Некролог должны были поместить не менее трех лет назад. Говард не знает, кто написал его. Он не интересуется подобными вещами. Он просто сказал, что некролог и особенно его незавершенность подвигла его воображение на написание книги.
– Что-то ты мало просишь!
– У «Дейли Кейбл» должна быть библиотека подшивок. Ты, несомненно, сможешь найти этот некролог. Перешли, пожалуйста, мне копию по факсу в «Бедфорд Лодж». Если я буду точно знать, что заставило работать воображение Говарда, возможно, я смогу помочь ему найти потрясающую развязку.
– Ты получишь этот некролог завтра, – пообещал О'Хара.
– Благодарю.
– Как твой друг? – спросил он.
– Какой друг?
– Тот, который умирает.
– О-о… – Я помолчал. – Он умер прошлой ночью.
– Плохо.
– Он был стар. Старше восьмидесяти. Кузнец, ставший на склоне лет журналистом мира скачек, «гвардеец» старой закалки, большая, необычная жизнь. Жаль, что мы не можем сделать фильм о нем.
– Фильмы о хороших людях не имеют особого успеха.
– В том-то и беда.
– Как его звали?
– Валентин Кларк, – ответил я. – «Дейли Кейбл» тоже могла опубликовать о нем некролог. Он писал для «Скаковой газеты». Все в мире скачек знали его. И… м-м… он знал тренера Джексона Уэллса, прототипа того персонажа, которого играет Нэш.
– Правда? – Пристальное внимание О'Хары передалось даже по телефону. – Так ты спрашивал его, что он знает об этой смерти?
– Да. Он знал не больше, чем любой другой. Полиция закрыла дело из-за отсутствия улик. Валентин говорил, что жена Джексона Уэллса была незапоминающейся мышкой. Он не смог припомнить ничего интересного. Это все случилось так давно.
О'Хара почти засмеялся.
– Это было давно для тебя, Томас, потому что ты молод. Я предполагаю, что двадцать шесть лет назад – это вчера для самого Уэллса.
– Я… э… – растерянно произнес я, – я думал о том, чтобы навестить его.
– Джексона Уэллса?
– Да. Валентин, мой покойный друг, вначале был кузнецом, как я говорил тебе. Он, кроме лошадей моего деда, подковывал еще и тех, что тренировал Джексон Уэллс. Так что я, возможно, могу найти повод… из-за смерти Валентина… совершить ностальгический визит к Джексону Уэллсу. Как ты думаешь?
– Отправляйся немедленно, – сказал О'Хара.
– Он не захочет говорить о своей повесившейся жене. Теперь у него новая жизнь и другая жена.
– Как бы то ни было, попытайся.
– Да, я тоже так думаю. Но он живет под Оксфордом… Это займет у меня полдня.
– Возьми их, – отозвался О'Хара. – Даю «добро» на дополнительное время.
– Хорошо.
– Спокойной ночи, – сказал он. – Меня ждет леди.
– Удачи!
– Сукин сын! – усмехнулся он и повесил трубку.
Я всегда любил раннее утро на конюшнях. Несколько лет подряд я встречал рассвет на конном дворе деда, и половина моего дня проходила еще до первого звонка на уроки. В фильме я намеревался уделить лошадям больше внимания, чем, возможно, должен был. Я ходил по двору поблизости от созданий, среди которых вырос, и чувствовал себя дома.
С шестнадцати лет я как жокей-любитель участвовал в скачках, и большая часть моей семьи была уверена, что лошади так или иначе войдут в мою жизнь навсегда. Но судьба и деньги – или их отсутствие – в двадцать лет заставили меня заняться в Аризоне подбором лошадей для съемок кавалерии в драматическом вестерне. В двадцать один год я стал режиссером плохого короткометражного фильма об участниках родео, но это привело меня на ту же должность в благородной, чисто американской саге, принесшей скромный успех. После этого я год работал на редакторов фильмов, постигая их ремесло, другой год занимался музыкой и звуковыми дорожками, и в двадцать шесть был утвержден режиссером романтического фильма о дружбе мальчика с пумой, принесшего большую прибыль. Продюсером тогда был О'Хара. С тех пор я никогда не оставался надолго без работы. «Этот парень – счастливчик, – говаривал О'Хара, рекомендуя меня. – Вы не сможете купить удачу. Поверьте мне».
