Пусть великий ум исцелит себя сам. А до тех пор мы должны сделать все, чтобы ему было тепло и уютно.
Постепенно мисс Бартон начала понимать, что мое предложение вполне разумно, и постаралась положить подушки и одеяла так, чтобы Ньютону было удобнее.
Мисс Бартон и прежде бывала в Тауэре – на Монетном дворе, в Управлении артиллерийского снабжения и королевском зверинце – но это было в мое отсутствие. Мы почти не разговаривали, поскольку не знали, может ли Ньютон нас слышать. В результате мы сидели, словно две статуи, наблюдали за ним и ждали каких-нибудь изменений. Это была нелегкая ситуация: Ньютон, почти мертвец, но все же могущий видеть и слышать все, что происходит в комнате, только не способный шевелиться и говорить, – и мы двое, полные сладких и таких горьких воспоминаний.
– Что его ждет, если их светлости решат, что он еретик? – спросила мисс Бартон.
– Боюсь, он лишится своего высокого положения и должности, – ответил я.– Кроме того, его могут обвинить в богохульстве, поставить у позорного столба, а затем заключить в тюрьму.
– Он не переживет позорного столба, – прошептала мисс Бартон.
– Согласен с вами, – кивнул я.– А для того, чтобы он мог достойно ответить на все обвинения, ему необходимо вернуть разум.
– Мы должны молиться за его выздоровление, – упрямо сказала мисс Бартон.
– Я уверен, что ваши молитвы будут услышаны, мисс Бартон, – запинаясь, проговорил я.
Она тут же встала со стула и опустилась на колени.
– Вы не станете молиться со мной? – спросила она.– Ради его спасения?
– Я готов, – ответил я, хотя мне совсем не хотелось молиться.
Опустившись на колени рядом с ней, я сложил руки и закрыл глаза. В течение четверти часа мисс Бартон что-то страстно бормотала себе под нос. Я молчал и лишь надеялся, что любовь в моем сердце эхом отзовется в ее молитвах.
Пропело некоторое время, и мы начали понемногу расслабляться. Теперь мы не ощущали присутствия Ньютона. Когда в животе у мисс Бартон заурчало, я улыбнулся и предложил принести какой-нибудь еды. Она охотно согласилась, и я понял, что мисс Бартон уже давно испытывает голод и жажду. Я тут же отправился в ближайшую таверну и вскоре пришел с едой. Увы, я появился слишком быстро и обнаружил мисс Бартон на горшке. Мне было очень неловко, а она ужасно покраснела. Когда я через некоторое время вернулся, наша беседа вновь стала напряженной.
И все же она сказала, что я правильно поступил в отношении ее дяди.
– Вы хорошо сделали, мистер Эллис, что не обратились к врачу, – сказала она.
– Рад слышать, мисс Бартон, поскольку я думал об этом все утро.
– Я была несправедлива к вам сегодня.
– Прошу вас, забудем об этом, мисс Бартон.
День клонился к вечеру, наше бдение продолжалось, словно мы сидели с Ньютоном, соблюдая какой-то религиозный обряд. Я разжег камин, чтобы согреть комнату, и предложил принести мисс Бартон шаль, но она отказалась. Когда сумерки сгустились, я зажег свечу и поднес ее к лицу Ньютона, чтобы проверить, произошли ли какие-нибудь изменения. Как только я поднес свечу к глазам Ньютона, я увидел, что зрачок слегка переместился, и мне показалось, что мой наставник постепенно приходит в себя. Я предложил мисс Бартон повторить мой эксперимент, что она и проделала.
Постепенно сон завладел нами, и уже наступил рассвет, когда Мельхиор разбудил меня, прыгнув ко мне на колени. Наши плечи и шеи сильно затекли, и в первый момент я не сообразил, почему ночевал в кабинете. Но через несколько мгновений я все вспомнил и перевел взгляд на кресло у камина, где сидел Ньютон. Оно опустело! Я вскочил на ноги и позвал мисс Бартон.
– Все в порядке, – сказал Ньютон, который стоял возле окна.– Успокойтесь. Со мной все хорошо. Я наблюдал за восходом солнца. Очень вам рекомендую насладиться столь великолепным зрелищем.
