Нас должно вдохновлять то, что они собой представляют. Природа – это не просто физические или химические явления, но еще и разум. И мы должны принимать дух исследования, наличествующий в этом opus alchemycum , которое вы видите перед собой, так же как кто-то другой принимает opus divinum всего сущего. И то и другое есть путь к пониманию. Мы все являемся искателями правды. Не все из нас обладают верой, дающей ответы на вопросы. Некоторым приходится искать их самостоятельно. Для иных ответ во мраке является светом Святого Духа; а для других открытие состоит в том, что в темных пятнах Природы прячется новый свет. Вся моя жизнь посвящена именно этому интеллектуальному свету. А теперь давайте посмотрим, что стало с нашей монетой.
Ньютон занялся изучением содержимого тигля, а я задумался над его словами. В тот момент я не слишком ясно понимал, что он имеет в виду, но позже осознал, что его цель выходила далеко за пределы человеческих умений и возможностей.
– Смотрите, – сказал он и, схватив тигель щипцами, показал мне расплавленный металл.
– Это фальшивое золото? – спросил я.– Я бы ни за что не сказал. Мне и сейчас кажется, что оно настоящее.
– Вы видите, но не наблюдаете. Посмотрите внимательнее. Здесь присутствует не один, а четыре, возможно, даже пять металлов, я пока не знаю каких, но у меня возникло сильное подозрение, что монета в основном состоит из меди. А это значит, что у нас возникли очень серьезные проблемы. Мне еще никогда не приходилось видеть столь искусной подделки – по крайней мере, за последние девять месяцев. Если подобных монет много…
Ньютон оборвал себя и грустно покачал головой, словно даже думать не хотел о такой возможности.
– Но как ее выплавили, наставник? Вы думаете, здесь использован тот же процесс, о котором говорил Хэмфри Холл?
– Да, я так думаю, – ответил Ньютон.– Этот процесс изобретен в прошлом веке во Франции. Я не открыл всех его секретов, но считается, что главное вещество здесь ртуть, как и во многих других реакциях. На самом деле никто не знает про ртуть больше меня. Примерно три года назад я чуть не отравился, вдохнув пары ртути, – этот эффект еще мало изучен. Ртуть требует к себе уважения. Она очень опасна, и данный аспект поможет нам в расследовании, поскольку существует множество внешних признаков отравления ртутью.
– И что мы будем делать?
– А что, по-вашему, мы должны сделать?
– Допросить мистера Бернингема по поводу фальшивой гинеи. Возможно, нам удастся уговорить его во всем признаться.
– Это займет некоторое время, – сказал Ньютон.– Такие, как он, предпочитают лгать и будут стоять на своем до тех пор, пока не почувствуют, что их дело дрянь. Думаю, нам лучше побольше узнать про это дело, прежде чем допрашивать его. Вы сказали, что он заплатил за то, чтобы к нему пропустили жену?
– Да, сэр. Унцию серебра за свидание.
– Она может быть ключом, который откроет нашу дверь.– Ньютон поднял голову.– Кажется, пришел декан, и я должен сыграть роль хозяина.
Надев камзолы, мы поднялись по лестнице в столовую. Декан оказался гораздо более приятным собеседником, чем проповедником, и занимал Ньютона разговорами на теологические темы, в то время как мы с мисс Бартон строили друг другу глазки. Пару раз она даже коснулась моей щиколотки ножкой в чулке, и при этом принимала активное участие в обсуждении проповеди декана. У меня возникли подозрения, что она вовсе не такая скромница, как я думал.
После обеда Ньютон встал из-за стола, заявив, что нас с ним призывают дела Монетного двора, и я неохотно покинул общество мисс Бартон.
– Вы собираетесь на Монетный двор? – спросил я, когда мы вышли из дома на Джермин-стрит.
– Мистер Эллис, разве надзиратель из Ньюгейта не сказал, что жена мистера Бернингема должна посетить его в пять часов?
– Сказал. Должен признаться, я про это забыл.
Ньютон сухо улыбнулся.
– Очевидно, ваш разум был занят пустыми мыслями. Но теперь я рассчитываю, что вы внимательно выслушаете меня, сэр. Мы вместе направляемся в Ньюгейт, и пока я буду допрашивать Скотча Робина и Джона Хантера – вполне возможно, что они были не единственными мошенниками на Монетном дворе, которые крали штампы золотой гинеи, – вам следует проследить за миссис Бернингем, потому что вряд ли ее муж порадует нас откровенностью.
