В одном углу несколько неумелых игроков метали дротики, в другом постукивали бильярдные шары. Я сидел, лениво обхватив рукой спинку жесткого стула, и смотрел, как Пэдди играет в домино с каким-то типом из конюшни Грейнджера. Лошади, автомобили, бокс, кино, недавние танцы и снова лошади, лошади… Я старательно вслушивался, но не узнал ничего, кроме того, что эти парни были, по большей части, довольны своей работой, добродушны, наблюдательны и безобидны.
- Ты новенький? - вдруг раздался рядом со мной наглый голос. Я обернулся, посмотрел на говорящего и вяло бросил:
- Угу.
В первый раз в Йоркшире я встретил взгляд, в котором проглядывала хитрость. В свою очередь я тоже уставился на него и не отводил глаз, пока его рот не искривился в ухмылке, - он признал меня за своего.
- Тебя как зовут?
- Дэн. А тебя?
- Томас Натаниел Тарлтон.
Он явно ожидал какой-то реакции на это сообщение, но я не знал какой.
- Т.Н.Т., - объяснил Пэдди, - он же Соупи, - и смерил нас обоих моментальным взглядом.
- Отчаянный малый собственной персоной, - пробормотал я. Соупи Тарлтон улыбнулся скупой, нарочито зловещей улыбкой -
видимо, производил впечатление. Он был примерно моего возраста и сложения, но со светлыми волосами и типичным для многих англичан красноватым цветом лица. Его светло-карие глаза были слегка выпученными, а над полными влажными губами он отрастил усики. На мизинце правой руки красовался массивный золотой перстень, на левом запястье - дорогие часы. Одежда была из хорошего материала, но дешевого покроя, неизбежная куртка на подкладке из овчины, видимо, стоила ему трехнедельного жалованья.
Он не проявлял никаких признаков желания завязать дружбу. Осмотрев меня так же тщательно, как я его, он кивнул, проговорил «увидимся», после чего направился в сторону бильярдного стола.
Гритс принес свежие полпинты и уселся на скамейку рядом с Пэдди.
- Этому Соупи нельзя доверять, - сообщил он конфиденциальным тоном, его глупое костлявое лицо светилось добротой.
Пэдди выложил дубль-три, обернулся в нашу сторону и пристально, без улыбки взглянул на меня.
- Не беспокойся за Дэна, Гритс, - сказал он. - Они с Соупи два сапога пара. Из одного теста, я бы сказал.
- Но ведь ты сказал мне, чтобы я не доверял Соупи, - возразил Гритс, обеспокоенно переводя глаза с одного из нас на другого.
- Именно, - отрезал Пэдди. Он выложил четыре-три и сконцентрировался на игре.
Гритс сдвинулся дюймов на шесть к Пэдди и озадаченно, смущенно поглядел на меня. Потом вдруг страшно заинтересовался содержимым своей кружки и больше на меня не смотрел.
Мне кажется, именно в эту минуту моя задача потеряла свою развлекательность. Мне нравились Пэдди и Гритс, и они в течение трех дней принимали меня с небрежным дружелюбием. Я не был готов ни к тому, что Пэдди сразу распознает мой интерес к Соупи, ни к его немедленной враждебности. Это был удар, который я должен был предвидеть, но он застал меня врасплох; он должен был подготовить меня к будущим событиям, но и этого не произошло.
Сотрудники полковника Беккета по-прежнему работали выше всяких похвал. Идя в наступление, он был готов обеспечивать ему массированную и незамедлительную поддержку: услышав от Октобера, что я застрял в конюшне с тремя бесполезными лошадьми, он тут же развил бурную деятельность по моему освобождению.
Во вторник, спустя неделю после того, как я появился в конюшне, Уолли остановил меня, когда я пересекал двор с двумя ведрами воды.
- Эта твоя лошадь, что в семнадцатом, завтра уезжает, - объявил он. - Утром поторопись все сделать, ты тоже поедешь с ней в половине первого. Фургон отвезет тебя в другую конюшню, возле Ноттингема, там ты оставишь эту лошадь, заберешь новую и привезешь ее сюда. Ясно?
- Ясно, - сказал я.
