Сам по себе список не давал полную картину, хорошо бы к нему присоединить реестровую опись и согласовать ее с буквами и цифровыми обозначениями в правой колонке.
С другой стороны числовые обозначения в списке были похожи на код. И, может быть, если изучить их повнимательнее, выявится какая-нибудь система.
В меньшем разделе, который я нашел в конце папки, буква «М» встречалась редко, зато часто попадались «С», «А», «У» и «В». Номер Дональда начинался с «М», а Мейзи — с «С».
«Допустим, — размышлял я, — „М“ означает просто Мельбурн, а „С“ — Сидней, города, где были куплены картины. Что тогда означали „А“, „У“ и „В“? Аделаида, Уагта и Брисбейн? Аделаида или Алис-Спрингс?
В первом разделе цифры и буквы, шедшие после начального «М», казалось, не имели четкой системы. Но во втором разделе третьей буквой всегда была «К», а последней «Р». Хоть и распределенные между несколькими странами, они имели более или менее четкую последовательность. Наибольшим числом было 54 — против картины, проданной мистеру Норману Апдайку, жителю новозеландского городка Окленд, Его реестровый номер был УХК 54 Р. Дата в левой колонке соответствовала прошлой неделе, а сам мистер Апдайк еще не был вычеркнут.
Все картины в последнем разделе были проданы за последние три года. А первые даты в длинном разделе отстояли от сегодняшнего дня на пять с половиной лет.
Меня интересовало, был ли Уэксфорд с самого начала законченным преступником, умышленно соорудившим импозантный фасад, или когда-то честный торговец произведениями искусства открыл для себя новые, хотя и несколько криминальные возможности? Судя по респектабельной атмосфере в галерее и по моим собственным впечатлениям от самого Уэксфорда — хотя я видел его мельком, — вторая версия казалась мне более вероятной. Но все карты путала жестокость, которая была очевидным фактом в этом таинственном предприятии.
Я вздохнул, сложил списки и выключил свет, обдумывая в темноте телефонный разговор, который состоялся после того, как Джик ушел в свой номер.
Из мотеля такой разговор заказать труднее, чем из «Хилтона», но голос собеседника звучал громко и четко.
— Вы получили мою телеграмму? — спросил я.
— Я уже полчаса жду вашего звонка.
— Извините.
— Что вы хотите?
— Я отослал вам письмо, — проговорил я, — и хочу повторить его содержание.
— Но…
— Сначала выслушайте, — перебил я его, — а потом будет видно… Я говорил долго, слыша в трубке только отдаленное покашливание.
— Вы совершенно уверены? — спросил он.
— Вообще-то да. Но кое-что я просто домыслил.
— Повторите все сначала.
— Ладно. — И я повторил свой рассказ, затратив приблизительно столько же времени.
— Все записано на пленку.
— Отлично.
— Каковы ваши намерения?
— Собираюсь вернуться в Англию. А пока займусь делом, которое меня не касается.
— Я не одобряю излишней инициативы.
— А я и не надеялся. Но если бы я остался в Англии, мы никогда бы не продвинулись так далеко. И еще одно… Могу ли я связаться с вами по телексу, если возникнет необходимость предать срочное сообщение?
— Телекс?.. Подождите минуту… Да, слушайте… — Дальше шли цифры, и я записал их. — Сообщения адресуйте мне с грифом «срочно».
— Ладно. И последнее: не могли бы вы найти ответы на следующие три вопроса?
Он выслушал меня и сказал, что сможет.
— Благодарю, — сказал я. — Доброй ночи!
Утром Сара и Джик казались совсем сонными. «Удачная ночь», — сделал я вывод.
Мы покинули мотель и забрались в машину, чтобы обговорить планы на день.
— Нельзя ли все-таки забрать вещи из «Хилтона»? — удрученно спросила Сара.
— Нет, — ответили мы с Джиком.
— Сейчас я им позвоню, — сказал Джик, — попрошу запаковать багаж и поместить его в камеру хранения и сегодня же вышлю чек. — Он вылез и пошел улаживать дела.
— Купи что тебе нужно на деньги из выигрыша, — посоветовал я Саре.
— Нет, у меня самой есть деньги. Не в том дело. Просто… просто я хочу, чтобы все уже кончилось.
