– Я сейчас серьезно за нее беспокоюсь. Мне не так трудно все переживать, потому что меня отвлекает работа.
– У нее тоже есть работа, – заметил Атертон.
– Ну вот еще, сравнил. То, чем она занимается, не требует от мозга такой постоянной сосредоточенности, как в нашем с тобой деле.
– Ничего, как-нибудь переживет, – сказал Атертон.
– Я знаю.
– Ты тоже переживешь.
– И это я знаю.
– Но, вижу, тебя и это не успокаивает, – сказал Атертон с сочувствием. Он посмотрел на Слайдера, лица которого почти не было видно в царившем вокруг полумраке, в котором – как, впрочем, и во множестве других ресторанов – предпочитали держать посетителей «Англабанглы». – Ты выглядишь как-то особенно уставшим. Почему бы тебе не отправиться сейчас же домой и не поспать хотя бы несколько часов?
– Скорее всего, я так и сделаю, – сказал Слайдер. – Надеюсь, они не совершат за это время очередное убийство. – Он посмотрел на Атертона испытующим взглядом. Вообще-то, Слайдер обычно не проявлял в разговоре интереса к личной жизни своего помощника, но мужчины, отведавшие экзотических блюд в ресторане «Англабангла», как правило, начинают испытывать друг к другу почти что братское чувство. – Ну что там у вас с Жабловски?
– А ничего, – небрежно ответил Атертон. – Она сказала мне вчера, что у нее появился новый знакомый. Он работает в департаменте в Холлоуэйе. Фамилия Резник.
– Так я его знаю, – сказал Слайдер. – Он из центральной части Англии. Здоровый, мрачный на вид парень с густыми волосами.
– Значит, вон он какой. А я-то его сам еще ни разу не видел. Но знаю, что он уже инспектор, то есть для нее это на целую ступеньку выше. Они познакомились в польском клубе. Оба католики, так что могли найти общий язык.
– Ты расстроен? – продолжал расспрашивать Слайдер.
– Самолюбие немного задето, вот и все, – пожал плечами Атертон. – Я на самом деле довольно легкомысленный молодой человек, у меня серьезного чувства никогда еще не было, и, наверно, не будет.
* * *
Неожиданный приход Слайдере не то, чтобы удивил, но как бы даже смутил Айрин.
– Я и не надеялась, что ты сегодня придешь домой. Когда О'Флаэрти сообщил мне по телефону об очередном убийстве, мне подумалось, что ты опять всю ночь проведешь на работе.
– Моя группа сейчас действительно вся в сборе. Но они занимаются пока своим привычным делом, не требующим моего присутствия, – вяло проговорил Слайдер. – Вот я и решил пойти домой, чтобы в спокойной обстановке немного пораскинуть мозгами.
– Я тебя прекрасно понимаю, – сказала она.
– Дети уже спят?
– Да, – Она немного поколебалась. – Ты, наверно, голоден?
– Нет. У нас с Атертоном был ужин с большим количеством кэрри.
– Я и сама бы могла догадаться по запаху, – сказала она с заметной теплотой в голосе. – Если хочешь, можешь принять ванну. Она поможет тебе расслабиться. А то у тебя такой усталый вид, что просто жалко смотреть.
– Да, пожалуй, я так и сделаю, – сказал он.
Волна щемящей тоски прошла по всему его нутру при мысли о том, что никогда больше он не разделит ванну с Джоанной. Не будет ждать, находясь все время рядом, когда она помоется, любуясь ею и предлагая то коктейль, то крекеры с сыром и луком. Он почувствовал себя одиноким человеком, потерпевшим в жизни полное поражение. И впервые всерьез усомнился в своей способности распутать дело, которое вместо того, чтобы проясниться, с каждым днем становилось все сложнее и противоречивее. Но еще хуже и опаснее, чем это сомнение, была впервые посетившая его мысль о том, что он напрасно отдает столько сил своей работе. Ну закончит он это расследование, поручат ему вести очередное, но для него-то самого, как для живого человека, ничего не изменится. Он по-прежнему будет страдать от разлуки с Джоанной. Тогда какой же во всем этом смысл? Может, стоит просто признать свое поражение и не усложнять себе жизнь?
