Она стояла возле самой кровати.
— Неужели ты думаешь, что мы покинем тебя здесь… в таком состоянии… и поедем куда-то развлекаться?
— А почему бы и нет?
— Не будь идиотом!
Джик устроился на стуле.
— Пусть он сам позаботится о себе, если позволил выкинуть себя с балкона третьего этажа.
Сара яростно набросилась на него:
— Как ты смеешь говорить такое?
— Нам не следует вмешиваться в его дела и дела его кузена.
Я усмехнулся. Сара услышала насмешливое эхо своих собственных слов, которые она с такой уверенностью произносила всего три дня назад. Сообразив, она раздраженно всплеснула руками.
— Ты просто мерзкая тварь! — сказала она.
Джик довольно засмеялся. Теперь он был похож на кота, наевшегося сливок.
— Мы ходили в галерею, — сказал он. — Она все еще закрыта. Мы обошли дом, залезли в садик с другой стороны и заглянули в стеклянную дверь. И знаешь, что мы увидели?
— Ничего.
— Именно так. Исчез мольберт с копией, имитирующей Милле. Все подозрительное спрятано. А оставшееся не вызовет вопросов.
Я немного изменил позу, отчего боль в одном месте уменьшилась, а в другом увеличилась.
— Если бы вы попали внутрь, то все равно ничего бы не обнаружили. Держу пари, вчера после полудня все концы были спрятаны в воду.
— Разумеется, — согласился Джик.
— А я поинтересовалась в мотеле у девушки-портье, спрашивал ли кто-нибудь о нас.
— Ну и что? Наверняка спрашивали.
— Да. Звонил по телефону какой-то мужчина. Кажется, после десяти утра. И он интересовался, остановился ли в мотеле мистер Тодд с двумя друзьями. Когда она подтвердила, он спросил номер комнаты, объяснив, что должен кое-что передать…
Вот так передача!
— Она назвала ему номер, но добавила, что он может оставить посылку у нее.
— Он, вероятно, посмеялся в ответ.
— У него могло не оказаться чувства юмора, — сказал Джик.
— Сразу после десяти? — переспросил я.
— Пока нас не было. Пожалуй, вскоре после того, как мы вышли из галереи… Вероятно, пока мы покупали купальники.
— Почему же она не передала, что кто-то спрашивал о нас?
— Она пошла выпить кофе и не видела, как мы вернулись. А потом забыла. Да она и не думала, что это важно.
— Здесь не так много отелей, — заговорил Джик. — Они позвонили из Мельбурна и, поговорив с Ренбо, переполошились, особенно когда узнали, что ты приобрел у него картину. А найти нас было несложно.
— Жаль, что не припрятал ее, — сказал я, но сразу вспомнил о Мейзи, которая спрятала свою картину и поплатилась домом.
— Что же теперь делать? — вздохнула Сара.
— Последний шанс попасть домой.
— Ты хочешь уехать? — спросила она.
Какой-то миг я прислушивался к страстным мольбам своего побитого тела, а потом подумал о Дональде, сидящем в холодном доме, и ничего не ответил.
— Молчишь? — сказала она наконец. — И все же, что мы будем делать дальше?
— Ну… прежде всего скажите девушке-портье в мотеле, что я еще слаб и, наверное, пробуду в больнице по меньшей мере с неделю.
— И это совсем не преувеличение, — вставил Джик.
— Скажите ей, что она может сообщить это всем, кто поинтересуется. Ну, а сами возвращайтесь в Мельбурн, оплатив наши счета, зарегистрируйте свои билеты на полуденный рейс, а мою бронь отмените. Потом, как все, поезжайте на автобусе в аэропорт…
— А как же ты? — непонимающе спросила Сара. — Когда ты собираешься выбраться отсюда?
— Тогда же, когда и вы, — ответил я. — Попробуйте придумать какой-нибудь несложный способ транспортировки спеленутой мумии в самолет, но чтобы никому не бросалось в глаза.
— Есть! — воскликнул явно обрадовавшийся Джик. — Я позабочусь обо всем.
— Позвоните в аэропорт и закажите мне билет на другую фамилию.
— Ладно.
— Купите мне какую-нибудь рубашку и штаны. Мои — в мусорном ящике.
— Хорошо.
— И все время имейте в виду, что за вами могут следить.