Уолли относился ко мне прохладно, но после воскресенья я заставил себя примириться с мыслью, что мне необходимо продолжать вызывать в окружающих легкое недоверие, даже если это не доставляет мне ни малейшего удовольствия.
Большую часть воскресенья я провел за чтением отчетов о соревнованиях, причем мои соседи по коттеджу отнеслись к этому как к вполне естественному занятию. Вечером, когда все они отправились в пивную, я поработал над отчетами с карандашом, анализируя сведения об одиннадцати лошадях и их подозрительных победах. Как я и предполагал, изучая в Лондоне газетные вырезки, они действительно имели разных владельцев, тренеров и жокеев; но нельзя сказать, чтобы между ними не было абсолютно ничего общего. К тому времени, когда я запечатал свои записи в конверт и убрал их вместе с папками Октобера на дно ягдташа, подальше от любопытных взглядов, мне удалось обнаружить четыре сходства.
Во-первых, все эти лошади выигрывали аукционные скачки, то есть соревнования, победитель которых продавался затем с торгов. Три лошади были куплены своими же собственными хозяевами, остальные ушли за довольно скромные суммы.
Во-вторых, они всегда хорошо выступали на скачках, но на финише им не хватало либо сил, либо упорства, чтобы выиграть.
В-третьих, ни одна из них ни разу не выиграла скачек, кроме тех случаев, когда им дали допинг, хотя они участвовали и в других соревнованиях.
В-четвертых, ставки на них, когда они выигрывали, были не меньше десяти к одному.
И в материалах Октобера, и в отчетах упоминалось, что некоторые из лошадей по нескольку раз меняли тренеров, но это было вполне естественно для таких перспективных животных. Кроме этого, я располагал теперь бесполезной информацией о том, что все эти лошади происходили от разных родителей, их возраст варьировался от пяти до одиннадцати лет, масти также были разные. Побеждали они хотя и не на одном ипподроме, но и не все на разных. У меня даже возникла смутная мысль, что все ипподромы были расположены в северной части страны - Келсо, Хейдок, Седжфилд, Стаффорд и Ладлоу. Я решил проверить по карте, прав я или нет, но ни одной карты у миссис Оллнат мне найти не удалось.
Я лег спать в переполненной маленькой спальне, где пивное дыхание конюхов постепенно перебило обычную смесь чистых запахов сапожного крема и масла для волос, но мне не удалось убедить своих соседей открыть форточку шире, чем на четыре дюйма. Все они явно поддерживали Пэдди, несомненно, самого проницательного из них, и раз Пэдди перестал обращаться со мной по-дружески, то остальные последуют его примеру. Пожалуй, если бы я настаивал на том, чтобы закрыть окно, они распахнули бы его настежь, и я получил бы столько свежего воздуха, сколько хотел. Мрачно улыбаясь в темноте, я слушал скрип кроватей, обычную вечернюю болтовню и сонные смешки; ворочаясь на продавленном матрасе в поисках удобного места, я размышлял о том, какова же в действительности жизнь моих собственных работников.
В среду утром я впервые почувствовал, что такое пронизывающий йоркширский ветер, а один из конюхов - мы бежали с ним вместе через двор с дрожащими руками и замерзшими носами - жизнерадостно заверил меня, что этот ветер запросто может дуть полгода кряду. Я управился со своими тремя лошадьми вдвое быстрее обычного, но к тому времени, когда приехал фургон, у меня возникло сильное подозрение, что, судя по пробелам в моей экипировке, в усадьбе Октобера должно быть очень хорошее центральное отопление.
Проехав мили четыре, я нажал кнопку звонка, соединяющего задний отсек с кабиной. Водитель послушно остановился и вопросительно посмотрел на меня, когда я подошел к кабине и забрался на сиденье рядом с ним.
- Лошади ничего не сделается, - сказал я, - а здесь теплее. Он ухмыльнулся и поехал, прокричав сквозь шум мотора:
- Я так и думал, что у тебя совести нет. Эту лошадь собираются продавать, и она должна приехать в хорошем состоянии… Босс пришел бы в ярость, если бы знал, что ты сидишь в кабине.