Но оставить все как есть тоже нельзя. Потому что он все равно уже не сможет относиться к Айрин и детям с тем вниманием, которого они вправе от него ожидать. Будет страдать его семья, но и сам он будет чувствовать себя не лучше, тем более, что о Джоанне придется окончательно забыть. А что касается его работы, то есть ли вообще от нее какая-то польза? Ведь как бы он и его коллеги ни старались, все равно им и в будущем, как и раньше, как и сейчас, придется обнаруживать очередную жертву кровавого преступления, которая подобно Питеру Леману будет лежать на пропитанной своею кровью постели, представляя взору ошеломленных свидетелей такие части своей растерзанной плоти, которые, как думал, наверно, Господь, никто из людей не должен был бы видеть. Так что, получается, куда ни поверни, а выхода-то вроде как и нет. Вот и неси свой крест, приятель, каким бы тяжелым он тебе ни казался.
Тут Слайдер наконец обратил внимание на то, что Айрин, задержавшись на месте, смотрит на него, как будто чего-то ожидая. О, Боже, неужели она думает, что настал подходящий момент, когда можно затронуть такую серьезную тему, как их семейные отношения? Нет, он бы сейчас этого просто не выдержал. Он был готов пойти на любой, даже самый решительный шаг, но ему становилось не по себе при одной только мысли, что его ожидает выяснение отношений.
Он осторожно, краем глаза, но достаточно внимательно посмотрел на Айрин. Вид супруги показался ему каким-то необычным. Лицо как будто порозовело, а волосы не только не были тщательно приглажены, как она раньше это делала, но, напротив, выглядели даже чуть-чуть взлохмаченными. Интересно, с чего бы это? Ах да, сегодня же был пикник в Блистер-Хилле. Неужели она способна получить удовольствие от того, что никак не связано с покупками? Слайдеру стало любопытно до такой степени, что он решил тут же добиться полной ясности в этом вопросе.
– Кстати, как прошел сегодняшний день?
– О, – произнесла она восторженно, но затем как-то сникла и продолжила совершенно бесстрастным тоном: – Ну, в целом довольно неплохо.
– Мне очень жаль, что я не смог поехать с вами, – сказал Слайдер на всякий случай, расценив сдержанный ответ жены как своеобразный упрек н свой адрес.
– Ничего страшного. Эрни прекрасно со всем справился. Он затевал с детьми так много всевозможных игр, что они были просто в восторге. – Почему же она говорит это таким тоном, будто ее лично это всеобщее веселье никак не затронуло? – Он и еду с собой захватил. Хотя я ему говорила, что в этом нет никакой необходимости, что с этим я и сама справлюсь. Но он набрал множество всяких вкусных вещей в магазине кошерных деликатесов в Нортвуде. Копченая семга, сырные бейгели, потом еще совершенно замечательные запеченные в тесто штучки и какой-то особенный торт.
– Надо же, да он и в самом деле как следует постарался, – сказал Слайдер.
– Да, – сказала Айрин, но даже не улыбнулась. И вид у нее был при этом не то чтобы невеселый, но даже какой-то оскорбленный. – Особенно же это угощение понравилось Мэттью, от моих давно надоевших ему сандвичей он бы такого удовольствия не получил. Да и машина, кроме всего прочего, у Эрни гораздо больше моей, – добавила она, как будто без этой детали картина не была достаточно полной.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – сказал Слайдер. Ему уже хотелось побыстрее закончить разговор, чтобы не услышать и других неприятных для него сравнений. Эрни, мол, и не знает такой глупости, как сверхурочная работа, хотя зарабатывает в два раза больше; Эрни водит знакомства с людьми из высшего общества, состоит в двух гольф-клубах и трех кружках любителей бриджа. Да чихать я хотел на твоего Эрни, который ни за что не сможет отличить без справочника перпендикулярного стиля готики от декоративного. Чтобы как-то ускорить завершение разговора, задевавшего его самолюбие, Слайдер сделал вид, что ему хочется зевнуть, но неожиданно зевок получился таким глубоким, что ему даже сделалось за себя неловко.
Айрин правильно поняла этот более чем прозрачный намек и сказала:
– Иди прямо сейчас в ванную. А в воду добавь немного «Рэдокса».
