«Помни сэра Эдмонда Берри Годфри. Помни религию».
– Аминь, – сказал капитан Мартин.
– И в самом деле, аминь, – сказал Морней.– Тем не менее это не мой кинжал.
Ньютон продолжал улыбаться.
– Если вы это утверждаете, значит, так оно и есть, поскольку вы джентльмен. И все же мы не станем отказываться от свидетельств одного человека, чтобы принять на веру тщетные выдумки другого.– Ньютон указал на меня.– Этот скромный клерк видел, как вчера вечером вы уронили кинжал возле одного дома в Ламбет-Марш.
– Я не был вчера возле Ламбет-Марш.
Увидев, что я намерен возразить, Ньютон взял меня за руку и едва заметно покачал головой – только я сумел уловить его знак.
– Джентльмены, один из вас ошибается.
– И это не я, – заявил Морней.
Ньютон отпустил мою руку, и я счел его жест за разрешение говорить.
– Но и не я.
– Тогда один из вас – и я не знаю, кто именно, – наглый обманщик.
– Принесите Библию, – заявил я, нисколько не тревожась из-за того, что Библия перестала быть для меня святой книгой.– Я готов поклясться на Библии, что кинжал принадлежит майору Морнею.
– Будьте осторожны, сэр, – с величайшей серьезностью проговорил Ньютон.– Ведь вы только что перед лицом других офицеров обвинили майора в том, что он лжец. Как джентльмен он может потребовать удовлетворения, чтобы доказать свою правоту силой оружия.
– Тем не менее я повторяю, что майор Морней лжец. Я видел, как он уронил этот кинжал.
Морней вскочил со стула, его рот открывался и закрывался, точно клюв баклана.
– Если бы не моя рана, я бы без колебаний вас вызвал, мистер Эллис.
– Быть может, мистер Эллис откажется от привилегии выбора оружия. Насколько мне известно, майор правша. В таком случае вашим выбором будут пистолеты.
Наступило долгое молчание. Все смотрели на майора Морнея, которому пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем он, сильно побледнев, произнес слова вызова. Впрочем, бравады в нем было не больше, чем у беззубой старухи.
– Мы принимаем ваш вызов, – сказал Ньютон.– Я готов выступить в роли секунданта мистера Эллиса. Буду ждать вашего секунданта.
И он с серьезным видом поклонился.
Я последовал его примеру, и мы ушли, но я успел увидеть, как насмешливо переглянулись оставшиеся в комнате офицеры.
Шагая рядом с Ньютоном к нашему кабинету на Монетном дворе и чувствуя себя как оцепеневшая минога, я готовился к жестокой ссоре, поскольку был ужасно зол на Ньютона за то, что он с удивительной легкостью поставил меня в ужасное положение. Как только мы остались одни, я сразу же начал возмущаться:
– Ничего себе! А я-то думал, что человеку дозволено самому начинать ссоры и бросать вызов.
– Вас вызвал майор Морней, – поправил меня Ньютон.
– Только из-за того, что вы загнали его в угол.
– Если бы я предоставил действовать вам, мой дорогой друг, мы бы так легко не получили требуемого результата.
– Легко, вы говорите? Не прошло и года с тех пор, как дуэль едва не привела меня к утрате свободы. Или вы забыли, как я пришел к вам на службу, доктор? А вдруг я его убью? Что тогда? А вдруг он стреляет гораздо лучше, чем фехтует? Будь все это проклято, сэр. Я рассчитывал, что вы сможете выудить у него признание.
– Дуэли не будет, – сказал Ньютон.– У него не хватит мужества. Это совершенно очевидно.
– Для меня никогда не очевидно все, что хоть как-то связано с вами, – с горечью ответил я.– В этом смысле я ваша марионетка.
– Нет, сэр, вовсе не марионетка, – укоризненно проговорил Ньютон.– Я не управляю вами. Я лишь пытаюсь расширить границы наших познаний. Подобно древним, верившим в бога Пана и его свирель, вы должны верить мне, чтобы мы могли играть одну мелодию. Мои пальцы будут нажимать на ваши клавиши, но прозвучит ваша собственная музыка, мой дорогой друг, музыка, принадлежащая вам.
