Составьте протокол, я его подпишу! Делайте со мной, что хотите, только не выгоняйте! – И он громко зарыдал.
Но через некоторое время его удалось вернуть в нормальное состояние, после чего его слезы были осушены, а сам он оторван от своего стула. Николлс поговорил с ним ласково, после чего Слотер вроде как окончательно со всем смирился и даже не скрывал радости, что его подвезут на машине аж под самые двери дома.
– Что я теперь должен делать? – спокойно спросил он, когда его выводили – на этот раз без малейшего сопротивления с его стороны – на задний двор, где стояли полицейские машины, и куда он проследовал в сопровождении Атертона и констебля, получившего подробные указания по доставке освобожденного к месту его жительства. – Мне можно уже вернуться в бар?
– Боюсь, что с этим придется подождать. Ты просто не сможешь еще открыть бар. Так что возобновишь работу только после того, как мы убедимся, что там не осталось улик, не замеченных нами.
– Каких-нибудь зацепок, да?
– Верно.
– Значит, мне нужно оставаться дома и ждать?
– На твоем месте я бы так и поступил, – сказал Атертон. Он привык выслушивать в подобных случаях всевозможные угрозы, но чтобы просить советов?.. – Мы дадим знать, когда можно будет возобновить работу бара.
Слотер дернул головой.
– Нет, мистер Кейт сам решит это. Он скажет, что я должен делать. Вернусь просто домой и буду ждать.
Глава одиннадцатая
Завтрак и злодейство
Столько разных дел оказалось нужным переделать в течение этого дня, что Слайдер опять возвратился домой очень поздно. Мозг был до предела насыщен впечатлениями от произошедших событий, но особенно саднящую боль вызывали воспоминания о последнем и, к сожалению, не счастливым для него объяснении с Джоанной. Первым впечатлением, когда дверь перед ним открылась, было то, что ему вообще откажут и каком-либо разговоре. Но, посмотрев на него долгим взглядом, она в конце концов вздохнула и сказала спокойно:
– Хорошо, можешь зайти. Зачем тянуть, когда это можно сказать тебе сегодня.
Он проследовал за Джоанной, и она привела его в гостиную, где они столько раз до того ели, выпивали, занимались любовью и просто разговаривали, что ему никогда бы не пришло в голову подумать, что эта же комната может стать местом их последней формальной встречи перед разрывом и они будут сидеть тут напротив друг друга на таком расстоянии, которое исключит любое, даже случайное прикосновение Слайдер, таким образом, оказался в крайне неудобном для него поло жении. Потому что, хотя он и не мог сразу выкинуть из головы свое расследование, главное, что владело его сознанием в данную минуту, было желание обхватить Джоанну руками и прижаться сразу губами, носом и подбородком к ее шее. Но сидеть, не имея права даже прикоснуться к ней, глядя на ее, без тени улыбки и как бы застывшее лицо, это ли была не пытка? Ему хотелось закинуть, по-собачьи, голову далеко назад и заскулить во весь голос.
– Джо, как все это понимать, – проговорил он наконец. – Ничего ведь не изменилось.
– Нет, изменилось, – коротко ответила она.
– Но не для меня, по крайней мере. – На эту реплику Джоанна никак не отреагировала. Потому что не хотела, возможно, просто не могла никак реагировать.
– Что же, все-таки, случилось? – добивался ясности Слайдер.
– Я прежде никогда ее не видела. Для меня она реально как бы не существовала.
– Но для меня-то да. Джоанна, послушай, я люблю тебя и хочу жить с тобой. И это остается неизменным. Сейчас я, как никогда раньше, готов сделать решительный шаг. Не останавливай меня, пожалуйста, когда все вот-вот уже должно уладиться.
Она посмотрела на него ясными глазами.
– Нет, только не сегодня – сегодня уже нельзя, потому что поздно. А как насчет завтра? Нет, завтра ты задержишься на работе. Тогда в субботу или в воскресенье? Тоже не подходит – дети будут дома.
Слайдер понимал, что ему возвращались его собственные слова, и ощущал их, как звонкие пощечины на своих щеках.