Мисс Бартон радостно улыбнулась мне, и на короткое мгновение все лучшее во мне возродилось к жизни, хотя Ньютон выглядел несколько отстраненным. Потом она поцеловала в щеку сначала Ньютона, а потом и меня. Казалось, она напилась воды из той реки в Гадесе, которая заставляет человека забыть прошлое. Мы подошли к Ньютону и втроем наблюдали за восходом, радуясь выздоровлению доктора и находя удовольствие в обществе друг друга.
– Но, сэр! – воскликнула мисс Бартон, обращаясь к дяде.– Вы нас очень напугали. Что случилось? Мы были уверены, что разум вас покинул.
– Прошу прощения за то, что так встревожил вас, – прошептал он.– Иногда наступают моменты, когда размышления настолько овладевают мной, что со стороны создается впечатление, будто я перенес удар десницы Господней. Причины остаются для меня тайной, поэтому у меня нет никаких других объяснений. Могу лишь добавить, что после таких странных эпизодов наступает удивительная ясность мысли. Не волнуйтесь, со мной уже случались подобные вещи.
Однако я взглянул ему в лицо и увидел, что он очень бледен, словно тяжкий груз все еще давит ему на сердце.
– Вы уверены, что полностью пришли в себя, сэр? – спросила мисс Бартон.– Быть может, лучше позвать врача, чтобы он убедился, что вы и в самом деле здоровы?
– Да, сэр, – вмешался я.– Вы очень бледны.
– Быть может, вам следует поесть, – предложила мисс Бартон.– Или хотя бы выпить кофе.
– Моя дорогая, я полностью пришел в себя, – настаивал Ньютон.– Вы правильно сделали, послушавшись мистера Эллиса.
– Вы слышали нашу беседу? – спросил я.
– О да, видел и слышал все, что происходило в этой комнате.
– Все? – резко спросила мисс Бартон.
Судя по тому, как она покраснела, речь шла о ее контактах с ночным горшком.
– Все, – подтвердил Ньютон, и его признание заставило мисс Бартон нахмуриться.
– Но, сэр, – вмешался я, чтобы сменить тему и не смущать мисс Бартон, – быть может, вам только кажется, что вы полностью оправились. Мисс Бартон говорила о враче не сегодня утром, а вчера. С тех пор, как я нашел вас в этом кресле, прошло почти двадцать четыре часа.
– Так много? – выдохнул Ньютон и на мгновение закрыл глаза.
– Да, сэр.
– Я размышлял о шифре, – рассеянно сказал он.
– Сегодня вам нужно выступать в Высоком суде, – напомнил я.
Ньютон тряхнул головой.
– Не стоит сейчас говорить об этом.
– Тогда что я могу сделать, сэр?
– Тут ничего нельзя сделать.
– Я согласен с мисс Бартон, – заявил я.– Сначала нужно позавтракать. Должен сказать, что я ужасно проголодался.
Никогда в жизни я не ел с таким аппетитом. Однако Ньютон выпил лишь немного кофе и поел подсушенного хлеба, словно ему совсем не хотелось есть. Несомненно, его занимал предстоящий визит в суд и встреча с их свет л остями, сейчас уже неизбежная. После завтрака мы отвезли мисс Бартон на Джермин-стрит, после чего Ньютон неожиданно заявил:
– Я совершенно уверен, что девушка влюблена.
– Но почему вы так решили, сэр? – холодно спросил я, заметно покраснев.
– Я ведь с ней живу, мистер Эллис. Неужели вы думаете, что моя племянница остается для меня невидимой? Я не читаю по ночам сонеты, но, как мне кажется, могу заметить странные проявления любви. Более того, я ручаюсь, что знаю, кто сей счастливец.
И он улыбнулся мне понимающей улыбкой, а я обнаружил, что улыбаюсь, точно идиот. Мне вдруг вновь показалось, что у меня еще остается надежда.
После Джермин-стрит мистер Уостон отвез нас в Уайтхолл, на встречу с их светлостями. Прежде мне не доводилось видеть Ньютона таким встревоженным. Даже когда Скруп навел на нас пистолет, он был гораздо спокойнее.
– Это всего лишь неофициальная встреча, – сказал он, словно пытаясь успокоить самого себя.– В письме их светлостей этот факт подчеркивается. И я очень рассчитываю, что вопрос будет решен быстро. Но я бы хотел попросить вас записывать мои слова, чтобы я точно знал, что говорил.