Мы добрались до Ньюгейта, где моего наставника заметили из окон верхнего этажа. Поскольку узники ненавидели его за усердие в раскрытии преступлений, ему пришлось отскочить в сторону, чтобы избежать встречи с куском дерьма, брошенного в него сверху. При этом Ньютон проявил удивительную для своих пятидесяти четырех лет живость. Входя в ворота тюрьмы, он пошутил относительно яблока, упавшего ему на голову: если бы на него свалился кусок навоза, то вместо теории всемирного тяготения он стал бы изобретать способ помыться.
Бернингем сидел в одной из тринадцати огромных камер, каждая размером с часовню. Я пристроился на деревянной скамье возле двери камеры, как самый обычный надзиратель. Пока я сидел, ко мне пристали две или три шлюхи, занимавшиеся здесь своим ремеслом, а маленький беззубый мальчишка попытался продать мне несвежую газету и предложил раздобыть «комнату с ванной» – так обитатели этого ужасного места называли джин. Я не выдержал и пожалел мальчишку, вручив ему полпенни за предприимчивость, куда более достойную, чем попытки шлюх за три пенса обслужить меня в темном уголке.
Так я и сидел, пока надзиратель, которому я отдал еще одну монетку, не подмигнул мне, кивком указав на привлекательную женщину в маске, которую впустил в камеру. Очевидно, это и была нужная мне леди. Следить за ней оказалось совсем несложно, поскольку поверх серого муарового костюма она надела ярко-красный плащ, из-за чего выделялась в любой толпе, как кардинал в церкви квакеров.
Миссис Бернингем провела с мужем более часа, а затем, вновь спрятав лицо под маской, вышла из камеры и зашагала к воротам. Я последовал за ней, совсем как какой-нибудь итальянец из трагедии о кровной мести. Она направилась в сторону Олд-Бейли, и я за ней. Вскоре, к моему немалому удивлению, меня догнал Ньютон, который умудрялся передвигаться, не привлекая внимания к своей особе.
– Так это и есть миссис Бернингем? – спросил он.
– Она самая, – ответил я.– Как прошел допрос Скотча Робина и Джона Хантера? Удалось что-нибудь узнать?
– Я дал им обоим неплохую пищу для размышлений, – сказал Ньютон.– Я сказал, что если они не расскажут мне,
кто украл штампы, то еще до среды познакомятся с петлей – или мне никогда не видеть рая. Завтра я вернусь за ответом. Я всегда считал, что ночь в ожидании казни – лучшее средство развязать языки.
Несмотря на то что быстро стемнело, благодаря красному плащу мы видели миссис Бернингем издалека. Было так холодно, что мы с радостью ускорили шаг, когда она повернула на восток и пошла по направлению к Ладгейт-Хилл. Но, свернув за угол, мы обнаружили, что миссис Бернингем окружили трое оборванцев с дубинками в руках и что-то злобно ей говорят. Я крикнул, чтобы они прекратили приставать к женщине. Тогда самый крупный оборванец, угрожающе помахивая дубинкой, двинулся ко мне.
– Я вижу, тебя нужно маленько унизить, джентльмен, – прорычал он, – чтобы ты не совался в чужие дела.
Я вытащил пару немецких двуствольных пистолетов Вендера, которые всегда брал с собой, когда направлялся в Уит, взвел курок и выстрелил над его головой, рассчитывая, что это заставит его отступить. Однако он продолжал идти вперед, и я понял, что в него стреляли и раньше. Мне пришлось выстрелить еще раз, только на этот раз я прицелился. Он закричал и упал на землю, уронив дубинку: пуля попала ему в плечо. Я взвел курки второго пистолета и дважды выстрелил в другого оборванца, но оба раза промахнулся, так как он двигался с удивительным проворством. Увидев, что он намеревается проткнуть Ньютона штыком, я обнажил шпагу и ранил его в бедро. Он взвыл, как собака, и бросился бежать. В результате все трое беспорядочно отступили с поля боя. Я хотел было преследовать их, но тут увидел, что мой наставник лежит на мостовой.