– Прошу тебя, – сказал он. – Так ведь тоже нечестно.
– Но я это без всякого злорадства припоминаю. Хочется просто, чтобы ты видел вещи такими, какие они есть. Я прекрасно понимаю, что ты не придумывал все это, только чтобы оправдаться передо мной. Если бы это были всего лишь оправдания, то события развивались бы совершенно по иному сценарию.
– Это были причины, а не оправдания.
– Знаю, – сказала она коротко. – В том-то все и дело. Но главная причина, которую ты до сих пор не решился назвать, состоит в том, что ты вполне осознаешь двусмысленность своего положения. Ты дал обещания, принял, также добровольно, груз ответственности на себя, а теперь нужно одним махом от всего этого освободиться. Но я, – закончила она с грустью, – никогда тебя к этому понуждать не стану.
– Но я не снимаю с себя ответственности и перед тобой, – заметил он.
Она покачала головой.
– Не сравнивай. Да и не так все это на самом деле.
– А для меня это как раз так.
– Ну хорошо. – Она хотела было продолжить свою мысль, но почему-то вдруг передумала: подняв руки с колен, она скрестила их на груди – жест, говорящий о том, что человек, нуждающийся в защите, испытывает достаточно комфортные ощущения, лишь когда подобным образом обнимает себя. – Из твоих последних слов следует, что решать должна я? Так вот тебе мое решение. Я не буду просить, чтобы ты поступил вопреки своим убеждениям, потому что не вправе требовать от тебя слишком большой жертвы.
– Но меня и не нужно ни о чем просить. Я сам могу распоряжаться своей жизнью так, как сочту нужным.
– Что ты сделал вчера вечером.
– Да нет же, как ты не понимаешь. Вчера я был просто бессилен что-либо изменить.
Она вздохнула.
– Если тебе недостает сил, то и впредь не старайся это сделать. Вот если бы ты, как радость, воспринимал перспективу нашей с тобой совместной жизни, тогда бы другое дело. А так... – Она немного по медлила, ища, как бы поточнее выразиться, но решив, что чем проще, тем лучше, наконец сказала: – А так – нет.
И напрасно потом Слайдер старался ее переубедить. Его слова больше не трогали Джоанну. Кончилось тем, что она просто попросила его уйти, и он, видя, какого труда ей это стоило, безропотно повиновался. Но когда он был уже у двери, его вдруг охватили сомнения. Неужели в их отношениях поставлена последняя точка? Он обернулся и сказал:
– Надеюсь, ты еще передумаешь. – Полу-утверждение, полу-вопрос, полу-мольба.
– Нет. – Она посмотрела ему прямо в глаза и почти улыбнулась. – Но я тебе благодарна хотя бы за то, что ты не предложил сохранить наши прежние отношения. Очень великодушно с твоей стороны. Значит, Билл, в душе ты великий человек.
У Слайдера что-то случилось с горлом. Такое ощущение мог испытать, наверно, только человек, попытавшийся, на свою беду, проглотить целлулоидный мячик для тенниса.
– Я люблю тебя, – удалось ему произнести, несмотря на то, что мячик так и не сдвинулся с места.
– И я тоже тебя люблю, – сказала Джоанна. Она немного отступила назад, как человек, который только что оттолкнул от берега чью-то лодку, и Слайдер подумал, что она это сделала, чтобы он не мог поцеловать ее на прощание. Ему ничего не оставалось, как уйти.
– Удачи тебе, – сказала она, когда он был на половине пути от калитки. Ему, конечно, захотелось что-то ответить, но теннисный мячик в горле не оставил ему никаких шансов. Поэтому он только махнул ей рукой, да и то как-то неопределенно, потому что в это мгновение больше думал о том, как бы не споткнуться или не налететь в окружавшем его тумане на кирпичный столб у выхода.