Таким образом, меня впустили в зал, где члены Высокого суда проводили свои заседания. Их лица не внушали особых надежд. Судьи смотрели на Ньютона так, словно предпочли бы оказаться в другом месте или чувствовали исходившее от него презрение и им совсем не хотелось, чтобы его могучий разум выставил их глупцами.
Я сумел довольно быстро понять суть обвинений, выдвинутых в адрес доктора Ньютона. Похоже, мой наставник недооценил, в каком трудном положении он оказался – если такое вообще можно сказать об Исааке Ньютоне, – поскольку вскоре после того, как мы вошли в зал суда, их светлости изложили суть ситуации и сообщили о своем неприятии сомнений в истинности религиозных постулатов. Затем привратник ввел в зал графа Гаэтано – того человека, который пытался убедить моего наставника, что способен превратить свинец в золото.
Гаэтано давал показания стоя; он заметно нервничал и говорил не слишком убедительно, тем не менее я не ожидал, что услышу от итальянца столь наглую ложь, и несколько раз был так возмущен его словами, что с трудом мог их записывать.
Он обвинил Ньютона в вымогательстве взятки за подтверждение того, что граф получил настоящее золото. Он также заявил, будто Ньютон угрожал выступить перед Королевским обществом и дать показания под присягой, что граф мошенник, если тот не заплатит ему пятьдесят гиней; а когда граф предупредил Ньютона об опасностях ложной клятвы, мой наставник рассмеялся ему в лицо и сказал, что может легко поклясться на Библии в чем угодно, поскольку не верит в то, что там написано.
Напомнив Ньютону, что с 1676 года закон английского королевства является хранителем Библии, их светлости заявили, что против Ньютона выдвинуты очень серьезные обвинения, хотя сейчас его не собираются судить. Речь идет лишь о том, может ли он и дальше оставаться смотрителем Монетного двора. Милорд Харли вел расследование против Ньютона, а милорд Галифакс выступал его защитником.
Ньютон встал, чтобы ответить на обвинения итальянца. Он говорил совершенно спокойно, без малейших эмоций, словно обсуждал отвлеченную научную проблему на заседании Королевского общества; но я видел, как сильно он потрясен обвинениями, в коих смешались обстоятельства неудачного превращения свинца в золото и сомнительный характер клятвы Ньютона.
– С разрешения их светлостей я бы хотел предъявить письмо от голландского посла в Лондоне, – сказал Ньютон.
Их светлости кивнули, после чего Ньютон передал мне письмо. Я взял его, подошел к столу и с поклоном положил перед судьями, а потом вернулся на свое место рядом с Ньютоном.
– В нем написано, что граф украл пятнадцать тысяч марок у кузена посла при королевском дворе в Вене.
– Наглая ложь, – заявил граф.
– Граф Гаэтано, – сказал милорд Галифакс, передавая письмо другим судьям.– Вы уже произнесли свою речь, и теперь вам не следует перебивать доктора Ньютона.
– Благодарю вас, милорд. Посол сообщает мне в своем письме, – продолжал Ньютон, – о своей готовности лично засвидетельствовать, что этот граф путешествовал по Европе и собирал деньги под тем предлогом, что он способен продемонстрировать превращение свинца в золото. В Лондоне он носит имя графа Гаэтано, но в Италии и Испании называется графом де Руджеро, а в Австрии и Германии – фельдмаршалом герцога Баварского.
Ньютон подождал, пока судьи осмыслят его слова, а затем добавил:
– На самом же деле этого человека зовут Доменико Мануэль, он сын неаполитанского ювелира и ученик Ласкариса, еще одного шарлатана и мошенника.
– Вздор, – фыркнул граф.– Чепуха. Голландский посол – такой же бессовестный лжец, как и вы, доктор Ньютон; или пьяница, окончательно отупевший от неумеренного употребления спиртного, как и все его соплеменники.
Это заявление совсем не понравилось их свет л остям. Всеобщее неудовольствие выразил милорд Галифакс:
– Граф Гаэтано или как там вас зовут, вам бы следовало знать, что наш дорогой король Вильгельм является дальним родственником голландского посла и в его жилах течет голландская кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Постепенно мисс Бартон начала понимать, что мое предложение вполне разумно, и постаралась положить подушки и одеяла так, чтобы Ньютону было удобнее.