— Ты хочешь сказать, что нужно изображать на лицах печаль? — спросила Сара.
— Да.
— А когда мы прилетим в Мельбурн, что будет там? — спросил Джик.
— Вернемся в «Хилтон». Там все наши вещи, не говоря уже о моем паспорте и деньгах. Вряд ли Уэксфорд и Грин знали, что мы остановились именно в этом отеле. Так что там мы будем в полной безопасности. Да и другого выхода у нас просто нет: накануне кубка устроиться в Мельбурне будет непросто.
— Если тебя выкинут из окна в «Хилтоне», то ты уже никому не расскажешь свою историю, — невесело пошутил Джик.
— Там окна недостаточно широко открываются, — возразил я. Как-то сразу стало легче.
— А как насчет завтра? — спросила Сара.
Неуверенно и запинаясь, я нарисовал в общих чертах свой план на День кубка. Когда я закончил, они оба не проронили ни слова.
— Значит, так, — подвел я итоги, — ведь вы хотите вернуться домой целыми?
— Мы все обговорим, — сказала Сара, поднимаясь. — Ответим, когда вернемся. Лежи!
Джик тоже поднялся. Однако по тому, как воинственно торчала его борода, я уже знал, каким будет его ответ. Он никогда не боялся опасных метеоусловий, когда мы ходили на яхте в Атлантике и Северном море. В душе он был еще более отчаянным, чем я.
Они вернулись в два, притащив с собой огромную корзину из фруктовой лавки с бутылкой шотландского виски.
— Питание для госпитализированного друга, — объявил Джик, вытаскивая кучу еды и раскладывая ее на столике. — Ну, как ты себя чувствуешь?
— Каждым кончиком нервов!
— Лучше помолчи. Сара дает «добро».
Я попытался заглянуть ей в глаза. Она ответила мне твердым взглядом, соглашаясь без особого восторга, просто не видела другого выхода.
— Хорошо, — коротко бросил я.
— Далее в нашем списке, — продолжал Джик, роясь в корзине, — одни серые штаны среднего размера и одна светло-голубая рубашка.
— Чудесно.
— Но до Мельбурна ты надевать их не будешь. Для отъезда мы достали другую одежду.
Я заметил, что они переглянулись, и спросил со скверным предчувствием:
— Что там у вас еще?
Веселясь от души, они выложили то, что принесли для моего отъезда. Все было великолепно!
Я ждал в маленьком аэропорту, пока не объявили посадку, привлекая к себе всеобщее внимание. И немудрено: на мне были выцветшие, потрепанные джинсы, подрезанные до половины икр, сандалии на босу ногу на пенковой подошве и без задников и ярко-оранжевая свободная накидка типа пончо. Огромные солнцезащитные очки. И в довершение всего — большая шляпа с широкими полями. Такие шляпы прямо созданы для отгона мух. Ведь мухи — сущий бич Австралии. Недаром движение правой руки, которой как будто отгоняют мух, известно как чисто австралийское приветствие.
На шляпе красовалась лента с бросающейся в глаза надписью: «Я поднимался на Эерз-Рок». Ну просто мечта туриста!
И в придачу ко всему сумка Трансавстралийской авиалинии, которую Сара купила по дороге. Внутри — предметы личного туалета.
— Никто, — удовлетворенно констатировал Джик, преподнося мне в больнице этот наряд, — никто не догадается, что ты только что поднялся с больничной койки.
— Да. Я больше похож на сумасшедшего.
— Действительно, очень похож, — серьезно бросила Сара.
Когда я приехал в аэропорт, они оба с печальными минами сидели в зале ожидания. Они лишь скользнули по мне взглядом и сразу уставились в пол, едва удерживаясь, как они потом объяснили, от хохота при виде приближающегося пугала.
Собравшись с силами, я подошел к стенду с почтовыми открытками и остановился возле него, потому что, честно говоря, сидеть было еще хуже. Все открытки на стенде были нескончаемой вереницей изображений массивного оранжевого монолита в пустыне — Эерз-Рок на рассвете, на закате и через каждые пять минут в промежутке между восходом и заходом солнца.