Вернувшись же домой и обнаружив, что все уже в своих кроватях, Слайдер поблагодарил Бога за это небольшое снисхождение к своей персоне, потому что был в таком состоянии, что не перенес бы больше ни одного разговора. У него не было в мыслях сразу же ложиться в постель – все равно ему не уснуть. К тому же, он не хотел сейчас оказаться в кровати рядом с Айрин. Не только сейчас, но и в будущем.
Удивительно только, как это он раньше не придавал этому значения? С сегодняшнего дня, а вернее, ночи, он перейдет в пустующую спальню и будет спать там всегда один. Почему ж так поздно пришла ему на ум такая очевидная вещь? Ведь с его стороны это было бы хоть чуточку, но честнее. Айрин не станет возражать. Потому что, за исключением вчерашнего единичного (действительно ли только вчерашнего?) помрачения рассудка, соседство с ним в кровати не значило для Айрин ничего. Так продолжалось уже несколько лет, но она жаловалась единственно на то, что ее будят его неурочные приходы и уходы и еще раздающиеся по ночам телефонные звонки. Он объяснит свое решение новыми обстоятельствами, возникшими на работе. Вполне подходящий предлог, чтобы она не почувствовала себя задетой. Да и детям так объяснить будет проще.
Жаль, что для его перехода в пустующую спальню, еще ничего не сделано. Но на сегодняшнюю ночь вполне сгодится и софа. Он не будет затевать и возню с простынями. Итак, софа или тахта, как называла ее Айрин, как будто это было какое-то экзотическое ложе, на котором могла отдыхать одалиска – софа и бутылка виски. Ничего его сейчас не спасет лучше, чем чудесная влага из реки Леты. Господи, что за жизнь! Дело разваливается прямо у него в руках, Бэррингтон разговаривает, как со второгодником с Камчатки, Джоанна – нет, про Джоанну нельзя сейчас вспоминать, – иначе, он просто заскулит и, раз начав, как он вполне оправданно опасался, никогда уже скулить не перестанет.
Расследование; лучше всего думать о расследовании. Леман. Здесь, скорее всего, необходимая, как воздух, зацепка. С него и надо начать распутывать дело. Чем больше Слайдер думал об этой ключевой, как он полагал, фигуре, тем больше – убеждался, что все известные ему эпизоды могли представлять собой этапы в осуществлении какого-то плана и что Слотера ему умышленно подставляли. Неважно в данном случае, виновен ли он в чем-то или вообще никак не замешан – главное, что он всего лишь орудие в чьих-то руках. Причем тут возможна только одна альтернатива: проводив Лемана, он идет к себе в бар, встречается там со своей будущей жертвой – случайно или по уговору – – и совершает убийство по каким-то одному ему известным причинам. В таком случае, Леман никакого отношения к делу не имеет, и его встреча именно в этот вечер и именно со Слотером – обыкновенное совпадение.
Сущность же любого совпадения заключается в том, что оно всегда случайное. Поэтому вторую версию можно было бы считать версией номер один. Но Слайдер не был бы полицейским, если бы не относился ко всякому совпадению с особой подозрительностью. И к тому же, если Слотер в самом деле убил человека, то почему он утверждает, что ему не известно, кто конкретно стал его жертвой, тогда как во всем остальном он достиг буквально апогея саморазоблачения?
Зачем было Питеру наниматься на работу в рыбный бар, когда он имел немалый доход из других источников? Почему он не сказал Эбботтсам, что держит квартиру для своего приятеля? Почему он так поспешно подыскал себе место еще в одном заведении? И в чем был смысл того, что он, отпросившись у хозяина пораньше, тут же направился в бар к Слотеру? Во всей этой совокупности, на первый взгляд, ничем не связанных действий, тем не менее, можно было увидеть некий искусный трюк, целью которого было привлечь внимание к исчезновению Лемана и возбудить подозрение против Слотера. Но если это так, то Леман и должен знать что-то о реальной жертве и реальном убийстве. Вот что теперь следовало признать версией номер один.
Но с практической точки зрения, пока не имело значения, какую версию принять за основную. В любом случае, в первую очередь, необходимо было отыскать Лемана, а уж потом задаваться вопросом о его причастности или непричастности к преступлению.
