Возможно, преувеличение, но думать об этом приятно.
– Сегодня улетаешь, Зина, – напомнил Анупряк-оглы. – Может быть, поговорим немного о делах, а не только о твоей эрекции, хотя, поверь, это тоже очень важная для меня тема. Ведь мы компаньоны.
Зиновий посмотрел удивлённо. Улыбнулся наивной улыбкой, делающей его похожим на легендарного реформатора Гайдара, чем он чрезвычайно гордился.
– О чём говорить, Ануприй? Я ведь только в Париж и обратно. К триумфу вернусь. Что может случиться за такое короткое время? Или ты что-то знаешь, чего я не знаю?
– Ничего серьёзного, – успокоил генерал. – Датчики отмечают повышенную биологическую активность руссиян, скорее всего, это связано, как обычно, с сезонными мутациями… Но всё же кое-что меня беспокоит. Зина, мы не должны расслабляться, если хотим осуществить наш план.
Зашибалов, отхлебнув пунша, важно кивнул. Их план, многократно обсуждённый во всех деталях, действительно требовал неусыпного внимания, ибо его реализация зависела от множества нюансов, иногда трудноуловимых. В Париже он должен был получить от некоего высокопоставленного чиновника гарантии, что его утвердят членом большого совета корпорации «Всепланетный капитал». Это наконец-то открыло бы перед ним путь в кресло московского мэра, которое пятый срок подряд занимал поддельный раввин Марк Губельман, изрядно всем надоевший. Губельман кичился своей родовитостью, голубой кровью, но в действительности был бездельником и краснобаем, каких свет не видывал, неспособным принимать судьбоносные решения. Сейчас обстоятельства складывались благоприятно для того, чтобы дать ему пинка. Никто не умалял его былых заслуг перед цивилизованным сообществом, но Губельман сам себе был наихудший враг. Недавняя поздравительная телеграмма Фреду Неустрашимому по случаю его дня ангела, где он ничтоже сумняшеся приравнивал себя к меченосцам, неприятно поразила даже его единомышленников, ибо свидетельствовала о необратимом умственном расстройстве. Дни Губельмана сочтены, и вопрос только в том, кто сумеет занять его место на ближайших всенародных выборах.
– Как я понимаю, Ануприй-джан, у тебя какое-то поручение ко мне?
– Хочу, чтобы ты кое-что выяснил. Подключил своих европейских осведомителей.
Зашибалов знал генерала давно, вместе они нагородили немало чудес, но не переставал удивляться его умению принимать разные обличья: то это был дикий волосатый наёмник, остервенелый в бою, с нечленораздельной речью, состоящей из междометий и мата, а то, напротив, воспитанный господин европейского закваса, цитирующий Ницше и Чубайса, умеющий при случае галантно облобызать ручку даме, – и между этими двумя были ещё несколько промежуточных, столь же убедительных ликов. Сейчас он общался с тем Анупряком-оглы, которому больше всего доверял: с изворотливым бизнесменом, знающим цену каждой копейке, просчитывающим наперёд самые каверзные ходы конкурентов. Даже его устрашающая первобытная внешность смягчилась, облагородилась, в маленьких свинячьих глазках мерцал тусклый свет познания.
– Что значит – кое-что выяснил? Выражайся яснее, Ануприй-джан.
Анупряк-оглы смущённо почесал волосатую грудь под халатом.
– Не притворяйся, Зина. Ты же знаешь о последнем наезде этих лощёных демокряков из Интернет-клуба?
Зашибалов напрягся, вспомнил.
– Ах вот ты о чём? Неужто воспринял всерьёз? Да кто их слушает, этих помойщиков! И какая кому разница, есть у тебя хвост, нет хвоста? Кого это волнует, по большому счёту?
– Ошибаешься, Зинуля. – Генерал слегка поморщился от бесцеремонности компаньона. – Не такая уж мелочь. Разве забыл, наш душка президент уже не раз предлагал провести биологическую чистку в высших структурах. Говёныш позорный! В Америке любой алкаш знает, что у непогрешимого Фреда козлиные копытца… Но если ему подадут информацию под нужным соусом, результаты могут быть непредсказуемыми.
– Как кавалер золотого паука, ты личность неприкосновенная.