Для этого фильма я еще на ранней стадии подготовки к съемкам предложил О'Харе купить, а не снять или арендовать за отчисления конюшню с лошадьми.
– Слишком дорого, – автоматически возразил он.
– Не обязательно, – парировал я. – Мы можем купить дешевых лошадей. Есть много сотен таких, что никогда не смогут хорошо выступить на скачках, но при этом выглядят как чистокровные скакуны, а нам важно именно это. И у нас также не будет никаких проблем со страхованием или компенсацией ущерба, мы сможем ездить на них, куда и когда захотим, и сможем работать с ними без сердитых владельцев, снующих всюду и вынюхивающих, как кормят и используют их животных. А после мы сможем продать их.
Одним из главных достоинств О'Хары, на мой взгляд, было его умение очень быстро усваивать факты и приходить к молниеносному решению. Он сказал: «Покупаем» и выделил средства, достаточные для покупки в агентстве по продаже скаковых лошадей четырнадцати великолепного вида бесперспективных животин, жующих сейчас овес и сено в нашей конюшне.
Профсоюз актеров согласился, что при лошадях должна быть настоящая обслуга, и я нанял молодого помощника тренера из престижного ньюмаркетского двора и поручил ему весь груз забот о лошадях, наделив званием управляющего конюшней и заметной, но бессловесной ролью помощника тренера в фильме.
Когда я на рассвете явился на двор, управляющий уже был занят подготовкой грумов и лошадей к утренним упражнениям. Команда Монкриффа расстилала на гравии войлочные коврики, чтобы заглушить скрежет колес передвижной камеры. Сам Монкрифф руководил размещением осветителей. Эд, как он сообщил, занял свой пост наверху.
Погода была холодной и ветреной, по небу тянулись темные тучи. Монкрифф любил сырость, он радостно напевал что-то, утраивая зловещую игру теней вокруг парня, замещавшего Нэша и выглядевшего безнадежно не похожим на тренера в своем костюме наездника. Когда сам Нэш – в образе – вышел из дома и выкрикнул несколько сердитых указаний грумам, это было настолько достоверно, насколько я вообще когда-либо видел.
Были неприятности с передвижной камерой – одно ее колесико отчаянно скрипело на войлочной дорожке. При помощи масла и ругани справились и с этим. Монкрифф и я волновались из-за задержек, потому что освещенность менялась. Нэш, казалось, уже смирился и не раздражался попусту.
Помощнику тренера только два раза понадобилось подсаживать Нэша в седло; лошадь стояла на удивление смирно. Нэш слез и снова сел на коня в поле зрения камер и вне его, пока помощник тренера сам устраивался в седле и возглавлял построившуюся в круг группу всадников, направляясь в широко открытые ворота конюшни на ньюмаркетскую тренировочную площадку. Нэш ехал последним, не забыв посмотреть назад и вверх на окно спальни. Когда лошадь вывезла его довольно далеко из поля зрения, я крикнул: «Стоп!» – и вся вереница снова потянулась во двор, копыта скрежетали по гравию, грумы задирали друг друга, словно сбежавшие с уроков мальчишки.
– Как прошло? – спросил я Монкриффа. – На камерах порядок?
– Порядок.
– Значит, берем. – Я прошел вдоль вереницы, чтобы сказать пару слов всадникам. – Все было отлично, – сказал я. – Однако мы сейчас повторим. Два дубля лучше, чем один.
Они кивали. К тому времени все они чувствовали себя экспертами по киносъемкам. Второй дубль прошел не так гладко, как первый, но это не имело особого значения: мы возьмем тот прогон, который будет смотреться на пленке более естественно.
Я вышел за ворота, где Нэш и грумы ездили кругами, ожидая моего приговора.
– То же самое завтра утром, – сказал я, похлопывая лошадей по шеям. – В другой одежде. Пока все свободны. И не забывайте о том, что не стоит состязаться с настоящими скакунами. Шагом и рысью только по той площадке, которую мы арендуем.