– Спасибо, я так и сделаю. А ты уже пойдешь, наверно, спать?
– Да.
– Правильно, не стоит меня дожидаться. – Вопрос о пустующей спальне Слайдер решил оставить на потом и его ждала перспектива провести вторую ночь на софе. – Мне сегодня нужно кое над чем поразмыслить. Что ж, приходится иногда. Работа такая.
Айрин кивнула головой и, не сказав ни слова, пошла вверх по лестнице. Слайдер никак не мог понять, что сделалось с его супругой, но то, что с такой женщиной жить можно, было уже совершенно очевидно.
* * *
Принадлежавший Диксону дом в Норд-Хэрроу был вполне типичным индивидуальным домом, построенным в 30-е годы в этом районе рядом с тоже вполне типичным обсаженным с двух сторон деревьями загородным шоссе, и отличался от своих многочисленных собратьев только тем, что сохранил свой первозданный вид, избежав перестройки или модернизации. Каким-то чудом уцелели даже старые ворота в форме солнца, поднимающегося из-за горизонта; двери и оконные переплеты тоже с тех пор ни разу не заменялись. Но особенно старомодным казался гараж с деревянными воротами и покрытой толью крышей, который был в свое время главной приманкой, которую придумали проектировщики, чтобы заманить в пригород переселенцев из городских районов Лондона.
Госпожу Долли Диксон Слайдер застал за работой в палисаднике перед домом. Услышав звук отодвигаемой щеколды, который донесся до нее со стороны калитки, она распрямилась навстречу гостю. В длинной холщовой рубахе, юбке неопределенного фасона, соломенной шляпе и садовых перчатках эта женщина выглядела такой же вневременной, как и ее жилище.
– Вот, занимаюсь бегониями, – сказала она. – Боб просто обожал их, а мне, если честно, они никогда не нравились. Лепестки такие мясистые, что весь цветок выглядит как-то ненатурально. Я их держу только как память о покойном, но и они, похоже, уже умирают. – На лице миссис Диксон появилась печальная улыбка. – Может, я как-то подсознательно делаю им вред? Но нет, думаю, эта все же не так.
Слайдер поймал себя на мысли, что вновь получает удовольствие, слушая необыкновенно приятные переливы голоса хозяйки, ее мягкий и совершенный по звучанию выговор. Как-то ему доводилось раньше слышать – правда, он не помнил уже точно, где и от кого, – что Долли имела какое-то чуть ли не аристократическое происхождение. Так что для копа Диксона это была вполне удачная партия.
– Я ничего не знаю о бегониях, – сказал он. – Потому что к этим цветам у меня тоже никогда не было особого интереса.
– Знаете, у меня так получилось на днях, что когда я на них смотрела, то вдруг моя рука как-то сама собой потянулась к одному цветку, я его погладила и стала с ним разговаривать, прямо как с человеком. Это были всегда самые любимые цветы Боба. Но, кажется, сейчас уже время пить кофе, – сказала миссис Диксон, освобождая свои руки от садовых перчаток.
Руки хозяйки, как и ее лицо, оказались загорелыми и в веснушках, но кожа на них была до такой степени обвислой и морщинистой – в отличие от тугой, блестевшей на солнце кожи лица, – что Слайдеру сначала даже показалось, будто у нее под садовыми были надеты еще какие-то перчатки. Он подумал, что она, должно быть, сильно потеряла в весе за последнее время.
Миссис Диксон поняла по направленному на ее руки взгляду гостя, о чем он сейчас думает, и постаралась отвлечь его внимание.
– А что это у вас в коробке? – спросила она, кивнув головой в сторону предмета, который держал в руке Слайдер.
– Да так, небольшой торт, – сказал он. Молодая продавщица, отпускавшая ему торт в магазине, перевязав коробку узкой атласной ленточкой, сделала на картонной крышке, кроме узла, бантика еще и небольшую петельку для пальца покупателя, на котором он теперь и висел. Слайдер, вдруг увидевший себя как бы со стороны, испытал такое сильное смущение, что его можно было бы сравнить разве что со стыдом, который будет переживать какой-нибудь завсегдатай бара, выпивающий за вечер по десять пинт пива, если его вдруг застанут за плитой на кухне с повязанным вокруг талии передником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
– У нее тоже есть работа, – заметил Атертон.