– Не будь придурком, Зинуля, речь не о моей башке, о вещах более важных… Нет, я должен знать, кто стоит за подлым вбросом. Поимённо. И быстро. До триумфа, а не после. После поздно. Справишься с этим?
Озадаченный Зашибалов допил свой пунш будто в забытьи.
– Наверное, это возможно, хотя рискованно.
– В чём риск, Зинуля?
– Если активно наводить справки, подумают, ты чего-то боишься. Нам это надо? Кто поверит в героя, опасающегося собственного хвоста, прости за невольный каламбур, Ануприй… Разумнее дать встречную опровергающую информацию.
– Какую? Фотку голой ж… без хвоста? А рядом мою рожу?
– Ты остроумный человек, Ануприй, чернь тебя любит за это, но сейчас мне не до смеха… Когда ты последний раз сдавал анализы?
– Первого числа, как и ты, Зинуля.
– Почему бы не опубликовать результаты на нашем сайте? И сопроводить комментарием. Дескать, задумайтесь, уважаемые сограждане. Может ли человек с таким духовным потенциалом иметь обезьяний хвост? Начнётся бурная полемика. Тем лучше – мерзавцы поневоле высунутся из нор. Тут им и крышка.
Анупряк-оглы смотрел на друга с уважением. Налил ещё по стакану пунша.
– Звучит идиотски, но именно поэтому может выгореть. Коварный ты, Зинуля, как змея. Тем более не понимаю, почему так тянешься к креслу московского мэра? Почему не хочешь занять пост в совете «Всепланетного капитала»? Совсем другие перспективы.
Зашибалов опустил глаза, чтобы генерал не заметил мелькнувшую в них усмешку.
– Ты великий воин, мой генерал, – заметил он вкрадчиво и почтительно, – но, как все великие, рождённые повелевать, не придаёшь значения таким пустякам, как история.
– И что говорит твоя история?
– Один из её уроков в том, Ануприй-джан, что ни одно крупное мировое событие, ни один глобальный передел мировых богатств не происходил без прямого или косвенного участия этой дикой и подлой страны. Не вижу оснований, почему бы этой тенденции не сохраниться в будущем. Поэтому, полагаю, когда придёт срок валить американского ковбоя, мне лучше оказаться здесь, чем в любом другом месте. Чтобы было на кого опереться.
Генерал немного подумал, собрав лоб в узкую, как спичка, коричневую складку.
– Только не ошибись, Зинуля. Сам знаешь, что стоит на кону.
– Прозит! – поднял стакан Зашибалов.
* * *
В то же утро Митя Климов собирался на встречу с Деверем, но никак не мог избавиться от банкира Невады. Третий день пьяный в дупель банкир не покидал его номер, можно сказать, загостился. Питьё и закуски им доставлял половой из нижнего ресторана, а девок, когда приходил каприз, по-европейски вызванивали по телефону. Номер превратился в притон, заполненный одуревшими от палёной водки людьми, среди которых, надо отметить, больше всех шума и грохота производил «тимуровец» Ваня Крюк, произведённый Митей в пажи. Климова нездоровая обстановка не угнетала, на улицу он предпочитал не соваться, а в весёлой неразберихе время летело незаметно. Джек Невада пил круто, но скучно. Его интересы замкнулись на трёх вещах: водка, бабцы и желание втолковать Климову, каким необыкновенным существом является руссиянский банкир. Стоило ему продрать зенки, опрокинуть стакан, как он начинал внушать Мите, что преуспевающий банкир может быть только евреем или немцем. Самые надёжные банкиры – в Самаре. Банкир не профессия, а медицинский диагноз. Банкир двигает прогресс, как мотор тачку… И прочее в том же духе, повторяемое и расписываемое на все лады. Залив бельма, Джек Невада обыкновенно затевал покер с Ваней Крюком. Играли «на запись», понарошку, но за несколько дней Невада спустил пацанёнку все что мог: одежду, пластиковую карточку, документы, самарское и все остальные отделения банка «Континенталь», после чего начал подбивать Митю утопить «тимуровца» в ванне. У него случился настоящий приступ буйства. Растопырив пальцы, орал, что не потерпит, чтобы малолетний катала заел ему мозги. Мальчик от ужаса забился в своё вечное пристанище – под кровать. Митя успокоил разбушевавшегося банкира, напомнив, что в элитных отелях для руссиян нет ванн, есть только рукомойник и сортирное очко. Но если утопить пацанёнка в сортире, им самим негде будет оправляться. С этим банкир вынужден был согласиться.
