Однако потом перестали давать патроны, а всевозможные природоохранные общества увидели в этом необыкновенное варварство и начали отвоевывать воронью место под солнцем. В последние же годы, занявшись делами более насущными и практическими, и городские власти, и защитники природы вообще забыли об этой пернатой твари, и воронья развелось невообразимое количество. Дендрарий в сумерках представлял собой отвратительное зрелище: кроны деревьев шевелились, словно объедаемые невиданной черной саранчой.
И вот возвращаясь в такую пору домой, Аристарх Павлович увидел в Дендрарии человека, смело и как-то странно гуляющего под потоками мерзости. Он решил, что это забрел какой-то пьяный, сбившийся с дороги, остановился, чтобы спросить, нужна ли помощь, и неожиданно узнал Николая Николаевича Безручкина. Сосед шатался между деревьями, невзирая на небо, и что-то глухо мычал. Его плащ, непокрытая голова и лицо – все было в вороньем помете. Неподалеку, уткнувшись в дерево и вздыбив исковерканный капот, стоял «форд» с открытой дверцей. Аристарх Павлович неожиданно подумал, что случилось несчастье.
– Николай Николаевич? – окликнул он. – С тобой все в порядке?
Безручкин увидел соседа и заулыбался, раскинул руки, словно хотел обнять.
– А! Палыч!.. Теперь у меня все в порядке! Я теперь вольный казак! Хорошо стало!..
– Ступай-ка домой, Николаич, – посоветовал Аристарх Павлович. – Посмотри, как тебя воронье уделало!
– Меня все уделали, – сказал сосед. – С ног до головы… И я тебе скажу один секрет, открою тебе одну коммерческую тайну: в дерьме жить лучше. Воняет, но приятно. Никто близко не подойдет и рукой не уцепит. Я – неприкасаемый! Зато я могу хватать кого захочу, и все меня боятся, потому что я – в дерьме.
– Что же ты напился-то? – спросил Аристарх Павлович. – Столько лет терпел…
– А ты, Палыч, не радуйся, это не из-за вас, – он погрозил пальцем. – Я непобедимый! Я как птица Феникс… А напился я потому, что бунтую.
– Против чего бунтуешь? – Говорить приходилось громко, чтобы перекричать воронье.
– Слыхал, в Москве народ взбунтовался? Баррикады строит… – Безручкин уперся в дерево, потолкал его, будто хотел повалить. – Вот и бунтую против вас, вечных кровопийцев народа. Потому что мой разум возмущенный кипит! Захочу – машину вот свою переверну и подожгу. И пускай горит синим пламенем!
– Ты так и Дендрарий спалишь! Иди домой!
– И спалю! – рявкнул Николай Николаевич. – Все равно теперь все не мое. Ваше! Вы захапали!.. А простому народу опять в дерьмо. Ну и пускай! Уж лучше так, уж лучше в дерьме, чем в мафии, – он подошел вплотную. – Ничего, на вас тоже найдется мафия, как в семнадцатом… А пока я, как ворона, сяду на дерево и гадить на вас буду. Мне терять нечего, я вас не боюсь.
После неудачной попытки рэкета Безручкин куда-то спешно уехал и неделю не показывался на глаза. Он испугался, что начнется разбирательство, и, похоже, где-то отсиживался.
И вот теперь он был сломлен, растерзан, но еще хорохорился. По законам конкуренции его следовало добить, растоптать, превратить в ничто. Лишь при этом условии можно было прочно утвердиться в новом мире, и чем жестче будет эта публичная расправа над соперником, тем безопаснее и спокойнее станет жить. Всякая жалость расценилась бы как слабость, которой потом обязательно воспользуются: высший принцип благородства был пока еще не осознан в этом мире, попирался и вызывал недоумение, как во всяком диком, варварском племени, переживающем первобытную эпоху.
– А вы думали – запугаете? – продолжал Безручкин, пьяно качаясь перед Аристархом Павловичем. – Не выйдет! Народ вам не запугать, тут вам не Италия… Будем строить баррикады!
Он стал раскачивать свой автомобиль, намереваясь перевернуть, – не осилил. Достал начатую бутылку, хлебнул из горлышка и с неожиданной тоской сказал:
– Ну хоть кто-нибудь взял бы да перебил это воронье!.. Эй, мафия, вы же все там любите постреливать. Взяли бы ружья да перестреляли.