И конечно же, надо любой ценой установить личность убитого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Но через некоторое время его удалось вернуть в нормальное состояние, после чего его слезы были осушены, а сам он оторван от своего стула. Николлс поговорил с ним ласково, после чего Слотер вроде как окончательно со всем смирился и даже не скрывал радости, что его подвезут на машине аж под самые двери дома.
– Что я теперь должен делать? – спокойно спросил он, когда его выводили – на этот раз без малейшего сопротивления с его стороны – на задний двор, где стояли полицейские машины, и куда он проследовал в сопровождении Атертона и констебля, получившего подробные указания по доставке освобожденного к месту его жительства. – Мне можно уже вернуться в бар?
– Боюсь, что с этим придется подождать. Ты просто не сможешь еще открыть бар. Так что возобновишь работу только после того, как мы убедимся, что там не осталось улик, не замеченных нами.
– Каких-нибудь зацепок, да?
– Верно.
– Значит, мне нужно оставаться дома и ждать?
– На твоем месте я бы так и поступил, – сказал Атертон. Он привык выслушивать в подобных случаях всевозможные угрозы, но чтобы просить советов?.. – Мы дадим знать, когда можно будет возобновить работу бара.
Слотер дернул головой.
– Нет, мистер Кейт сам решит это. Он скажет, что я должен делать. Вернусь просто домой и буду ждать.
Глава одиннадцатая
Завтрак и злодейство
Столько разных дел оказалось нужным переделать в течение этого дня, что Слайдер опять возвратился домой очень поздно. Мозг был до предела насыщен впечатлениями от произошедших событий, но особенно саднящую боль вызывали воспоминания о последнем и, к сожалению, не счастливым для него объяснении с Джоанной. Первым впечатлением, когда дверь перед ним открылась, было то, что ему вообще откажут и каком-либо разговоре. Но, посмотрев на него долгим взглядом, она в конце концов вздохнула и сказала спокойно:
– Хорошо, можешь зайти. Зачем тянуть, когда это можно сказать тебе сегодня.
Он проследовал за Джоанной, и она привела его в гостиную, где они столько раз до того ели, выпивали, занимались любовью и просто разговаривали, что ему никогда бы не пришло в голову подумать, что эта же комната может стать местом их последней формальной встречи перед разрывом и они будут сидеть тут напротив друг друга на таком расстоянии, которое исключит любое, даже случайное прикосновение Слайдер, таким образом, оказался в крайне неудобном для него поло жении. Потому что, хотя он и не мог сразу выкинуть из головы свое расследование, главное, что владело его сознанием в данную минуту, было желание обхватить Джоанну руками и прижаться сразу губами, носом и подбородком к ее шее. Но сидеть, не имея права даже прикоснуться к ней, глядя на ее, без тени улыбки и как бы застывшее лицо, это ли была не пытка? Ему хотелось закинуть, по-собачьи, голову далеко назад и заскулить во весь голос.
– Джо, как все это понимать, – проговорил он наконец. – Ничего ведь не изменилось.
– Нет, изменилось, – коротко ответила она.
– Но не для меня, по крайней мере. – На эту реплику Джоанна никак не отреагировала. Потому что не хотела, возможно, просто не могла никак реагировать.
– Что же, все-таки, случилось? – добивался ясности Слайдер.
– Я прежде никогда ее не видела. Для меня она реально как бы не существовала.
– Но для меня-то да. Джоанна, послушай, я люблю тебя и хочу жить с тобой. И это остается неизменным. Сейчас я, как никогда раньше, готов сделать решительный шаг. Не останавливай меня, пожалуйста, когда все вот-вот уже должно уладиться.
Она посмотрела на него ясными глазами.
– Нет, только не сегодня – сегодня уже нельзя, потому что поздно. А как насчет завтра? Нет, завтра ты задержишься на работе. Тогда в субботу или в воскресенье? Тоже не подходит – дети будут дома.
Слайдер понимал, что ему возвращались его собственные слова, и ощущал их, как звонкие пощечины на своих щеках.
