– Я не смотрел сегодня утренних новостей.
– Но ведь Джим Пруст ваш близкий друг, не так ли? Очевидно, вы знали о его намерениях баллотироваться в президенты?
– Полагаю, все знали, что он подумывает об этом.
– Ну а вы должны получить долю от этой сделки?
– Да.
Стив отошел от Джинни и приблизился к Беррингтону. Глаза всех присутствующих были устремлены на них.
– Так получается, вы не просто консультант? Вы еще и держатель акций?
– Не вижу в этом ничего особенного.
– И какую же именно сумму вы собираетесь получить?
– Полагаю, это конфиденциальная информация.
На сей раз Стив решил, что Беррингтону не удастся отделаться столь уклончивым ответом.
– Если верить опубликованным в «Уолл-стрит джорнал» данным, компания оценивается в сто восемьдесят миллионов долларов.
– Да.
– Сто восемьдесят миллионов долларов, – задумчиво повторил Стив. А потом выдержал долгую, многозначительную паузу. Такая куча денег профессуре и не снилась, и Стив хотел, чтобы члены комитета почувствовали, какая пропасть разделяет их с Беррингтоном, поняли, что он вовсе не из их команды. – Таким образом, вы трое должны поделить между собой сто восемьдесят миллионов долларов.
Беррингтон молча кивнул.
– Вот поэтому-то вы и занервничали, узнав о публикации в «Нью-Йорк таймс». Ваш друг Престон продает компанию, ваш друг Джим баллотируется в президенты, а вы получаете целое состояние. Вы до сих пор уверены в том, что думали лишь о репутации университета Джонс-Фоллз, когда решили уволить доктора Феррами? Или же вас тревожило нечто другое? Давайте честно, профессор. Вы запаниковали, потому что вам есть что терять.
– Но я со всей определенностью…
– Прочли газетную статейку с обвинениями, решили, что это может помешать сделке, и поспешили выступить против доктора Феррами. Позволили «Нью-Йорк таймс» вас запугать.
– Дело не в «Нью-Йорк таймс». Я действовал быстро и решительно, но ничуть не поспешно.
– И даже не попытались выяснить, откуда к ним просочилась эта информация?
– Нет.
– И сколько же вы потратили дней на то, чтобы узнать правду и принять решение?
– Не много.
– Скорее часов, а не дней?
– Да, но…
– А возможно, на сочинение пресс-релиза с заявлением о том, что все исследования доктора Феррами прекращаются, понадобилось даже меньше часа?
– Уверен, что больше часа.
Стив выразительно пожал плечами:
– Ладно, проявим щедрость и будем считать, что на это ушло два часа. Но достаточно ли этого? – Он обернулся и указал на Джинни. – Вам понадобилось всего два часа, чтобы наложить запрет на всю исследовательскую программу молодого ученого? – Лицо Джинни болезненно исказилось. Стива пронзила жалость к ней. Но он вынужден был сыграть на ее эмоциях для ее же блага – повернуть нож в ране. – Считаете, что через два часа вы знали достаточно, чтобы принять решение, зачеркивающее годы ее работы? Достаточно, чтоб поломать ей столь многообещающую карьеру? Достаточно, чтобы разрушить жизнь женщины?…
– Я хотел спокойно обсудить с ней это! – возмущенно возразил Беррингтон. – Но она вспылила, раскричалась и вышла из комнаты.
Стив колебался секунду-другую, потом все же рискнул.
– Она вышла из комнаты! – театрально передразнил он Беррингтона. – Вышла из комнаты! Еще бы! Ведь вы показали ей пресс-релиз, где говорится, что ее программа закрывается. Не удосужились узнать, как просочилась в газету информация, не проверили обоснованность выдвинутых против нее обвинений. Вот так, без каких бы то ни было разумных доводов и обсуждений, просто заявили молодому ученому, что жизнь ее кончилась полным крахом! И после этого еще возмущаетесь: видите ли, она вышла из комнаты! – Беррингтон хотел было возразить, но Стив ему не позволил. – Когда я думаю о той несправедливости, беззаконии, да просто глупости этого вашего поступка, профессор, то не нахожу причин, по которым доктор Феррами должна была тогда проявить сдержанность. Возмущение ее вполне понятно и оправданно. – Он вернулся на прежнее место, потом поднял глаза на членов комитета и добавил: – У меня больше нет вопросов.