Мисс Бартон и прежде бывала в Тауэре – на Монетном дворе, в Управлении артиллерийского снабжения и королевском зверинце – но это было в мое отсутствие. Мы почти не разговаривали, поскольку не знали, может ли Ньютон нас слышать. В результате мы сидели, словно две статуи, наблюдали за ним и ждали каких-нибудь изменений. Это была нелегкая ситуация: Ньютон, почти мертвец, но все же могущий видеть и слышать все, что происходит в комнате, только не способный шевелиться и говорить, – и мы двое, полные сладких и таких горьких воспоминаний.
– Что его ждет, если их светлости решат, что он еретик? – спросила мисс Бартон.
– Боюсь, он лишится своего высокого положения и должности, – ответил я.– Кроме того, его могут обвинить в богохульстве, поставить у позорного столба, а затем заключить в тюрьму.
– Он не переживет позорного столба, – прошептала мисс Бартон.
– Согласен с вами, – кивнул я.– А для того, чтобы он мог достойно ответить на все обвинения, ему необходимо вернуть разум.
– Мы должны молиться за его выздоровление, – упрямо сказала мисс Бартон.
– Я уверен, что ваши молитвы будут услышаны, мисс Бартон, – запинаясь, проговорил я.
Она тут же встала со стула и опустилась на колени.
– Вы не станете молиться со мной? – спросила она.– Ради его спасения?
– Я готов, – ответил я, хотя мне совсем не хотелось молиться.
Опустившись на колени рядом с ней, я сложил руки и закрыл глаза. В течение четверти часа мисс Бартон что-то страстно бормотала себе под нос. Я молчал и лишь надеялся, что любовь в моем сердце эхом отзовется в ее молитвах.
Пропело некоторое время, и мы начали понемногу расслабляться. Теперь мы не ощущали присутствия Ньютона. Когда в животе у мисс Бартон заурчало, я улыбнулся и предложил принести какой-нибудь еды. Она охотно согласилась, и я понял, что мисс Бартон уже давно испытывает голод и жажду. Я тут же отправился в ближайшую таверну и вскоре пришел с едой. Увы, я появился слишком быстро и обнаружил мисс Бартон на горшке. Мне было очень неловко, а она ужасно покраснела. Когда я через некоторое время вернулся, наша беседа вновь стала напряженной.
И все же она сказала, что я правильно поступил в отношении ее дяди.
– Вы хорошо сделали, мистер Эллис, что не обратились к врачу, – сказала она.
– Рад слышать, мисс Бартон, поскольку я думал об этом все утро.
– Я была несправедлива к вам сегодня.
– Прошу вас, забудем об этом, мисс Бартон.
День клонился к вечеру, наше бдение продолжалось, словно мы сидели с Ньютоном, соблюдая какой-то религиозный обряд. Я разжег камин, чтобы согреть комнату, и предложил принести мисс Бартон шаль, но она отказалась. Когда сумерки сгустились, я зажег свечу и поднес ее к лицу Ньютона, чтобы проверить, произошли ли какие-нибудь изменения. Как только я поднес свечу к глазам Ньютона, я увидел, что зрачок слегка переместился, и мне показалось, что мой наставник постепенно приходит в себя. Я предложил мисс Бартон повторить мой эксперимент, что она и проделала.
Постепенно сон завладел нами, и уже наступил рассвет, когда Мельхиор разбудил меня, прыгнув ко мне на колени. Наши плечи и шеи сильно затекли, и в первый момент я не сообразил, почему ночевал в кабинете. Но через несколько мгновений я все вспомнил и перевел взгляд на кресло у камина, где сидел Ньютон. Оно опустело! Я вскочил на ноги и позвал мисс Бартон.
– Все в порядке, – сказал Ньютон, который стоял возле окна.– Успокойтесь. Со мной все хорошо. Я наблюдал за восходом солнца. Очень вам рекомендую насладиться столь великолепным зрелищем.