Вереница верховых потянулась на тренировку, а Нэш вернулся во двор, спешился и передал поводья груму, только того и ждавшему.
– Это будет и завтра? – спросил он, поворачиваясь ко мне.
– Донкастер, хотите вы сказать? Он кивнул.
– Конечно, – ответил я. – Распорядители пригласили вас на ленч, так что после полудня можете воспользоваться их ложей и получить столько уединения, сколько захотите. Они прислали билет на двоих – значит, вы можете взять с собой кого-нибудь.
– Кого?
– Кого захотите.
– Значит, вас.
– Что? Я имел в виду друга, быть может, Сильву? – Сильва была очаровательной актрисой, с которой он вместе кувыркался в постели.
– Не ее, – убежденно сказал он. – Вас. Почему бы нет? И не отговаривайтесь, что вам надо делать крупные планы в следственном кабинете. Давайте, черт побери, сделаем все, чтобы закруглиться сегодня вечером. Я хочу пригласить вас, потому что вы знаете всю подноготную британского мира скачек, а в мире скачек знают вас.
«Маяки» получают то, что хотят. И более того, я обнаружил, что тоже хочу этого.
Разглядывая его знакомую спину, удалявшуюся по направлению к застывшему, как всегда, наготове «Роллсу», я позвонил по своему мобильному телефону в «Бедфорд Лодж» и с убедительной настойчивостью попросил служащего разыскать Говарда Тайлера, который обнаружился в баре.
– На пару слов, Говард, – сказал я.
– Еще изменения в сценарии? – с кислым сарказмом спросил он.
– Нет. Хм… просто предупреждение.
– Мне не нужны ваши предупреждения.
– Хорошо. Но… э… я просто подумал, что могу напомнить вам, – зная, как вы себя чувствуете, – о том, что вы согласились не высказываться плохо о фильме до тех пор, пока это оговорено.
– Я буду говорить, что я чертовски доволен.
– Это ваше право. Я предполагаю, что вас не волнуют санкции, обозначенные в вашем контракте.
– Какие санкции?
– В большинстве контрактов на фильм они есть, – пояснил я. – Уверен, что и в вашем тоже. Кинокомпании обычно изыскивают пути, чтобы помешать рассерженному автору сорвать фильм только потому, что ему или ей не понравились изменения, внесенные в первоначальный сценарий. Они включают в контракт пункты, позволяющие им возместить ущерб.
После затянувшейся паузы Говард произнес:
– Я никогда не подписывал такого контракта.
– Чудесно, но вы все-таки уточните это у своего агента.
– Вы пытаетесь запугать меня! – взвился он.
– Я только предлагаю вам проявить немного внимания и осторожности.
Молчание. Говард просто положил трубку. И это в ответ на тактичный дружеский совет!
Нэш осуществил свои намерения и сделал, черт побери, все, чтобы съемки в следственном кабинете были завершены в этот день, пусть даже не раньше восьми часов вечера. Желая принять душ и выпить чего-нибудь бодрящего, я вернулся в «Бедфорд Лодж» и обнаружил, что меня ожидает длинный факс от О'Хары, начинающийся с некролога из «Дейли Кейбл».
«Жизнь Руперта Висборо была посвящена служению своей стране, его окружению и спорту королей.
Отслужив в шотландской гвардии и получив звание майора, он вернулся в родное графство Кембриджшир и включился в местную политическую жизнь. Под его председательством процветали многие организации, включая…»
Список был длинный, добродетельный и скучный.
«Будучи землевладельцем, он был избран членом Жокейского клуба после смерти его отца сэра Ральфа Висборо, пожалованного дворянским титулом за покровительство благотворительным учреждениям для животных.
Глубоко уважаемый всеми, кто знал его, Руперт Висборо чувствовал себя обязанным убрать свое имя из списка, подаваемого для отбора кандидатов на выборы в парламент. Причиной для этого послужила его неумышленная причастность к необъяснимой смерти, близко затронувшей его семью.
Сестра его жены, вышедшая замуж за ньюмаркетского тренера Джексона Уэллса, была найдена повешенной в одном из пустующих стойл конюшни ее мужа. Долгое полицейское расследование не смогло установить ни причин для самоубийства, ни мотивов или подозрений в убийстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
– Что-то ты мало просишь!