Аристарх Павлович медленно побрел по аллее к дому. А Безручкин за спиной начал воевать с воронами. Метнул сначала недопитую бутылку, закричал:
– Ну что, суки, расселись? Получайте! На!
Вороны сидели и делали свое дело. Тогда он выковырял кусок асфальта и все-таки добросил до ветвей. Птицы сорвались с дерева, закружились над его головой, и это вдохновило Безручкина. Он стал выламывать асфальт с дорожки и бросать в сидящее воронье.
– На! На, получай, тварюги! На! Булыжник – оружие пролетариата!
Мятежный сосед пил дней пять без передышки. Аристарх Павлович с утра уходил на аэродром, где совхозы и товарищества закладывали на хранение овощи, – Безручкин уже был пьян и колобродил возле дома. А возвращался поздно вечером с площадки на берегу реки, отведенной для строительства развлекательного комплекса, – Николай Николаевич вместе с Галиной Семеновной ползали на четвереньках. Пили они мирно, без драк, как прежде, поскольку было много денег и водки. Конец загулу наступил неожиданно: Галина Семеновна, вспоминая свое артистическое прошлое, забралась на леса и стала читать монолог Ольги из чеховских «Трех сестер». И не удержавшись, рухнула вниз. С многочисленными ушибами и сотрясением мозга ее увезли в больницу, но через сутки выпустили. И тут Безручкин явился к Аристарху Павловичу, опухший, хмурый и покаянный.
– Пропадаем мы, Палыч, спасай. Сопьемся без дела… Возьми к себе. Видишь, кланяться пришел.
Аристарх Павлович чувствовал, что совершает ошибку, но отказать бывшему конкуренту не смог. К тому же на развлекательный комплекс требовался директор-распорядитель, который бы взял на себя все заботы по его строительству и организации. Кроме того, надо было заканчивать ремонт дома, затеянный Безручкиным на свои средства. Не оставлять же в зиму горы земли вокруг и леса, так уже надоело прыгать по доскам и всюду пригибать голову… Со дня на день Аристарх Павлович ждал старшего Ерашова из Беларуси с оборудованием для овощехранилищ, но вдруг из Минска пришла телеграмма от специалиста, командированного туда раньше. Он сообщал, что договоренность на покупку и лицензии на вывоз оборудования есть и надо срочно доставить ему валюту.
Аристарх Павлович не знал что и думать. Получалось, – что Алексей еще не доехал до Беларуси, хотя по времени должен возвращаться назад с оборудованием. Он решил пока никому не показывать этой телеграммы, однако Валентина Ильинишна заметила его беспокойство, и пришлось ей все рассказать. Подозрения Аристарха Павловича замыкались на телохранителе: человек незнакомый, а повезли большую сумму наличных денег… Но буквально на следующий день, в субботу, след старшего Ерашова неожиданно отыскался. Как всегда, внезапно приехала младшая, Наташа, на крыльях прилетела, счастливая, веселая, повисла на отце, защебетала:
– Милый папочка! Спасибо тебе! Прости, что я тогда на вокзале обидела тебя! Давай все-все забудем! Спасибо тебе, родненький!
Аристарх Павлович был рад и изумлен:
– За что же – спасибо?
– За деньги!
– Какие деньги?
– Те, что ты прислал, двадцать миллионов! – сверкала от счастья Наташа. – Я уже купила квартиру! И приглашаю всех на новоселье!
– Я не присылал денег, – растерянно признался Аристарх Павлович. – Кто тебе их принес?
– Как – кто? Братец Алеша! – засмеялась дочь. – Ну что ты меня разыгрываешь, пап? Я знаю, ты любишь делать сюрпризы…
– Я тебя не разыгрываю, – вымолвил Аристарх Павлович. – Когда Алексей был у тебя?
– В прошлую субботу, – веселость Наташи постепенно исчезала. – Принес наличные деньги. Мне и Ире, по двадцать миллионов. Сказал, что ты прислал на квартиру.. Он такой добрый, братец Алеша…
– Значит, он вам принес сорок миллионов?
– Да…
– Не понимаю, что творится, – окончательно растерялся Аристарх Павлович.