– Ну вот еще, сравнил. То, чем она занимается, не требует от мозга такой постоянной сосредоточенности, как в нашем с тобой деле.
– Ничего, как-нибудь переживет, – сказал Атертон.
– Я знаю.
– Ты тоже переживешь.
– И это я знаю.
– Но, вижу, тебя и это не успокаивает, – сказал Атертон с сочувствием. Он посмотрел на Слайдера, лица которого почти не было видно в царившем вокруг полумраке, в котором – как, впрочем, и во множестве других ресторанов – предпочитали держать посетителей «Англабанглы». – Ты выглядишь как-то особенно уставшим. Почему бы тебе не отправиться сейчас же домой и не поспать хотя бы несколько часов?
– Скорее всего, я так и сделаю, – сказал Слайдер. – Надеюсь, они не совершат за это время очередное убийство. – Он посмотрел на Атертона испытующим взглядом. Вообще-то, Слайдер обычно не проявлял в разговоре интереса к личной жизни своего помощника, но мужчины, отведавшие экзотических блюд в ресторане «Англабангла», как правило, начинают испытывать друг к другу почти что братское чувство. – Ну что там у вас с Жабловски?
– А ничего, – небрежно ответил Атертон. – Она сказала мне вчера, что у нее появился новый знакомый. Он работает в департаменте в Холлоуэйе. Фамилия Резник.
– Так я его знаю, – сказал Слайдер. – Он из центральной части Англии. Здоровый, мрачный на вид парень с густыми волосами.
– Значит, вон он какой. А я-то его сам еще ни разу не видел. Но знаю, что он уже инспектор, то есть для нее это на целую ступеньку выше. Они познакомились в польском клубе. Оба католики, так что могли найти общий язык.
– Ты расстроен? – продолжал расспрашивать Слайдер.
– Самолюбие немного задето, вот и все, – пожал плечами Атертон. – Я на самом деле довольно легкомысленный молодой человек, у меня серьезного чувства никогда еще не было, и, наверно, не будет.
* * *
Неожиданный приход Слайдере не то, чтобы удивил, но как бы даже смутил Айрин.
– Я и не надеялась, что ты сегодня придешь домой. Когда О'Флаэрти сообщил мне по телефону об очередном убийстве, мне подумалось, что ты опять всю ночь проведешь на работе.
– Моя группа сейчас действительно вся в сборе. Но они занимаются пока своим привычным делом, не требующим моего присутствия, – вяло проговорил Слайдер. – Вот я и решил пойти домой, чтобы в спокойной обстановке немного пораскинуть мозгами.
– Я тебя прекрасно понимаю, – сказала она.
– Дети уже спят?
– Да, – Она немного поколебалась. – Ты, наверно, голоден?
– Нет. У нас с Атертоном был ужин с большим количеством кэрри.
– Я и сама бы могла догадаться по запаху, – сказала она с заметной теплотой в голосе. – Если хочешь, можешь принять ванну. Она поможет тебе расслабиться. А то у тебя такой усталый вид, что просто жалко смотреть.
– Да, пожалуй, я так и сделаю, – сказал он.
Волна щемящей тоски прошла по всему его нутру при мысли о том, что никогда больше он не разделит ванну с Джоанной. Не будет ждать, находясь все время рядом, когда она помоется, любуясь ею и предлагая то коктейль, то крекеры с сыром и луком. Он почувствовал себя одиноким человеком, потерпевшим в жизни полное поражение. И впервые всерьез усомнился в своей способности распутать дело, которое вместо того, чтобы проясниться, с каждым днем становилось все сложнее и противоречивее. Но еще хуже и опаснее, чем это сомнение, была впервые посетившая его мысль о том, что он напрасно отдает столько сил своей работе. Ну закончит он это расследование, поручат ему вести очередное, но для него-то самого, как для живого человека, ничего не изменится. Он по-прежнему будет страдать от разлуки с Джоанной. Тогда какой же во всем этом смысл? Может, стоит просто признать свое поражение и не усложнять себе жизнь?