– У «Дейли Кейбл» должна быть библиотека подшивок. Ты, несомненно, сможешь найти этот некролог. Перешли, пожалуйста, мне копию по факсу в «Бедфорд Лодж». Если я буду точно знать, что заставило работать воображение Говарда, возможно, я смогу помочь ему найти потрясающую развязку.
– Ты получишь этот некролог завтра, – пообещал О'Хара.
– Благодарю.
– Как твой друг? – спросил он.
– Какой друг?
– Тот, который умирает.
– О-о… – Я помолчал. – Он умер прошлой ночью.
– Плохо.
– Он был стар. Старше восьмидесяти. Кузнец, ставший на склоне лет журналистом мира скачек, «гвардеец» старой закалки, большая, необычная жизнь. Жаль, что мы не можем сделать фильм о нем.
– Фильмы о хороших людях не имеют особого успеха.
– В том-то и беда.
– Как его звали?
– Валентин Кларк, – ответил я. – «Дейли Кейбл» тоже могла опубликовать о нем некролог. Он писал для «Скаковой газеты». Все в мире скачек знали его. И… м-м… он знал тренера Джексона Уэллса, прототипа того персонажа, которого играет Нэш.
– Правда? – Пристальное внимание О'Хары передалось даже по телефону. – Так ты спрашивал его, что он знает об этой смерти?
– Да. Он знал не больше, чем любой другой. Полиция закрыла дело из-за отсутствия улик. Валентин говорил, что жена Джексона Уэллса была незапоминающейся мышкой. Он не смог припомнить ничего интересного. Это все случилось так давно.
О'Хара почти засмеялся.
– Это было давно для тебя, Томас, потому что ты молод. Я предполагаю, что двадцать шесть лет назад – это вчера для самого Уэллса.
– Я… э… – растерянно произнес я, – я думал о том, чтобы навестить его.
– Джексона Уэллса?
– Да. Валентин, мой покойный друг, вначале был кузнецом, как я говорил тебе. Он, кроме лошадей моего деда, подковывал еще и тех, что тренировал Джексон Уэллс. Так что я, возможно, могу найти повод… из-за смерти Валентина… совершить ностальгический визит к Джексону Уэллсу. Как ты думаешь?
– Отправляйся немедленно, – сказал О'Хара.
– Он не захочет говорить о своей повесившейся жене. Теперь у него новая жизнь и другая жена.
– Как бы то ни было, попытайся.
– Да, я тоже так думаю. Но он живет под Оксфордом… Это займет у меня полдня.
– Возьми их, – отозвался О'Хара. – Даю «добро» на дополнительное время.
– Хорошо.
– Спокойной ночи, – сказал он. – Меня ждет леди.
– Удачи!
– Сукин сын! – усмехнулся он и повесил трубку.
Я всегда любил раннее утро на конюшнях. Несколько лет подряд я встречал рассвет на конном дворе деда, и половина моего дня проходила еще до первого звонка на уроки. В фильме я намеревался уделить лошадям больше внимания, чем, возможно, должен был. Я ходил по двору поблизости от созданий, среди которых вырос, и чувствовал себя дома.
С шестнадцати лет я как жокей-любитель участвовал в скачках, и большая часть моей семьи была уверена, что лошади так или иначе войдут в мою жизнь навсегда. Но судьба и деньги – или их отсутствие – в двадцать лет заставили меня заняться в Аризоне подбором лошадей для съемок кавалерии в драматическом вестерне. В двадцать один год я стал режиссером плохого короткометражного фильма об участниках родео, но это привело меня на ту же должность в благородной, чисто американской саге, принесшей скромный успех. После этого я год работал на редакторов фильмов, постигая их ремесло, другой год занимался музыкой и звуковыми дорожками, и в двадцать шесть был утвержден режиссером романтического фильма о дружбе мальчика с пумой, принесшего большую прибыль. Продюсером тогда был О'Хара. С тех пор я никогда не оставался надолго без работы. «Этот парень – счастливчик, – говаривал О'Хара, рекомендуя меня. – Вы не сможете купить удачу. Поверьте мне».