Мисс Бартон радостно улыбнулась мне, и на короткое мгновение все лучшее во мне возродилось к жизни, хотя Ньютон выглядел несколько отстраненным. Потом она поцеловала в щеку сначала Ньютона, а потом и меня. Казалось, она напилась воды из той реки в Гадесе, которая заставляет человека забыть прошлое. Мы подошли к Ньютону и втроем наблюдали за восходом, радуясь выздоровлению доктора и находя удовольствие в обществе друг друга.
– Но, сэр! – воскликнула мисс Бартон, обращаясь к дяде.– Вы нас очень напугали. Что случилось? Мы были уверены, что разум вас покинул.
– Прошу прощения за то, что так встревожил вас, – прошептал он.– Иногда наступают моменты, когда размышления настолько овладевают мной, что со стороны создается впечатление, будто я перенес удар десницы Господней. Причины остаются для меня тайной, поэтому у меня нет никаких других объяснений. Могу лишь добавить, что после таких странных эпизодов наступает удивительная ясность мысли. Не волнуйтесь, со мной уже случались подобные вещи.
Однако я взглянул ему в лицо и увидел, что он очень бледен, словно тяжкий груз все еще давит ему на сердце.
– Вы уверены, что полностью пришли в себя, сэр? – спросила мисс Бартон.– Быть может, лучше позвать врача, чтобы он убедился, что вы и в самом деле здоровы?
– Да, сэр, – вмешался я.– Вы очень бледны.
– Быть может, вам следует поесть, – предложила мисс Бартон.– Или хотя бы выпить кофе.
– Моя дорогая, я полностью пришел в себя, – настаивал Ньютон.– Вы правильно сделали, послушавшись мистера Эллиса.
– Вы слышали нашу беседу? – спросил я.
– О да, видел и слышал все, что происходило в этой комнате.
– Все? – резко спросила мисс Бартон.
Судя по тому, как она покраснела, речь шла о ее контактах с ночным горшком.
– Все, – подтвердил Ньютон, и его признание заставило мисс Бартон нахмуриться.
– Но, сэр, – вмешался я, чтобы сменить тему и не смущать мисс Бартон, – быть может, вам только кажется, что вы полностью оправились. Мисс Бартон говорила о враче не сегодня утром, а вчера. С тех пор, как я нашел вас в этом кресле, прошло почти двадцать четыре часа.
– Так много? – выдохнул Ньютон и на мгновение закрыл глаза.
– Да, сэр.
– Я размышлял о шифре, – рассеянно сказал он.
– Сегодня вам нужно выступать в Высоком суде, – напомнил я.
Ньютон тряхнул головой.
– Не стоит сейчас говорить об этом.
– Тогда что я могу сделать, сэр?
– Тут ничего нельзя сделать.
– Я согласен с мисс Бартон, – заявил я.– Сначала нужно позавтракать. Должен сказать, что я ужасно проголодался.
Никогда в жизни я не ел с таким аппетитом. Однако Ньютон выпил лишь немного кофе и поел подсушенного хлеба, словно ему совсем не хотелось есть. Несомненно, его занимал предстоящий визит в суд и встреча с их свет л остями, сейчас уже неизбежная. После завтрака мы отвезли мисс Бартон на Джермин-стрит, после чего Ньютон неожиданно заявил:
– Я совершенно уверен, что девушка влюблена.
– Но почему вы так решили, сэр? – холодно спросил я, заметно покраснев.
– Я ведь с ней живу, мистер Эллис. Неужели вы думаете, что моя племянница остается для меня невидимой? Я не читаю по ночам сонеты, но, как мне кажется, могу заметить странные проявления любви. Более того, я ручаюсь, что знаю, кто сей счастливец.
И он улыбнулся мне понимающей улыбкой, а я обнаружил, что улыбаюсь, точно идиот. Мне вдруг вновь показалось, что у меня еще остается надежда.
После Джермин-стрит мистер Уостон отвез нас в Уайтхолл, на встречу с их светлостями. Прежде мне не доводилось видеть Ньютона таким встревоженным. Даже когда Скруп навел на нас пистолет, он был гораздо спокойнее.
– Это всего лишь неофициальная встреча, – сказал он, словно пытаясь успокоить самого себя.– В письме их светлостей этот факт подчеркивается. И я очень рассчитываю, что вопрос будет решен быстро. Но я бы хотел попросить вас записывать мои слова, чтобы я точно знал, что говорил.
