– Вы говорите так, словно видели все это собственными глазами, сержант, – заметил я.
– Я двадцать лет воевал с Францией, – ответил сержант.– И мне известно, на что они способны.
Мы с Роэном еще несколько минут обсуждали эту тему, причем он упорствовал в своей ненависти к иезуитам, а затем я пожелал ему и мистеру Грейну спокойной ночи и ушел, позаимствовав у них фонарь, хотя после всех наших разговоров его свет не слишком развеивал мои опасения увидеть призрака.
Быстро шагая к дому смотрителя, я все время думал про иезуитов, которых пытали, возможно, так же, как Джорджа Мейси. Мне не составило труда представить себе, что какой-нибудь страдавший тут священник решил вернуться в Тауэр после смерти, чтобы бродить в его стенах и пугать своих мучителей. Однако, добравшись до дома и устроившись в теплой постели, освещенной веселым сиянием свечи, я решил, что призраки – это плод глупых фантазий и что с моей стороны разумнее опасаться живых людей, убивших моего предшественника и продолжавших разгуливать на свободе.
На следующее утро я добрался на лодке от Лондонского моста до самой лестницы домов Йорка. Сойдя на землю, я и другие пассажиры лодки обнаружили, что земля на пристани замерзла и стала представлять собой ледяной каток. Я заявил лодочнику, что ступеньки следует посыпать солью и счищать с них лед, чтобы пассажиры могли выходить на берег, не опасаясь сломать себе ногу или свернуть шею. На это лодочник, могучий парень с обветренным лицом, лишь рассмеялся, и я, еще не пережив унижения вчерашнего вечера – ибо, по моим представлениям, люди из гарнизона надо мной насмехались, – начал вытаскивать шпагу. Но тут я увидел около водонапорной башни своего наставника и решил не связываться с лодочником.
– Вы поступили правильно, не поддавшись гневу, – сказал Ньютон, когда я наконец добрался до него.– Лодочники славятся своей независимостью. Как правило, они ведут себя сдержанно, поскольку трудно доверять пьяному лодочнику, однако иногда могут продемонстрировать лютую злобу. Если бы вы вытащили шпагу, то, скорее всего, оказались бы в реке. Ученичество, продолжающееся семь лет, заставляет бедняка отчаянно защищать собственные права и дает ему четкие знания своих обязанностей. К сожалению, в них не входит чистка пристани. Темза, будучи приливной рекой, только посмеется над каждым, кто попытается убрать грязь с ее берегов. Прилив отступил всего за час до того, как вы прибыли сюда.
Выслушав лекцию своего наставника, я заметил, что не знал о том, как много ему известно про лондонских лодочников и приливы, оказывающие влияние на их работу.
– Про лодочников я знаю только то, что известно лондонцам про всех рабочих в городе: что они гнусные типы, – улыбнувшись, ответил он.– А вот приливы я изучал. Видите ли, я первый объяснил их природу.
Мы сели в карету и отправились в Мейпоул на Стрэнде. По пути Ньютон рассказал мне, как при помощи математики он вычислил движение планет, комет, Луны и морские приливы.
– Значит, тяготение Луны влияет на приливы? – повторил я, подводя итог его длинной лекции по поводу небесных феноменов.
Ньютон кивнул.
– И вы поняли все это, наблюдая за падением яблока?
– На самом деле это была фига, – сказал он.– Но я не переношу их вкус, а яблоки люблю. Я никак не мог смириться с мыслью, что идею устройства мира подал мне фрукт, который я терпеть не могу. Кстати, это был лишь зародыш моей идеи. Помню, я тогда подумал: если сила притяжения может дотянуться до вершины дерева, как же далеко распространяется ее могущество? И тогда я понял, что ее ограничивает только размер тел.
Мне было совершенно ясно, что Ньютон видит мир совсем не так, как все остальные, и это заставляло меня ощущать себя особенным, ведь я получил привилегию доверия такого великого человека. Возможно, я даже начал понимать, насколько великолепен его ум; этого понимания мне хватило для того, чтобы осознать, что только моя неспособность до конца проникнуть в суть его теорий мешает нам стать настоящими друзьями. На самом деле нас постоянно разделяла такая широкая река знаний и способностей, что я смотрел на него так, как, наверное, обезьяна смотрит на человека. Он во всех отношениях являлся образцом для подражания, мерилом, позволяющим отличить добро от зла, золото от простого металла.