Для этого фильма я еще на ранней стадии подготовки к съемкам предложил О'Харе купить, а не снять или арендовать за отчисления конюшню с лошадьми.
– Слишком дорого, – автоматически возразил он.
– Не обязательно, – парировал я. – Мы можем купить дешевых лошадей. Есть много сотен таких, что никогда не смогут хорошо выступить на скачках, но при этом выглядят как чистокровные скакуны, а нам важно именно это. И у нас также не будет никаких проблем со страхованием или компенсацией ущерба, мы сможем ездить на них, куда и когда захотим, и сможем работать с ними без сердитых владельцев, снующих всюду и вынюхивающих, как кормят и используют их животных. А после мы сможем продать их.
Одним из главных достоинств О'Хары, на мой взгляд, было его умение очень быстро усваивать факты и приходить к молниеносному решению. Он сказал: «Покупаем» и выделил средства, достаточные для покупки в агентстве по продаже скаковых лошадей четырнадцати великолепного вида бесперспективных животин, жующих сейчас овес и сено в нашей конюшне.
Профсоюз актеров согласился, что при лошадях должна быть настоящая обслуга, и я нанял молодого помощника тренера из престижного ньюмаркетского двора и поручил ему весь груз забот о лошадях, наделив званием управляющего конюшней и заметной, но бессловесной ролью помощника тренера в фильме.
Когда я на рассвете явился на двор, управляющий уже был занят подготовкой грумов и лошадей к утренним упражнениям. Команда Монкриффа расстилала на гравии войлочные коврики, чтобы заглушить скрежет колес передвижной камеры. Сам Монкрифф руководил размещением осветителей. Эд, как он сообщил, занял свой пост наверху.
Погода была холодной и ветреной, по небу тянулись темные тучи. Монкрифф любил сырость, он радостно напевал что-то, утраивая зловещую игру теней вокруг парня, замещавшего Нэша и выглядевшего безнадежно не похожим на тренера в своем костюме наездника. Когда сам Нэш – в образе – вышел из дома и выкрикнул несколько сердитых указаний грумам, это было настолько достоверно, насколько я вообще когда-либо видел.
Были неприятности с передвижной камерой – одно ее колесико отчаянно скрипело на войлочной дорожке. При помощи масла и ругани справились и с этим. Монкрифф и я волновались из-за задержек, потому что освещенность менялась. Нэш, казалось, уже смирился и не раздражался попусту.
Помощнику тренера только два раза понадобилось подсаживать Нэша в седло; лошадь стояла на удивление смирно. Нэш слез и снова сел на коня в поле зрения камер и вне его, пока помощник тренера сам устраивался в седле и возглавлял построившуюся в круг группу всадников, направляясь в широко открытые ворота конюшни на ньюмаркетскую тренировочную площадку. Нэш ехал последним, не забыв посмотреть назад и вверх на окно спальни. Когда лошадь вывезла его довольно далеко из поля зрения, я крикнул: «Стоп!» – и вся вереница снова потянулась во двор, копыта скрежетали по гравию, грумы задирали друг друга, словно сбежавшие с уроков мальчишки.
– Как прошло? – спросил я Монкриффа. – На камерах порядок?
– Порядок.
– Значит, берем. – Я прошел вдоль вереницы, чтобы сказать пару слов всадникам. – Все было отлично, – сказал я. – Однако мы сейчас повторим. Два дубля лучше, чем один.
Они кивали. К тому времени все они чувствовали себя экспертами по киносъемкам. Второй дубль прошел не так гладко, как первый, но это не имело особого значения: мы возьмем тот прогон, который будет смотреться на пленке более естественно.
Я вышел за ворота, где Нэш и грумы ездили кругами, ожидая моего приговора.
– То же самое завтра утром, – сказал я, похлопывая лошадей по шеям. – В другой одежде. Пока все свободны. И не забывайте о том, что не стоит состязаться с настоящими скакунами. Шагом и рысью только по той площадке, которую мы арендуем.
Вереница верховых потянулась на тренировку, а Нэш вернулся во двор, спешился и передал поводья груму, только того и ждавшему.