– Прошу тебя, – сказал он. – Так ведь тоже нечестно.
– Но я это без всякого злорадства припоминаю. Хочется просто, чтобы ты видел вещи такими, какие они есть. Я прекрасно понимаю, что ты не придумывал все это, только чтобы оправдаться передо мной. Если бы это были всего лишь оправдания, то события развивались бы совершенно по иному сценарию.
– Это были причины, а не оправдания.
– Знаю, – сказала она коротко. – В том-то все и дело. Но главная причина, которую ты до сих пор не решился назвать, состоит в том, что ты вполне осознаешь двусмысленность своего положения. Ты дал обещания, принял, также добровольно, груз ответственности на себя, а теперь нужно одним махом от всего этого освободиться. Но я, – закончила она с грустью, – никогда тебя к этому понуждать не стану.
– Но я не снимаю с себя ответственности и перед тобой, – заметил он.
Она покачала головой.
– Не сравнивай. Да и не так все это на самом деле.
– А для меня это как раз так.
– Ну хорошо. – Она хотела было продолжить свою мысль, но почему-то вдруг передумала: подняв руки с колен, она скрестила их на груди – жест, говорящий о том, что человек, нуждающийся в защите, испытывает достаточно комфортные ощущения, лишь когда подобным образом обнимает себя. – Из твоих последних слов следует, что решать должна я? Так вот тебе мое решение. Я не буду просить, чтобы ты поступил вопреки своим убеждениям, потому что не вправе требовать от тебя слишком большой жертвы.
– Но меня и не нужно ни о чем просить. Я сам могу распоряжаться своей жизнью так, как сочту нужным.
– Что ты сделал вчера вечером.
– Да нет же, как ты не понимаешь. Вчера я был просто бессилен что-либо изменить.
Она вздохнула.
– Если тебе недостает сил, то и впредь не старайся это сделать. Вот если бы ты, как радость, воспринимал перспективу нашей с тобой совместной жизни, тогда бы другое дело. А так... – Она немного по медлила, ища, как бы поточнее выразиться, но решив, что чем проще, тем лучше, наконец сказала: – А так – нет.
И напрасно потом Слайдер старался ее переубедить. Его слова больше не трогали Джоанну. Кончилось тем, что она просто попросила его уйти, и он, видя, какого труда ей это стоило, безропотно повиновался. Но когда он был уже у двери, его вдруг охватили сомнения. Неужели в их отношениях поставлена последняя точка? Он обернулся и сказал:
– Надеюсь, ты еще передумаешь. – Полу-утверждение, полу-вопрос, полу-мольба.
– Нет. – Она посмотрела ему прямо в глаза и почти улыбнулась. – Но я тебе благодарна хотя бы за то, что ты не предложил сохранить наши прежние отношения. Очень великодушно с твоей стороны. Значит, Билл, в душе ты великий человек.
У Слайдера что-то случилось с горлом. Такое ощущение мог испытать, наверно, только человек, попытавшийся, на свою беду, проглотить целлулоидный мячик для тенниса.
– Я люблю тебя, – удалось ему произнести, несмотря на то, что мячик так и не сдвинулся с места.
– И я тоже тебя люблю, – сказала Джоанна. Она немного отступила назад, как человек, который только что оттолкнул от берега чью-то лодку, и Слайдер подумал, что она это сделала, чтобы он не мог поцеловать ее на прощание. Ему ничего не оставалось, как уйти.
– Удачи тебе, – сказала она, когда он был на половине пути от калитки. Ему, конечно, захотелось что-то ответить, но теннисный мячик в горле не оставил ему никаких шансов. Поэтому он только махнул ей рукой, да и то как-то неопределенно, потому что в это мгновение больше думал о том, как бы не споткнуться или не налететь в окружавшем его тумане на кирпичный столб у выхода.
Вернувшись же домой и обнаружив, что все уже в своих кроватях, Слайдер поблагодарил Бога за это небольшое снисхождение к своей персоне, потому что был в таком состоянии, что не перенес бы больше ни одного разговора. У него не было в мыслях сразу же ложиться в постель – все равно ему не уснуть. К тому же, он не хотел сейчас оказаться в кровати рядом с Айрин. Не только сейчас, но и в будущем.