– Тогда мне не нравится эта мелодия. Гораздо легче направлять острие шпаги, чем пулю. И я не настолько хороший стрелок, чтобы причесывать майора свинцом. Если мы будем стреляться, я могу его убить. А что будет с вами, сэр? Вы ведь вызвались быть моим секундантом. Вы подумали о должности, которую занимаете? Дуэли запрещены. Сэра Уильяма Ковентри посадили в Тауэр только за то, что он вызвал на дуэль герцога Бэкингема. Я уже не говорю о вашей собственной безопасности. Вам ведь известно, что секунданты нередко также участвуют в дуэлях, хотя главные противники этого не хотят. Вас могут убить, сэр. А как же мисс Бартон?
– Повторю, так далеко дело не зайдет. Совершенно очевидно, что майор Морней будет действовать в соответствии с желаниями других обитателей Тауэра. Возможно, вмешается его старый друг по французским галерам, сержант Роэн. Они не одобрили его вызов, и я не сомневаюсь, что очень скоро будет предпринята попытка договориться с нами. Дуэль привлечет к ним внимание, а это для них смерти подобно. Заговорщикам ни к чему скандалы. А ведь дуэль между Монетным двором и Управлением артиллерийского снабжения – это настоящий скандал.
Я не знал, чего ждать. Сомневаюсь, что Ньютон и сам это знал. Несмотря на свой научный подход, он выбрал совершенно ненаучный метод достижения цели. Позднее он попытался еще сильнее замутить воду, назвав происходящее экспериментом, но я не верил в его эффективность. По моему мнению, мы дразнили медведя раскаленным железом. Ясно одно: ни один из нас не ожидал, что события развернутся именно таким образом. Вот почему Ньютону было стыдно, и поделом: нельзя ставить подобные эксперименты, не имея никакого представления о возможных результатах. Если наука такова, то я не хочу иметь с ней ничего общего, потому что нельзя отказываться от здравого смысла. Так девушка, допускающая некоторые вольности в общении со своим ухажером, должна понимать, что он может захотеть пойти гораздо дальше. Когда ты пытаешься открыть нечто новое, благоразумие будет для тебя лучшим проводником, нежели случай, иначе нужно быть готовым к тому, что полученные результаты тебе совсем не понравятся.
Например, человек умрет.
Тело майора Морнея было обнаружено в тот же вечер на Монетном дворе. Я намеренно говорю «на Монетном дворе», поскольку обстоятельства его смерти привели к очередной жесткой стычке между моим наставником и лордом Лукасом. Морнея нашли повешенным. Он привязал веревку к одному из зубцов башни Широкой Стрелы, и после того, как он спрыгнул со стены, его ноги почти касались земли в саду пробирщиков Монетного двора. И наткнулась на тело майора жена одного из пробирщиков, миссис Молинекс.
Мистер Молинекс немедленно вызвал Ньютона, а сам отправился домой, чтобы успокоить несчастную жену, потрясенную ужасной находкой. Мой наставник все еще продолжал разглядывать тело, как художник, изучающий натуру для картины с Иудой Искариотом, когда лорд Лукас в сопровождении офицеров Управления артиллерийского снабжения появился на вершине башни Широкой Стрелы и объявил, что расследованием смерти майора Морнея будет заниматься Управление. Практически сразу же было установлено, что майор мертв, и они попытались втянуть его наверх за веревку, на которой висело тело. Это ужасно рассердило Ньютона, и он, вытащив оказавшийся при нем нож с рукоятью из слоновой кости, перерезал веревку. В результате тело упало на клумбу с ревенем. К сожалению, растение это, несмотря на все его медицинские достоинства, не смогло оживить несчастного майора.
При виде того, что дело уплывает из рук, – Ньютон напомнил его светлости, что обладание есть основание для закона, – благородное лицо Лукаса ужасно покраснело, и он обрушился на Ньютона со страшными угрозами, обещая ему множество неприятностей во время следующего заседания суда. Ньютон сделал вид, что вовсе не слышит его угроз. Он принялся внимательно изучать веревку, поскольку до этого у него такой возможности не было.