– Ой, а что у нас творится! – вдруг вспомнила Наташа. – По Центру не проедешь, баррикады, люди, милиция…
– Что хоть он говорил? – перебил ее Аристарх Павлович. – В Беларусь ехать собирался?
– Не знаю, у него были какие-то важные дела, – сказала дочь. – Он спешил… Сказал, что ты прислал деньги на квартиру, и все. Еще сказал, чтобы его позвали на новоселье… Папа, он что-нибудь не так сделал?
– Не мне судить – так, не так, – отозвался Аристарх Павлович. – Где искать его? Где он остановился в Москве?
– Кажется, нигде. Он собирался куда-то ехать…
– Куда ехать, если отдал деньги? С чем ехать?
– Не сердись, папа, я ничего не знаю, – Наташа уже чуть не плакала. – Алеша очень хороший человек, и я рада, что у меня теперь есть старший брат. Мы с Ирой не дадим его в обиду.
– Никто его обижать не собирается! – Аристарх Павлович вдруг разозлился. – Для вас он добренький! А на меня все хозяйство свалил, а сам неизвестно чем занимается! Все разлетелись, у каждого свои дела… Без оборудования погноим чужое добро – в трубу вылетим! Да еще народ голодным оставим…
– Папочка, а мы с Ирой тоже хотим открыть ателье мод, – призналась дочь. – У Иры же есть квартира, так что мы двадцать миллионов сэкономили. Половину положили в банк на депозит, – а на вторую половину купили швейные машины и ткани. Сами будем моделировать одежды для богатых людей. Ты телевизор смотришь? Там сейчас фильм идет, «Просто Мария». Вот посмотришь, через три года мы с Ирой будем как Мария. Ведь у нас все так похоже… Для богатых шить очень выгодно! Это будут такие экстравагантные платья! Такие потрясающие наряды! И только в одном экземпляре! Московские модницы готовы платить любые деньги! А знаешь, как мы назвали фирму? Просто «Мария»! Тебе нравится?
– Нравится, – безразлично ответил Аристарх Павлович.
– Мы помещение арендовали! – с восторгом продолжала Наташа. – Знаешь, пап, так повезло, почти бесплатно. В проезде Серова есть небольшой особнячок, там музей-квартира, какая-то знаменитость жила. А денег на ремонт у музея нет. Так мы сами отремонтируем все здание, а за это займем половину первого этажа, почти сто метров полезной площади, в центре города!
В это время пришла Валентина Ильинишна, тихо сняла плащ и ушла на кухню, чтобы не мешать. Аристарх Павлович, давно мечтавший сделать дочерям сюрприз – неожиданно представить молодую жену, сейчас понял, что ничем Наташу не удивить, да и удивлять не хотелось: в ее глазах он видел иное любопытство, иной интерес, никак не связанный с его жизнью. Она была еще родная, каждый ее пальчик был дорог и обласкан, каждая кудряшка на лбу обцелована; еще щемило душу от ее голоса, от смеха, но уже одновременно во всем этом чувствовалось незримое отчуждение. Они были еще рядом, но разговаривали словно через вагонное стекло, и нельзя было прикоснуться к тем пальчикам, кудряшкам, и минута расставания была отмерена отправлением поезда…
– Теперь все спрашивают: как это вам удалось найти такое помещение? За символическую плату? – продолжала она с восхищением – В Москве цены ужасные!.. А дело в том, что коренные москвичи совершенно непредприимчивые люди и к тому же ленивые. Вот они все время нас презирали – лимита! Лимита! Мы вроде негров были, второй сорт. Теперь посмотри, кто из нас лучше живет? Кто тянет на себе весь бизнес? А они, вместо того чтобы работать, на демонстрации ходят да орут, все им плохо, всем они недовольны. Вырожденцы какие-то, мало их милиция лупит… Нет, правда, они привыкли жить за счет лимиты. Мы им строили, мы их кормили, а они – по театрам, по выставкам.
– Кто – они? – переспросил Аристарх Павлович, теряя нить ее размышлений.
– Коренные москвичи!.. Ты почему меня не слушаешь?