Вопрос о том, почему имя Сент-Леджера Скрупа показалось моему наставнику знакомым, получил ответ, как только мы вошли в лавку этого человека, расположенную в доме около Мейпоул. Нам открыл дверь слуга в маленькой шапочке на голове, и я сразу понял, что он еврей. Он спросил, по какому делу мы пришли, с самым серьезным видом кивнул и отправился искать хозяина.
Скруп был высоким человеком, по крайней мере на шесть пальцев выше меня, в напудренном завитом парике, с испанской бородкой и в самом роскошном костюме, какой можно купить за золото и серебро. По-моему, Скруп сразу же узнал моего наставника, хотя и подождал, когда Ньютон объяснит цель своего визита, прежде чем показать, что они знакомы.
– Разве вы меня не узнали, доктор Ньютон? – спросил он со странной улыбкой и разочарованно вздохнул, увидев, что Ньютон прищурил глаза, пытаясь его вспомнить.
– Должен признаться, мистер Скруп, что у вас передо мной преимущество, – с запинкой проговорил Ньютон.
– В таком случае я единственный в своем роде, потому что я не знаю ни одного человека, который превосходил бы вас хоть в чем-нибудь.– Скруп изящно поклонился.– Позвольте напомнить вам, сэр. Я посещал занятия в Тринитиколледже под вашим руководством, доктор Ньютон, хотя так и не закончил университет.
– Да-да, – проговорил Ньютон и смущенно улыбнулся.– Теперь я вас вспомнил. Но тогда, смею заметить, у вас не было ни бороды, ни денег.
– Человек меняется за двадцать пять лет.
– Если я не ошибаюсь, двадцать шесть, – поправил егс Ньютон.– А еще я помню, что уделял вам мало внимания, хотя в этом вы были не одиноки.
– Наука скажет вам спасибо за это невнимание, сэр. Я был не особенно старательным студентом, и время показало, что вы добились большего успеха в изучении оптики и небесных тел. Не говоря уже о химических экспериментах.
При этих словах Скруп многозначительно улыбнулся, как будто увлечение моего наставника алхимией не было таким уж секретом.
– Вы очень любезны, мистер Скруп.
– Легко быть любезным с тем, кого уважает вся Англия.– Мистер Скруп снова поклонился, и я решил, что ему больше подходит общество королей, чем торговля золотом.– Но моя совесть испытывает страшные муки, – добавил Скруп с изысканностью, которая начала раздражать меня.– У меня не было никакого желания учиться в колледже. Вот почему, чтобы успокоить мою совесть, сэр, я бы хотел сделать вам скромный подарок в память о колледже.
– Сейчас? – спросил Ньютон.
Скруп кивнул.
– Для меня это будет большая честь.
Скруп вышел, чтобы принести свой дар, и оставил нас одних.
– Это неожиданный поворот событий, – сказал Ньютон, с интересом рассматривая трость Скрупа.
– Так это один из трех ваших студентов? – спросил я, вспомнив, о чем он говорил мне при нашем знакомстве.
– Со смущением должен признать, что так оно и есть.
– О, перестаньте. Мистер Скруп смущается за вас обоих.
– В Кембридже я был довольно скучным типом, – вздохнул Ньютон.– Скучным и бесчеловечным. Но с тех пор, как я вернулся в Лондон, я стал лучше. Работа на Монетном дворе расширила мои горизонты. И все же они не так широки, как горизонты мистера Скрупа. Как мне кажется, он вынужден иногда бывать в местах, где человек должен быть особенно осторожен.
– Что вы имеете в виду, сэр? – спросил я.
– Он носит шпагу, как большинство джентльменов. Но кроме того, прячет оружие в этой трости. Вот, посмотрите.
Ньютон показал мне, что внутри трости спрятан клинок в два или три фута длиной, а рукоять трости являлась заодно рукоятью короткой, но удобной рапиры. Я попробовал клинок большим пальцем.
– Острый, – заметил я.