Джинни сжала его руку. Он наклонился к ней и шепотом спросил:
– Как ты?
– Я в порядке.
Он похлопал ее по руке. Ему хотелось сказать: «Мы обязательно победим, вот увидишь», но он не стал искушать судьбу.
Поднялся Генри Квинн. Лицо его было непроницаемо. Да, этот человек был настоящим профессионалом, умел не показывать своих чувств, как бы скверно ни оборачивалось дело для его клиента.
Квинн спросил:
– Скажите, профессор, если бы университет не стал сворачивать программу доктора Феррами, не принял бы решение ее уволить, повлияло бы это на передачу «Дженетико» «Ландсманну»?
– Никоим образом, – ответил Беррингтон.
– Спасибо. У меня больше нет вопросов.
Сильный ход, с горечью подумал Стив, одним махом перечеркнул весь его перекрестный допрос. Он постарался скрыть свое разочарование от Джинни.
Настала и ее очередь. Джинни спокойно, ясно и четко изложила суть своей исследовательской программы, объяснив важность этих исследований и необходимость подбирать в качестве испытуемых пары близнецов, воспитывавшихся раздельно. Она в деталях описала все принятые ею меры предосторожности по сохранению медицинских данных ее испытуемых в тайне.
Стив ожидал, что Квинн начнет перекрестный допрос с целью доказать существование хотя бы минимального шанса, что конфиденциальная информация все же могла, пусть даже случайно, просочиться в средства массовой информации. Они с Джинни всю ночь репетировали ответы на возможные вопросы, при этом Стив выступал в роли обвинителя. Но, к его удивлению, Квинн никаких вопросов задавать не стал. Неужели испугался, что Джинни может достойно защитить себя? Или же был уверен в решении комитета?
Первым подвел итоги Квинн. Он повторил большинство доводов Беррингтона, причем сделал это куда более тенденциозно, чем ожидал Стив. Однако завершающая часть речи оказалась на удивление краткой и выразительной.
– Мы имеем дело с кризисом, которого просто не должно было быть по определению, – сказал он. – Университетское начальство реагировало самым адекватным образом. И всему виной именно вспыльчивый, импульсивный нрав и непреклонность доктора Феррами. Да, естественно, у нее был контракт, определяющий взаимоотношения с нанимателем. Но так уж сложилось, и не мне вам объяснять, что старший по должности всегда руководит младшим и направляет его. И последний, если он наделен хоть каким-то здравым смыслом, должен прислушиваться к советам старшего, наделенного большим опытом и мудростью. Упрямство доктора Феррами превратило проблему в кризис, и выход из этого кризиса только один. Она должна покинуть стены университета. – И он сел на свое место.
Настал черед Стива. Он репетировал эту речь всю ночь.
– Какова цель существования университета Джонс-Фоллз? – поднявшись, спросил он и выдержал паузу для большего драматического эффекта. – Ответ заключается в одном слове: знания. Если кратко определить роль университета в американском обществе, можно сказать: главная его функция – получение и накопление знаний. А также – распространение знаний.
Он поднял глаза на членов комитета, как бы ища у них поддержки. Джейн Эдельсборо кивнула. Остальные сидели с непроницаемыми лицами.
– Время от времени возникает угроза осуществлению этой функции, – продолжил Стив. – Всегда находятся люди, которые по той или иной причине хотят утаить правду. Причины могут быть разными: политические мотивы, религиозные предрассудки, – тут он покосился на Беррингтона, – или же коммерческий интерес. Полагаю, каждый присутствующий здесь согласится со мной, что репутация любого университета определяется прежде всего его интеллектуальной независимостью. Нет, разумеется, эта независимость не исключает правил и обязанностей, например, обязанности соблюдать гражданские права каждого отдельного человека. Но на первом месте всегда должно находиться право университета на получение знаний, и соблюдение этого права будет лишь способствовать укреплению его репутации среди всех мыслящих людей.