Но оставить все как есть тоже нельзя. Потому что он все равно уже не сможет относиться к Айрин и детям с тем вниманием, которого они вправе от него ожидать. Будет страдать его семья, но и сам он будет чувствовать себя не лучше, тем более, что о Джоанне придется окончательно забыть. А что касается его работы, то есть ли вообще от нее какая-то польза? Ведь как бы он и его коллеги ни старались, все равно им и в будущем, как и раньше, как и сейчас, придется обнаруживать очередную жертву кровавого преступления, которая подобно Питеру Леману будет лежать на пропитанной своею кровью постели, представляя взору ошеломленных свидетелей такие части своей растерзанной плоти, которые, как думал, наверно, Господь, никто из людей не должен был бы видеть. Так что, получается, куда ни поверни, а выхода-то вроде как и нет. Вот и неси свой крест, приятель, каким бы тяжелым он тебе ни казался.
Тут Слайдер наконец обратил внимание на то, что Айрин, задержавшись на месте, смотрит на него, как будто чего-то ожидая. О, Боже, неужели она думает, что настал подходящий момент, когда можно затронуть такую серьезную тему, как их семейные отношения? Нет, он бы сейчас этого просто не выдержал. Он был готов пойти на любой, даже самый решительный шаг, но ему становилось не по себе при одной только мысли, что его ожидает выяснение отношений.
Он осторожно, краем глаза, но достаточно внимательно посмотрел на Айрин. Вид супруги показался ему каким-то необычным. Лицо как будто порозовело, а волосы не только не были тщательно приглажены, как она раньше это делала, но, напротив, выглядели даже чуть-чуть взлохмаченными. Интересно, с чего бы это? Ах да, сегодня же был пикник в Блистер-Хилле. Неужели она способна получить удовольствие от того, что никак не связано с покупками? Слайдеру стало любопытно до такой степени, что он решил тут же добиться полной ясности в этом вопросе.
– Кстати, как прошел сегодняшний день?
– О, – произнесла она восторженно, но затем как-то сникла и продолжила совершенно бесстрастным тоном: – Ну, в целом довольно неплохо.
– Мне очень жаль, что я не смог поехать с вами, – сказал Слайдер на всякий случай, расценив сдержанный ответ жены как своеобразный упрек н свой адрес.
– Ничего страшного. Эрни прекрасно со всем справился. Он затевал с детьми так много всевозможных игр, что они были просто в восторге. – Почему же она говорит это таким тоном, будто ее лично это всеобщее веселье никак не затронуло? – Он и еду с собой захватил. Хотя я ему говорила, что в этом нет никакой необходимости, что с этим я и сама справлюсь. Но он набрал множество всяких вкусных вещей в магазине кошерных деликатесов в Нортвуде. Копченая семга, сырные бейгели, потом еще совершенно замечательные запеченные в тесто штучки и какой-то особенный торт.
– Надо же, да он и в самом деле как следует постарался, – сказал Слайдер.
– Да, – сказала Айрин, но даже не улыбнулась. И вид у нее был при этом не то чтобы невеселый, но даже какой-то оскорбленный. – Особенно же это угощение понравилось Мэттью, от моих давно надоевших ему сандвичей он бы такого удовольствия не получил. Да и машина, кроме всего прочего, у Эрни гораздо больше моей, – добавила она, как будто без этой детали картина не была достаточно полной.
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – сказал Слайдер. Ему уже хотелось побыстрее закончить разговор, чтобы не услышать и других неприятных для него сравнений. Эрни, мол, и не знает такой глупости, как сверхурочная работа, хотя зарабатывает в два раза больше; Эрни водит знакомства с людьми из высшего общества, состоит в двух гольф-клубах и трех кружках любителей бриджа. Да чихать я хотел на твоего Эрни, который ни за что не сможет отличить без справочника перпендикулярного стиля готики от декоративного. Чтобы как-то ускорить завершение разговора, задевавшего его самолюбие, Слайдер сделал вид, что ему хочется зевнуть, но неожиданно зевок получился таким глубоким, что ему даже сделалось за себя неловко.
Айрин правильно поняла этот более чем прозрачный намек и сказала:
– Иди прямо сейчас в ванную. А в воду добавь немного «Рэдокса».
– Спасибо, я так и сделаю. А ты уже пойдешь, наверно, спать?