– Человек не нуждается в подобных предосторожностях, если ему не грозит серьезная опасность, – продолжал гнуть свое Ньютон.
– Но разве не все ювелиры подвергаются опасности? – сказал я.– Им есть что терять, кроме собственной жизни. Кстати, меня удивляет, почему вы сами не носите шпагу.
– Возможно, вы правы и мне действительно следует носить шпагу, – проворчал Ньютон.– Но я сомневаюсь, что мне потребуется два клинка.
Мистер Скруп вернулся с четырьмя серебряными чашами и торжественно вручил их моему наставнику, добавив, что это дар Тринити-колледжу в лице Ньютона, который, несмотря на свою работу на Монетном дворе, остается профессором математики Кембриджа.
– Замечательная работа, – отметил Ньютон, с удовольствием рассматривая чаши.– Просто великолепная.
– Они лежали у меня в подвале несколько лет, – сказал Скруп.– Пришло время, чтобы их оценили по достоинству. Они сделаны древними греками, и их удалось найти на потерпевшем крушение испанском корабле. Это был наш общий проект с мистером Нилом.
– Директором Монетного двора? – уточнил Ньютон.
– Именно. Несколько лет назад нам удалось найти потерпевший крушение корабль «Nuestra Senora de la Concep– cion», на борту которого оказалось много золота и серебра. Эти чаши стали малой частью моей доли.
Ньютон продолжал с интересом изучать чаши.
– Чаши рассказывают историю Нектанеба, последнего царя Египта, который также был великим магом. О нем можно прочитать в истории Каллисфена.
– Обязательно сделаю это при первой же возможности, – сказал Ньютон и торжественно поклонился.– Большое спасибо от имени Тринити-колледжа.
Скруп поклонился в ответ и удовлетворенно улыбнулся. Он налил нам подогретого вина из изящного серебряного кувшина, принесенного слугой, и мы наконец уселись вокруг стола. Вино позволило мне согреться: несмотря на ярко пылающий камин, украшенный двумя бронзовыми собаками, огромными, точно волкодавы, я промерз до костей после путешествия по реке.
– А теперь, сэр, прошу, расскажите, что привело вас ко мне.
– Насколько мне известно, вы были знакомы с мистером Джорджем Мейси.
– Да, конечно. Джордж вернулся?
– К сожалению, на сей счет до сих пор нет ясности, – ответил Ньютон, ловко избегая прямой лжи.– Не могли бы вы рассказать, при каких обстоятельствах познакомились с ним?
– Останки испанского корабля, в поиск которого мы с мистером Нилом вложили деньги, были доставлены в Дептфорд, и мы прибыли туда, чтобы осмотреть найденные в нем сокровища и получить свою долю. Но прежде мистер Нил как директор Монетного двора отделил королевскую долю. Мистер Мейси сопровождал мистера Нила и помогал ему выполнять официальные обязанности. Остается добавить, что это произошло несколько лет назад. Вскоре была организована вторая экспедиция с целью найти оставшиеся сокровища. Мистер Нил вложил в нее деньги, а я отказался, предпочтя использовать крупную сумму для развития собственного дела. Сам я не умею работать по металлу. Я не Бенвенуто Челлини. Я предпочитаю, чтобы работу делали за меня другие. Однако я рассчитывал на крупную прибыль. Так оно и вышло.
– Это мы и сами видим, – заметил Ньютон.
– К сожалению, вторая экспедиция успеха не принесла, и мистер Нил потерял деньги, а вину частично возложил на меня. Однако мистер Мейси и я остались друзьями.
Тут мистер Скруп с некоторой неловкостью посмотрел на меня, словно хотел сказать еще что-то. Ньютон, конечно же, это заметил.
– Вы можете говорить при мистере Эллисе, – сказал он.– Он пользуется моим полнейшим доверием, а как служащий Монетного двора дал клятву хранить тайну. Я готов за него поручиться.
Скруп кивнул.
– В таком случае скажу прямо: уже довольно давно я начал снабжать мистера Мейси информацией. Вы, конечно, понимаете, что по роду своей деятельности я постоянно сталкиваюсь с чеканщиками, фальшивомонетчиками и другими бесчестными типами, которые подрывают Великую перечеканку и тем самым ставят под удар процветание страны.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49