ясно ощущал присутствие. Может, это такой же, как я, думал Малыш, тогда вместе нам легче будет бежать. И однажды, подложив под наручник рукав свитера, после ухода дяди освободился.
Он зашел к товарищу по несчастью и остолбенел...
На трех подушках лицом к окну лежала молодая, красивая женщина. На подоконнике стоял «Шилялис». Хочешь, смотри на облака, хочешь, телевизор. Что, что она красива, Малыш почувствовал, даже не видя лица. Только шикарные рыжие мелким бесом волосы, разбросанные по верху подушек. Обошел... Она была красивей мамы. От природы, как все рыжие, бледнокожая, от долгого лежания без движения в помещении прозрачна, как мертвая царевна, или только глаза, и глаза сочились слезами.
Малыш бросился бежать. Не помнил, как сладил с замками, но, оказавшись на улице, долго петлял. Все казалось, что может вот так с разбега наткнуться на дядю. В милицию не пошел. Как-то по-взрослому понял, что «спящей красавице» или «мертвой царевне» деваться некуда, если лежит там, а арестуют дядю, что тогда?
Он вернулся домой и никому-никому ничего не сказал. Побег оказался напрасным. Мать и отец разошлись...
- Ну так и что? Что дальше-то было? - настаивал Хорек.
- А дальше я уже рассказывал.
- Брось, Хорек, из нормального человека педа делать, - оборвал Хорька Лидер.
Цветмет появился, как всегда, с пивом, но ещё и со своим рассказом. Сегодня видел Бубнова под ручку с Ольгой Максимовной.
- Дела... - высказалась Лолита. - Может, мне в подружки на свадьбу набиться, кайфу со стола можно набрать.
- Кайфу? Ты бы лучше в патруле варежку не разевала, когда ребят из триста пятьдесят второй с наркотой ошмонали. Полкило «пали» мимо ушло, - буркнул толстый.
- Да это все качок из сто тридцать второй, - оправдывалась Лолита, - всю задницу, гад, исщипал.
- Вообще надо с «палью» завязывать, - задумчиво сказал Лидер.
- Ты че?.. - удивился народ. - От неё такой приход.
- На что переходим? - оживился Цветмет. - я одну торченую хату знаю, по первой за ноль дадут попробовать.
- Я тут по кайфу стихи писал. Пока писал, дыхалку перехватывало, слезы на глазах, потом перечитал - говно. Чему радовался? - признался Лидер, но его никто не понял.
- Стихи вообще говно, - подытожил Герасим.
Похоже, с ним были согласны.
А Соломон Погер думал невеселые мысли и продвигался к своему подъезду. А не поменяться ли и мне? - всплыло в его мозгу. Переезд - это всегда избавление от ненужного хлама, и не только вещественного. Рвутся одни привычные связи, укрепляются другие. Словно проверка на вшивость. Начинаешь новую жизнь. Осилит ли подобный катаклизм в его годы?
Соломон поднял глаза. Показалось, назвали по имени. Перед ним стоял незнакомый мужчина в темном с искрой костюме, черной рубашке и галстуке. Адвокат узнал его по собаке. Ротвейлер как приклеенный следовал у левой ноги хозяина.
- Здравствуйте. Не узнали? - приветствовал его незнакомец.
- Ну как же... Валера, здравствуйте. Как поживаете? Вижу, очень неплохо, - постарался скрыть смущение адвокат, хотя узнал прежнего предводителя собачников только по ротвейлеру.
- Женюсь.
- Поздравляю. Кто же та счастливица?
- Маша. Продавщица. Помните, которую... Которая на пустыре собакой одного потравила.
- Разве она не замужем?
- Развелась, - гордо сообщил Валера, словно был единственной причиной такого решения, но Погер знал, что муж просто-напросто допек женщину, хотя на лице жениха было столько счастливой уверенности, что обнаруживать свои соображения на сей счет Погер счел нетактичным.
- Так вы теперь жених?
- Она ещё не знает.
Погер поинтересовался, куда идет Валерий при таком параде, и узнал, что едет тот в магазин: Маша теперь работает в другом магазине, там ближе от нового дома.
- Значит, и вы переедете? - с ужасом спросил Погер, уже внутренне чувствуя рождение и оформление в осмысленные слова своего решения.
- Наверное. Квартиру продам. Объединимся. А чего мне тут терять? Автосервис, он и в Греции автосервис. Руки есть, клиенты будут. На крайняк машину продам. Тут пусть Ивановы заправляют.
- Вы вот что, Валера, вы сейчас в галантерею зайдите и другой галстук купите.
- Это почему?
- А к черной рубашке белый галстук только товарищи Аль Капоне носили. Вы же не хотите гангстером перед Машей выглядеть?
- Не хочу... Спасибо. Большое спасибо.
И жених так скоро устремился к галантерее, что ротвейлер воспринял это как незапланированную пробежку и рванул поводок всем телом.
Нет, надо переезжать, подумал адвокат и посмотрел на дом так, как смотрят провожающие на корабль. Все дело в том, что Погер вдруг даже и прочитал на его борту - «Титаник».
Глава 40
Иванов рвал и метал. Он был не просто вне себя. Чуть не приключилась истерика.
Когда Зверь разжал челюсти и палевый глухо стукнул головой об асфальт, дамочка зашлась в истеричном визге. Иванов перепугался, как бы с ней не сделалась падучая. Это когда падают кое-как, неумело, не как в кино красиво.