В первый раз, когда банкир отрубился, они с Ваней тщательно обследовали его от пяток до макушки, ища подслушку. Банкир оказался чистым. «Ничего не значит, – заметил Ваня. – Надо брюхо вскрыть. Им в брюхо часто засовывают». «Тебе-то, шпингалет, откуда знать?» – удивился Митя. «Тимуровец» не ответил, потому что начал задыхаться. Его часто теперь корёжило и ломало. Митя оставил его при себе с условием, что тот откажется от наркоты. Ваня с радостью согласился и тем самым обрёк себя на адские муки. Климов жалел страдальца, готов был взять условие назад, но «тимуровец» проявлял какое-то патологическое упрямство, словно в нём ожили гены предков. Когда пришлые девки кололись при нём, дразнили, лишь гордо отворачивался. Климов испытывал к нему неподдельное уважение, если не сказать больше. Увы, скоро им предстояло расстаться навсегда.
… По телефону ему передали кодовую фразу – место и время встречи. В половине двенадцатого на пересечении проспекта Троцкого (бывший Комсомольский) и улицы Алика Коха. Оставалось полтора часа, но ускользнуть незаметно не удалось. Джек Невада вцепился в него, как клещ. К несчастью, выпал редкий пересменок, когда он был почти трезвый.
– Куда, Митёк?! – вопил банкир как оглашенный, разбудив двух дремавших на полу красоток. – А я?
Мите не в первый раз пришло в голову, что, возможно, служба Деверя ошиблась в этом человеке и, наверное, зря он не последовал мудрому совету «тимуровца».
– Отдохни, развлекись, Джек… Я ненадолго, и сразу вернусь.
– Не-не-не! – Банкир подпрыгивал на одной ноге, пытаясь второй попасть в штанину престижных холщовых джинсов. – Я с тобой, я с тобой.
– Куда со мной? Джек, послушай. Мне надо с одним человечком побазарить, без свидетелей. Бизнес, Джек.
– Врёшь, врёшь, врёшь, – капризно ныл банкир, напялив наконец штаны. – Думаешь, у Невады монета кончилась? На-ка, гляди! – Он вывернул из потайного кармана пучок баксов, перехваченный резинкой. – Сволочь ты, Митёк! Без меня к цыганам, да? А Невада подыхай от скуки. Не по понятиям, Митёк.
«Тимуровец» высунулся из-под кровати, гримасничал. Девицы на полу опять мирно посапывали. Кто-то ещё копошился за перегородкой на толчке. Митя прикинул: выхода нет. Банкир, кем бы он ни был, сам по себе не угомонится. Митя ткнул его пальцами в солнечное сплетение. Когда тот согнулся, оглушил несильными ударами по тыкве и по позвонкам. Банкир, тяжко вздохнув, распростёрся рядом с дамами.
– Пригляди за ним, Ванюша, – велел Митя. – Как проснётся, сразу наладишь покерок.
– А если спросит?
– Скажешь, слезал с кровати и хрястнулся.
– Про тебя если спросит, Митрий?
– Скажи, блевать побежал, скоро вернётся.
– Дядя Митрий, вы правда вернётесь?
В словах маленького человечка было столько муки. Митя почувствовал себя киллером.
– Куда я денусь?.. Хочешь, пока на кровати полежи.
– Не надо меня обманывать, дядя Митрий.
– А ты не будь сопляком. Вон конфеты, марафет, водочка. Пируй, пока пируется. Все когда-нибудь расстаются.
Ваня пыхтел, сопел. Ручки-ножки тряслись, выдавил с лютой тоской:
– Хоть бы поскорее в больницу забрали.
Митя ничего не ответил, ушёл.
К месту встречи приехал за десять минут до срока, расположился на скамейке в тени под липой. Закурил, любуясь городским пейзажем. Асфальт парил, и прохожие передвигались, как сонные мухи. Будто в мареве, покачивались на проспекте потоки машин, одолевая по метру в час. Но те, кто сидел в дорогих тачках, предпочитали хоть целый день добираться с одной улицы на другую, лишь бы не смешиваться с быдлом на тротуарах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63