Таким образом, меня впустили в зал, где члены Высокого суда проводили свои заседания. Их лица не внушали особых надежд. Судьи смотрели на Ньютона так, словно предпочли бы оказаться в другом месте или чувствовали исходившее от него презрение и им совсем не хотелось, чтобы его могучий разум выставил их глупцами.
Я сумел довольно быстро понять суть обвинений, выдвинутых в адрес доктора Ньютона. Похоже, мой наставник недооценил, в каком трудном положении он оказался – если такое вообще можно сказать об Исааке Ньютоне, – поскольку вскоре после того, как мы вошли в зал суда, их светлости изложили суть ситуации и сообщили о своем неприятии сомнений в истинности религиозных постулатов. Затем привратник ввел в зал графа Гаэтано – того человека, который пытался убедить моего наставника, что способен превратить свинец в золото.
Гаэтано давал показания стоя; он заметно нервничал и говорил не слишком убедительно, тем не менее я не ожидал, что услышу от итальянца столь наглую ложь, и несколько раз был так возмущен его словами, что с трудом мог их записывать.
Он обвинил Ньютона в вымогательстве взятки за подтверждение того, что граф получил настоящее золото. Он также заявил, будто Ньютон угрожал выступить перед Королевским обществом и дать показания под присягой, что граф мошенник, если тот не заплатит ему пятьдесят гиней; а когда граф предупредил Ньютона об опасностях ложной клятвы, мой наставник рассмеялся ему в лицо и сказал, что может легко поклясться на Библии в чем угодно, поскольку не верит в то, что там написано.
Напомнив Ньютону, что с 1676 года закон английского королевства является хранителем Библии, их светлости заявили, что против Ньютона выдвинуты очень серьезные обвинения, хотя сейчас его не собираются судить. Речь идет лишь о том, может ли он и дальше оставаться смотрителем Монетного двора. Милорд Харли вел расследование против Ньютона, а милорд Галифакс выступал его защитником.
Ньютон встал, чтобы ответить на обвинения итальянца. Он говорил совершенно спокойно, без малейших эмоций, словно обсуждал отвлеченную научную проблему на заседании Королевского общества; но я видел, как сильно он потрясен обвинениями, в коих смешались обстоятельства неудачного превращения свинца в золото и сомнительный характер клятвы Ньютона.
– С разрешения их светлостей я бы хотел предъявить письмо от голландского посла в Лондоне, – сказал Ньютон.
Их светлости кивнули, после чего Ньютон передал мне письмо. Я взял его, подошел к столу и с поклоном положил перед судьями, а потом вернулся на свое место рядом с Ньютоном.
– В нем написано, что граф украл пятнадцать тысяч марок у кузена посла при королевском дворе в Вене.
– Наглая ложь, – заявил граф.
– Граф Гаэтано, – сказал милорд Галифакс, передавая письмо другим судьям.– Вы уже произнесли свою речь, и теперь вам не следует перебивать доктора Ньютона.
– Благодарю вас, милорд. Посол сообщает мне в своем письме, – продолжал Ньютон, – о своей готовности лично засвидетельствовать, что этот граф путешествовал по Европе и собирал деньги под тем предлогом, что он способен продемонстрировать превращение свинца в золото. В Лондоне он носит имя графа Гаэтано, но в Италии и Испании называется графом де Руджеро, а в Австрии и Германии – фельдмаршалом герцога Баварского.
Ньютон подождал, пока судьи осмыслят его слова, а затем добавил:
– На самом же деле этого человека зовут Доменико Мануэль, он сын неаполитанского ювелира и ученик Ласкариса, еще одного шарлатана и мошенника.
– Вздор, – фыркнул граф.– Чепуха. Голландский посол – такой же бессовестный лжец, как и вы, доктор Ньютон; или пьяница, окончательно отупевший от неумеренного употребления спиртного, как и все его соплеменники.
Это заявление совсем не понравилось их свет л остям. Всеобщее неудовольствие выразил милорд Галифакс:
– Граф Гаэтано или как там вас зовут, вам бы следовало знать, что наш дорогой король Вильгельм является дальним родственником голландского посла и в его жилах течет голландская кровь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49