Но хозяйка обиженной эрдельки не упала. Разом перейдя на шепот, вцепилась наманикюренными ногтями в отвороты куртки Николая.
- Что вы наделали? Что же вы наделали? Что же вы наделали, наконец?
- Что? Что я наделал? - не понимал Иванов и краем глаза увидел, как Зверь подобрался для прыжка подставил под него свою спину и отчаянно заорал: - Нельзя, Зверь, нельзя! Фу!
Как уж собака в воздухе изменила траекторию полета, загадка, но факт остается фактом - коричневая девяностокилограммовая туша пронеслась в нескольких сантиметрах от лиц сцепившейся пары, обдав их при этом горячим запахом псины. Только тогда дамочка, похоже, осознала в первом приближении, что сию минуту могла бы превратиться в то, во что трансформировался палевый - в труп. Ноги у неё подломились, и тело бессильно провисло на руках Николая. Все ещё опасаясь за рефлексы Зверя, Иванов прикрикнул на собаку, приказав ей сидеть.
- А что вы, собственно, ожидали? Чего хотели?
- Зачем же так? Зачем сразу убивать? Я хотела, чтобы вы только напугали...
- Напугал? - изумился Иванов.
Он ждал любого ответа, но не такого. Не являясь собачником-профессионалом, все же прочитал за этот месяц с десяток книг по кинологии, причем разного уровня. От профессионального наставления с грифом «Для служебного пользования», которое достал Гарик, до обычных красочных энциклопедий, в массе появившихся на прилавках за бешеные деньги.
- Вы с ума сошли, мадам. Собака не понимает, когда вам угодно просто попугать, а когда серьезно. И команды такой нет. Есть «фас» - взять! И есть «апорт» - принеси!.. Фу, Зверь... Сидеть, - вспомнил Николай о находящейся позади собаке.
Зверь действительно дважды дернулся на взаимоисключающие команды. Ему вообще не нравился сегодняшний день. «Палевого, дурака, пришлось задавить, теперь эта идиотка то на хозяина кинется, то слюни пускает в его объятиях. Чехарда!»
- Какой вы...
- Какой?! - потерял самообладание Иванов.
- Зверь.
- Да пошла ты знаешь куда?! Тебе надо было бы откусить ползадницы за такое воспитание собаки. Шавку здешнюю больше жалко, а не вас - двух проституток. Эрдельша-то твоя с течкой была, а ты её сюда выгуливать поперлась, дура!
Дамочка оправилась от шока, а обидное «проститутка» вдохнуло силы. Она отскочила от Николая и бросилась прочь, цепляя каблуками асфальт и высекая искры.
Каркалыга, определил её класс Иванов и оглянулся. Мальчишки не было. Николай даже упустил тот момент, когда парнишка дал деру. Ну и черт с ним.
Иванов пристегнул поводок.
Зверь поднялся и занял обычное место у левой ноги. Они двинулись по территории госпиталя. У обоих на душе было нехорошо. Только у Николая, имевшего с детства глупую привычку после события вторично проигрывать все в мыслях, переворачивать ситуацию так или эдак, добавляя туда упущенное, возможную реакцию противной стороны и последующие свои более геройские действия, медленно закипал котел злости. Достигнув точки кипения, варево превратилось в ярость...
Необходимо срочно выпустить пар.
А сердобольные бабы из блока питания после окончания госпитального завтрака принялись за посуду. Вчера был большой посетительский день. Больным натащили всякой снеди, и завтракали те вяло, без аппетита. Зная на практике, что весь следующий день и пару потом больные будут потреблять гораздо менее нормы, готовили в эти дни соответственно. «Излишки» расходились по рукам, но и того, что оставалось на тарелках, с лихвой хватало на прокорм стаи территориальных собак.
Шавки, в свою очередь, быстро усвоили график посещений. Это оказалось делом несложным. Кален даря животные не знали. Достаточно было простои наблюдательности. За день-два до пиршества они подмечали у контингента возросшую нервозность, часто вспыхивающие ссоры. Женская половина усиленно занималась косметическими процедурами, а отдельных приходилось отгонять от ворот.
Зато сам отшумевший день посещений, когда им вживую доставались куски колбасы, и последующие два дня разговения у пищеблока приносили ощущение сытости и покоя. Старые обиды забывались, новые не вспыхивали. Все как у людей.
Теперь они не были голодны в прямом смысле слова, но вчерашнее уже переварили, а загашники пока не трогали. Ожидали выноса помоев.
Иванов и Зверь появились из-за угла неожиданно. В какой-то момент Николай даже замедлил шаг, но потом, вскипев на самого себя, ещё и прибавил. Расстояние между стаей и пришлыми сокращалось, и разминуться не представлялось возможным. Это не площадка перед фасадом корпуса, где вполне разойдутся два КамАЗа, а служебный вход. Аллейка узка. Кроме того, с внешней стороны почти в рост человека местным садовником культивировались кусты боярышника, образуя живую, непролазную изгородь.
Иванов остановился метрах в шести-семи.
Крайние псы повернули головы и оскалились.
«Улыбки» беспородного большинства очень не понравились хозяину Зверя. Ах вы, говнюки вонючие, вспыхнуло у него внутри, и Николай сделал шаг-другой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45