Удивительно только, как это он раньше не придавал этому значения? С сегодняшнего дня, а вернее, ночи, он перейдет в пустующую спальню и будет спать там всегда один. Почему ж так поздно пришла ему на ум такая очевидная вещь? Ведь с его стороны это было бы хоть чуточку, но честнее. Айрин не станет возражать. Потому что, за исключением вчерашнего единичного (действительно ли только вчерашнего?) помрачения рассудка, соседство с ним в кровати не значило для Айрин ничего. Так продолжалось уже несколько лет, но она жаловалась единственно на то, что ее будят его неурочные приходы и уходы и еще раздающиеся по ночам телефонные звонки. Он объяснит свое решение новыми обстоятельствами, возникшими на работе. Вполне подходящий предлог, чтобы она не почувствовала себя задетой. Да и детям так объяснить будет проще.
Жаль, что для его перехода в пустующую спальню, еще ничего не сделано. Но на сегодняшнюю ночь вполне сгодится и софа. Он не будет затевать и возню с простынями. Итак, софа или тахта, как называла ее Айрин, как будто это было какое-то экзотическое ложе, на котором могла отдыхать одалиска – софа и бутылка виски. Ничего его сейчас не спасет лучше, чем чудесная влага из реки Леты. Господи, что за жизнь! Дело разваливается прямо у него в руках, Бэррингтон разговаривает, как со второгодником с Камчатки, Джоанна – нет, про Джоанну нельзя сейчас вспоминать, – иначе, он просто заскулит и, раз начав, как он вполне оправданно опасался, никогда уже скулить не перестанет.
Расследование; лучше всего думать о расследовании. Леман. Здесь, скорее всего, необходимая, как воздух, зацепка. С него и надо начать распутывать дело. Чем больше Слайдер думал об этой ключевой, как он полагал, фигуре, тем больше – убеждался, что все известные ему эпизоды могли представлять собой этапы в осуществлении какого-то плана и что Слотера ему умышленно подставляли. Неважно в данном случае, виновен ли он в чем-то или вообще никак не замешан – главное, что он всего лишь орудие в чьих-то руках. Причем тут возможна только одна альтернатива: проводив Лемана, он идет к себе в бар, встречается там со своей будущей жертвой – случайно или по уговору – – и совершает убийство по каким-то одному ему известным причинам. В таком случае, Леман никакого отношения к делу не имеет, и его встреча именно в этот вечер и именно со Слотером – обыкновенное совпадение.
Сущность же любого совпадения заключается в том, что оно всегда случайное. Поэтому вторую версию можно было бы считать версией номер один. Но Слайдер не был бы полицейским, если бы не относился ко всякому совпадению с особой подозрительностью. И к тому же, если Слотер в самом деле убил человека, то почему он утверждает, что ему не известно, кто конкретно стал его жертвой, тогда как во всем остальном он достиг буквально апогея саморазоблачения?
Зачем было Питеру наниматься на работу в рыбный бар, когда он имел немалый доход из других источников? Почему он не сказал Эбботтсам, что держит квартиру для своего приятеля? Почему он так поспешно подыскал себе место еще в одном заведении? И в чем был смысл того, что он, отпросившись у хозяина пораньше, тут же направился в бар к Слотеру? Во всей этой совокупности, на первый взгляд, ничем не связанных действий, тем не менее, можно было увидеть некий искусный трюк, целью которого было привлечь внимание к исчезновению Лемана и возбудить подозрение против Слотера. Но если это так, то Леман и должен знать что-то о реальной жертве и реальном убийстве. Вот что теперь следовало признать версией номер один.
Но с практической точки зрения, пока не имело значения, какую версию принять за основную. В любом случае, в первую очередь, необходимо было отыскать Лемана, а уж потом задаваться вопросом о его причастности или непричастности к преступлению.
И конечно же, надо любой ценой установить личность убитого!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60