Я был уверен, что босс, то есть Инскип, совершенно не удивился бы: по себе знаю, начальники вовсе не так уж наивны.
- Шел бы он куда подальше, - пробурчал я с отвращением. Водитель метнул на меня косой взгляд, и я подумал, что совсем не трудно создать себе плохую репутацию, если немного постараться. На скачки обычно съезжается много водителей фургонов, а делать им там совершенно нечего. У них полно времени, чтобы потрепаться в кафе - они весь день могут слоняться и чесать языками. Мало ли, до кого может дойти слух, что в честности конюхов Инскипа есть слабое звено.
Мы остановились поесть в придорожном кафе, а немного позже еще раз, у магазина, где я купил пару шерстяных рубашек, черный свитер, теплые носки, шерстяные перчатки и такую же вязаную спортивную шапку, какие были на всех в это морозное утро. Водитель, зайдя вместе со мной в магазин, чтобы купить себе носки, оглядел мои покупки и заметил, что у меня, видно, куча денег. Я многозначительно улыбнулся и сказал, что деньги приходят легко, если знаешь, как за это взяться, почувствовав при этом, что его сомнение в моей честности усилилось.
В середине дня мы добрались до конюшни в Лестершире, и здесь я по достоинству оценил масштаб работы беккетовских подчиненных. Мне предстояло забрать лошадь, которая как раз начинала выступать в стипль-чезе, причем была продана полковнику со всеми заявками на участие в скачках. А это значило, как объяснил мне ее расстроенный конюх, что она сможет участвовать во всех соревнованиях, куда ее записал бывший владелец.
- А куда он записан? - поинтересовался я.
- В кучу разных мест - Ньюбери, Челтенхем, Сэндаун, а начать должен на следующей неделе в Бристоле. - Лицо конюха исказилось от жалости, когда он передавал мне повод. - Не представляю, почему хозяин с ним расстался! Он чистое сокровище, и если я когда-нибудь увижу, что он выглядит хуже, чем сейчас, я отыщу тебя и взгрею как следует, можешь не сомневаться!
Я уже убедился в том, что конюхи глубоко привязываются к своим лошадям, и был вполне уверен в серьезности его слов.
- Как его зовут? - спросил я.
- Спаркинг Плаг … Идиотское имя, разве ж это кляча… Спаркс, старина… эх, приятель… дружище… - Он ласково поглаживал морду лошади.
Мы завели лошадь в фургон, и на этот раз я остался там, где мне положено было быть - в заднем отсеке. Если уж Беккет готов платить ради нашего дела такие огромные деньги - а он, без сомнения, выложил целое состояние, чтобы заполучить такую изумительную лошадь в такой короткий срок, - я позабочусь о ней как следует.
Прежде чем тронуться в обратный путь, я поинтересовался картой дорог, лежавшей в кабине, и, к своему удовлетворению, Обнаружил, что все ипподромы страны помечены на ней тушью. Одолжив у водителя карту, всю обратную дорогу я посвятил ее изучению. Почти все ипподромы, где должен был выступать Спаркинг Плаг, располагались на юге. Ночевки обеспечены, как по заказу.
Я выяснил, однако, что те пять ипподромов, где выигрывали наши одиннадцать лошадей, находятся не так далеко на севере, как мне казалось. Ладлоу и Стаффорд были даже, пожалуй, ближе к югу, особенно если учесть, что в своем представлении о географии страны я инстинктивно брал за отправную точку Хэрроугейт. Судя по карте, эти пять ипподромов никак не были связаны друг с другом: они не только не лежали на окружности, центр которой можно было бы определить, но располагались вдоль кривой линии, идущей примерно с северо-востока на юго-запад, и никакого смысла и этом мне найти не удалось.
Остаток пути, как и большую часть всего своего рабочего времени, я провел, перебирая мысленно все известные мне факты, ожидая, чтобы идея всплыла на поверхность сознания, как рыба на поверхность пруда, чтобы разрозненные факты сложились в единую картину. Но я не рассчитывал на быстрый успех, понимая, что это только начало - ведь даже электронный компьютер не может дать ответ, пока в него не загрузят достаточно информации.
В пятницу вечером я отправился в пивную в Слоу и обыграл Соупи в дротики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40