– Я слушаю…
– Музей этот довели до такого состояния – не высказать, – вновь вдохновилась она. – В конюшне лучше. И они еще хвастаются своей культурностью!.. Мы с Ирой за месяц отштукатурим, покрасим и откроемся. Особняк старинный, поэтому и обставить его нужно стариной, чтобы выдержать стиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69
И вот возвращаясь в такую пору домой, Аристарх Павлович увидел в Дендрарии человека, смело и как-то странно гуляющего под потоками мерзости. Он решил, что это забрел какой-то пьяный, сбившийся с дороги, остановился, чтобы спросить, нужна ли помощь, и неожиданно узнал Николая Николаевича Безручкина. Сосед шатался между деревьями, невзирая на небо, и что-то глухо мычал. Его плащ, непокрытая голова и лицо – все было в вороньем помете. Неподалеку, уткнувшись в дерево и вздыбив исковерканный капот, стоял «форд» с открытой дверцей. Аристарх Павлович неожиданно подумал, что случилось несчастье.
– Николай Николаевич? – окликнул он. – С тобой все в порядке?
Безручкин увидел соседа и заулыбался, раскинул руки, словно хотел обнять.
– А! Палыч!.. Теперь у меня все в порядке! Я теперь вольный казак! Хорошо стало!..
– Ступай-ка домой, Николаич, – посоветовал Аристарх Павлович. – Посмотри, как тебя воронье уделало!
– Меня все уделали, – сказал сосед. – С ног до головы… И я тебе скажу один секрет, открою тебе одну коммерческую тайну: в дерьме жить лучше. Воняет, но приятно. Никто близко не подойдет и рукой не уцепит. Я – неприкасаемый! Зато я могу хватать кого захочу, и все меня боятся, потому что я – в дерьме.
– Что же ты напился-то? – спросил Аристарх Павлович. – Столько лет терпел…
– А ты, Палыч, не радуйся, это не из-за вас, – он погрозил пальцем. – Я непобедимый! Я как птица Феникс… А напился я потому, что бунтую.
– Против чего бунтуешь? – Говорить приходилось громко, чтобы перекричать воронье.
– Слыхал, в Москве народ взбунтовался? Баррикады строит… – Безручкин уперся в дерево, потолкал его, будто хотел повалить. – Вот и бунтую против вас, вечных кровопийцев народа. Потому что мой разум возмущенный кипит! Захочу – машину вот свою переверну и подожгу. И пускай горит синим пламенем!
– Ты так и Дендрарий спалишь! Иди домой!
– И спалю! – рявкнул Николай Николаевич. – Все равно теперь все не мое. Ваше! Вы захапали!.. А простому народу опять в дерьмо. Ну и пускай! Уж лучше так, уж лучше в дерьме, чем в мафии, – он подошел вплотную. – Ничего, на вас тоже найдется мафия, как в семнадцатом… А пока я, как ворона, сяду на дерево и гадить на вас буду. Мне терять нечего, я вас не боюсь.
После неудачной попытки рэкета Безручкин куда-то спешно уехал и неделю не показывался на глаза. Он испугался, что начнется разбирательство, и, похоже, где-то отсиживался.
И вот теперь он был сломлен, растерзан, но еще хорохорился. По законам конкуренции его следовало добить, растоптать, превратить в ничто. Лишь при этом условии можно было прочно утвердиться в новом мире, и чем жестче будет эта публичная расправа над соперником, тем безопаснее и спокойнее станет жить. Всякая жалость расценилась бы как слабость, которой потом обязательно воспользуются: высший принцип благородства был пока еще не осознан в этом мире, попирался и вызывал недоумение, как во всяком диком, варварском племени, переживающем первобытную эпоху.
– А вы думали – запугаете? – продолжал Безручкин, пьяно качаясь перед Аристархом Павловичем. – Не выйдет! Народ вам не запугать, тут вам не Италия… Будем строить баррикады!
Он стал раскачивать свой автомобиль, намереваясь перевернуть, – не осилил. Достал начатую бутылку, хлебнул из горлышка и с неожиданной тоской сказал:
– Ну хоть кто-нибудь взял бы да перебил это воронье!.. Эй, мафия, вы же все там любите постреливать. Взяли бы ружья да перестреляли.