– Доктор Ньютон! – вскричал я в величайшей тревоге и бросился на колени рядом с ним, думая, что оборванец все-таки достал его своим штыком.– С вами все в порядке?
– Да, благодаря вам, – ответил Ньютон.– Я поскользнулся, когда этот негодяй попытался меня ударить. Посмотрите, что с леди, а со мной все хорошо.
Миссис Бернингем была не слишком взволнована и к тому же оказалась очень хорошенькой – это я увидел благодаря тому, что ее маска отлетела далеко в сторону. Но, заметив обнаженную шпагу в моей руке, она вдруг поняла, какая опасность ей угрожала, и покачнулась, так что я счел возможным подхватить ее на руки. Вместе с моим наставником мы вернулись на Олд-Бейли, где нас поджидала легкая коляска, которую мы оставили неподалеку от Уита.
– Прошу вас, мадам, скажите нам, где вы живете, и мы вас проводим, – сказал Ньютон.
Миссис Бернингем напудрила щеки и носик и сказала:
– Я в долгу перед вами, джентльмены. Боюсь, эти оборванцы не ограничились бы только грабежом. Я живу на Милк-стрит рядом с Чипсайдом, напротив Гилд-Холла.
Она была красивой рыжеволосой женщиной с зелеными глазами и хорошими зубами, довольно глубокий вырез платья позволял увидеть эффектную грудь, и я невольно почувствовал к ней влечение. Если бы не присутствие Ньютона, я бы осмелился ее поцеловать, поскольку она улыбалась мне и несколько раз подносила мою руку к своей груди.
Ньютон дал указания кучеру, и мы поехали на восток по Ньюгейт-стрит, выбрав более короткий путь к Милк-стрит.
– Но почему вы сразу не пошли по этой улице? – подозрительно спросил Ньютон.– Зачем свернули на Олд-Бейли и Ладгейт-Хилл? Вы вели себя очень странно с той минуты, как вышли из Уита.
– Вы видели, как я выходила из Уита?
Миссис Бернингем взглянула в окошко коляски, так как небо неожиданно прояснилось, и в лунном свете мне показалось, что она слегка покраснела.
– Да, миссис Бернингем, – сказал Ньютон.
Услышав свое имя, которое она сама не называла, миссис Бернингем выпустила мою руку и заметно насторожилась.
– Кто вы такие?
– Сейчас это не имеет значения, – сказал Ньютон.– Куда вы направлялись, когда покинули Уит?
– Если вам известно мое имя, – сказала она, – значит, вы знаете, почему я посещала Уит и почему у меня возникло желание помолиться за моего супруга. Я пошла по Олд-Бейли, чтобы зайти в церковь Святого Мартина.
– А до посещения вашего мужа вы о нем молились?
– Да. Но откуда вы знаете? Вы следовали за мной и раньше?
– Нет, мадам. Однако я не сомневаюсь, что эти трое оборванцев следили за вами. Вы их узнали?
– Нет, сэр.
– Но один из них что-то вам сказал, не так ли?
– Нет, сэр, боюсь, вы ошибаетесь. Во всяком случае, я ничего не помню.
– Мадам, – холодно проговорил Ньютон, – я никогда не путаю факты. И больше всего на свете не люблю пустые препирательства. Я вам сочувствую, но позвольте назвать вещи своими именами. Вашего мужа обвиняют в серьезных преступлениях, за которые он может лишиться жизни.
– Но как такое может быть? Мне сообщили, что хозяин таверны, которого Джон ударил шпагой, поправляется. Вы преувеличиваете вину моего мужа.
– Что? Вы продолжаете играть с нами, миссис Бернингем? Удар шпагой – это пустяк, и он не интересует нас ни в малейшей степени. Мы – официальные представители Королевского Монетного двора, и речь идет о фальшивой гинее, которой ваш муж расплатился, выдав ее за настоящую, за что ему грозит виселица, если я не выступлю в его защиту. Вот почему я прошу вас – ради него и ради вас самой – рассказать нам все, что вы знаете о фальшивой гинее. А для полного моего удовлетворения вы должны уговорить своего мужа быть с нами предельно откровенным.
Миссис Бернингем тяжело вздохнула и принялась теребить меховую опушку своего плаща, словно это были католические четки, которые помогли бы ей принять правильное решение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49