– Это будет и завтра? – спросил он, поворачиваясь ко мне.
– Донкастер, хотите вы сказать? Он кивнул.
– Конечно, – ответил я. – Распорядители пригласили вас на ленч, так что после полудня можете воспользоваться их ложей и получить столько уединения, сколько захотите. Они прислали билет на двоих – значит, вы можете взять с собой кого-нибудь.
– Кого?
– Кого захотите.
– Значит, вас.
– Что? Я имел в виду друга, быть может, Сильву? – Сильва была очаровательной актрисой, с которой он вместе кувыркался в постели.
– Не ее, – убежденно сказал он. – Вас. Почему бы нет? И не отговаривайтесь, что вам надо делать крупные планы в следственном кабинете. Давайте, черт побери, сделаем все, чтобы закруглиться сегодня вечером. Я хочу пригласить вас, потому что вы знаете всю подноготную британского мира скачек, а в мире скачек знают вас.
«Маяки» получают то, что хотят. И более того, я обнаружил, что тоже хочу этого.
Разглядывая его знакомую спину, удалявшуюся по направлению к застывшему, как всегда, наготове «Роллсу», я позвонил по своему мобильному телефону в «Бедфорд Лодж» и с убедительной настойчивостью попросил служащего разыскать Говарда Тайлера, который обнаружился в баре.
– На пару слов, Говард, – сказал я.
– Еще изменения в сценарии? – с кислым сарказмом спросил он.
– Нет. Хм… просто предупреждение.
– Мне не нужны ваши предупреждения.
– Хорошо. Но… э… я просто подумал, что могу напомнить вам, – зная, как вы себя чувствуете, – о том, что вы согласились не высказываться плохо о фильме до тех пор, пока это оговорено.
– Я буду говорить, что я чертовски доволен.
– Это ваше право. Я предполагаю, что вас не волнуют санкции, обозначенные в вашем контракте.
– Какие санкции?
– В большинстве контрактов на фильм они есть, – пояснил я. – Уверен, что и в вашем тоже. Кинокомпании обычно изыскивают пути, чтобы помешать рассерженному автору сорвать фильм только потому, что ему или ей не понравились изменения, внесенные в первоначальный сценарий. Они включают в контракт пункты, позволяющие им возместить ущерб.
После затянувшейся паузы Говард произнес:
– Я никогда не подписывал такого контракта.
– Чудесно, но вы все-таки уточните это у своего агента.
– Вы пытаетесь запугать меня! – взвился он.
– Я только предлагаю вам проявить немного внимания и осторожности.
Молчание. Говард просто положил трубку. И это в ответ на тактичный дружеский совет!
Нэш осуществил свои намерения и сделал, черт побери, все, чтобы съемки в следственном кабинете были завершены в этот день, пусть даже не раньше восьми часов вечера. Желая принять душ и выпить чего-нибудь бодрящего, я вернулся в «Бедфорд Лодж» и обнаружил, что меня ожидает длинный факс от О'Хары, начинающийся с некролога из «Дейли Кейбл».
«Жизнь Руперта Висборо была посвящена служению своей стране, его окружению и спорту королей.
Отслужив в шотландской гвардии и получив звание майора, он вернулся в родное графство Кембриджшир и включился в местную политическую жизнь. Под его председательством процветали многие организации, включая…»
Список был длинный, добродетельный и скучный.
«Будучи землевладельцем, он был избран членом Жокейского клуба после смерти его отца сэра Ральфа Висборо, пожалованного дворянским титулом за покровительство благотворительным учреждениям для животных.
Глубоко уважаемый всеми, кто знал его, Руперт Висборо чувствовал себя обязанным убрать свое имя из списка, подаваемого для отбора кандидатов на выборы в парламент. Причиной для этого послужила его неумышленная причастность к необъяснимой смерти, близко затронувшей его семью.
Сестра его жены, вышедшая замуж за ньюмаркетского тренера Джексона Уэллса, была найдена повешенной в одном из пустующих стойл конюшни ее мужа. Долгое полицейское расследование не смогло установить ни причин для самоубийства, ни мотивов или подозрений в убийстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47