– Да.
– Правильно, не стоит меня дожидаться. – Вопрос о пустующей спальне Слайдер решил оставить на потом и его ждала перспектива провести вторую ночь на софе. – Мне сегодня нужно кое над чем поразмыслить. Что ж, приходится иногда. Работа такая.
Айрин кивнула головой и, не сказав ни слова, пошла вверх по лестнице. Слайдер никак не мог понять, что сделалось с его супругой, но то, что с такой женщиной жить можно, было уже совершенно очевидно.
* * *
Принадлежавший Диксону дом в Норд-Хэрроу был вполне типичным индивидуальным домом, построенным в 30-е годы в этом районе рядом с тоже вполне типичным обсаженным с двух сторон деревьями загородным шоссе, и отличался от своих многочисленных собратьев только тем, что сохранил свой первозданный вид, избежав перестройки или модернизации. Каким-то чудом уцелели даже старые ворота в форме солнца, поднимающегося из-за горизонта; двери и оконные переплеты тоже с тех пор ни разу не заменялись. Но особенно старомодным казался гараж с деревянными воротами и покрытой толью крышей, который был в свое время главной приманкой, которую придумали проектировщики, чтобы заманить в пригород переселенцев из городских районов Лондона.
Госпожу Долли Диксон Слайдер застал за работой в палисаднике перед домом. Услышав звук отодвигаемой щеколды, который донесся до нее со стороны калитки, она распрямилась навстречу гостю. В длинной холщовой рубахе, юбке неопределенного фасона, соломенной шляпе и садовых перчатках эта женщина выглядела такой же вневременной, как и ее жилище.
– Вот, занимаюсь бегониями, – сказала она. – Боб просто обожал их, а мне, если честно, они никогда не нравились. Лепестки такие мясистые, что весь цветок выглядит как-то ненатурально. Я их держу только как память о покойном, но и они, похоже, уже умирают. – На лице миссис Диксон появилась печальная улыбка. – Может, я как-то подсознательно делаю им вред? Но нет, думаю, эта все же не так.
Слайдер поймал себя на мысли, что вновь получает удовольствие, слушая необыкновенно приятные переливы голоса хозяйки, ее мягкий и совершенный по звучанию выговор. Как-то ему доводилось раньше слышать – правда, он не помнил уже точно, где и от кого, – что Долли имела какое-то чуть ли не аристократическое происхождение. Так что для копа Диксона это была вполне удачная партия.
– Я ничего не знаю о бегониях, – сказал он. – Потому что к этим цветам у меня тоже никогда не было особого интереса.
– Знаете, у меня так получилось на днях, что когда я на них смотрела, то вдруг моя рука как-то сама собой потянулась к одному цветку, я его погладила и стала с ним разговаривать, прямо как с человеком. Это были всегда самые любимые цветы Боба. Но, кажется, сейчас уже время пить кофе, – сказала миссис Диксон, освобождая свои руки от садовых перчаток.
Руки хозяйки, как и ее лицо, оказались загорелыми и в веснушках, но кожа на них была до такой степени обвислой и морщинистой – в отличие от тугой, блестевшей на солнце кожи лица, – что Слайдеру сначала даже показалось, будто у нее под садовыми были надеты еще какие-то перчатки. Он подумал, что она, должно быть, сильно потеряла в весе за последнее время.
Миссис Диксон поняла по направленному на ее руки взгляду гостя, о чем он сейчас думает, и постаралась отвлечь его внимание.
– А что это у вас в коробке? – спросила она, кивнув головой в сторону предмета, который держал в руке Слайдер.
– Да так, небольшой торт, – сказал он. Молодая продавщица, отпускавшая ему торт в магазине, перевязав коробку узкой атласной ленточкой, сделала на картонной крышке, кроме узла, бантика еще и небольшую петельку для пальца покупателя, на котором он теперь и висел. Слайдер, вдруг увидевший себя как бы со стороны, испытал такое сильное смущение, что его можно было бы сравнить разве что со стыдом, который будет переживать какой-нибудь завсегдатай бара, выпивающий за вечер по десять пинт пива, если его вдруг застанут за плитой на кухне с повязанным вокруг талии передником.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60