Аристарх Павлович медленно побрел по аллее к дому. А Безручкин за спиной начал воевать с воронами. Метнул сначала недопитую бутылку, закричал:
– Ну что, суки, расселись? Получайте! На!
Вороны сидели и делали свое дело. Тогда он выковырял кусок асфальта и все-таки добросил до ветвей. Птицы сорвались с дерева, закружились над его головой, и это вдохновило Безручкина. Он стал выламывать асфальт с дорожки и бросать в сидящее воронье.
– На! На, получай, тварюги! На! Булыжник – оружие пролетариата!
Мятежный сосед пил дней пять без передышки. Аристарх Павлович с утра уходил на аэродром, где совхозы и товарищества закладывали на хранение овощи, – Безручкин уже был пьян и колобродил возле дома. А возвращался поздно вечером с площадки на берегу реки, отведенной для строительства развлекательного комплекса, – Николай Николаевич вместе с Галиной Семеновной ползали на четвереньках. Пили они мирно, без драк, как прежде, поскольку было много денег и водки. Конец загулу наступил неожиданно: Галина Семеновна, вспоминая свое артистическое прошлое, забралась на леса и стала читать монолог Ольги из чеховских «Трех сестер». И не удержавшись, рухнула вниз. С многочисленными ушибами и сотрясением мозга ее увезли в больницу, но через сутки выпустили. И тут Безручкин явился к Аристарху Павловичу, опухший, хмурый и покаянный.
– Пропадаем мы, Палыч, спасай. Сопьемся без дела… Возьми к себе. Видишь, кланяться пришел.
Аристарх Павлович чувствовал, что совершает ошибку, но отказать бывшему конкуренту не смог. К тому же на развлекательный комплекс требовался директор-распорядитель, который бы взял на себя все заботы по его строительству и организации. Кроме того, надо было заканчивать ремонт дома, затеянный Безручкиным на свои средства. Не оставлять же в зиму горы земли вокруг и леса, так уже надоело прыгать по доскам и всюду пригибать голову… Со дня на день Аристарх Павлович ждал старшего Ерашова из Беларуси с оборудованием для овощехранилищ, но вдруг из Минска пришла телеграмма от специалиста, командированного туда раньше. Он сообщал, что договоренность на покупку и лицензии на вывоз оборудования есть и надо срочно доставить ему валюту.
Аристарх Павлович не знал что и думать. Получалось, – что Алексей еще не доехал до Беларуси, хотя по времени должен возвращаться назад с оборудованием. Он решил пока никому не показывать этой телеграммы, однако Валентина Ильинишна заметила его беспокойство, и пришлось ей все рассказать. Подозрения Аристарха Павловича замыкались на телохранителе: человек незнакомый, а повезли большую сумму наличных денег… Но буквально на следующий день, в субботу, след старшего Ерашова неожиданно отыскался. Как всегда, внезапно приехала младшая, Наташа, на крыльях прилетела, счастливая, веселая, повисла на отце, защебетала:
– Милый папочка! Спасибо тебе! Прости, что я тогда на вокзале обидела тебя! Давай все-все забудем! Спасибо тебе, родненький!
Аристарх Павлович был рад и изумлен:
– За что же – спасибо?
– За деньги!
– Какие деньги?
– Те, что ты прислал, двадцать миллионов! – сверкала от счастья Наташа. – Я уже купила квартиру! И приглашаю всех на новоселье!
– Я не присылал денег, – растерянно признался Аристарх Павлович. – Кто тебе их принес?
– Как – кто? Братец Алеша! – засмеялась дочь. – Ну что ты меня разыгрываешь, пап? Я знаю, ты любишь делать сюрпризы…
– Я тебя не разыгрываю, – вымолвил Аристарх Павлович. – Когда Алексей был у тебя?
– В прошлую субботу, – веселость Наташи постепенно исчезала. – Принес наличные деньги. Мне и Ире, по двадцать миллионов. Сказал, что ты прислал на квартиру.. Он такой добрый, братец Алеша…
– Значит, он вам принес сорок миллионов?
– Да…
– Не понимаю, что творится, – окончательно растерялся Аристарх Павлович.
– Ой, а что у нас творится! – вдруг вспомнила Наташа. – По Центру не проедешь, баррикады, люди, милиция…
– Что хоть он говорил? – перебил ее Аристарх Павлович. – В Беларусь ехать собирался?