– Какая неприятность, – вздохнул Ньютон.– Несчастный майор.
Я не испытывал никаких симпатий к майору, который пытался прикончить меня кинжалом, но мне тоже стало его жалко, как и всякого самоубийцу, ведь закон не позволяет хоронить их на обычном кладбище. И я пробормотал что-то в этом роде себе под нос.
– По долгу службы я присутствовал на многих казнях и знаю, что становится с шеей человека при повешении, – сказал Ньютон.– Я наблюдал, что шея ломается довольно редко и что чаще всего смерть наступает от удушения. Легкие лишены доступа воздуха, но самое главное, если верить книге Уильяма Гарвея, заключается в том, что в мозг перестает поступать кровь. Когда человека вешают перед потрошением, веревка не успевает затянуться туго, как при обычном повешении. И еще я заметил, что при каждом виде наказания петля оставляет на шее разные отметки, так что совсем нетрудно отличить человека, которого медленно удушают на веревке, от того, кого повесили сразу. При повешении уровень натяжения веревки всегда намного выше, к тому же она редко опоясывает шею по горизонтали. Обычно след наблюдается вокруг гортани спереди и затем поднимается к узлу с его характерным положением за или под тем или другим ухом либо на затылке. Таким образом, у большинства повешенных петля естественным образом вдавливается глубже всего с противоположной стороны от узла. Однако в данном случае можно заметить, что на шее остались четкие отпечатки веревки в двух разных местах.
Я посмотрел на шею Морнея, пытаясь не обращать внимания на опухший язык, торчащий изо рта, словно третья губа, и глаза, выступающие настолько, что они напоминали пару сочащихся язв, и действительно увидел два следа от веревки на сломанной шее майора.
– И что это означает? – с сомнением спросил я.– Что веревка соскользнула, когда он спрыгнул вниз?
– Нет, – уверенно возразил Ньютон.– Не вызывает сомнений, что его задушили до того, как сбросили с башни. А поскольку удушение никак нельзя счесть самоубийством, мы должны сделать вывод, что майора убили.
– В самом деле?
– Несомненно, – кивнул Ньютон.– Первый след виден даже на задней части шеи, где кожа значительно грубее, а ткани плотнее, – такой след может быть оставлен только с применением большой силы и говорит о том, что майор отчаянно сопротивлялся. Более того, эта отметка горизонтальна, чего и следовало ожидать при нападении сзади. А теперь взгляните, насколько отличается второй след, почти вертикальный и без следов сопротивления. Из этого вытекает, что человек был уже мертв, когда его повесили.
Оставалось сделать вывод, что Ньютон знает о повешенных никак не меньше, чем сам Джек Кетч, так что возразить ему было некому, а я и вовсе не мог произнести ни слова. Как всегда, меня поразили удивительные познания доктора Ньютона. Кто знает, быть может, так и должно быть: человек, сумевший объяснить тяготение, должен хорошо разбираться в вопросах повешения – более того, быть воодушевлен ими; с тех пор я часто задумывался о том, что Ньютона должны завораживать виселицы. Со своей стороны могу лишь сказать, что смотреть на повешенного без отвращения трудно, о чем я тут же и сообщил Ньютону.
– Все доктора, с которыми мне доводилось обсуждать эти проблемы, – хладнокровно продолжал Ньютон, – утверждают, что смерть через повешение не вызывает боли, поскольку циркуляция крови в мозгу прекращается и человек моментально перестает владеть всеми своими чувствами.
– Хотел бы я увидеть человека, который перенес бы это испытание с улыбкой на лице.
– Что? – воскликнул Ньютон, прекращая обследовать шею майора и принимаясь за изучение его рук, словно древний хиромант, пытающийся найти причины гибели несчастного майора в его ладонях.– Вы полагаете, что нам следует отпускать на свободу негодяев, которые заслуживают виселицы?
– Мне кажется, есть большая разница между мимолетным заблуждением и кровавым преступлением.
– О, из вас вышел бы отличный адвокат, – насмешливо сказал Ньютон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49