— Теперь скоро, — пообещал я бесцветным голосом, и она вздохнула. — Как ты себе представляешь счастливую жизнь?
— О… — Вопрос застал ее врасплох. — Думаю, что хотела бы вернуться с Джиком на кеч и чтобы все было, как до твоего приезда.
— И так навсегда?
Она задумчиво посмотрела на меня:
— Может, тебе кажется, Тодд, будто я не понимаю, что Джик — сложный человек? Но ведь достаточно только взглянуть на его картины… Меня от них в дрожь бросает. Это Джик, которого я совсем не знаю. Со времени нашей встречи он не занимался живописью. Ты можешь считать, что мир обеднеет, если он почувствует себя немного счастливым. Но я же не дурочка и понимаю, что скоро все вернется на круги своя… И поэтому безгранично ценю те несколько месяцев, когда мы жили друг для друга… И меня пугает не опасная затея, в которую ты нас втянул, а ощущение того, что я уже утратила остаток золотого времени… Ты уже напомнил ему о прошлом, и как только уедешь, он вернется к прежней жизни… намного раньше, чем мог бы.
— Отправь его в плавание, — посоветовал я. — Он всегда чувствует себя счастливым в открытом море.
— А тебе не все равно, что с ним будет?
Я взглянул в ее затуманенные глаза.
— Мне совсем не все равно, что будет с вами обоими.
— Тогда помоги, Боже, людям, к которым ты относишься плохо.
«И помоги, Боже, мне самому, — подумал я, — потому что мне все милее становится жена моего лучшего друга».
Я отвернулся от нее и поглядел в окно. Чувство приязни ничему не помешает. Нечто другое способно все разрушить.
Джик вернулся с довольным видом.
— Все улажено. Они сказали, что для тебя, Тодд, есть письмо, полученное несколько минут назад с посыльным. Спросили, куда его переслать?
— Что ты им ответил?
— Ответил, что ты сам им перезвонишь.
— Хорошо… Тогда давайте отправляться.
— Куда?
— В Новую Зеландию.
— Не так уж близко, — сухо заявил Джик.
Он отвез нас в аэропорт, переполненный людьми, возвращающимися домой после кубка.
— Если Уэксфорд и Грин ищут нас, — предположила Сара, — то они, наверное, будут следить и за аэропортом.
«Если бы они этого не сделали, — подумал я, — нам пришлось бы оставить какой-нибудь след». Но Джик, который понимал ситуацию, не стал раскрывать наши карты.
— На людях они не решатся ничего предпринять, — постарался он успокоить ее.
Мы купили билеты и могли лететь в полдень прямым на Окленд или на час позже рейсом через Сидней.
— Сидней! — решила Сара, надеясь, что у нее будет шанс ступить на собственный безопасный порог.
— Нет, — возразил я, — прямой на Окленд. Подают ли в ресторане еще завтраки?
Мы сели за столик и заказали бекон с большим количеством яиц. И кофе.
— Почему мы летим туда?
— Чтобы встретиться с одним человеком, поговорить с ним о картине и посоветовать ему дополнительно застраховать ее.
— Не понимаю, зачем ехать так далеко, если Джик говорит, что найденного в галерее за глаза хватит, чтобы вывести их на чистую воду?
— Наверное, потому, что мы не хотим делать это своими руками, а собираемся препоручить дело полиции. Чтобы все шло как положено.
Она внимательно изучала мое лицо.
— Искренность не является твоей слабостью, не правда ли?
— Живописи это не касается, — добавил Джик. — Там ты весь как на ладони.
Поев, мы прошлись по магазинчикам, купили зубные щетки и сумку авиатуриста. Слежки за собой мы не заметили, возможно, Уэксфорд, Грин и компания делали это очень профессионально.
— Думаю, стоит позвонить в «Хилтон».
Джик кивнул. Я набрал номер.
— Я звоню по поводу письма… — обратился я к портье. — К сожалению, точного адреса сообщить не могу. Я буду в Новой Зеландии. Через час вылетаю в Окленд.
Они спросили, что делать с письмом.
— Э-э… А вам нетрудно вскрыть его и прочитать по телефону?
Разумеется, рады услужить.
Письмо было от Хадсона Тейлора. Он сожалел, что не встретился со мной на кубке, и сообщал, что если за время пребывания в Австралии у меня появится желание осмотреть здешние виноградники, то он с радостью покажет мне свои.