Он обвел рукой членов комитета.
– Каждому присутствующему здесь дорог университет Джонс-Фоллз. Репутация каждого ученого зависит от репутации университета, в котором он работает. И я прошу вас задуматься прежде всего вот о чем: как повлияет ваш вердикт на Джонс-Фоллз, всегда славившийся свободой и независимостью научной мысли? Поддастся ли университет на дешевую журналистскую провокацию? Будет ли столь важная программа научных исследований закрыта в угоду коммерческим интересам? Надеюсь, что нет. Надеюсь, что комитет оправдает доныне безупречную репутацию университета Джонс-Фоллз, продемонстрировав, что истина для него превыше всего.
Тут Стив выдержал паузу, давая присутствующим возможность осознать значимость этих слов. По выражению лиц членов комитета было непонятно, тронула их его речь или нет. Он сел.
– Благодарю вас, – сказал Джек Баджен. – А теперь, будьте добры, покиньте зал все, кроме членов комитета.
Стив распахнул перед Джинни дверь, и они вышли в холл, а затем на улицу, спустились вниз по ступенькам и остановились в тени деревьев. Джинни была бледной от волнения.
– Ну, что скажешь? – спросила она.
– Мы должны победить, – ответил Стив. – Правда на нашей стороне.
– А что мне делать, если мы проиграем? – спросила она. – Уехать в Небраску? Работать в школе учительницей? Стать стюардессой, как Пенни Уотермидоу?
– Кто такая Пенни Уотермидоу?
Но Джинни не успела ответить. К ним, затягиваясь сигаретой, подошел Генри Квинн.
– А вы здорово выступили, – обратился он к Стиву. – Надеюсь, что нисколько не уроню своего достоинства, если скажу, что встретил достойного противника.
Джинни фыркнула и отвернулась. Стив проявил большую сдержанность. Все адвокаты таковы – не прочь полюбезничать с оппонентами вне зала суда. Кроме того, вполне возможно, в один прекрасный день ему придется просить работу у этого Квинна.
– Благодарю вас, – вежливо ответил он.
– Очень аргументированно и убедительно, – продолжил Квинн, поражая Стива своей откровенностью. – С другой стороны, в случаях, подобных этому, людей в первую очередь заботят собственные интересы. А все члены комитета – это университетская элита, профессора. И вряд ли они захотят поддержать молоденькую ассистентку, выступившую против одного из их группы, невзирая на самые убедительные аргументы.
– Но ведь все они ученые, – возразил Стив. – А стало быть, должны мыслить рационально.
Квинн кивнул:
– Возможно, вы и правы. – А затем, сощурившись, испытующе посмотрел на Стива. – Скажите, вы догадываетесь, что происходит в действительности?
– О чем вы? – осторожно спросил Стив.
– Но ведь совершенно очевидно, что Беррингтон сильно напуган. И волнует его вовсе не репутация университета. Вот я и решил спросить, известно ли вам и доктору Феррами, чего он действительно боится?
– Полагаю, что известно, – сказал Стив. – Но пока мы еще не можем этого доказать.
– Что ж, продолжайте искать, – сказал Квинн, бросил окурок на землю и растоптал его каблуком. – И упаси нас всех Господь от президента Джима Пруста. – С этими словами он ушел.
Вон оно что, подумал Стив. Оказывается, этот Квинн в глубине души либерал.
В дверях появился Джек Баджен и поманил их к себе. Стив взял Джинни под руку, и они вернулись в зал.
Он всмотрелся в лица членов комитета. Джек Баджен спокойно выдержал его взгляд, Джейн Эдельсборо ответила еле заметной улыбкой.
Добрый знак, подумал Стив, и надежда в его душе вновь ожила.
Они сели.
Джек Баджен долго шуршал какими-то бумагами. Наконец он заговорил:
– Благодарим обе стороны за то, что данные слушания прошли достойно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75