– Не знаю, у него были какие-то важные дела, – сказала дочь. – Он спешил… Сказал, что ты прислал деньги на квартиру, и все. Еще сказал, чтобы его позвали на новоселье… Папа, он что-нибудь не так сделал?
– Не мне судить – так, не так, – отозвался Аристарх Павлович. – Где искать его? Где он остановился в Москве?
– Кажется, нигде. Он собирался куда-то ехать…
– Куда ехать, если отдал деньги? С чем ехать?
– Не сердись, папа, я ничего не знаю, – Наташа уже чуть не плакала. – Алеша очень хороший человек, и я рада, что у меня теперь есть старший брат. Мы с Ирой не дадим его в обиду.
– Никто его обижать не собирается! – Аристарх Павлович вдруг разозлился. – Для вас он добренький! А на меня все хозяйство свалил, а сам неизвестно чем занимается! Все разлетелись, у каждого свои дела… Без оборудования погноим чужое добро – в трубу вылетим! Да еще народ голодным оставим…
– Папочка, а мы с Ирой тоже хотим открыть ателье мод, – призналась дочь. – У Иры же есть квартира, так что мы двадцать миллионов сэкономили. Половину положили в банк на депозит, – а на вторую половину купили швейные машины и ткани. Сами будем моделировать одежды для богатых людей. Ты телевизор смотришь? Там сейчас фильм идет, «Просто Мария». Вот посмотришь, через три года мы с Ирой будем как Мария. Ведь у нас все так похоже… Для богатых шить очень выгодно! Это будут такие экстравагантные платья! Такие потрясающие наряды! И только в одном экземпляре! Московские модницы готовы платить любые деньги! А знаешь, как мы назвали фирму? Просто «Мария»! Тебе нравится?
– Нравится, – безразлично ответил Аристарх Павлович.
– Мы помещение арендовали! – с восторгом продолжала Наташа. – Знаешь, пап, так повезло, почти бесплатно. В проезде Серова есть небольшой особнячок, там музей-квартира, какая-то знаменитость жила. А денег на ремонт у музея нет. Так мы сами отремонтируем все здание, а за это займем половину первого этажа, почти сто метров полезной площади, в центре города!
В это время пришла Валентина Ильинишна, тихо сняла плащ и ушла на кухню, чтобы не мешать. Аристарх Павлович, давно мечтавший сделать дочерям сюрприз – неожиданно представить молодую жену, сейчас понял, что ничем Наташу не удивить, да и удивлять не хотелось: в ее глазах он видел иное любопытство, иной интерес, никак не связанный с его жизнью. Она была еще родная, каждый ее пальчик был дорог и обласкан, каждая кудряшка на лбу обцелована; еще щемило душу от ее голоса, от смеха, но уже одновременно во всем этом чувствовалось незримое отчуждение. Они были еще рядом, но разговаривали словно через вагонное стекло, и нельзя было прикоснуться к тем пальчикам, кудряшкам, и минута расставания была отмерена отправлением поезда…
– Теперь все спрашивают: как это вам удалось найти такое помещение? За символическую плату? – продолжала она с восхищением – В Москве цены ужасные!.. А дело в том, что коренные москвичи совершенно непредприимчивые люди и к тому же ленивые. Вот они все время нас презирали – лимита! Лимита! Мы вроде негров были, второй сорт. Теперь посмотри, кто из нас лучше живет? Кто тянет на себе весь бизнес? А они, вместо того чтобы работать, на демонстрации ходят да орут, все им плохо, всем они недовольны. Вырожденцы какие-то, мало их милиция лупит… Нет, правда, они привыкли жить за счет лимиты. Мы им строили, мы их кормили, а они – по театрам, по выставкам.
– Кто – они? – переспросил Аристарх Павлович, теряя нить ее размышлений.
– Коренные москвичи!.. Ты почему меня не слушаешь?
– Я слушаю…
– Музей этот довели до такого состояния – не высказать, – вновь вдохновилась она. – В конюшне лучше. И они еще хвастаются своей культурностью!.. Мы с Ирой за месяц отштукатурим, покрасим и откроемся. Особняк старинный, поэтому и обставить его нужно стариной, чтобы выдержать стиль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69