— Благодарю, — сказал я.
— Пожалуйста, сэр.
— Если меня кто-нибудь будет спрашивать, — попросил я, — то, пожалуйста, скажите, куда я отправился.
— Разумеется, сэр. С удовольствием, сэр.
Потом Джик позвонил в фирму проката машин. Там он договорился об оплате и оставил автомобиль на схоянке аэропорта, а я тем временем сдал свой чемодан в багажное отделение авиакомпании «Эйр Нью-Зиланд». С паспортами проблем не было: мой всегда был при мне, а Джику и Саре они были не нужны, так как между Новой Зеландией и Австралией можно передвигаться так же свободно, как между Англией и Ирландией.
Все еще не было видно ни Уэксфорда, ни Грина. Мы молча сидели в зале, ожидая приглашения на посадку.
И снова, лишь когда объявили рейс, я заметил наблюдателя. «Слепец, — пронеслось в голове, — глупый слепец!»
Не Уэксфорд, не Грин, не какой-нибудь набор крепких мышц. Неброское платье, аккуратная прическа, маленькая сумочка и туфли на низком каблуке. Спокойное сосредоточенное лицо. Я заметил ее, потому что она слишком упорно разглядывала Сару. Она не входила в зал для вылетающих, а только заглядывала в него — та самая женщина, которая пригласила меня в галерею и вручила каталог.
Словно почувствовав на себе мой взгляд, она неожиданно посмотрела на меня. Я с безразличным видом отвернулся, надеясь, что она не заметила, как я ее разглядывал или по крайней мере не догадалась, что я узнал ее.
Мы вместе с другими пассажирами направились к выходу на посадку. В стекле я видел отражение женщины: стоя неподвижно, она следила за нами. Не оглядываясь, я неторопливо пошел к самолету.
Жена Нормана Апдайка, худощавая, с резкими чертами лица женщина, стоя на пороге своего дома, сказала, что если нам нужен ее муж, то придется зайти еще раз попозже.
Она смерила нас взглядом: Джик со своей отросшей русой бородой, Сара в мятом кремовом платье военного покроя и я с привязанной под рубашкой рукой и пустыми рукавами пиджака. Такое трио не сразу забудется. Неодобрительно опустив уголки рта, она наблюдала, как мы удаляемся по дорожке от парадного входа в ее коттедж.
— Милая, добрая душа! — бормотал Джик.
Мы сели в машину, которую взяли напрокат в аэропорту.
— Куда теперь? — спросил Джик.
— По магазинам. — Голос Сары был решительным. — Мне нужно купить что-то из одежды.
Магазины, как выяснилось, располагались на улице Квин, и оставалось еще полчаса до их закрытия. Мы с Джиком остались в машине и наблюдали за улицей.
— Сейчас вылетят из своих клеток-контор птички-красавицы, — бодро проговорил Джик.
— Ну и что?
— Я буду считать тех, кто ходит без бюстгальтеров.
— И это говоришь ты, семейный человек!
— Старые привычки живучи.
Мы насчитали восемь «верняков» и один сомнительный вариант до того времени, когда вернулась Сара. Теперь на ней была легкая юбка оливкового цвета и желтая блузка, и все это напомнило мне по цвету фисташковое мороженое с медом.
— Так-то лучше, — заявила она, бросая на заднее сиденье две набитые коробки. — А теперь полный вперед!
Целительные свойства новых нарядов давали знать себя на протяжении всего нашего пребывания в Новой Зеландии, что невероятно поразило меня. Она, казалось, чувствовала себя в большей безопасности, надев что-то новое и чистое. Соответственно улучшалось и ее настроение.
«Хлопчатобумажная броня, — подумал я. — Непромокаемая и пуленепробиваемая». Безопасность — новый пунктик Сары.
Мы снова потащились на холм над бухтой, где на узкой тихой улочке находился дом Нормана Апдайка. Сам город, казалось, тянулся нескончаемо вдоль береговой линии, но участки и дома на них выглядели крохотными. Однако внутри дома мы поняли, что такое впечатление создается оттого, что смотришь издалека.
Общительный Норман Апдайк оказался полной противоположностью своей неприветливой жене.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30