Я разглядывал стенд и выставленные товары, присматриваясь к людям, заполнившим помещение. Около пятидесяти пассажиров, несколько служащих аэропорта, спокойных и неторопливых. Пара аборигенов с запавшими глазами и темными лицами — они ждали, когда автобус отвезет их назад, к привычной жизни. Кондиционеры обеспечивали приятную прохладу, но движения всех присутствующих были какими-то замедленными, видимо, они еще не отошли от зноя на улице. Однако никто не выглядел подозрительно.
Объявили рейс. Зарегистрировавшиеся пассажиры, в том числе Джик и Сара, поднялись, взяли багаж и направились к взлетной полосе.
И только тогда я его увидел.
Того мужчину, который сбросил меня с балкона.
Он сидел среди пассажиров, уставившись в газету, а когда объявили посадку, свернул ее и сунул в карман. Потом поднялся и наблюдал, как Джик и Сара показывают контролеру посадочные талоны. Он не спускал с них глаз, пока они не поднялись по трапу, и только тогда мужчина наконец тронулся с места и направился прямо ко мне.
Сердце мое чуть не выпрыгнуло из груди, ноги приросли к полу.
Выглядел он точно так же, как и тогда. Молодой, решительный, с кошачьими движениями. И шел прямо на меня.
Но он даже не взглянул в мою сторону. За три ярда до меня он остановился у телефона и стал искать в кармане монету.
Я все еще был уверен, что он заметит меня. Вот сейчас присмотрится внимательно, узнает… и сделает нечто такое, о чем мне придется пожалеть. Я чувствовал, как холодный пот течет у меня по спине.
«Заканчивается посадка на Мельбурн!»
«Мне нужно торопиться, — подумал я. — Придется пройти мимо него».
Я с трудом заставил себя сдвинуться с места. Каждый шаг давался мне с большим трудом. Сейчас он окликнет меня или, того хуже, опустит свою тяжелую руку мне на плечо.
Наконец я подошел к двери, показал посадочный талон и вышел на летное поле. Я обернулся и увидел его через стеклянную дверь кабины контролера. Человек был поглощен телефонным разговором и даже не глядел в мою сторону.
А до самолета было неблизко.
«Помоги мне Бог, — подумал я. — Если простой испуг совершенно обессилил меня!»
Глава 11
Я сидел возле иллюминатора в хвостовой части самолета. Всю первую половину полета я любовался пейзажами — как и во время рейса в Алис, — смотрел, как внизу тянутся бесконечные мили красной земли. Там была пустыня, хранившая в своих недрах воду, заполнившую обширные озера и расселины в скалах. Пустыня, способная на протяжении многих лет держать в своей раскаленной пыли засыпанные семена, а после дождя вдруг расцвести, как сад. Край испепеляющей немилосердной жары, и все же местами прекрасный.
ВАН, думал я, наслаждаясь зрелищем, но как художника оно меня не вдохновляло.
Потом я снял свою экстравагантную шляпу, положил ее на свободное место рядом с собой и попытался устроиться поудобнее. Беда была в том, что сломанная лопатка не давала мне откинуться на спинку сиденья. Казалось невероятным, что вообще можно сломать лопатку! Но врачи объяснили, что так случается, когда на нее приходится вся тяжесть тела.
Ладно. Я на минуту закрыл глаза, стараясь избавиться от чувства тошноты. Мой выход из больницы был настоящим подарком одного из врачей, который сказал, что не может задерживать меня, если я решил уйти, но считает, что лучше было бы побыть здесь еще денек-другой.
— И пропустить кубок? — запротестовал я.
— Вы с ума сошли!
— Конечно. И не смогли бы вы оказать мне услугу: если кто-нибудь будет обо мне спрашивать по телефону, пусть ответят, что мое состояние удовлетворительное, что я поправляюсь… но ни в коем случае не нужно сообщать, что я уже вышел.
— Почему?
— Я хочу, чтобы негодяи, из-за которых я сюда попал, думали, что я еще в больнице. Хотя бы несколько дней. Пока я не уеду куда-нибудь подальше.
— Но они больше не осмелятся!
— Кто знает?!
— Вы хотите сказать, — пожал он плечами, — что вас нервирует такая возможность?
— Пусть будет так, доктор!
— Ладно. Два дня я вам гарантирую. Я не вижу криминала в вашей просьбе и выполню ее, так что не волнуйтесь по этому поводу. А это что такое? — спросил он, показывая на покупки Джика.
— Выдумка моих друзей на тему «Одежда для путешествия».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30